***
Из приоткрытых окон, ведущих на пустую террасу, валил прохладный ветер и капли мокрого снега. Они оседали на светлый ламинат и превращались в небольшие лужи, которые следовало скорее убрать, пока они не впитались в дорогие полы. Хозяин дома, не подозревая, как ветер норовит столкнуть со стола — спасибо доставке — остатки вчерашнего ужина, спал крепким сном, скрытый плотной голубой шторой около своей просторной постели. В этом вакууме сонного царства парня ничего не волновало, не расстраивало и не пугало. Ночь казалась спасением от забот и проблем, однако на улице был уже день, шум и гам из приоткрытого окна становился всё отчётливее и громче, и штора уже не могла защитить хозяина от неминуемого пробуждения. Пока этого не случилось, он грезил воспоминаниями о том, когда был маленьким. Детский садик он особо не помнил, это далёкие времена, покрытые туманом времени и фантазий. Парень мог лишь догадываться, как совсем ещё малышом бегал по скошенной траве и лепил животных из песка. С младших классов началась осознанная жизнь Каэдэхары, и в те удачные светлые времена он всегда мечтал вернуться. Родители тогда были ласковее, сыновья любимее, однако с каждым годом запросы отца росли вместе с возрастом Томо и Кадзухи. И если старший смог справиться с требованиями закончить школу с отличием и поступить в престижный колледж, то младший постоянно затягивал с обещаниями. Каэдэхара боялся, что отец догадался о его ненависти к медицине и теперь проклинает тот день, когда он появился на этот свет без какой-либо «нормальной» цели. Кадзуха не понимал, как в шестнадцать лет можно было владеть большим состоянием, но не определиться, кем хочешь быть в этой жизни. Неужели выбор профессии важнее того имущества, денег, той власти, которой парень мог обладать, выбери он отцовский путь? Всё было бы в разы проще, не будь в жизни Кадзухи богатства. Он не знал, каково это быть простым человеком, живущим от зарплаты до зарплаты. Проходя мимо таких, нельзя было не заметить их счастья. Казалось бы, почему так? Заставлять себя ходить на нелюбимую работу, пить дорогое вино только по праздникам, не иметь возможности лишний раз вызвать такси или отдохнуть в баре — это и есть счастье? Отец постоянно твердил, как он ненавидит то время, когда был беден, мама постоянно фыркает, стоит лишь напомнить о том, как она растила старшенького Томо, но почему тогда они так безумно и страстно любили друг друга и своих детей? Кадзуха подскочил, когда за шторами послышался грохот. Что-то продолжало ударяться о пол, и парень окончательно проснулся, испуганно выпрыгивая из-за своего спасательного занавеса. Чуть не поскользнувшись на луже, появившейся совсем недавно от капель снега и дождя, юноша выскочил на кухню и увидел, как ветер сталкивает остатки его вчерашнего ужина. Он лихорадочно принялся спасать китайскую лапшу, упакованную в хлипкой коробочке, ловить одноразовые палочки и запихивать бутылки из-под газировки в мусорку. Салфетки уже неизбежно разлетелись по всей квартире-студии, и парню ничего не оставалось, кроме как закрыть выход на пустую террасу и, надев наскоро штаны, брошенные в углу, оглядеть масштаб трагедии. Жить одному оказалось весьма и весьма уныло. Неделя экзаменов пролетела незаметно как раз-таки благодаря образовавшейся бытовухе. В общежитии все могли собрать корзину грязного белья, спуститься в подвал и оставить прачкам, подсластив работу небольшими чаевыми. Или же любой желающий мог заказать в столовой сбалансированный завтрак, обед или ужин, не рискуя отравиться едой из доставки. Также в общежитии были свои сантехники, и они бесплатно могли устранить любую поломку. В новой квартире Кадзухи ничего из этого не оказалось, всё пришлось делать самому. Но он помнил то, как они с братом иногда ухаживали за домом. Отец ведь не всегда был обеспеченным главврачом престижной стоматологии, да и редко прибегал к помощи посторонних людей в быту. Стирать и сортировать вещи Кадзуха научился по видео из интернета, а убираться ему приходилось ещё в комнате, в общежитии. Самым сложным оказалась покупка продуктов, моющих средств и нейтрализация поломок. Оказалось, Кадзуха потратил почти все карманные на то, чтобы купить в дом всё необходимое и теперь был вынужден экономить. Кое-как разобравшись с беспорядком, Каэдэхара принялся искать телефон и нашёл его в самом неожиданном месте: в ванне. Парень вспомнил, как ночью заметил протечку внизу, под раковиной. Сидя на унитазе, он лихорадочно принялся искать и написывать мастерам, чтобы те скорее приехали и починили это из ниоткуда взявшееся недоразумение. Было три часа ночи. Двадцать четвёртое декабря. Никто бы в здравом уме и памяти не вышел на работу в такой день, и все до единого пытались договориться с Кадзухой хотя бы на двадцать восьмое число, когда все празднества пройдут. Но Каэдэхара взбесился и в расстроенных чувствах, оставив телефон у раковины, улёгся спать, не закрыв даже выход на террасу. И теперь, взглянув на историю пропущенных, парень ощутил странную тревогу. До него пятнадцать раз пытался дозвониться Аратаки Итто, а Мамору, Гента и Акира — дружно дописаться в их общей группе. Кадзуху пробило на дрожь, стоило ему вспомнить, что сегодня суббота, и ему нужно было идти на тренировку. Холод и неловкость, осевшая в квартире, окончательно разбудили Каэдэхару, и он срочно принялся перезванивать своему товарищу. Было ужасно стыдно за свой прокол, словно своим невежеством он разом предал новых друзей, и больше они не захотят общаться с таким бездарем. Пугало и то, что среди пропущенных, Кадзуха не увидел номера Аяки. Она не волновалась за него? Или девушке безразлично, где он и почему не отвечает на звонки? Кадзуха поставил звонок на громкую связь и принялся спешно убираться; избавился от лужи несколькими движениями тряпкой, загрузил посуду в посудомойку, а Аратаки всё не отвечал. Парень попытался вновь, и тогда друг ответил тут же, тяжело дыша и кряхтя прямо в трубку. — Спишь?! — вопрос застал Каэдэхару врасплох, и он озадаченно ущипнул себя за розовую щёку, а затем ответил: — Ну, а ты как думаешь? — Вот вообще не смешно! Я тут после трени закупаюсь к Рождеству, а ты дрыхнешь! Хоть помнишь, что мы придём сегодня?! — Помню конечно! — Каэдэхара ждал этого дня всю неделю и никак не мог перестать думать о нём. — Мы ведь на четыре договорились? Аратаки что-то одобрительно промычал в трубку. Кадзуха невольно нашёл глазами настенные часы и чуть не выронил телефон из рук. Он никак не мог поверить в то, что проспал до полчетвёртого и до сих пор чувствовал себя не выспавшимся. Бессонные ночи, нервы и усталость дали о себе знать. Каэдэхара продолжил скорую уборку. Скорчившись, парень взялся за посуду и стал громко, чтобы перекричать шум воды и машин, узнавать у Аратаки детали сегодняшнего вечера: — А сколько нас всего будет-то? — Что-нибудь полегче бы спросил, пока я бегу до автобуса! Кадзуха услышал на другом конце провода, как Итто запрыгнул в транспорт и наскоро извинился перед теми, кого он испугал или задел плечом. Зазвенели монеты, мелочь звонко опустилась в коробочку к водителю, и Аратаки стал протискиваться в конец салона, даже и не думая присаживаться. Десятиклассник тем временем покончил с посудой, оставил её сушиться и перешёл в ванную комнату. Протечка всё ещё мозолила глаза, но была не смертельной. Если до двадцать восьмого декабря не случится потоп, парень был готов подождать. — Всё, я вспомнил. Значит, ты, я, Аяка, Мамору, Акира, Гента и ещё четыре девочки. Хозяин квартиры опешил. Он впервые слышал, что у него на новоселье будут незнакомцы. Конечно, Аратаки спрашивал заранее, кого можно позвать, и парень на эмоциях ляпнул: «Да кого хочешь! Главное, чтоб весело было». Но Каэдэхара не думал, что друг воспримет его слова всерьёз. — У меня места не так много, — попытался отмазаться хозяин квартиры, на что Итто лишь хихикнул. — Ага, заливай, я помню твою квартиру! Ну да, нет разделения между спальней, кухней и залом. Зато терраса какая! Кто напьётся, того на пять минут на улицу — и всё! Человек, как новенький. — И это, по-твоему, главный плюс? — задорное настроение друга передалось и Кадзухе, и он уже не так негативно был настроен против большой компании. Тем временем, юноша думал быстренько собрать стирку, чтобы грязные вещи не маячили перед глазами. Гардероба у светловолосого не было, только в прихожей стоял небольшой шкаф для курток и обуви. Выходя из ситуации, Каэдэхара прятал пакеты с одеждой за ширмой в своей «спальне» и грязные вещи кидал туда же. Обнюхав футболку, парень поморщился и мгновенно стянул её через голову, закинув в стиральную машину. — В общем и целом, когда вы будете и по сколько скидываемся? — времени до прихода гостей оставалось мало, и Кадзуха лихорадочно пытался всё успеть, сделать из этой небольшой квартирки конфетку. Аяке должно понравиться, уговаривал он себя. — Бро, с тебя денег не возьму. С тебя поляна, а мы с пацанами её накроем. С девочек тоже деньги не берём, они нам на подарки тратятся. — Это… какая-то традиция? — Нет, просто это как-то честно. Мы обеспечиваем их едой и алкоголем, подготавливаем место и помогаем потом добраться домой: либо такси вызываем, либо провожаем. А они готовят нам символические подарки, награждают нас своим вниманием и компанией. — Светская школа даже тебя научила этому «равноценному обмену», — усмехнулся Кадзуха и представил своего друга эдаким джентльменом с бабочкой и в пиджачке. Получилась забавная картина, но впечатляющая. Благодаря своей фигуре и харизме, Итто мог заполучить любую девушку, даже из самой знатной семьи. — Да ну тебя, всем будет комфортнее, если разделить обязанности. Я от своих не отказываюсь, девочки — тоже. — Тогда мне просто ждать вас? — Кадзуха наконец собрал всю одежду и закинул в барабан. Куча получилась могучая и разнообразная, поэтому парень решил, что постирает потом, когда ребята уйдут. Негоже будет светить своими трусами и грязными рубашками. Но теперь, среди оставшейся чистой одежды, ему нужно было найти что-то сносное, в чём встретить гостей, несмотря на огромное желание остаться, как есть — в штанах и всё. — Да, мы сейчас с пацанами встретимся, всё купим, заберём заказ из пиццерии и к тебе. Может, чуть-чуть опоздаем. — Да ничего, я никуда не убегу. Давай тогда, до встречи. — Nos vemos! Кадзуха не успел пошутить над его испанским произношением, как Итто уже сбросил трубку. Так даже лучше, будет больше времени прибраться. И всё-таки волнение никак не отступало. Что это за девочки, какие они, откуда? Наверное, знакомые Аратаки, которых он пригласил. А они точно не будут действовать на нервы? Единственное, что Кадзуха в них видел хорошего — и то, по словам Итто — они должны были принести символические подарки. Парню, к счастью, любая мелочь в почти пустую квартиру была бы в радость. Каэдэхара начал фантазировать, чего такого ему может подарить Аяка. Наверное, что-то такое же практичное, как она сама или аккуратное и красивое… Чтобы девушке всё понравилось в этой квартире, парень достал заранее купленные веточки ели. Целое дерево он не стал покупать, это сильно бы ударило по его бюджету. Кадзуха поставил их в вазу, красиво обвязал тонкой мишурой и поставил на середину стола. Ну чем не праздничное дерево, похвалил себя парень и продолжил украшать квартиру дальше. Достал рождественские носки для подарков, развесил в прихожей. Купленную гирлянду прикрепил к кухонной гарнитуре и включил. Получилось неплохо, но всё-таки недостаточно. Каэдэхара предусмотрел такой исход событий и заказал светодиодный диско шар, после которого парню стоило экономить усерднее. Хозяин квартиры передвинул стол к дивану, расставил вокруг него стулья, прибрал своё спальное место и поставил диско шар в угол, осветив эту часть комнаты весёлыми, бегающими по стенам, узорами. Квартира преобразилась и стала выглядеть действительно празднично, не хватало лишь еды, шумных разговоров и немного градуса для лёгкости и комфорта. В дверь настойчиво позвонили, и Кадзуха вздрогнул, чуть не выронив из рук утюг. Ему приходилось гладить одежду на кровати, так как с гладильной доской парень решил повременить, зато это стало бы поводом посмеяться с Итто над фантастической смекалкой молодого холостяка. Почему-то Каэдэхара был уверен, что пришёл именно Аратаки, и двинулся к двери, невзирая на свой внешний вид. Настроение десятиклассника было на высоте, как никогда, поэтому, открывая дверь, он с улыбкой произнёс: — Привет, я уже зажда… Кадзуха прикусил язык, увидев на пороге Аяку. Она неловко оглядела приятеля и смущённо улыбнулась, не понимая, к чему это Каэдэхара встретил её в одних штанах. Ушки девушки были красные, щёки тоже горели от мороза, а глаза выдавали заинтересованный огонёк при виде такого зрелища. Кадзуха этого совершенно не заметил, ведь был поражён и напуган таким казусом, которого можно было легко избежать, лишь надев футболку! Хозяин квартиры встал в дверях, как вкопанный, а Камисато, дабы разбавить тяжёлое молчание, протянула парню подарочный пакет среднего размера с очаровательным бантиком на ручках. — С наступающим, это тебе, — девушка дождалась, пока Кадзуха возьмёт презент и прикроется им, словно щитом. — Я чуть-чуть рановато, наверное… — Нет, что ты!.. — парень шустро взглянул на часы и декламировал: — Ровно без пятнадцати четыре! Совсем не рано! — Я могу пройти? — спросила Аяка, опустив глаза, дабы не видеть худое, но подкаченное тело Каэдэхары. Парень заставил себя замолчать и не говорить больше глупостей, вместо этого он достал гостевые мягкие тапочки белого цвета — самые лучшие, что были у него — и жестом пригласил девушку в гостиную. Аяка кивнула и принялась расстёгивать короткий пуховичок, так прекрасно подходящий под её белёсые пряди с тусклыми голубыми кончиками. Кадзуха не смог оторвать от неё восторженного взгляда. Казалось, впервые он видел Камисато в чём-то, кроме школьной формы и спортивного костюма. На ней были обычные обтягивающие тёмно-синие джинсы и короткий бежевый свитер, едва прикрывающий ремень. Волосы, как и всегда, были собраны в хвост, но выглядели ещё мягче и, кажется, прямее. Каэдэхара робко спросил: — Подстриглась? Девушка удивлённо посмотрела на него, вешая пуховик, и радостно ответила: — Да. Ты первый, кто заметил. Сказать, что это ему польстило — ничего не сказать. Кадзуха гордо прокашлялся и наконец скрылся в своей спальне, шустро выискивая простенькую толстовку. Квартира отапливалась не то чтобы плохо, однако из приоткрытой террасы, единственного источника свежего воздуха, нередко мог валить ледяной ветер. Заболевать парень не планировал и был несказанно рад, что Аяка предпочла столь тёплую и уютную одежду, в которой её спортивная фигура выглядела такой безобидной и невзрачной, делая выпускницу похожей на самую обычную девчонку. — Кстати, как твой нос? — спросила Камисато, робко зайдя в зал. Следом она ахнула от стараний Кадзухи сделать квартиру уютнее и остановилась около веточек ели, обвязанных тонкой серебряной мишурой. — Как видишь, — десятиклассник указал на свой нос, на котором не было и намёка на перелом. — Повезло, что всё нормально зажило, — он вышел к ней, успев убрать пакет со своими вещами и беспорядок на кровати, и подошёл к холодильнику. — Ты не замёрзла? Могу сделать чай, если ты хочешь. У меня целая коллекция для истинных любителей… — с заговорческим тоном открыв дверцу шкафчика, Каэдэхара продемонстрировал пугающее количество чаёв и трав. Также Аяку поразила нижняя тумбочка с различными добавками, джемами и видами сахаров, от которых должны были слюнки потечь, но девушка лишь неловко закусила губу. — Н-нет, спасибо, я дождусь ребят… Слушай, а ты подарок мой не открывал ещё? — Нет. — И не открывай, — потребовала Камисато. — Я тебе другой подарок привезу, не этот… — А что там такое? — с лёгкой ухмылкой спросил Кадзуха и двинулся к спальне, где и оставил подарочный пакет. — Пожалуйста, не надо! Отдай его обратно! — Нет, это мой подарок! Боясь, что Аяка побежит за ним, схватит пакет и выкинет его с террасы, парень стремглав помчался по скользкому полу и, быстро преодолев небольшое расстояние, принялся нещадно срывать пышный бант. Аяка застыла около стола, нервно теребя пальцами и наблюдая за реакцией Кадзухи. Его окрепшая после тренировок спина сначала была неподвижной, потом задёргалась и следом на всю квартиру раздался истерический смех. — Это чай! — Каэдэхара вытащил из пакета упаковку и потряс перед Аякой. — Спасибо! То, что нужно! Девушка еле сдержалась, чтобы не прикрыть ладонью лицо. Щёки раскраснелись сильнее, стоило Каэдэхаре подойти к своему чайному шкафчику и попытаться засунуть в него подарок. Коробочки стояли в два плотных ряда, разделённые небольшим пространством как раз для пальцев Кадзухи. Парень забегал взглядом, ища лучшее место, — чай Аяки был для него особенным — и в итоге поставил подарок на место другого, в самый центр. Закрыв шкафчик, светловолосый показал девушке пачку с мелиссой и хитро подмигнул: — Если что, у меня есть только этот чай. Про моё небольшое хобби… — он приставил палец к губам и протяжно шикнул на него. Увидев, что Аяка приободрилась, Кадзуха сделал пригласительный жест: — Можешь располагаться, я буду накрывать на стол. — Могу помочь, — бодро вызвалась Камисато и тут же оказалась рядом с парнем. — Что мне делать? — Ну… — Каэдэхара прокашлялся, чтобы его голос казался более чистым и властным. Но на деле не смог избавиться от лёгкой хрипотцы и неловкости в своих словах. — Начнём, пожалуй, с посуды. Оставшиеся пятнадцать минут до прихода остальных они дружно ополаскивали новый сервиз, из-за цены которого у Кадзухи отпало всё желание звать много гостей в дальнейшем, бокалы протирали тряпочкой и ставили на центр стола. Забыв напрочь правила сервировки, которым так яростно учила мадам Жизель, ребята сделали практично и по-своему: вилки и ложки им были особо без надобности, тарелки для каждого положили по одной, не умудряясь формировать «пирамиду» из посуды для горячего, холодного и десерта. В такой простоте Кадзуха уловил знакомые нотки давно забытых праздников. Когда он был совсем маленьким, мама часто накрывала красивейший стол, не особо ломящейся от еды и изысков, но какой же вкусный, что ни возьми. Радоваться мелочам тогда было проще. «Ты сможешь, не дрейфь. Теперь ты другой, более сильный и уверенный. Ты оправдаешь все ожидания», — твердил он себе, как вдруг раздался долгожданный звонок, и за входной дверью послышались весёлые голоса и смех. Ввалившаяся компания обескуражила Каэдэхару на долю секунды, но он с удовольствием принял тёплые объятия Аратаки, вежливые рукопожатия от «банды» и скромные приветствия от незнакомых девочек. Итто был не удивлён тому, что Аяка уже здесь, однако встретил он её чересчур тепло. Даже чмокнул в щёку. Кадзуха прокашлялся и пригласил всех располагаться, параллельно выкладывая несложные правила квартиры, а именно: ящик под раковиной не открывать (нечего им глядеть на протекание), в шкафах и полках не рыться, на террасе никого не закрывать и не шастать там, потому что скользко. Все пропустили всё мимо ушей и сразу стали хозяйничать. Гента и Мамору разбирались с алкоголем, изящно презентуя всем причину их завтрашнего похмелья. Аратаки и Акира разбирали еду. К удивлению Каэдэхары, её оказалось не так много, то ли парни не хотели тратиться, то ли были нацелены «наесться» спиртом, что стало понятно после первого же разлива. Всем, даже милым дамам, налили полную рюмку. В одной руке было пятьдесят грамм виски, в другой у кого газировка, у кого энергетический напиток, у кого вообще вермут, на столе на закуску лежала сырная нарезка, различные снеки, высыпанные по глубоким тарелкам, у каждого была порция роллов, а внизу ещё ждала ароматная пицца. Однако, взглянув на алкоголь, коего было намного больше, Кадзуха невольно пожелал дожить до следующего года, и чтобы он прошёл не в похмельной лихорадке. Первый тост был за встречу, второй за окончание года, третий, как полагается за любовь, а дальше всё было как в тумане. После третьего тоста все расселись по разным углам. Девочки заняли кровать и щебетали там, а парни остались за столом говорить «о важном»: о политике, о войнах, об университетах. Кадзуха совершенно забыл, что у ребят летом экзамены, и им всем придётся разъехаться кто куда. Итто хотел посвятить жизнь спорту, но бабушка его отговаривала, говорила, что таким образом он долго и счастливо не проживёт, поэтому начал рассматривать вариант спортивного юриста. Акира был гуманитарием, его тянуло в преподавание. Гента и Мамору думали попробовать себя в программировании или чертежах. А вот насчёт Аяки Кадзуха ничего не знал. Она занималась спортом, подрабатывала в кофейне, но какие у неё увлечения, что ей было по душе, парень мог только гадать. Смотря на сдержанное лицо Камисато, скучающе попивающую свой коктейль из виски и колы, Каэдэхара представлял её в официальном костюме где-нибудь на совещании, защищающую индивидуальный проект. Девушке весьма бы подошла роль деловой леди в какой-нибудь компании… — Ребят, а Аяка, она… Ну, куда-то поступает после академии? — Кадзуху позабавила своя речь, и он разговорился ещё больше, светя красными щеками и мутным взглядом: — Вам-то она рассказывает намного больше… Сколько раз пытался узнать, ни в какую. — В военку поступает, — коротко, скрывая улыбку, ответил Мамору. — Чего? — Каэдэхара чуть со стула не упал. — Бро, он шутит, — поспешил успокоить Акира. — Честно, мы и сами не знаем особо. Аяка много раз советовала Итто колледж, где выплачивают спортивную стипендию. Авось, на соревнованиях заметит тренер и начнётся профессиональная карьера… — Но я не хочу так. Дал слово бабушке, — стоило Аратаки заговорить об этом, как его лицо приняло тёмные очертания: глаза сузились, брови упали вниз. — Но от спорта я не откажусь. Буду заниматься им, как хобби. А вот насчёт Аяки не знаю, — он осушил свой бокал и тоже взглянул на скучающую в стороне девушку. — Она несколько раз упоминала своего брата из Солсбери. Говорила, он звал её к себе на летние каникулы, обсудить какое-то дело. — Солсбери… — Кадзуха прикинул на пьяную голову, насколько это далеко. — Где-то два с половиной часа езды от Лондона… Можно хоть каждые выходные гонять. — Если бы. С братом Аяка не прям ладит. Особо она не рассказывала, но судя по её недовольным ответам, он тот ещё говнюк. — Если говнюк, значит, при деньгах, — констатировал Мамору, уплетая пиццу с пепперони. — Если при деньгах, значит, знает, как устроить свою сестру. Уверен, родители тоже давят на неё по этому поводу. — Не, не давят после травмы, — тихо добавил Итто, подвинувшись к Кадзухе ближе. — А что за травма у Аяки? Что-то ткнуло парня в плечо. Он обернулся и увидел, как Камисато с хитрой улыбкой подходит к их столику. Все разом сосредоточились на ней и прекратили недавнюю беседу. — Ну что, как вы? — голос Камисато прекрасно был слышен сквозь музыку. Казалось, она даже дополняла её связную и мелодичную речь. — «Подружки» мои курить пошли. — Ничего, посиди с нами, — Каэдэхара указал на свободный стул рядом с собой, но Аяка осталась стоять, оперевшись руками о стол. Камисато злобно зыркнула на Итто, который, как ни в чём не бывало, вдруг приобнял Каэдэхару за плечи, прикрывшись им, как щитом, по которому девушка не сможет ударить. — Нафига ты их позвал? — Кого? — Итто указал на девушек, надевающих курточки, чтобы выйти и покурить в коридоре. — Этих милых созданий? — Они совсем не милые. Кадзуха невольно кивнул, соглашаясь с Аякой. Не то чтобы гостьи ему прям-таки не нравились. Он был рад любой компании, будь она шумной, буйной или спокойной. Но эти суки, думал Каэдэхара, не должны портить его подруге настроение. Камисато была с другой планеты: она не курила и пила очень мало (весь вечер она растягивала один бокал), ела в основном овощи и закусывала своей порцией роллов (к пицце даже не прикасалась), говорила вкрадчиво и по делу, в то время как другие четыре девушки постоянно бросались грубой лексикой, громко смеялись, пили от души (будто алкоголь куплен только для них) и обсуждали грязные вещи. Мельком Кадзуха слышал, как одна из компании завела тему секса и групповушки. От стыда парень специально отвернулся и заставил себя отвлечься, а вот Аяке пришлось выслушивать всё от начала до конца и пытаться лавировать между провокационными вопросами: «А у тебя было?» «Хотела бы потрахаться с кем-то из комнаты?» «Может, засосёшься с кем-то?» Конкретно для Каэдэхары они не сделали ничего плохого, что даже обижало. Был бы повод их выгнать и остаться в комфортной, знакомой компании. Эти четыре, как на подбор, девочки, подарили хозяину квартиры набор шампуней, хорошую бритву и лосьоны, кто-то из них додумался вручить нижнее бельё и носки. Лишь одна подарила что-то полезное: вспениватель молока. Вспомнив об этом, Кадзуха предложил Аяке отвлечься, пока компания вышла покурить (Гента тоже присоединился к девочкам), и сделать кофе на пробу. — Чёрт, как это работает, — парень запустил небольшое устройство, на конце завертелся металлический кружочек, и светловолосый опустил его в кружку, наполненную молоком. Через мгновение его толстовку окропили белые капли, и он вновь выругался. Сзади Итто и остальные из «банды» загоготали. — Ну хоть личико в порядке, — нежно произнесла Камисато и забрала у парня кружку со вспенивателем. — Давай я попробую. Аяка, в отличие от Каэдэхары, действовала аккуратнее, не желая испачкать свой мягкий свитер. Под её стараниями молоко быстро превратилось в некое подобие пены. Уловив взгляд светловолосой, юноша быстро налил кипяток в другую кружку с кофе, размешал и уступил место профессионалу. Несколько движений и — вуаля! — на поверхности появился очаровательный, немного кривенький, молочный цветочек. — Вау, как красиво. Это ты в кофейне научилась так делать? — мысленно Кадзуха решил, что ни за что не посмеет испортить этот шедевр своим желанием попить кофе, поэтому отставил кружку немного подальше, в укромное местечко за чайником. — И не только этому научилась, — подмигнула Камисато. — Но вообще, я могу и лучше. Нужно только другое «оборудование», так скажем. — Я могу закупить всё, что тебе нужно. А ты будешь приходить в гости и готовить мне кофе. — В постель? Аяка вела себя кокетливо, но из-за алкоголя Кадзуха воспринимал это чересчур просто, как будто так и должно быть. Действительно, девушка, которая ему очень нравилась, флиртовала с ним и неоднозначно глядела ему в лицо, шутила про постель и стояла так близко, что можно запросто коснуться её бедра… Ничего необычного, ведь так? Приятную идиллию разрушили девочки, вернувшиеся с «курилки». В воздухе запахло никотином. Парень не любил этот запах, поэтому поморщился, ощущая амбре сильнее, чем когда он был трезв. Чувства обострились и, казалось, Кадзуха даже мог рассчитать количество выпитых коктейлей, принюхавшись к девушкам. Не желая этим заниматься, парень уж думал усаживаться за стол, к парням, но одна гостья из компании встала прямо перед ним. Его окружили, пока Аяка стояла рядом и так же непонимающе поглядывала на «подружек». Они продолжали говорить о своём, но вдруг и Каэдэхара стал частью их беседы: — Наверное, тоскливо здесь жить одному. — Совсем нет, — все вылупились на Кадзуху, и он почувствовал, что от неловкости ещё сильнее пьянеет. А, когда он пьянеет… — Претендуешь на место соседки? Аяку удивила такая наглость, а вот девочки ощутили себя на своей волне. Казалось, их разговоры всегда наполнены флиртом, сарказмом и неискренностью. От этого и голос их звучал уж очень едко. — Тебе надо хорошо постараться, чтобы я была твоей соседкой, — отозвалась девушка впереди и вскинула свои распущенные тёмные волосы. Подружки (блондинка, рыжая и «фиолетоголовая») поддержали её дружным смехом. — Нам тут Гента сказал, что ты недавно стал ходить на тренировки с Аратаки. И как тебе? Каэдэхара злобно зыркнул на приятеля, который тут же скрылся уплетать пиццу за столом, поэтому пришлось отдуваться самостоятельно. — Есть такое. Тебя что-то смущает? — Да нет, просто ты… не кажешься спортсменом. Это было действительно так. Девочки, окружившие его, были фигуристыми и крепкими. Камисато была худее и изящнее, возможно, как раз из-за вида спорта, которым она раньше занималась, но это не отменяло того факта, что поднять кого-то из гостей Кадзухе было бы проблематично. Юноша всю жизнь был худым, если не дрыщом, и прекрасно знал, что он никакой не спортсмен. — Верно, я просто занимаюсь со скуки. — Со скуки? — такой ответ явно повеселил девушек. — Да, согласны, с Итто весело заниматься, — взгляд неожиданно упал на сконфуженную Камисато. — Ты как думаешь? Каэдэхара стоял к подруге совсем рядом и ощутил, как она вздрогнула. Ей явно было некомфортно, она была чуть ли не в опасности, поэтому хозяин квартиры посчитал своим долгом отогнать грязных падальщиков как раз к тому человеку, которым они уж очень интересовались. — Аратаки, а вермут ещё остался? — Да, бро, а что? — тут же отозвался Итто и увидел, как Кадзуха уверенно движется прямо к нему. — Сделай-ка мне этот свой коктейль. Из виски и вермута. Девочки, а вы попробуете? — дружелюбно обратился он к гостям, и они, под пристальным взглядом Итто, не смогли отказаться. Лишь блондинка дала заднюю, сославшись на слабый желудок. — Герой-романтик, а тебя не унесёт? — взволнованно вмешался Акира. — Дело в том, что Итто разводит в лошадиных пропорциях… — Давай, наливай всем уже! Кадзуха считал, что, раз уж Итто наливает всем одинаково, девочки сдадутся быстрее, и эта показательная распивка закончится безоговорочной победой Каэдэхары. Но всё получилось не так, как он задумывал. В воздухе очень быстро стало душно, а от съеденных закусок — тошнотворно. Парень контролировал себя и понимал, что грань между «овощем» и «вполне соображающим» есть, однако столь тонкая, что светловолосый, в целях безопасности, перебрался на диван. Блондинка, отказавшаяся пить, уступила ему, и Каэдэхара оказался между тёмноволосой и рыжей. Они выглядели так же злорадно, хитро, в придачу ещё и развязно. Юноше было противно от их близости, которой, казалось, никто не замечал, и всё же его возбуждала эта игра: шёпот над ухом, смешки, каверзные вопросы, смех друзей, общий запах и музыка, что становилась всё тише и тише… Это было похоже на сон, только очень уж прерывистый. Кадзуха пытался запомнить, о чём и с кем он говорил, но быстро оказывался в другом месте. С дивана он вдруг резко перекочевал в ванну, его бодро умывал Мамору. Потом они вместе прошлись по двору, провожая «фиолетоголовую» и рыжую. К своему стыду, Кадзуха так и не запомнил их имена. Как только сознание прояснилось, они оба вернулись в квартиру, где творился хаос: Итто катал темноволосую на спине, блондинка снимала это всё, а Аяка отстранённо сидела в стороне. Увидев, что парни вернулись, они пригласили их к столу. Оказалось, за время их отсутствия, они смешали весь оставшийся алкоголь и сделали «убойное сочетание», по словам главного бармена сегодняшнего вечера, Аратаки. Кадзуха так-то в этом не сомневался, но заднюю дать не позволили подколы блондинки, которая — вот сучка, думал он — вообще отказывалась пить. Здравый смысл, что был свидетелем последних часов активного распития алкоголя, отказывался принимать тот факт, что ещё немного, и Каэдэхара свалится окончательно. Не предвещая беды, парень занял своё место на диване, взял свою порцию коктейля, сделал несколько глотков… А дальше Кадзуха совсем ничего не помнил. — Что вы с ним сделали, придурки? — тихо, но грозно шипела на остальных Камисато, пытаясь привести Каэдэхару в чувство. Она поняла, что он совершенно «готовенький», когда из его рук полетел стакан и намочил одежду рядом сидящих. Быстро среагировал и Итто, который, не сдерживая заразительный смех, принялся удерживать своего друга от падения. — Ещё… — бубнил Кадзуха сквозь сон и пьяный бред. — Пожалуйста, ещё… — Что он там просит? — хитренько поинтересовалась темноволосая. — Думаю, вечер можно считать законченным, — властно отчеканила Аяка и строго посмотрела на Итто. — Мы не можем оставить его в таком состоянии. Кому-то нужно за ним проследить. — И ты намекаешь на меня? Оу, нет, подруга, я не могу, — Аратаки удивил всех своим ответом и поспешил объясниться: — Я обещал бабушке, что к её пробуждению буду дома. А встаёт она очень рано… — Окей. Акира, Гента, Мамору? Все, как один, замотали головами. — Да вы что, совсем?! Он же ваш друг! Так сложно проследить за его состоянием? — Ну, мы можем, если все заняты, — влезла в диалог блондинка, и её сразу осадила освирепевшая Камисато. — Только вас, потаскух, не хватало. Комната наполнилась гнетущей тишиной, которую разрушил тяжёлый вздох Аратаки. Он опустил бренное тело на диван и медленно встал между девушками. — Милые мои, давайте не будем ссориться… — Что сказала, мразь?! — темноволосая схватила бокал с шампанским и попыталась облить им Аяку, но её прикрыла широкая спина Итто. — Отойди, я ей сейчас вобью в башку, как стоит общаться! — Ой! Как же, интересно?! — кричала Камисато из своего крепкого убежища в лице Аратаки. — С членом во рту?! Чтоб только и слышно было: «глык-глык-глык»! — Сука! Гента и Акира, как самые сильные из «банды», стали держать, сорвавшихся с цепи, милых дам, которые теперь, в порыве ярости, выглядели хуже дворовых шавок: плевались слюной, материли спровоцировавшую их Аяку и параллельно обменивались проклятиями с Итто, который, по их мнению, должен был встать именно на их сторону. Мамору не стал принимать в этом участия и быстренько, под шумок, собрал вещи их подружек и предложил поскорее покинуть этот дом. Аратаки даже пообещал проводить их до дома, что развеяло все обиды и злость, чему все были рады, даже Камисато. И таким образом вопрос, кто же останется следить за Кадзухой и убирать в квартире, решился сам собой. Только Аяка осталась одна на пороге, как осознание стрельнуло в висок похуже опьянения. У неё были причины переживать по поводу сложившейся ситуации, и она, быстро сориентировавшись, начеркала что-то у себя в телефоне и отложила его подальше, чтобы бесконечные пиликанья не отвлекали от главного: заботы о пьяном друге. Камисато подошла к дивану, на котором мило расположился Кадзуха и засопел. Девушке оставалось молча удивляться, как среди этого запаха вообще можно уснуть и, взяв пакет, принялась скидывать в него весь мусор. Можно было не бояться, что парень проснётся от этого шума и грохота. Казалось, начало ядерной войны будет не в силах вырвать его из сонного царства. Аяке было даже лучше: она закончила уборку, подставила парню тазик и принялась смотреть любимый сериал, скрывшись от мира шторкой перед широкой мягкой кроватью. Так прошло их первое совместное Рождество.***
— Мам, ты не видела Олбас? — гнусавым голосом крикнула Мона из своей комнаты. Она находилась в отдалённой части квартиры, и когда девушке было что-то нужно, никто не слышал её просьб, что изрядно раздражало, особенно в простуду и особенно в преддверии Рождества. Из своего укрытия с приятной бирюзовой мебелью и атмосферными украшениями не очень-то хотелось выходить и показываться кому-то на глаза, но у Мегистус просто не было выбора: либо она поборет кашель, либо он — её. В коридоре пахло запечённой индейкой, без которой Мона не могла представить ни одно Рождество. Даже сквозь насморк школьница сумела оценить этот аромат и мысленно поблагодарить свою маму, ведь готовит она просто волшебно. Недалеко от кухни, за дверью со стеклянными вставками, работал отец. Он был весь в делах, но в этом году его дочь это не сильно мучило. Она не выдавала родным, что своих проблем ей и так хватает, куда уж волноваться о внимании со стороны родителей. Наоборот хотелось закрыться и зареветь в тишине, в одиночестве и спокойствии, а не дёргаться от постоянных стуков в дверь и вопросов: «Милая, ты покушала? Милая, ты выпила таблетку? Чем занята? Как себя чувствуешь? Будешь пудинг?» Вопреки постоянному раздражению, Мегистус ценила эту заботу и заставляла себя быть милой с мамой и вежливой с папой. Девушка и сама не понимала, откуда бралась эта злость. Словно она приходила из ниоткуда, но ведь такого быть не могло. Плохое настроение из ничего — это не про Мону. Она пыталась разобраться в себе и раз за разом возвращалась к одному и то же имени. Скарамучча. Желая абстрагироваться от него хотя бы в праздник, Мегистус заставила себя глубоко вдохнуть, выдохнуть и, натянув улыбку, отправиться на кухню, чтобы вновь спросить у матери, не видела ли она сироп от кашля. Если бы она вновь позволила эмоциям встать впереди здравого смысла, возненавидела бы себя и свои чувства, которые не мог контролировать, казалось, никто, кроме Куникудзуси. Не дойдя до матери, Мона услышала из комнаты справа выкрики отца. Они были похожи на собачье гавканье, словно шериф злился и ругался на кого-то последними словами. Ещё летом мужчина установил в кабинете звукоизоляцию, поэтому о причинах такого настроения оставалось только догадываться, но стоило Мегистус сделать ещё несколько шагов, взяться за ручку кухни и слегка потянуть её, как тело непроизвольно дрогнуло от резкого удара — это отец хлопнул дверью. На стук сбежалась и мать. Она появилась тихо и быстро позади Моны и испугала её своим писклявым голосом: — Милый, ты куда?! Шериф наконец-то обратил внимание на смотрящих на него с непониманием домочадцев. Мало того, что он весь день провёл в кабинете, так ещё и сейчас, к вечеру, когда у семьи должен был быть совместный ужин, стоял в коридоре, натягивая своё пальто и сапоги. От мужчины сильно пахло куревом. Мона украдкой заглянула в кабинет и увидела на тумбе заполненную пепельницу. Отец курил там весь день, когда обещал маме, что на праздники воздержится от этой привычки. Вновь злость, животная и всепоглощающая, заполонила горло Мегистус. Едкая слизь готова была выпрыгнуть изо рта со словами: «Куда ты намылился?! Тебе совсем на нас похер?!» Но девушка проглотила этот комок, и он забурлил у неё в животе. — Дорогая, некогда объяснять, меня срочно вызывают. Я приеду ночью, обещаю. Максимум, к утру. — К утру… — обречённо повторила женщина в замызганном халате и грязной фартуке. — Хорошо, только осторожнее на дорогах. Мону раздражала мягкотелость матери. А вдруг отец всем лапшу на уши вешает и уезжает к любовнице, не унималась Мона. Эта теория вполне могла состояться, если бы Мегистус не знала, насколько шериф предан своей работе и семье. Однако среди этих двух важнейших сфер жизни он выбирал первую и пропадал в ней уже около трёх лет, когда его наконец повысили. Это была радость. Сейчас Мона уже не считала тот день самым счастливым в её жизни. — Доча, — мужчина неожиданно обратился к младшей Мегистус, и она удивлённо подняла взгляд. — Это насчёт дела твоей подруги. Фишль, правильно? Мона не успела ничего спросить, как отец взял деловую сумку и убежал, хлопнув дверью. Девушка рефлекторно чуть не побежала за ним, но приступ кашля разразил горло, и она скрылась на кухне, где наконец нашла злополучный сироп. Мама ненадолго осталась в коридоре закрыть дверь, а после печальная зашла следом за дочерью. Мегистус оставалось только наблюдать, как она развязывает фартук, снимает гарнир с плиты и тяжело вздыхает. Я так же выгляжу со стороны, представляла десятиклассница, облокотившись о стол. Мечтательно, глупо, наивно и беззащитно — это жалкое зрелище для той, которая хотела всего достичь сама. Разве идя к своей цели, можно было тратить время на то, чтобы убиваться по парню, ещё и такому придурку, как Скарамучча? Разумом темноволосая всё понимала, однако сердцу ничего не объяснишь и не докажешь. Эта ноша, чувствовала девушка, ещё долго будет тянуть её на дно. И «ноша» — это не Куникудзуси. Это любовь к нему. Мечтательная, глупая, наивная и беззащитная. Звонок в дверь разрядил совсем не праздничную тишину. Первой мыслью у матери было, что это вернулся отец, видимо, что-то забыв. Мегистус плюнула на это всё и поплелась в комнату, забрав с собой сироп. Стоило ей только закрыть дверь и плюхнуться на кровать, как в комнату нервно постучали. — Милая… Тут почтальон пришёл… Голос у матери был озадаченным и немного смущённым. В голове не укладывалось, как почтальон мог вызвать такие эмоции и, чтобы это узнать, следовало выйти в коридор. Не натягивая мягкие тапки, болеющая девушка с предвкушением и кашлем вышла из комнаты и посмотрела на входную дверь. На пороге стоял молодой парень, студент, в форме, всё как полагается, держал папку, ручку, а в другой руке шикарный букет нежно-розовых пионов. Мегистус ахнула от неожиданности и подошла к парню ближе, рассматривая цветы и не веря, что их принесли именно ей. Но парень, сдерживая улыбку, уверял, что ошибки здесь быть не может и всё, что нужно сделать — расписаться о выполненной доставке. Мона недоверчиво прошлась взглядом по бумажке, дала свою роспись и получила в руки шикарный букет, пахнущий немного морозом и чем-то ещё, девушка не могла разобрать из-за насморка. Когда дверь за почтальоном закрылась, темноволосая продолжала пребывать в шоке и не замечать хитрого взгляда матери. Не сразу, через несколько минут любований, Мегистус увидела записки и с замершим сердцем принялась читать: «Мне жаль, что тебе приходится проводить это Рождество в постели без возможности куда-то выбраться. Выздоравливай скорее. Надеюсь, эти цветы помогут тебе не грустить в эту ночь. Искренний и преданный, твой Куникудзуси». — Твой Куникудзуси, — вырвалось из уст Моны, и она, смакуя, повторила это ещё несколько раз. До чего же сладко и будоражуще, словно первый поцелуй. А ведь таким он и был, когда Скарамучча своими губами коснулся её уст. Вновь ощутив это чувство, Мона заметила, как дрожат ноги и теплеет где-то в груди, а на языке стоит вкус его кожи. До чего же пóшло, развязно и всё из-за этих цветов! Нет, цветы здесь ни при чём, останавливала себя девушка. Это всё записка! — Это от «героя не твоего романа?» — уточнила мама, всё это время стоящая позади дочери. — Красивые пионы, дорогущие, наверное. — Он может себе такие позволить, — вымолвила Мегистус и спрятала записку поглубже, между бутонами. — И чего это сразу «герой не моего романа?» — Потому что по тебе видно, как ты страдаешь от него. С ним тебе невозможно, а без него и так вполне неплохо живёшь. — Мам, я с ним не общаюсь. Мы видимся только в академии. Это он меня всё никак забыть не может, а мне-то всё равно. — Прекрасная молодость… — выдохнула женщина и расплела свой тугой пучок. — Отец был таким же самодуром. Только не богатым. А бедняки — те ещё романтики. Цветы срывали с бабушкиных клумб, пробирались на соседние участки, чтобы сорвать своей даме сочные персики. Когда деньги есть, и романтика теряется. Мегистус была не согласна, но не подала виду. Какой смысл спорить с мамой, если она всё равно ничего не поймёт? Мона лишь попросила найти подходящую вазу, на что мать лишь многозначительно хмыкнула. — Герой не моего романа… — тихо передразнила девушка, убежав в свою комнату любоваться пионами и перечитывать малюсенькую записку, будоражащую с ног до головы. — Почему не моего? Может, как раз-таки и моего…