Удивительное тепло жизни

      Как только она вышла из кабинета, я быстро, но тихо закрыл дверь и прислонился к ней спиной, прикрывая глаза. Я согнулся чуть ли не пополам, упираясь руками в колени. Моя голова устало повисла, ощущаясь в несколько раз тяжелее обычного. Немного потупив на месте, я начал выпрямляться. Как раз в этот момент в дверь за мной постучали. — Рион, вы чего там? — послышался тонкий голос Глафиры. — Нам пора уже идти ко всем.       Я выпрямил спину, по максимуму спрятал уставшее выражение лица и вышел к ней, словно не разговаривал вживую с человеком, о встрече с которым мечтал чуть больше пяти лет. Я уже давно смирился со своей судьбой и с тем, что буду жить с Глафирой — ошибкой одного вечера — всю жизнь. Для этого смирения мне потребовалось немало времени. Ночами я пытался найти в ней плюсы, которые могли бы сгладить все мои душевные терзания, и у меня это получилось. По крайней мере, получалось до сегодняшнего дня. Вся её забота и внимание, которые были для меня единственной усладой жизни, стали испаряться, создавая удушающую дымку. Она ко мне относится со всей искренностью и, возможно, даже чистой любовью, а я… я лишь притворяюсь, убеждая всё это время себя в том, что это не так. Но нет, я врал себе на протяжении стольких лет. Как только Мирабель вошла в комнату, даже несмотря на её отстраненность, я ощутил себя настоящим. Я смог почувствовать себя собой без доли игры. Она будто смогла снять с меня всё лживое обличие, которое нарастало на мне с каждой новой встречей с Глафирой и становилось частью меня. Отвратительной частью меня. — Вам нехорошо? — Глафира коснулась моего плеча, пытаясь заглянуть в глаза.       Святые, как же мне стыдно. Даже её повседневное касание теперь для меня неприятно. «Какой я ужасный человек», — застыла у меня в голове первая возникшая мысль, но следом за ней еще одна. — «Но ведь я не виноват в смене своих чувств. Они практически единственное, что мне неподвластно». — Всё прекрасно, не переживайте, — постарался успокоить её я, приподнимая подбородок.       Когда мы появились в главном зале, оказалось, что все ждали только нас. Неторопливой походкой мы направились к моим родителям. — Что ж, поскольку все в сборе, то я могу сообщить вам всем следующую информацию, — начал отец. — Вас всех мы отправим домой, дабы не держать здесь слишком долго. Примерно через неделю вам придут письма, в которых будет все, что вас волнует. Вопросы?       Тишина. — Замечательно, до возможной встречи.       Всех девочек стали группировать, чтобы выводить из замка. Я высмотрел в толпе незнакомые холодные зеленые глаза, устремлённые в мою сторону. Моё лицо не изменилось в эмоциях. Как только все вышли, Кристиан продолжил говорить: — Так, сейчас не хочу ничего слушать об этих особах. Завтра после обеда с удовольствием выслушаю ваши мысли и предложения, — он стал оглядываться, в поисках лишних ушей, и, как только убедился, что здесь только мы, продолжил. — В некоторых городах наблюдаются вспышки чахотки, поэтому в ближайшие недели лучше не разъезжать по городам. Братья Кростовы, к вам это больше всего относится, — они лишь кивнули. — В столице вроде пока заболевание не встречается, но выбранных компаньонок всё равно будут полностью проверять на наличие симптомов. Встретимся за ужином.       И мы стали все расходиться по своим комнатам. Глафира удалилась в одном направлении, а я, сестры и наши слуги в другом. Барбара все никак не могла успокоиться. — А ты хорошо выбирал нам подругу? Она будет вежливая? — Я пока ничего не могу точно сказать, — не соврал я. — Жди завтрашнего собрания.       Как только я ввалился в свою комнату, то увидел конверт, лежащий на письменном столе. Из деревни. Теперь, когда я знал, что с Мирой все в порядке, моя рука потянулась к письмам с большей неохотой. Раньше я судорожно и с молниеносной скоростью открывал конверт, пытаясь увидеть хоть намёк на её имя, но всё время эти попытки были ужасно тщетны.       Я сел на край кровати и стал аккуратно вскрывать конверт. В нём лежали всего два письма, хоть с недавних пор их всегда было четыре. Такой несложный подсчет заставил меня начать вновь волноваться. Я достал одно письмо, и оно оказалось от бабушки с дедушкой, второе было от Роуз — и только. Быстро развернул бумажку от тех людей, по которым я скучал больше всего, и которые находятся под угрозой болезни, вошедшей в нашу страну. Бабушка сообщила, что всё у них хорошо и не о чем переживать. Хотелось верить, что всё так и есть. Дед никогда не писал письма, но так или иначе упоминался в них.       Едва я развернул вторую бумажку, мои глаза наткнулись на плохие новости. Если кратко, то Эрик подхватил чахотку. Как и где, не упоминается. Только мне стало непонятно — то ли это у Роуз с Эриком всё настолько серьезно, что она с ним живёт, то ли она была у него в гостях и не осмелилась вернуться к себе. Интересно, а её родителям настолько плевать на свою дочь, что ли?       Тут я вспомнил, что, когда братья Кростовы собирали девушек по деревне, они, несомненно, должны были обойти все дома, в которых так или иначе присутствует женский пол. И раз уж здесь не было Роуз, а она бы точно здесь была, то с ней точно что-то произошло. Я направился к братьям в комнату и постучал в запертую дверь, за которой практически сразу послышались шаги. — Что-то произошло? — с порога начал Эдгар, приглашая войти.       Я послушно зашёл в их комнату, в который было непривычно прохладно, отчего моя кожа покрылась мурашками. — Вы помните все семьи, которые посещали? — Да, вроде. — Двухэтажный дом, дверь в который, скорее всего, открыл парень моего возраста с коричневыми либо блондинистыми волосами, был? — Похожих около двух. — Что в них сказали? — Во всех болеют. — И вас это никак не смутило?       Они переглянулись. — Да не особо. Мы сами только сейчас узнали о том, что в нашей стране есть болезнь. А почему вас это так встревожило?       Я не хотел им рассказывать всю правду, хоть и старался всегда делиться с братьями Кростовыми всем, что таится в душе. Честно, я не заметил, как перешёл с ними на такие дружеские разговоры. — Просто эта болезнь — не простуда, как вы, возможно, могли подумать про тех двух девочек, а как раз чахотка, которой, по словам короля ещё нет в столице.       Их взгляды приковались ко мне в ожидании пояснений. — Мне об этом написала подруга, проживающая в одном из тех домов. Жила. На самом деле она недавно переехала к своему молодому человеку, охваченному этой болезнью. — Надо сообщить королю? — Завтра, пожалуй. Просто проблема не только в подруге. Там у меня бабушка с дедушкой, и об их здоровье я переживаю больше всего.       Я ещё немного подумал о том, как можно их обезопасить, и вдруг меня осенило, что Мирабель ведь живёт не здесь и сейчас направляется в лапы болезни. Но и здесь я не позволю ей становится компаньонкой. Быть уборщицей замка и то будет лучше. — Кажется, вас что-то ещё беспокоит, — подметил Томас.       Я немного помедлил. — Мирабель. — Тиф или как там? — Сив, — засунув руки в карманы штанов, произнёс я. — Да-да, точно. И что она? Вы знакомы? — стал расспрашивать Том. — Ну можно и так сказать. Мы были знакомы всё то время, пока я находился в деревне. — А, всё понятно, — сказал Эдгар. — Вот что вам двоим понятно? — с недовольством произнес я. — Вы же сами прекрасно понимаете, что собой подразумевает быть компаньонкой, и я не хочу, чтобы моя подруга как-то пострадала из-за этого. — Если вы переживаете за её судьбу именно здесь, то, думаю, это бесполезно. Ей вряд ли будет что-то грозить. Сёстры хоть и неугомонные для своего возраста, но не совсем глупы. — Ладно, я подумаю над вашими словами до ужина.       Теперь я не знал, что писать в письмах, но самым логичным решением было сообщить Джеймсу и Раймону о возможной болезни их сестры. Хотя она живет теперь не так уж и далеко от них — если не ошибаюсь, то всего через дом, — видимо, страх за близких у неё не меньше моего.

***

      — Ну, как всё прошло? Тебя приняли? — сразу по приезде начала мама. — Не знаю, но сказали, что через неделю придёт письмо, из которого всё и узнаем. — Тогда ждём.       Когда нас развезли по домам уже другие слуги, небо стало темнеть, а значит, что пора спать. Но мой желудок не получил свою порцию ужина, да и обед был сумбурен, поэтому, пока не утолю голод, в комнате даже не появлюсь.       Следующий день я начала, как обычно, с работы, но в голове кружилась лишь одна мысль: «проверить письмо». И вот, как только все дела были завершены, а обед съеден, я помчалась к ящику в своей комнате, на дно которого я запрятала в своё время бумажку. Теперь я её открывала, не медлив. Вновь эти слова и ужасные фразы, но теперь лишь старалась не зацикливать внимание на них. Почерк. Вот что меня волновало сейчас больше всего. В этой же ячейке у меня хранились все письма Риона пятилетней давности, но, чтобы не заходить в совсем давнишние воспоминания, я решила достать крайнее. И меня удивило то, что в них почерк хоть и был схож, но отличался. «С кем не бывает. У меня тоже он бывает разный», — подумала я, но всё же решила достать ещё одно письмо Риона, а затем ещё одно. Во всех них почерк идентичный: закруглённый, мелковат и с красивыми закорючками на концах заглавных букв. И лишь в одном он слегка островат, закорючки меньше и не так аккуратны.       Собрав все разложенные письма в охапку, я понеслась к Розе. До её дома я добралась как никогда быстро. Дверь, на удивление, открыл Джеймс. — Мирабель, ты чего так активно в дверь стучишь? — А где Роза?       Я не привыкла, чтобы открывал дверь кто-то кроме неё, поэтому этот вопрос мне показался самым уместным. — Ты не рада меня видеть что ли? — он сощурил глаза. — Нет, ты неправильно меня понял. — Не оправдывайся, лучше проходи и рассказывай.       Мы уселись на диван, и я стала раскладывать перед ним письма и рассказывать всё, что смогла заметить. Поначалу Джеймс мало что понимал, но после он всё с таким же интересом начал рассматривать бумаги. На его лице отразилась доля прояснения. — Ты что-то понял?       Он молчал, проводя пальцами по листу. — А? Нет, просто… не важно. — Нет, здесь важно всё, говори.       Джеймс вновь помедлил. — Пойдём в мою комнату.       У прикрытой двери он решил нарушить нагнетающую тишину. — Возможно, сейчас я разрушу чьи-то жизни, а, может, и наши. — Не неси чушь. — Нет, это правда. Если сейчас мои догадки подтвердятся, то обещай, что не начнёшь винить меня. — Ладно, ладно, показывай.       Комната братьев не изменилась ни на миллиметр с моего последнего похода сюда. Джеймс сразу же направился к тумбочке, выдвинул верхний ящик и достал тетрадь. Он протянул её мне. На ней красовалась надпись «Для родного языка. Раймон». Как только я её открыла, то наткнулась на острый почерк парня. Его буквы скачут по строчкам, словно вилами провели по земле, оставляя грубые следы. — Ты думаешь, что он всё это подстроил?       Пока я всматривалась в почерк Раймона, Джеймс не терял времени и стал лазать по разным углам комнаты. — Уверен, — с горечью в голосе произнес он, когда поднял с кровати брата тонкий матрац, под которым лежала небольшая стопка писем. — Это… Это...       Я никак не могла подобрать нужные слова, чтобы передать все свои эмоции. Все письма были адресованы мне, и их оказалось не меньше четырёх (с первого взгляда не понятно). Поверить своим глазам было также сложно, как и ушам в замке. — Ты знал? — Нет, в том-то и дело. Я не знаю, когда он успел это всё провернуть. — Хочешь расскажу? — раздался за нами, словно мяуканье, голос Раймона.