Антиморалисты

      Скарамучча сверлил взглядом тарелку английского завтрака, представляющего собой яичницу с беконом, фасолью, поджаренными овощами и несколькими румяными сэндвичами. Он думал обо всём и ни о чём одновременно. Прошла почти неделя с того момента, как к парню переехал его новый сосед, Альбедо. Несмотря на миловидное личико и вежливый нрав, выпускник оказался весьма занятым и скрытным — без телефона не ходил даже в туалет, боялся, что кто-либо прочитает его письма или, не дай Бог, узнает, куда он вдруг направился посреди ночи. К удивлению самого блондина, Куникудзуси оказался не из любопытных и обменивался с соседом, разве что, парочкой слов и просьбами. Например, вчера вечером он попросил Альбедо взять энергетик по пути домой, потому что десятиклассник планировал зубрить до поздней ночи. Блондин выполнил просьбу, вернувшись к третьему часу, и не услышал в свой адрес ни одного каверзного вопроса. Казалось, эти двое были созданы друг для друга, чтобы быть соседями.       Однако Скарамучча скучал по прошлому невыносимому педанту, чьё существование доставляло парню лишь головную боль, особенно после его переезда. На экзаменах они обменивались неприветливыми взглядами и делали вид, будто никогда не были знакомы. Другие ученики тоже приняли тот факт, что сыновья богатых родителей больше не в союзе и не упустили возможность попытаться сблизиться с каждым, дабы узнать грязные секреты и заручиться их поддержкой. Кадзуха остался ко всем предложениям холоден, а вот Куникудзуси всерьёз задумался о союзниках, коих ему заполучить не помешает. Так, например, он и спелся с участником студенческого совета, который был знаком с Моной и проводил ей инструктаж по поводу будущих обязанностей, если вдруг она захочет вступить. На вопрос Скарамуччи, а хочет ли Мегистус присоединиться к совету, ученик ответил ни да, ни нет.       Фишль должна была благополучно пропустить все экзамены и получить разрешение директора продолжить учиться после заседания суда. Следователи говорили, что дело почти раскрыто, но темноволосый так не считал. Слыша из разных углов всё более изощрённые слухи, десятиклассник совсем перестал верить собственным выводам и решил дождаться конца этой истории, в которой он не желал принимать никакого участия.       Когда столовая постепенно начала наполняться людьми, Куникудзуси уже допивал свой кофе, без которого на этой неделе он не начинал ни одно утро. Спать приходилось мало, нервничать — много, а в жизни десятиклассника и так отсутствовали маленькие радости, поэтому с этой задачей он поручил справляться чашечке молочного напитка. Смакуя его, ученик представлял, как укутается в свой новый дафлкот, выйдет на улицу в гадкую морось, пройдёт через дорогу, пустующую без заказных грузовиков, снабжающих академию необходимыми продуктами и вещами, взберётся по лестнице и будет ждать экзаменаторов в холле вместе с остальными сдающими. Перспектива всего перечисленного наводила всё большую тоску, успокаивала лишь одна мысль: это последний экзамен перед Рождеством.       Немаловажным утешением служили фантазии о том, как Кадзуху накажут, если узнают о его махинациях. Это же надо было додуматься: самому съехать, оставив комнату другому человеку и оплачивать её, как официальный владелец. Но такая практика оказалась не новой и вполне привычной. Бывало, что богатые «папики», ещё даже не окончившие девятый класс, обеспечивали своих девиц, чтобы те выполняли для них непотребные поручения, а сами жили в съёмных квартирах, куда заводили новых барышень на одну ночь. Конечно, ситуация у Кадзухи и Альбедо была совсем иная, и мало кто стал бы их осуждать, поэтому Скарамучча не спешил жаловаться. Да и что бы это дало? — Куникудзуси, доброе утро!       Парень удивлённо дёрнулся. Кто мог поздороваться с ним в столовой перед экзаменом, ещё и в такую рань? Подняв подбородок, темноволосый увидел незрелую особу, разодетую вызывающе для академии. Скарамучча не припоминал, чтобы кто-либо мог позволить себе чулочки в полосочку, столь коротенькую юбочку и полупрозрачную рубашку, через которую видно кружевное бельё, облегающее упругие груди. Куникудзуси засмотрелся именно туда, а после перевёл взгляд на лицо. Десятиклассника постигло разочарование. — Не знала, что ты ранняя пташка! — хихикнула незнакомка и села напротив парня, невзначай наматывая русые пряди на палец. — Какой у тебя экзамен сегодня? — Тебе это зачем? — Да так! — чмокнула губами девица. — У меня вот физика. Ненавижу её… А ты в ней что-то понимаешь? — Как же ты тогда в академию поступила, если не умеешь подставлять цифры в формулы? — огрызнулся Скарамучча, сверяясь со временем. До экзамена оставался ещё целый час.       Незнакомка хрюкнула от смеха, подумав, что это шутка. Это только сильнее смутило Куникудзуси, и он начал искать взглядом выход. Хоть в морось, хоть в мороз, тайфун или вьюгу, но он обязан сбежать куда-нибудь от этого недоразумения. — Ты же с Моной расстался, да? — выражение лица девушки выглядело довольным. — Она не давала, да? Понимаю, из-за этого пары часто расстаются. Новых отношений не хочешь? Взрослых… — она расстегнула верхнюю пуговицу, оголив родинку на ключице и была готова расстегнуть следующую, но Скарамучча поднялся со стула. — С таким страшилищем? Да ни за что… — процедил Куникудзуси, смерив девицу презрительным взглядом и, прихватив недопитый кофе, ступил сквозь ряды пустующих столов.       Наскоро натягивая дафлкот, Скарамучча содрогнулся от мысли, что последовало бы после его согласия. Ничего хорошего, это очевидно, но насколько всё было бы плохо, даже вообразить тяжело.       Уличный холод остудил горящие от гнева и неловкости щёки. Куникудзуси попытался сменить тему собственных мыслей и неожиданно для себя вспомнил бывшую подругу Фишль. Стало интересно, как она там, чем занимается дома до официального слушания, о чём теперь думает и мечтает. Как ни посмотри, жизнь её уже пошла под откос и неважно, каково будет решение суда, Нарфидорт не вернётся в академию с чистой репутацией. В такой ситуации однокласснице требовалась поддержка, но Скарамучча ограничился тактичным молчанием; когда кто-либо интересовался у него о Фишль, парень всегда уходил от этих провокационных разговоров. Жаль, что в случае с Кадзухой сдержать язык он не смог.       Куникудзуси долго думал, а каковы же будут последствия того разговора с шерифом. Насколько парню известно, полицейские к Каэдэхаре не заявлялись, родителей не вызывали. Видимо, провели личное расследование и оставили эту идею.       Оно и к лучшему, десятиклассник выдохнул и выбросил баночку из-под кофе в полупустую урну. Темноволосый вздохнул, ведь дорога до академии представлялась очень «увлекательной». Всего-то пройти дорогу, завернуть за угол, к главному входу, и подняться по бетонной лестнице, усыпанной песком. К великому сожалению дворников, обувь учеников и преподавателей всё равно скользила, поэтому им приходилось подниматься и спускаться на согнутых коленях, а девушкам на каблуках — боком. Как раз за этим забавным занятием Куникудзуси застал преподавателя по литературе, Элизу Минчи.       Женщина в этот день надела не самую подходящую обувь и с трудом преодолевала скользкие ступени, балансируя между падением и новым шагом. Парню стало так жалко смотреть на её страдания, поэтому он подошёл, мягко взял преподавательницу под локоть и ровно поставил на ноги. Уложенные волосы, упавшие к лицу от волнения, разгладились под мастерством ухоженных женских пальцев, а губы расплылись в благодарной улыбке. От Элизы, как и всегда, хорошо пахло, а лицо выглядело глуповато-наивным — это мужчины в ней и любили. Скарамучча напротив — считал недостатком. — Нелётная сегодня погода, — расплылась в улыбке Минчи, мягко обхватив руку ученика. — Если бы такси умело ехать по ступеням, цены бы ему не было. — Не отчаивайтесь, вдохновение можно найти даже в плохой погоде. — Хоть бы это действительно оказалось правдой… Не хочется, чтобы детишки завалили экзамен по моей дисциплине.       Как преподаватель, Элиза Минчи делала всё возможное, при этом не заставляя никого учиться выше собственных возможностей. У женщины была феноменальная способность к анализу, благодаря которой ей почти безошибочно удавалось составить психологический портрет ученика. Однако Скарамуччу раскусить ей не удавалось, и парень это чувствовал. Он то галантен и ласков, как щенок, то безучастен и эгоистичен. В сочинениях нельзя было выявить его собственного мнения, — школьник постоянно цитировал других мыслителей, но это ведь не значило, что сам Куникудзуси так думал. На занятиях по основам морали десятиклассник тоже не активничал, в отличие от своих коллег, которые спустя два месяца раскрылись для Минчи по-новому. И сегодня эта тёмная лошадка снизошла до преподавательницы и довела до дверей академии под руку. — Переживаешь? — заботливо поинтересовалась Элиза, смахивая с уложенных волнистых прядей хлопья мокрого снега. — Не владею этой прерогативой, — отрезал Скарамучча, встав в очередь на сдачу телефона. Благо, никто не знал, что во внутреннем кармане пиджака у него скрывался ещё один, основной. — Вспоминаю слова Конфуция: «Мудрый не знает волнений, человечный не знает забот, смелый не знает страха». Однако это всё не про тебя, — кокетливо хихикнула Минчи, окатив ученика кипятком парализующего смятения. Фраза, сказанная столь задорным тоном, потеряла своей негативной окраски, но ведь она здесь была, и это только больше изумило Скарамуччу. — Что вы?.. — он вопросительно изогнул бровь и непроизвольно выпрямился, став с женщиной на каблуках одного роста. — Что вы имеете ввиду?       Не оскорбит же она в лицо, понадеялся парень. — Ты ещё слишком молод, чтобы быть мудрым и не волноваться, слишком богатый, чтобы быть человечным, а вот насчёт смелости… — взгляд Элизы метнулся точно на пиджак парня, и Куникудзуси ясно понял, что она его раскусила. — Смелости у тебя чересчур много.       Было поздно метаться, когда они миновали металлодетектор и подошли к пункту приёма гаджетов. Женщины за ним выглядели очень сурово, и даже лучезарная улыбка преподавателя по литературе не смягчила их нрав. Скарамучча, нервно поглядывая на Минчи, передал свой телефон и принялся наблюдать, как его надёжно закладывают в витрину, на которой светилось ещё с десяток таких дорогих телефонов.       Правило «без гаджетов» было создано в целях повышения успеваемости учеников, ведь, имея при себе безграничный доступ в интернет, они могли с лёгкостью списать любые тесты. Однако вторая причина была более весомой: богатые дети не должны были иметь возможность собирать на других богатых детей компромат. СМИ и без того терроризировали некоторые семьи. Будь возможность у них брать материал у учеников этой академии, заголовки для жёлтой прессы стали бы уникальными и кричащими. Несмотря на правила, телефоны всё равно проносили, не без нервов и волнений. Ведь за одну такую выходку можно было получить серьёзный выговор и штраф.       Скарамучча проносил телефон для большей уверенности и защиты. Так ему было спокойнее. Можно сказать, парень был одним из тех учеников, кто писал шпаргалки, держал в кармане телефон, но не пользовался ничем из этого, потому что все знания брал из головы.       Преподавателей также заставляли сдавать гаджеты из-за недоверия. Никому не хотелось бы, чтобы взрослый, умный и расчётливый человек как-то навредил ученикам. Благодаря такой политике ещё никто не пострадал от слитых фотографий и других различных компроматов.       То-то ещё будет, думалось Куникудзуси. Если он уже несколько месяцев мог без проблем проносить телефон, почему другие не могли? Всё держалось на добром слове и излишней осторожности. Никто не доставал гаджет в туалете, если рядом был кто-то ещё, никто не светил им в буфете или в кабинете. Каждый держал своё нарушение в строгой секретности. — Теперь распишитесь здесь, — брякнула неприятная женщина и передала ученику листок с заявлением. — Что это? — нахмурился темноволосый. — Заявление о том, что вы осведомлены о последствиях, если у вас найдут второй телефон. Поэтому, пока не поздно, отдайте сейчас и подпишите.       Гаджет в кармане будто задрожал от страха, что его отдадут в морщинистые пальцы с плохим маникюром, но Скарамучча твёрдо встал на его защиту, несмотря на многозначительный взгляд преподавательницы по литературе. Куникудзуси почему-то был уверен, что она не сдаст своего ученика, к которому питает учёный интерес (видимо, желала изучить его, как редчайший вид), поэтому без лишних слов взял заявление, ручку и принялся ставить подписи, даже не вчитываясь в то, что с ним сделают, если поймают. Стоило поставить последнюю подпись и протянуть женщине листок, как из пиджака послышался хорошо различимый среди бубнежа толпы гудок телефона.       У Скарамуччи от страха расширились глаза. Спиной он почувствовал, как все взгляды вдруг стали прикованы к нему, его ладошки вспотели, а непослушные пряди прилипли ко лбу. Он представил, как его в этот же момент хватают за грудки и уводят к директору, как итог — последний экзамен провален, ученик отправлен на пересдачу. Воображать, что сделает с ним мать, не хотелось и в страшном сне… Это было равносильно медленному самоубийству, в котором темноволосый фантазиями пытал свой мозг, превращая его в бесполезную кашицу.       Ступор продлился несколько секунд, а такое ощущение, что минуту. Лица женщин у пункта приёма успели скукожиться от возмущения, они уже готовились подняться со стула и схватить юношу за пиджак, как вдруг Элиза прикрыла тело Куникудзуси, заглушив гудок взволнованным бормотанием: — Да где же он?!.. Как нужно, ничего нельзя в дамской сумочке найти! Настоящая бездонная пучина… — теперь было не разобрать, откуда шёл звук: из пиджака десятиклассника или из сумки преподавательницы. Как звонок прекратился, Минчи тут же с победным личиком достала гаджет, включила экран, проверила историю звонков и залилась очаровательным смехом: — Муж звонил. Я с утра взяла его машину, не на автобусе же поеду в такую погоду, и не сказала ему об этом! Бедняга, наверное, проснулся с утра, посмотрел в окно, а ни жены, ни машины. Это же караул для мужчины! Как его только инфаркт не хватил, — Элиза, как бы случайно, посмотрела на Куникудзуси. — Ступай на экзамен, не переживай. Всё получится! Мудрые не волнуются… — подмигнула женщина и вручила женщинам свой телефон.       Скарамучча шустро прошёл в коридор и, стараясь не дышать, пошарился рукой в кармане пиджака, отключая громкость. Кто вообще додумался звонить ему в такой час?! Пока времени оставалось достаточно, Скарамучча улизнул в туалет на третьем этаже, закрылся понадёжнее в кабинке и проверил историю звонков. На дисплее тускло засветилось «Отец». Куникудзуси аж дар речи потерял. Неужели мать не уведомила его, когда можно звонить сыну, а когда нет? Может быть, срочное дело? Скарамучча несколько раз проверил туалет на наличие лишних ушей и неуверенно нажал на кнопку звонка. — Да, сынок, — голос отца показался уставшим, и юноша даже не сразу понял, что трубку взял именно он. — Ты сейчас занят? — У меня экзамен, — тихо сообщил десятиклассник. — Ой, прости, заработался… — по голосу это было отчётливо слышно. — Звонил напомнить о семейном ужине на Рождество. Приедет много родственников, все хотят увидеть тебя. Обсудим это после экзамена, хорошо?       Сердце Скарамуччи ёкнуло, ведь морально он совершенно был не готов к деловой встрече с семьёй. Ни о каком уюте и расслаблении речи не шло, ужин в доме Куникудзуси — это всегда часть бизнеса. — Хорошо. — Удачи тебе сынок. Да благословит тебя Господь и сохранит тебя. — Аминь…       Куникудзуси сбросил звонок и облокотился о дверь. Перед экзаменом ему ни к чему были все эти переживания, но справиться с нахлынувшей тревожностью представлялось крайне сложной задачей. В одну секунду уничтожить страх перед матерью, родственниками и собственным одиноким будущем получилось лишь после длительных попыток. За это время туалет успели посетить другие сдающие, пошептаться и распихать шпаргалки по карманам. Скарамучча выключил уведомления, поставил режим полёта, надёжнее спрятал гаджет в карман пиджака и спокойно вышел из кабинки под равнодушные взгляды. Бледность на лице показалась естественной, даже гармоничной вкупе с густой тёмной копной волос, которую Куникудзуси так старательно пытался уложить прежде чем зайти в кабинет. За углом, около автомата с напитками, собралось сборище паникёров и идиотов, которые прямо в коридоре пытались разрисовать руки, девушки — ноги под юбкой. В общем, академия находилась в полном хаосе.       Парень кратким кивком поприветствовал знакомых, на которых не было лица из-за волнения, а ноги казались безвольными ниточками, колышущимися даже от малейшего дуновения ветра. Скарамучча вошёл в кабинет, напоминающий тёмное, журчащее и жадное чрево огромного монстра, из которого никто больше не выберется. Десятиклассник опрометью отогнал эти жуткие мысли из головы, нашёл парту с номером, полученным перед экзаменом, и осторожно присел на место, попытавшись не выдать дрожь в конечностях.       Оглядев класс, Скарамучча проверил присутствующих. Ни Фишль, ни Кадзухи, ни Моны. Норфидорт сидела дома или, с большей вероятностью, решала в полицейском участке свою судьбу. Всегда пунктуальный Каэдэхара мог выйти подышать свежим воздухом, которого ему явно не доставало из-за плотных тампонов для носа. Мона могла застрять в пробке или задержаться в очереди у пункта приёма телефонов. Точно лишь то, что скоро она должна была появиться в дверях класса, и Куникудзуси принялся выжидать.       Фигуры у порога сменялись другими. Экзаменаторы успевали забежать и проверить обстановку в кабинете, а потом вновь упорхнуть по своим делам. Даже Кадзуха наградил бывшего друга коротким равнодушным взглядом, а вот Моны всё не было. До экзаменов оставалось всего десять минут, две из которых займёт на то, чтобы убрать всё ненужное со стола и рассесться в ожидании смотрящих. Несмотря на это, Куникудзуси вышел из кабинета, озираясь по сторонам в поисках гладких тёмных волос, отливающих завораживающей синевой. Десятиклассник успел сбегать лишь к пункту приёма телефонов, беглым взглядом поискать Мону, а дальше времени уже не было, пора было возвращаться в класс и сесть на место в ожидании экзаменаторов.       Скарамучче с трудом удавалось сдержать предательскую дрожь. Весь мир будто поглотила липкая чернота, в которой парень запинался и медленно тонул, как насекомое, схваченное объятиями свисающей с потолка ловушки. Темноволосый забежал в кабинет одним из последних, занял своё место и сцепил мокрые пальцы. Десятиклассник заставил себя смотреть в пустоту, не зацикливаясь на том, кто пересекает порог кабинета. Неизведанность гвоздями вбивалась в неспокойную мужскую грудь, удерживая вот-вот вырвавшееся на свободу сердце. Куникудзуси уже начал жалеть, что не выпил с утра успокоительного, ведь никто не советовал этого делать перед важным мероприятием, однако лучше засесть за партой овощем, нежели метаться юлой на стуле, в ожидании опаздывающей Мегистус и смотрящих.       В кабинет вошла мадам Жизель. Все встали поприветствовать женщину, на что она лишь недовольно сморщилась и махнула рукой, призывая всех наконец усесться. Она поправила свой отвратительный пучок, двинула носом, загоняя оправу ближе к переносице, и принялась худыми пальцами с длинными ногтями перебирать принесённые листы. Лишних слов и не нужно было — все знали правила зимних экзаменов, помнили, что вариантов всего два и списать будет возможно только если повезёт со смотрящими. Пока в кабинете жужжала лишь мадам Жизель, и это дало Скарамучче тусклую надежду на то, что она останется одна.       В коридоре послышался шустрый стук каблучков, затихший ближе к приоткрытой двери. Куникудзуси отлепил взгляд от пустого стола и увидел через лес чужих голов девичью запыхавшуюся фигуру в чистой, выглаженной школьной форме. На бежевой жилетке красовался немного перекошенный значок академии, который девушка тут же поправила и извинилась перед мадам Жизель за опоздание. Преподавательница отмахнулась, продолжая раздавать бланки на другом ряду, и ученица заняла свой стол прямо напротив Скарамуччи. Парень проводил длинноволосую взглядом и глупо уставился на её красные щёки и туманный взор. Одноклассница достала из небольшой сумочки бутылку воды, стопку таблеток от кашля, жара и капли для носа. Следом на парте появились школьные принадлежности, необходимые для сдачи теста. — Чего припёрлась, дома бы сидела… — пробубнил парень, не надеясь, что Мегистус повернётся на него и наградит скромным оскалом. — Не твоё дело, куда и зачем я припёрлась… — в такой же манере ответила Мона и приняла от мадам Жизель свой заветный бланк.       Увидев вариант, девушка заметно поникла: энергичные бровки, будто крылья птиц, кто-то умело подстрелил. Темноволосая стала покусывать губы и крутить карандаш в руке, выводя в тексте ключевые слова. Куникудзуси совсем забыл, что они сдают английскую литературу, где нужна полная погружённость в процесс, чего не могла себе позволить Мегистус. Парень помнил, как год назад сдавал экзамен с температурой под сорок — это чуть не закончилось скорой. Не хотелось бы такой судьбы для девушки, переживал Скарамучча, но ничего поделать уже не мог. Все в классе принялись решать свой вариант, и Куникудзуси не стал исключением.       Экзамен обещал нервировать школьников около двух часов, пока над головами ходит и озирается суровый цербер со старческими духами, дразнящими слизистую носа. Особенно тяжело пришлось больной Мегистус. Она то и дело просилась выйти или отойти выпить таблетку от жара и боли, на что мадам Жизель лишь недовольно фыркала, но разрешала, причитая: «Лучше бы дома сидела». С ней спорить не было смысла, Мона действительно подвергала себя и других опасности, однако это не помешало всем справиться с тестом и дрожащими руками протянуть бланк смотрительнице. Мадам Жизель все два часа была одна, никто из коллег так и не посетил этот кабинет, поэтому успешно списавших собралось с десяток. Но Скарамучча не обращал на них внимания. Тестовую часть они, может быть, и написали, но сочинение и развёрнутые ответы остались с пустыми полями.       Когда преподавательница забрала все бланки, удерживая стопку листов, выросших до её острого подбородка, все начали неспешно собираться. Темноволосый видел лица своих одноклассников: бледные, поникшие, не подающие признаков надежды и радости. Куникудзуси и сам не ощущал себя вполне здорово. Да, экзамены позади, но впереди ещё ожидание результатов, которые придут только после Рождества. Не портить же настроение перед самим праздником. Парень решил наградить себя за все труды и уже вообразил, как он закроется в комнате, включит на ноутбуке какой-нибудь стендап, возьмёт пиво и уснёт с ним в обнимку. Думая об этом, Скарамучча вспомнил и о сигаретах. Влекущее послевкусие преследовало парня с того самого разговора с шерифом. Он почесал затылок и разрешил себе взять одну пачку в качестве подарка.       Парень отвлёкся от собственных раздумий и увидел, что Мона уже выходит из кабинета. Она выглядела взволнованной и напуганной, непонятно лишь отчего. Скарамучча одним движением небрежно запихнул все вещи в рюкзак и, растолкав медленно плетущихся одноклассников, выбежал к девушке. Мегистус почти что скрылась из виду, но что-то пошатнуло её, и она облокотилась об автомат с напитками, жадно глядя на банки с освещающим содержимым. — Эй, ты в порядке? — уточнил Куникудзуси, на что получил злобный прищур от гордой особы. — Даже под дулом пистолета не признаешься? — Шёл бы ты куда-нибудь… — голос Моны был слабый, истерзанный кашлем, а тело продолжало бороться с болезнью. На время экзамена таблетки помогли, однако стоило темноволосой потратить силы на что-то, кроме решения задач, как организм перестал бороться с температурой.       Скарамучча увидел, как Мегистус припадает к твёрдой стене, и удержал её за плечи. Под недовольное бормотание он отвёл беднягу к лестничному проёму и усадил на ступень, параллельно трогая мокрый лоб и горячие щёки. В этот момент девушка была похожа на беззащитного котёнка, которого достаточно взять на руки, и он уснёт, крепко прижавшись к заботливому хозяину. Хотел бы юноша повторить этот сценарий, но Мона, даже если и была бы котом, скорее исцарапала его, нежели ласково прижалась носиком и свернулась калачиком. — Пить хочешь? — спросил Куникудзуси, на что получил равнодушное шмыганье. — Голодна? Я могу купить что-то в буфете. — Я не нуждаюсь в помощи, — отрезала Мона, но вставать не спешила. — У тебя колени дрожат.       Тот факт, что парень заметил это, смутил темноволосую, и она поджала губы. Скарамучча решил промолчать и сел рядом, вглядываясь в тусклый свет автомата, озаряющий минувший коридор. Они словно остались одни в академии, и никто не мог нарушить их напряжённую идиллию. Как будто не было ничего: ни расставания, ни вечеринки у Томо, ни поцелуя в отеле… И теперь, забыв о всех туманных событиях, пара сидела после теста и думала, каждый про себя, как им провести Рождество. — Сложно было? — спросил темноволосый, не поворачиваясь на дочку шерифа. — Нормально. Вторая часть больше всего смутила… — Я не про тест. Сложно было приходить на экзамены болеющей?       Мегистус изумилась от этого вопроса и посмотрела на парня, как будто хотела понять, серьёзно ли его это интересует. Сама того не заметив, девушка заплакала. Слёзы потекли по красным щекам, и Мона попыталась смахнуть их, но ласковый взгляд парня только раззадорил нервы, висящие на ниточке. Было больно, думалось ей, страшно и одиноко.       «Но теперь всё хорошо», — выдохнула она, когда плечи сжали в бережном объятии, а макушка оказалась зацелована нежными губами.       Куникудзуси облокотил девушку на себя, давая слегка расслабить спину и уткнуться мокрым носиком в одежду, пахнущую вкусными мужскими духами. Хотя, скорее всего, из-за простуды Мегистус не чувствовала ничего, кроме умиротворения. Гладя беднягу по спине и волосам, парень наслаждался тихим сопением своего ручного котёнка в теле красивой умной девушки. Эта мысль позволила вновь увидеть в мелочах забытые радости. Скарамучча уже и забыл, когда радовался тому, что скоро зайдёт в магазин и купит себе что-то вредное, а потом сыграет в бесполезные онлайн-игры или вовсе созвониться с бывшими школьными друзьями и пойдёт в клуб. Стало жарко от всего представленного или всё дело в милом комочке вирусов, как выразился про себя темноволосый. Однако, как же приятно было ощущать этот жар. Словно жизнь разгоралась где-то внутри и питала порванные нити, воскрешала умершие чувства и возможности. — Я люблю тебя, — то ли спросил, то ли сказал Куникудзуси, ещё не осознав, что действительно питает к этой девушке. Мона молча сопела под боком и совсем обмякла. — Дурочка моя, ты спала вообще?       Из-за угла высунулась голова дежурной. Экзамены шли у других классов, и она, видимо, решила, что здесь может кто-то списывать, но, увидев открывшуюся картину, девица раскраснелась и ойкнула, застукав нечто очень интимное…       Скарамучча приставил указательный палец к губам и улыбнулся, призывая быть потише. Глаза блеснули гордостью и удовольствием, ведь он вновь прилюдно доказал, что Мона нуждается в нём. А он — в ней.