Антиморалисты

      Погода не располагала к пешим прогулкам, и всё-таки Каэдэхара был вынужден, натягивая капюшон чуть ли не на нос, перепрыгивать лужи в новых светлых кедах. Дорога в академию, ещё и в субботу, показалась парню настоящим испытанием, не заслуживающим повторного прохождения. Утренняя тренировка, на которую его пригласил новый знакомый — Аратаки Итто — должна была стать одноразовой акцией, к которой Кадзуха лишь проявил любопытство и от этого так разволновался, что забыл зарядить телефон.       Чёрный экран издевательски нервировал пунктуального десятиклассника. Ему казалось, что он опаздывает, поэтому взглядом панически пытался найти часы или дружелюбного прохожего. Но дождь в субботнее утро сыграл с Кадзухой злую шутку — на дороге не было ни души, кроме него, не чувствующего, что он вообще находится здесь, под этим ливнем, со спортивной сумкой в руках. Реальность расплывчато открылась подобно дверям академии. Вдохнув знакомый запах, Каэдэхара наконец выполз из-под капюшона, отряхнул крупные капли с сумки и вытер обувь.       По выходным академию посещали в основном должники, пришедшие на отработки, преподаватели, принимающие этих бедолаг, и лица, не обременённые учёбой, у которых есть время для кружков и других различных секций, коих было не так много: спортивные, музыкальные занятия и школьная газета. Кадзуха не состоял ни в одной, считая это ненужным. Хотя его приглашали, заметив, как идеально нелюдимый и спокойный парень подходит для роли ведущего пианиста. Парень лишь усмехнулся, продолжая думать в своей голове, каким бы «хорошим» музыкантом он был: на концерты не опаздывает, учит всё вовремя, на публике вести себя умеет. Однако сам парень не знал, к чему именно у него лежала душа.       Время на часах в вестибюле показывало почти ровно восемь часов. Кадзуха успел, он не опоздал, зато был уверен, что опоздают другие, и ему придётся стоять около закрытого спортивного зала в унылом ожидании. Охранники проводили его взглядами, уткнулись в экраны мониторов, на которых был разложен пасьянс косынка, и что-то забурчали себе под нос о политике и погоде. Почему-то их очень интересовали напрасные споры: под каким небом коррупционеры будут разъезжать на своих дорогих авто, а не вопрос, как именно улучшить положение Соединённого Королевства. Кадзуха пропустил бормотания мимо ушей, медленно двинулся вдоль стены, выискивая взглядом знакомую железную дверь, за которой сквозил длинный тёмный коридор. В конце него парня ждала открытая настежь раздевалка, в которой никого не оказалось.       Раньше всех. Первый. Как же Каэдэхара любил это слышать и думать так про себя.       Парень переоделся. В коридоре было тихо, никто не спешил приходить к назначенному часу, поэтому Кадзуха медленно, раздумывая о том, что ему сегодня предстоит испытать, подошёл к дверям, параллельно завязывая волосы.       Как оказалось, зал был открыт.       Аккуратно заглядывая в щель и ожидая увидеть, как модно говорить в стенах академии, тренера, Кадзуха неловко прищурился. К счастью, учителя в зале не оказалось. Помещение выглядело большим даже со всем спортивным инвентарём, выставленным у стен. Центр тоже не пустовал, ведь около хореографических станков разминалась какая-то девушка.       Она совершенно не заметила чужого присутствия. К ушам прижаты наушники, волосы умело убраны в пучок, а форма местами взмокла от пота. Девушка медленно и с трудом вытягивала сначала одну ногу, тянясь рукой к носочку, потом другую. И всё в полной тишине, лишь тихие вздохи изредка вырывались из её уст. Светловолосая вдруг шикнула, схватилась за колено и шустро убрала носок со станка. Кадзуха хотел подбежать, но стушевался, резко остановившись на месте и заскрежетав своей обувью по всему залу. Девушка услышала неожиданный и противный звук даже сквозь наушники, шустро сняла их и удивлённо взглянула на Каэдэхару. Они неловко оглядели друг друга. Незнакомка поправила аккуратный хвост, пропустила сквозь пальцы мягкие на вид, почти белёсые волосы и ступила навстречу десятикласснику. — Привет, ты Кадзуха?       Только парень придумал, как ему поздороваться, как девушка совершенно выбила его из колеи знанием его имени. Кто мог ей сказать? Кто-то, кто знал, что он придёт сюда к восьми часам? Наводящие вопросы вывели юношу к правильному ответу, поэтому он осторожно поинтересовался: — Да. А ты знакомая Аратаки Итто? — Да, одноклассница. Мы вместе тренируемся по выходным. — А, вот как.       Девушка снова поправила длинный хвост и опёрлась рукой о бедро. Повисло неловкое молчание, которое стоило развеять самыми обычными, даже банальными вопросами при первом знакомстве, но Кадзуха не мог подобрать правильные слова. Почему он раньше не видел эту девушку, откуда она приехала, почему занималась с Итто — в голове крутилось много вопросов. Однако в отличие от Каэдэхары, понурившего подбородок в пол, спортсменка отчаянно пыталась поймать взгляд юноши, будто действительно хотела посмотреть ему в глаза и что-то в них разузнать. Десятиклассник смутился, заёрзал на месте и больше не смог думать ни о чём, кроме как о желании поскорее узнать её имя. — Я не представилась. Меня зовут Камисато Аяка, приятно познакомиться, — она протянула руку, Кадзуха протянул в ответ, перед этим шустро вытерев ладонь об ткань спортивных штанов. — Спортом занимаешься каким-нибудь? — Ну, три раза в неделю физкультура считается? — Для поддержания тела в тонусе — да. А что насчёт внеурочных тренировок? — Нет, у меня на это никогда не хватало времени. — А сегодня решил выкроить время? — Аяка качнула бёдрами и, легко стянув обувь, встала на татами. — Аратаки пригласил меня, и я решил попробовать. Только его что-то до сих пор нет, — парень по привычке потянулся к карману, чтобы посмотреть в телефоне время, но тут же вспомнил, что оставил эту разрядившуюся железяку в раздевалке. — А ты как давно здесь? — Полчаса назад пришла. Боялась, что опоздаю, поэтому вышла за час, а потом решила попросить у тренера ключи и размяться. Итто не любит тратить на это время, бывает, сразу начинает тренировку. Или просит всех бежать десять кругов, а я так резко не люблю. — Десять кругов? — Каэдэхара с замершим сердцем оглядел зал и понял, что ради десяти кругов ему придётся постараться. — А ты далеко живёшь? Если опоздать боялась. — Недалеко от парка Кеннингтон, который рядом с академией. — Это же в пятнадцати минутах, зачем ты вышла за час?       Аяка стушевалась, зажевала внутреннюю сторону губы и ответила, вздёрнув подбородок: — Ненавижу опаздывать. Уж лучше раньше приду, — больше она ничего не сказала, чем необъяснимо засмущала Кадзуху.       Действительно, какое ему дело, когда и куда выходит человек. Да он сам точно такой же! Без чувства тревожности не проходит ни одно утро перед школой. «Не опоздать. Прийти первым. Быть первым. Лучшим». Парень шустро замотал головой, выводя себя из этих нахлынувших, давящих на затылок, мыслей, и следом вздрогнул от хлопнувшей двери зала. Каэдэхара совсем забыл о том, кого они с Аякой всё это время ждали, и его появление окончательно вернуло юношу в реальный мир. — Здрасьте! Мы чуть опоздали, всего на семь минут.       Позади Аратаки стояло ещё три парня, тоже, наверное, одиннадцатиклассники. — Это Акира, Гента и Мамору, — каждому парень подставил ладонь, и они обменялись хлёсткими шлепками. — А с Аякой ты уже знаком. — Итто, если ты будешь каждый раз опаздывать, то это никуда не годится, — фыркнула девушка и, качнувшись на татами, подпрыгнула на перекладину.       Инстинктивно Кадзуха вздрогнул, дёрнул руками, чтобы поймать хрупкое тело, но Камисато ловко согнула ноги, схватилась ими за железку и покрутилась вокруг неё, каждый раз меняя положение рук. Зрелищем оказался поражён только новенький, ибо Аратаки и его компашка мало того, что пропустили слова подруги мимо ушей, так ещё и развернулись к ней спиной! — Так, Каэдэхара, давай сюда! — подозвал кто-то из троицы «банды» Аратаки.       Новенький неохотно двинулся в их сторону. Итто словил его за руку, властно притянул и приобнял за плечи, как давнего приятеля. Кадзуха почувствовал себя не в своей тарелке: все смотрят, без спроса трогают, но очень хорошо относятся, не зная о нём ничегошеньки! — Так, сначала разминка — десять кругов, потом татами. Чёрт, Кадзуха, офигенные волосы, — Аратаки потрепал юношу, превратив его голову в забавную пушинку. Даже Аяка захихикала где-то позади, вогнав десятиклассника в краску. — Твоя красная полоска уже почти смылась, надо подкрасить. — Нет, я наоборот жду, пока она побледнеет. Я однажды проиграл в «правду или действие», вот и… — Так тебе же очень идёт! Я тоже волосы по приколу покрасил, теперь это часть моего имиджа. Если хочешь, могу краску хорошую посоветовать. — Да не надо, я хочу, чтобы она смылась, — Кадзуха почувствовал, что хватка Итто стала крепче, поэтому отчаянно добавил: — Но, если хочешь, посоветуй на будущее! — После десяти кругов. Давай, погнал! Гента, возьми мячи с кладовки! — З-зачем? — нервно икнул Кадзуха, представив, что Аратаки — это машина с мышцами, которая будет пытаться сбить его мячами во время бега. — В волейбол давно не играли. А нас теперь шестеро, можно три на три. — Ой, не, не, без меня, — залепетал он. — Травму получить ещё не хватало. — Да ну, Каэдэхара, даже Аяка играет.       Парень взглянул на девушку, пьющую воду на скамейке. Она была уставшей и даже кивок у неё получился каким-то безжизненным. Теперь отказываться было странно, если играла даже девчонка. — Ну хорошо, только недолго. — Тут уж как получится, — встрял Гента, вернувшийся с тремя мячами. — Аратаки и Камисато очень не любят уступать.       Каэдэхара вновь посмотрел на Аяку, но в этот раз её взгляд поймать не получилось. Девушка немного отдохнула и вернулась к хореографическому станку. Кадзуха засмотрелся и от этого чуть не свалился на бегущего впереди Мамору.       Тренировка обещала пройти неспокойно.       Каэдэхара никак не мог отделаться от мысли, что он всё делает не так: бегает, нагибается, прыгает. Даже если это и правда, никто не смел шутить или осуждать новенького, а Итто и вовсе восхищался любым движением светловолосого. Именно от таких шумных людей у юноши могла легко разболеться голова, как, например, от Фишль, но Аратаки был громким совсем в другом смысле. Его слова били не по барабанным перепонкам, а по сердцу, лёгким, диафрагме…       Кадзуха чувствовал, что его собственное тело отзывается и соглашается со всем, что говорит и делает «лидер». Оттого так хотелось довериться ему в любой авантюре.       Каэдэхара всю тренировку боролся с сухостью во рту, желанием свалиться на пол и полежать хотя бы две минуты, но ребята постоянно подгоняли. Мамору, замыкающий колонну, шлёпал новенького по заднице и задорно смеялся, а Итто не давал даже лишний раз вдохнуть, чередуя одно сложное упражнение за другим. Казалось, эта машина совершенно не уставала, не имела в своей программе такой функции!       Спасением стало объявление о пятиминутном отдыхе, но, кто бы мог подумать, что отдых для Аратаки — это планка?! К парням решила присоединиться Аяка, на что «лидер» одобрительно хмыкнул. Девушка проигнорировала это, встала напротив Каэдэхары и вытерла пот с шеи. У десятиклассника даже не было возможности взглянуть на Камисато во время тренировки, он не знал, чем она занималась, пока бывалые спортсмены жестоко издевались над лёгкими новенького, но даже ему, далёкому от спорта человеку, было понятно, что Аяка перебарщивает. — Готов? — спросила она прерывисто и опустилась на колени, по привычке поправив хвост.       Кадзуха неловко опустился следом, готовясь к планке, в которой и трёх минут не мог простоять. Совершенно не успокаивало и присутствие Аяки напротив, парень никак не мог понять почему. Оказавшись лицами в нескольких сантиметрах друг от друга, светловолосый осознал: она его типаж. — Так, время пошло, стоим! — объявил Аратаки, и зал затих, но внутри Кадзухи продолжали шуметь собственные органы.       Парень пытался сосредоточиться, выстоять до самого конца, но руки болели, пот катился рекой, а ноги предательски дрожали. Каэдэхара видел, что не только ему тяжело; это успокаивало, однако сил не прибавляло. — Смотри вперёд, так легче, — послышался рядом тихий голос.       Кадзуха осторожно поднял голову, боясь, что близость с новой знакомой отразиться на его и без того румяных щеках. — Да мне не тяжело, — соврал он мастерски, даже рука не дрогнула. — Я на всякий случай. Четыре минуты ещё стоять.       Парень почти простонал от досады. Четыре минуты, а он уже готов упасть! — А тебе не тяжело? — Терпимо. — Если устала, тебе лучше не напрягаться. — Да всё нормально. Я совсем не устала. — Но у тебя руки трясутся.       Кадзуха поймал её. Девушка опустила голову и более не собиралась смотреть на новенького. Стало как-то стыдно за себя и свою «наблюдательность». — У меня есть одна травма, — пробубнила Камисато неожиданно. — Пардон? — Травма у меня. Не скажу какая. Из-за неё мне немного… тяжело, — Аяка с трудом произнесла это «унизительное» слово. — Сейчас я занимаюсь больше, чтобы вернуться в норму. — А разве это не опасно? Ты можешь вновь получить травму, и тогда последствия будут… — Я знаю, что делаю, не переживай.       Кадзуха фыркнул от этого «не переживай». Слишком уж мало они знакомы, чтобы парень искренне волновался за самочувствие неудавшейся спортсменки. Но зачем тогда он вообще продолжил этот диалог? Для чего указал на дрожащие руки? Всё же наблюдать за красной, мокрой и трясущейся Аякой было невыносимо. Не в спортивном зале, не на полу и не ради того, чтобы что-то себе доказать, она не должна себя так гробить. Можно быть красной, мокрой и трястись совершенно в других ситуациях, и Кадзуха их слишком ярко представил. Тем временем прошло ещё две минуты. Мамору с хрипом шлёпнулся на пол, не выдержал до конца. Гента и Акира тоже были на пределе. А Итто спокойно стоял, ехидно наблюдая, как остальные трясутся и хнычут. Где-то внутри него расцветал садист. — Аратаки прав, — выпалила Аяка и улыбнулась сдержанно. — В чём? — Тебе очень идёт эта прядка. Волосы с ней выглядят необычно. В хорошем смысле, — поправила себя девушка. — Оставь её. — Она выглядит глупо. Волосы светлые, а это какое-то красное недоразумение. — Это родители так сказали? — Да, мама сильно разозлилась. — А тебе самому как? — Я привык, наверное. Без неё я тоже смогу жить, поэтому сделаю так, как лучше по мнению родителей. — Это твоя позиция, но я её совсем не поддерживаю. — Родители тебя не контролируют? — Контроль — это тоже воспитание. А меня воспитывать уже нет смысла. А тебя? — А меня? — Каэдэхара опешил, ведь голос Итто неожиданно оглушил его. — Тридцать секунд!       Кадзуха вдруг в двойном объёме ощутил всю ту боль и усталость, что копилась в нём во время планки. Огромный камень будто шлёпнулся об его спину, и парень почти упал на пол. Их осталось всего трое: он, Итто и Аяка. Падать было нельзя, ни за что, не перед девушкой и не перед наставником. Камень на спине набрал веса, и Кадзуха коснулся животом холодного пола. — Всё! — объявил Аратаки радостно и вскочил на ноги.       Каэдэхара окончательно осел на пол, чуть ли не впечатавшись в него лицом. Юноша был уверен, что не поднимется, ведь сил больше нет. Теперь организм тратил энергию, чтобы просто выжить, на другое его не хватит. — Хорошо потрудились. Кадзуха, ты вообще мощь, пять минут простоял! Аяка, ты тоже умничка, — «лидер» похлопал девушку по плечу, на что та, если глаза не врали, расцвела в улыбке. — Давай, боец, поднимайся, нам ещё в волейбол играть.       А боец был не уверен, что сможет совершить это тяжёлое действие. Стоило начинать давить на жалость, выпрашивать у Аратаки пощады, но Каэдэхара продолжал обессиленно лежать и отсчитывать удары сердца. — Кадзуха, воды принести? — хоть Камисато и спросила, но, не дождавшись ответа, сделала всё по-своему. Парень успел лишь что-то невнятно хмыкнуть. — Вот, держи. Поднимайся и пей.       Её тон, совершенно не приказной и мягкий, сотворил настоящее чудо; юноша, некогда чувствующий, что больше не сможет встать, отлепил лицо от пола, сел сначала на колени, а потом поднялся на ноги! Недовольно сощурившись и сжав губы, Каэдэхара взял бутылку и осушил её почти наполовину. — Ну что, легче? — Аяка одобрительно хмыкнула, увидев, как щёки Кадзухи порозовели. — Готов играть? — Мне кажется, по мне видно. — По тебе видно, что у тебя ещё много энергии.       Парень почти прыснул от несогласия, но в конце концов улыбнулся, не смог остаться угрюмым, глядя на Аяку и её задорный блеск в глазах. Только он выдавал в девушке неподдельную заинтересованность в персоне напротив, в то время как лицо демонстрировало невообразимую собранность и терпение. — Ну так что, играем? — она выразительно дёрнула бровями, и Кадзуха на мгновение забыл, как дышать. Вспомнил лишь тогда, когда Итто кинул в его сторону волейбольный мяч. — Играем.       Как и договаривались, они разделились на две команды по трое. Каэдэхара и Камисато стояла по разные стороны, но постоянно встречались около сетки и махали друг другу на подаче. Со стороны Аяки выглядело так, будто парень хотел отвлечь её, ведь играла спортсменка неплохо, особенно против Аратаки, который рвал и метал, мотивировал до конца и после каждого очка обнимал новенького и Генту до потери пульса. Камисато, Мамору и Акире пришлось попотеть, чтобы вывести счёт хотя бы до двадцати, но под конец «лидер» уж совсем разошёлся, казалось, играл один против троих и был этому весьма доволен.       Кадзуха забылся в усталости; просто наблюдая за соперниками через сетку, за стараниями ребят, ему становилось тепло на душе. Жарче всего было в те моменты, когда мяч хлёстко отскакивал от его рук и летел в другой конец зала, так стремительно, ровно и совершенно свободно. В один момент Каэдэхара подпрыгнул, чтобы с пылом отбить его вражеской команде и, затаив дыхание, засмотрелся на то, что открылось перед глазами: зал, наполненный людьми, которые ему улыбались, стал шире и ярче. Больше юношу не смущал ни запах, ни скрежет обуви об пол. Хотелось ещё.       Счёт остановился, команда Аратаки победила с отрывом в пять очков. Они могли играть и второй, и третий раунд, если бы в дверь уже не стучалась толпа раздосадованных баскетболистов, терпеливо ждущих в коридоре только из уважения к Итто. Сам Кадзуха чувствовал, что не хочет уходить, и никакие накаченные спортсмены, дышащие гневом и нетерпением, не смогут вытолкнуть его из зала. Однако стоило Аратаки объявить об окончании тренировки, поблагодарить всех, как юноша испытал небывалое облегчение. Из его уст вырвался довольный выдох, а тело ощутило тягучее наслаждение. Это была приятная, доселе незнакомая усталость, приправленная задорным любопытством: «А что же будет теперь?»       Ребята собирались на тренировку всего лишь два раза в неделю, поскольку собрания были неофициальными, не входили ни в один учебный план, но, благодаря связям Итто, друзья имели возможность свободно заниматься в среду перед уроками и по субботам. Кадзуха дал твёрдое обещание ходить, даже посреди недели, будучи уверенным, что это никак не повлияет на его работоспособность. Аяка, услышав об этом, как-то странно улыбнулась и наконец-то, будто бы специально, распустила свои волосы. Тогда юноше стало ясно, отчего девушка постоянно их поправляла: они выглядели очень мягкими, манили прикоснуться, но никто не мог себе этого позволить. Камисато робко попрощалась со всеми, обвела новенького взглядом и заставила одним своим присутствием расступиться толпу бунтующих баскетболистов.       Кадзуха мог думать лишь о том, как сильно он желает, чтобы среда поскорее наступила.