— Я много раз говорил тебе, что от чрезмерной нагрузки будут только болеть ноги.
— Айя, не говори глупостей! Я в порядке, — она делает искусный поворот, от которого ее колени
совсем не болят. Ни в малейшей степени. Сяо, кажется, верит. — Видишь, видишь? Твои старые колени капризничают? Скажи, если так, я бы не хотела, чтобы ты споткнулся в бою без купона в руке!
— Тц. То, что ты говоришь иногда, непостижимо, — Ху Тао хихикает в руку. — Не жалуйся, когда упадешь на пол и тебе понадобится, чтобы кто-то отнес тебя в гостиницу.
Она наклоняет голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Они сверкают, как янтарь под полуденным солнцем.
— Нежели
вот, что я получаю за то, что пригласила тебя на завтрак? Иногда ты говоришь самые холодные вещи, о мой могучий страж.
— Я просто говорю правду. Я мог бы отнести еду в гостиницу и...
— Нет, нет и
нет, мы
не будем завтракать в нашей комнате! — Ху Тао выскакивает перед ним, надув губы. Ее палец с кольцом тычет его в грудь. — Тебе нужно окунуться в атмосферу, шум, запах плиты по полной! Только
тогда получится удовлетворительный опыт.
— Тебе не нужно утруждаться, — цокает языком Сяо.
— Я не утруждаюсь – во всяком случае, мы должны были поступить так в тот момент, когда ступили в Инадзуму, но… ну что ж. То была не наша вина, — она игнорирует раздраженный, приправленный не до конца разгоревшимся недовольством взгляд Сяо и с улыбкой оглядывается вокруг. — Сейчас как никогда самое подходящее время, чтобы принять все вокруг во внимание. Закрой глаза и вдохни поглубже!
Ее сердце взлетает, когда он делает то, о чем она просит, но не без его древнего и предсказуемого глубокого вздоха. Архонты, этот мужчина. Из-за него ее терпению однажды придет конец – никто не может выглядеть таким милым и сварливым одновременно!
— Пахнет едой, — отвечает он, нос вздрагивает.
— И, и?
— Масло. Мясо… что-то травяное и сладкое, — глубоко вдохнув, отвечает Сяо, расправив плечи, слегка наклонив голову и сложив руки на груди.
— Ммм! Разве не напоминает тебе «Народный выбор»?
— Да, — его брови морщатся. — Ветер усиливается. И… что-то горит.
— Хах? Что... — начинает хмуриться Ху Тао.
Она громко вскрикивает, когда маленькая фигурка врезается ей в ноги. Глаза Сяо тут же распахиваются, и Ху Тао, дрожа, отпрыгивает в сторону.
Перед ними ребенок размером с пинту возится с упакованным блюдом, которое выглядит слишком красным и пахнет слишком остро для съедобного.
— Ох, нет… Я чуть не уронила блюдо для Гудзи. Извините. Я вас не увидела.
Директор поправляет шляпу на голове. Сяо смотрит на ребенка сверху вниз со сдерживаемым гневом.
— Ты чуть не уронила это на неё. Что-то настолько горячее может опасно сказаться на коже.
Девушка плотнее натягивает толстовку на голову и зевает, снова чуть не уронив тарелку. Кстати, как это блюдо не обжигает ее крошечные пальчики?
— Я должна отнести это госпоже Гудзи. Это секретное задание от босса. Не задавайте никаких вопросов… Я не хочу еще одного нагоняя. Я так… устала.
Ху Тао хочет задать около десятка вопросов, но девушка сворачивается в клубок и уносится прочь в вихре Анемо, который сбивает с ее головы шляпу и треплет волосы и одежду Сяо. Она мгновенно бросается вперед, чтобы поймать шляпу, но в конце концов бледная рука хватает ее и возвращает обратно.
— Думаю, она ваша, верно?
Налетает еще один порыв ветра, заставляя девушку перед ней взвизгнуть, а Ху Тао раздраженно фыркнуть.
Она смотрит на крыши. Под солнечным светом и высоко над ними возвышается Сяо с золотыми глазами и непоколебимым взглядом. Как раз в тот момент, когда она собирается спросить, что он задумал, толпа женщин в белых и красных одеждах заполняет улицы, устремляясь в том направлении, куда только что ушла маленькая девочка.
В этом районе тоже собирается довольно много людей, чтобы поесть… неудивительно, что он забрался туда повыше. Тем не менее ее внимание в конечном счете сосредотачивается на Сяо.
— Эй! Разве мы не собирались позавтракать? Тебе обязательно было уйти прямо сейчас?
— Это может подождать, — слабым голосом отвечает он. — Я буду наблюдать за городом отсюда. Ты же знаешь, толпа – не моя сильная сторона.
— От чего ты собираешься защищать город, от хиличурла? Здесь нечего бояться!
— Когда ты в городе, никогда нельзя быть слишком уверенным, — айя, какой же этот парень иногда наглый… — Ты забыла, что вчера нас чуть не похитили на лодке? Никогда нельзя быть слишком осторожным, — Ху Тао хмурится.
— Но сейчас мы не спим! Это не одно и то же, дурачок! — единственное, чем он может ответить – поворотом головы. Ху Тао улыбается, в ее сердце разливается тепло. Иногда он может быть таким милым. — Ага, отлично. Но не пугай людей, ладно? Я не хочу, чтобы Кудзё Сара снова постучала в нашу дверь…
— И кто же изначально был в этом виноват? — появляется легкая ухмылка на его губах.
Все, что ей остается, – надуться.
— Ты когда-нибудь забудешь об этом?
—
Кхм.
Ху Тао оборачивается. Камисато Аяка хихикает за красивым фиолетовым веером, протягивая шляпу Ху Тао.
— Думаю, что вы оборонили ее – или скорее, Саю сдула. Я прошу прощения за ее спешку. По большей части это моя вина.
Камисато Аяка… да, это та девушка, которая на днях вытащила их из тюрьмы. Возможно, они перекинулись всего парой слов, но такую милость не так-то легко забыть. Ее нежные глаза, выражение лица, руки – если бы только она могла быть такой элегантной и красивой, да еще и с такой же легкостью!..
Ах, она задала вопрос.
— Все в порядке! — смеется Ху Тао и снова надевает шляпу. — Это была твоя подруга? Блюдо, которое она несла с собой, выглядело очень...
свирепо. По крайней мере, для носа!
— Ох? — Аяка закрывает свой веер. — Оно показалось вам неприятным?
— Нет-нет-нет, вовсе нет. Я люблю, когда моя еда обладает легким ароматом, но даже в Ли Юэ мы не готовим таких блюд! Что ж… у нас есть шеф-повар, которая запросто
могла бы приготовить такое, но не то чтобы мы, обычные люди, стали бы его есть! — ее блюда со слаймами… Ху Тао сглатывает. — Так? То была твоя подруга?
— Можно сказать, что так оно и есть, в некотором смысле, — отвечает Аяка, отведя взгляд. Она выглядит немного смущенной, щеки розовеют. — Мой брат сказал ей отнести это блюдо Гудзи Яэ, и я полагаю, что Саю, должно быть, восприняла его слова о
секретной миссии слишком серьезно, отсюда поспешность… и отсюда же десятки девушек, которые гоняются за ней, — она склоняет голову. — Приношу свои извинения за шум.
— Пустяки, — с усмешкой подходит она к Аяке. — Моя шляпа в отличной форме благодаря тебе, как и я. Могу я спросить, что привело тебя сюда?
Девушка оглядывается вокруг себя. Ее губы сжаты, будто находиться здесь – в первую очередь грешно.
У Ху Тао не остается времени, чтобы начать беспокоиться, потому что Аяка говорит:
— Как часть комиссии Ясиро, я очень занята предстоящим фестивалем. Я поняла, что у меня есть немного свободного времени между делами, так что… я подумала, что могла бы немного расслабиться здесь. Минута покоя может принести мне столь необходимое вдохновение.
— Ага, — кивает директор, — ничто так не помогает вернуть энергию, как полуденный бриз. Он намного действеннее, чем кофе или вино, но не говори моим сотрудникам, что я так сказала, — Ху Тао подскакивает ближе к Аяке. — Итак, давай, расскажи мне! Есть планы?
— Планы?
— Ммм! Как еще ты надеешься отвлечься от работы? Конечно, тебе нужно что-то, что отвлечет тебя, да?
— Ох, хорошо, мне не нужен сиюминутный отдых. Было бы контрпродуктивно, не так ли? — она проводит пальцем по подбородку. — Мне нужно подумать о том, как украсить парад… и мне также нужно найти кого-то, с кем можно проконсультироваться по поводу баннеров, декораций из увядшей сакуры, договориться насчет оркестров и...
— Подожди-подожди-
подожди, минутку, это совсем не отдых! — глаза Аяки расширяются от встревоженного заявления Ху Тао. — Поверь профессионалу, как я: перерыв
с мыслями о работе – не перерыв. Только представь, какой была бы моя жизнь, если бы я думала только о покойниках и моих будущих клиентах! Я была бы печальнее, чем лист зимой…
— Учитывая ваше стремление развивать бизнес, я подумала, что это впрямь может быть так, — наклонив голову, отвечает Аяка, и Ху Тао хихикает.
— Напоминать моим будущим клиентам о скромной судьбе, которая ожидает всех нас, вряд ли грустно или утомительно – во всяком случае, я помогаю им взглянуть с другой точки зрения! И ты должна сделать то же самое, — она кивает сама себе и кладет руки на бедра. — В Инадзуме должно быть какое-то развлечение, что-то, что поможет тебе отвлечься на какое-то время!
— Хм-м-м… развлечение, говорите, — Аяка хмыкает. — Полагаю, у меня есть кое-что на уме. Могу я довериться вам, госпожа Ху?
— Можно Ху Тао, и, конечно, можешь! — она наклоняется ближе к Аяке, шепча ей на ухо со зловещей усмешкой. — Как человек, отвечающий за похороны, я видела, как некоторые люди уносят в могилу
самые страшные секреты. Я знаю, как держать язык за зубами… особенно для будущего клиента.
Аякка нервно хихикает. Она теребит веер и делает шаг назад.
— Тогда… Ах, возможно, было бы лучше, если бы ты увидела. Пойдем со мной, пожалуйста.
Ху Тао следует за ней к очень невинному на вид магазину, до краев заполненному тканями, платьями, кимоно — всем, что можно надеть на тело. Правда, здесь нет погребальных одежд, к вопиющему безобразию, но она возьмет то, что сможет взять, и не скажет ни слова, особенно когда Аяка сияет от восторга.
Леди, присматривающая за магазином, приветствует Аяку с улыбкой:
— Доброе утро, госпожа Камисато. Что привело вас сюда сегодня?
— Ничего особенного, — говорит она. — Я просто… хочу осмотреться. Я же не создам проблем?
— Вовсе нет, госпожа Камисато. Не торопитесь. Для нас всегда большая честь видеть вас в нашем скромном магазине. Если вам понадобится какая-либо помощь с примеркой, не стесняйтесь, скажите мне, — слегка округлив глаза, быстро качает головой дама.
Они заходят в маленький магазин. Ткани такие деликатные, такие яркие и красивые, что, если бы что-то сейчас зависело от нее, она бы скупила весь магазин, но… приоритеты!
Аяка, кажется, так же очарована, судя по ее улыбке. Наблюдая за Аякой, Ху Тао тоже начинает улыбаться.
— Так ты собираешься пройтись по магазинам? Я думала, твой секрет окажется гораздо более мрачным, если только… у этого заведения нет глубинной темной тайны, которую ты собираешься мне открыть!
— Хах? Нет, я…
— Да-да, все в порядке. Я готова удивляться. Я люблю истории с изюминкой! — она оглядывается вокруг, ища потайной вход, потайной выход – или, может быть, секрет кроется за кимоно, висящих на стене! — Секрет захватывающей истории – в хорошем, тщательно продуманном повороте, и я уверена, что у такого человека, как ты, есть свои хитрости и карты в рукаве.
— Нет, нет, — качает головой Аяка со скромным смешком. — Здесь нет никаких спрятанных секретов. Этот магазин – просто обычное заведение, — Аяка тихо смеется, а очень разочарованная Ху Тао стонет. — Иногда я прихожу сюда, чтобы расслабиться. Это странно, не так ли?
— Все любят то или иное, что совершенно нормально, — качает головой Ху Тао. — Благовония, шелковица, цветы цинсинь, аромат свежевыструганного гроба… — она вздыхает с нежностью. Ох, как она иногда скучает по ритуальному бюро. — Эти кимоно выглядят прекрасно. Купишь какое-нибудь для фестиваля?
— Я могла бы, — она смотрит на разнообразие одежды на стене прищуренными глазами. — Я не уверена, что подойдет мне лучше всего, и у меня не так много времени, чтобы примерить их…
— Ох? Твой перерыв
такой короткий?
— У меня нет выбора, — отвечает Аяка. — Фестивали Инадзумы попадают под ответственность комиссии Ясиро и, по доверенности, клана Камисато. С недавним наплывом туристов и товаров из-за границы справляться стало немного сложно. Делать перерывы – совершенно непозволительно.
Ху Тао наблюдает, как Аяка теребит шнурки на груди. Она понимающе улыбается.
— И все же, ты здесь.
Она нервно хихикает, немного задыхаясь. Во имя Семерки, она выглядит усталой.
— Обычно я не поддаюсь давлению работы, но… У меня заканчивались идеи, и по какой-то причине, независимо от того, сколько я смотрю на эти тонкие узоры, завитки и цвета… Я все еще не получила свежего притока вдохновения.
— Неудивительно, ты, должно быть, изнемогаешь от такого количества работы! — Ху Тао задумчиво хмыкает. — Если поход по магазинам не помогает, почему бы тебе не расслабиться еще немного? Может быть, другой вид развлечения поможет.
— Я не могу остаться здесь надолго. Я уверена, что скоро в этот магазин придет больше клиентов.
Айя, вежливые люди и их глупые представления о правильности!
— Только не в магазине, глупышка! — наклонив голову, замечает Ху Тао. — Как насчет того, чтобы я отвела тебя куда-нибудь еще? — Ху Тао ахает от новой идеи. — Или как насчет… да! Мы могли бы поесть вместе! Еда здесь пахнет
потрясающе, но я просто не знаю, с чего начать, а я
не уеду из Инадзумы, не попробовав пару блюд.
— Ты думаешь, еда поможет? Разве она не сместит мое внимание еще дальше от текущей задачи? — с распахнутыми глазами спрашивает Аяка.
— Ага, я уже говорила: суть не в том, чтобы сосредотачиваться на чем-то одном весь день, что тоже вредно для здоровья! — Ху Тао ухмыляется. — Наше ритуальное бюро надежно, но если бы ему пришлось полагаться на работающую до смерти меня, тогда оно стало бы совсем не надежным, тебе не кажется? Только представь: я сжигаю тело, которое, возможно, все еще живо!
— Такое когда-нибудь случалось раньше? — ахает Аяка, бледнея от ужаса.
— Ты чего? Боишься, что тебя постигнет такая участь? — она позволяет вопросу повиснуть в воздухе, и, когда Аяка, запинаясь, кротко отвечает, она разражается смехом. — Я просто шучу, не смотри так мрачно! Мы никогда не делали ничего подобного… Во всяком случае, мы уже никогда не узнаем наверняка.
— Рада, конечно, слышать, — кажется, Аяка немного успокаивается. — Еще… я думаю, что понимаю твою точку зрения. Нет смысла строить дом из дешевых и быстрых материалов, если он очень быстро разрушится, верно?
— Что также относится и к гробам –
о-ох, получилась бы
очень хорошая маркетинговая стратегия! Но да, это моя точка зрения, — Ху Тао указывает на кимоно перед ней. — Почему бы тебе не задержаться еще немного, чтобы посмотреть на наряды? Я уверена, что если выглядишь очень красиво на фестивале, то проведешь его в сотни раз лучше!
Не то чтобы от этой девушки уже не захватывало дух. Она похожа на одну из тех, кому не нужно пить воду из озера Адептов или купаться в росе с цветов шелковицы – хотя до сих пор ничего из этого не помогало. Может быть, Син Цю был прав, и этим старым, пыльным книгам о красоте нельзя доверять…
— А как насчет такого дизайна? Как думаешь, мне подойдет? — повернувшись к одному кимоно с яркими, ошеломленными глазами, спрашивает Аяка.
Кимоно темное, небольшое, испещрено узорами в виде золотых листьев и серебряных звезд, пересекающих красивое небо. От одного взгляда на него у нее перехватывает дыхание.
— О Архонты, какое кимоно… оно смотрелось бы на тебе сногсшибательно! Может быть, ты могла бы покрыть лаком цветок сакуры и сплавить его с ляписом… ах, облом. На сплав ушло бы слишком много времени.
Девушка хихикает и идет к даме, управляющей магазином, оставляя Ху Тао на произвол судьбы. Этикет – название игры в ее индустрии, поэтому ей точно не нужно платье для фестиваля, чтобы выглядеть нарядно, но…. У нее действительно есть немного денег, и, оглядываясь назад, у нее никогда не было возможности хорошо выглядеть на Празднике ветряных цветов.
Она задается вопросом, оценил бы Сяо ее наряд, если бы она приоделась. Скорее всего, он даже не заметит изменений, но мысль о том, что он заметит и прошепчет, что она выглядит мило, заставляет ее сердце биться в очень постыдном ритме.
Как раз в тот момент, когда она ищет что-то для себя, ее взгляд падает на наряд, который заставляет ее думать не о цветах персика и благовониях, а о сильных ветрах Ли Юэ и свежесобранных цветах цинсинь.
Красивый дизайн в зеленом и изумрудном тоне, будто Анемо воплотился в одежде. В нем достаточно деталей, чтобы напомнить ей о долинах Ли Юэ, охваченных горько-сладкими воспоминаниями о войнах на холмах и вершинах, высеченных Архонтом, который нес нацию на своих плечах.
Перед ней мрачный наряд, как и Сяо, но в то же время яркий, полный надежд, просто… такой завораживающий, интригующий, задумчивый.
Призыв слетает с ее губ прежде, чем она успевает остановиться.
— О мой могучий страж, Сяо?
Кимоно в магазине тихо шуршат.
— Ты могла позвать меня, как обычный человек, вместо того чтобы призывать меня. Я был не слишком далеко, — Ху Тао улыбается про себя. — Между этими тканями не таится никакой опасности, не так ли?
— Если бы! — Ху Тао отвечает ноткой смеха. — Я просто хотела, чтобы ты взглянул на него. Красивое кимоно, не правда ли?
Взгляд Сяо обращается к одежде. Ху Тао улавливает малейшие изменения в его взгляде, как он превращается из выжидающего в застигнутый врасплох так же быстро, как она моргает. Тем не менее он всю жизнь соблюдает нейтралитет и практикует молчание, поэтому, когда все его эмоции затухают, она совсем не удивляется.
— Это действительно кимоно.
— И очень красивое кимоно.
— Я… Полагаю, да, — он отворачивается. Ага, он запнулся! Слабое место! — Почему ты спрашиваешь?
— Ты знаешь, как в «Ваншэне» мы
всегда одеваемся, чтобы выглядеть безупречно, элегантно, красиво и достойно? Ты знал, что у нас есть секрет? — Сяо выгибает бровь. — Я только что задала вопрос. Давай, попробуй угадать!
— Иногда в том, как ты себя ведешь, нет никакого
лоска, — говорит он без единой капли доброты. — Назвать тебя так было бы тем же самым, что и назвать журавля неуклюжим.
— Ну, журавли ведь
очень милые, не так ли? — дразняще ухмыляется она.
— …Да.
— А ты знаешь очень быстрый способ выглядеть мило, грациозно и все ранее названное? Правильно: модная одежда! — она указывает на зеленое кимоно. — Ты мог бы купить одно и надеть на фестиваль! Разве звучит не как отличная идея?
Ее предложение, кажется, сбивает его с толку на добрых две секунды, он смотрит на нее с безудержным замешательством.
— Зачем мне, — его взгляд обращается к выходу, — стражу, надевать что-то настолько изящное для такого случая? Так заведено?
— Айя, было бы так по-новаторски, нет… только представь, что власти заставляют людей носить то, что хочет сёгунат для фестиваля! У них действительно довольно стильная униформа, — она пренебрежительно взмахивает рукой. — Но нет, конечно, никаких правил нет, я просто предложила и все. Ты всегда носишь эту одежду, поэтому я подумала, что тебе не помешает ее сменить.
Он смотрит на нее так, словно у нее выросла вторая голова. Такое случается слишком часто. Якса щелкает языком.
— Абсурд. Такой боец, как я, не интересуется модой.
— Какое отношение твоя работа имеет к моде? Ты можешь хорошо выглядеть и хорошо драться! — он отводит взгляд. Быстрее молнии она бросается к нему с другой стороны, вынуждая его извиваться. —
Хм-м-м, может быть, немного красного будет тебе к лицу, но… фиолетовый, да. Он был бы еще лучше. Я помогу найти тебе что-нибудь красивое!
Указывая на кимоно, она ищет что-нибудь, что могло бы больше удовлетворить его вкусы. Зеленый, возможно, не в его вкусе –
трагичный – и, возможно, красный тоже не в его…
— Подожди минутку, — быстро говорит он. — Откуда такая необходимость в кимоно? Ты тоже собираешься купить себе одно?
— Я? Я так не думаю, нет – по крайней мере, пока.
— Тогда зачем оно мне?
— А что, ты бы надел его, если бы я тоже надела? — приоткрыв на мгновение губы, спрашивает Ху Тао, и Сяо вздрагивает от ее слов, и она задыхается от восторга. — А хорошая идея! Мы могли бы быть похожи! Хотя я не думаю, что буду очень хорошо смотреться в зеленом или фиолетовом… Мне больше нравятся более смелые цвета. Оптимистичные, пепельные, как черная мантия ночи, золотые, как кор-ляпис…
— Я никогда не говорил, что мы должны соответствовать, — спешит объяснить он, прочищая горло. — Но в чем же польза от всех этих переодеваний, если не в соблюдении дресс-кода?
Ох,
конечно, он не поймет привлекательности затеи.
— Ай-яй-яй, разве ты не видел, как некоторые люди одеваются для Праздника морских фонарей? Здесь то же самое! Праздники – единственная в жизни возможность хорошо провести время со вкусом. Смена привычного образа дарует особые ощущения. Придает вечеру нотку шарма, немного шика!
— Полагаю, такое смелое платье могло бы придать ему немного шика, — произнес он, дотрагиваясь до красного кимоно, на которое она смотрела уже пару минут. — И все же, ты готова потратить гораздо больше Моры на одежду на одну ночь… как странно.
— Ммм! — она на цыпочках приближается к нему, шепча тихим голосом, чтобы Аяка не услышала. — Ты знаешь, что бы ни говорила сёгун Райдэн, вечность вообще недостижима для нас, смертных. Мы должны извлечь максимум пользы из мимолетного момента, которым является ночь, пока она длится. Думай об этом как о… еще одной возможности проникнуть в мысли смертных.
Потому что на самом деле никто не будет жить вечно. Никто даже не знает, как долго длится
вечность, и эти платья никогда не продлятся так долго в жизни Тейвата, независимо от качества. В конце концов, как и ее собственная жизнь, они будут лишены тела и смысла, потому что веление судьбы гласит, что все обратится в прах, пересечет границу и исчезнет в небытии.
Что не значит, что воспоминание должно исчезнуть, особенно в сознании такого старого человека, как он. Проблеск любопытства в его глазах говорит о гораздо большей молодости, чем у новорожденного. Наряд только сделает воспоминание нежным, прекрасным образом блаженства.
И… Она поджимает губы, оглядывая его с ног до головы, пока он молча смотрит на зеленое кимоно, которое они обсуждали ранее.
— Я думаю, на тебе тоже смотрелось бы мило, — говорит она, пряча руки за спину. — Знаешь, Анемо Адепт отлично смотрится в весенних цветах.
Что не является высокой похвалой, но является правдой – и она говорит это не так, как бы сказал друг, и на мгновение ей кажется, что он уловил
что-то в ее словах, глаза так широко раскрыты, что она хихикает и отводит взгляд, чувствуя себя глупо.
После секундного молчания она украдкой бросает на него взгляд. Его рука закрывает большую часть лица, его челюсть сжата, и она клянется, что видит, как на его ушах расползается розовый цвет.
— Ох? Когда прибыл твой друг-страж?
Легкие слова Аяки прорываются сквозь тишину. Ох, благослови ее Архонты.
Ху Тао оборачивается. Она молиться о том, чтобы ее лицо уже остыло.
— Он прокрался через потайной выход из магазина. Тот, о котором ты мне не рассказала.
Девушка хихикает в свой веер. Сяо вздыхает, все еще отвернувшись к кимоно.
— Ты действительно что-то с чем-то.
— Я не собираюсь рисковать. У всех магазинов есть черный ход, даже у ритуального бюро «Ваншэн». Немного сложно протащить все наши гробы через входную дверь, — говорит она. Ее взгляд опускается на ткань, накинутую на руку Аяки. — О? Ты уже купила кимоно?
— Нет, еще нет. Экспорт шелковицы из Ли Юэ займет еще день, поэтому я просто беру несколько образцов, чтобы протестировать их, когда вернусь домой, — ее пальцы нежно ласкают ткань. — Итак, вы сказали, что хотите позавтракать, не так ли? Мне, конечно, потребовалось некоторое время, чтобы выбрать ткань. Вы, должно быть, проголодались.
Якса, похоже, не совсем тронут предложением, зато Ху Тао
действительно тронута.
— Еще бы! Нельзя ходить по магазинам на пустой желудок, а я не привередлива. В отличии от кое-кого, кого я знаю.
— Крепкие продукты не подходят моему вкусу. Мягкие и сладкие продукты дольше остаются во рту. У меня нет привычки употреблять продукты, которые неприятны моему языку, — хмуро посмотрев на нее, парирует Сяо.
Этот короткий взгляд, который он только что бросил на нее!.. Вот увидит, к его следующему Миндальному тофу будет добавлена дополнительная горсть перца!
— Я тоже питаю слабость к сладкой пище, — улыбается Сяо Аяка. — Если вы присоединитесь, я думаю, что знаю место, которое сможет удовлетворить ваш вкус – и твой тоже, Ху Тао. Туда нелегко попасть, но я сомневаюсь, что возникнут проблемы… — Аяка внимательно рассматривает их, бормоча про себя цифры. — Да, с нами все должно быть в порядке. Следуйте за мной, пожалуйста.
— Куда мы идем? — с горящим интересом подбегает к Аяке Ху Тао. — Ты ведь не поведешь нас в дорогое место, правда? Мне давно хотелось что-нибудь модного, но не
очень дорогого, если ты понимаешь, к чему я клоню. В последний раз, когда я пробовала высокую кухню, мадам Е Лань повела меня в чайный дом «Яньшан» и… Я сожалею до сих пор.
— Сама виновата, что поддалась на выходки этой женщины. Ты когда-нибудь устанешь попадать в неприятности? — спрашивает Сяо позади.
— Профессионал всегда готов к чье-то преждевременной кончине, независимо от того, настолько будет хлопотно
или кто является виновником преступления. Это гарантия ритуального бюро «Ваншэн»! — заявляет Ху Тао, на что Аяка качает головой с невероятно вежливой улыбкой.
— Не волнуйтесь, там не дорого и не хлопотно. Просто расслабляющее место для отдыха – до тех пор, пока Кодзуэ там нет…
Ху Тао и Сяо обмениваются удивленным взглядами, но несмотря ни на что, следуют за Аякой. Улицы глазеют на девушку, как на звезду, спустившуюся с небес, приветствуя ее с благоговением и теплотой, которых Ху Тао еще не видела в гавани Ли Юэ. Слухи могут говорить, что Инадзума – холодная, несчастная нация, но жизнь и веселье в глазах людей, когда она проходим мимо, настолько осязаемы, что оставляют невероятное впечатление.
Конечно, Ху Тао знает, что лучше не верить в нечто невероятное – она ежедневно видит призраков и искалеченные тела, – но чем еще это может быть? Аяка, девушка с блестящими волосами и ясными глазами, способная говорить только вежливые и добрые слова как незнакомцам, так и друзьям; и из всех возможных мест она живет в
Инадзуме.
В каком-то смысле, она почти хорошо сочетается с Сяо – оба сдержанные и стойкие вплоть до скованности. Аяка отмахивается с хихиканием, в то время как он с жестокостью и головокружительно рассудительной резней. Принцесса с грацией изо льда и мужчина с теплым сердцем и ледяными руками!..
Ху Тао прикусывает губу. Она могла бы рассказать тысячу любовных историй с таким зачином…
— Почему ты так смотришь на Аяку?
Ху Тао поворачивается к Сяо. Любой задержавшийся эффект, который ее слова оказали на него, давно прошел.
— Разве ты не видишь, как они все смотрят на нее? Если бы я ничего не знала, я бы подумала, что она сёгун!
— Народ Инадзумы не стал бы распространять такой уровень поклонения Архонту, — усмехнувшись, говорит мальчик, который реагирует только на слова Моракса. Какой же этот человек лицемер! — Я не вижу особого смысла в том, чтобы так сильно обожать общественную фигуру. Подобные человеческие привязанности всегда ускользают от моего понимания.
Ох, она и забыла, что у него такта и тонкости, как у горящего гвоздя в старом гробу. Ху Тао хихикает:
— Грациозные люди обладают таким обаянием. Кадзуха, поэт Южного Креста, тоже был немного похож на нее. Ты бы видел, что он может придумать на лету! Он, кажется, полон сюрпризов. Уверена, что у него под рукой есть изрядная доля девушек.
Ху Тао мечтательно вздыхает, потому что,
о, разве он не был великим и остроумным поэтом. Выражение лица Сяо… странное.
— Ты говоришь так, словно хочешь быть одной из них.
— Эм… нет, думаю, нет, — наклонив голову, возражает Ху Тао. — Но девичье сердце легко покорить даром поэзии – и нет ничего лучше подарка, чтобы зажечь любовь в чьем-то сердце!
Сяо отводит взгляд и больше ничего не говорит. Значит, неважно.
Аяка ведет их в очень милый ресторан, который излучает элегантность изнутри. Она вежливо кланяется женщине у входа, с сияющей улыбкой указывая на Сяо и Ху Тао. Женщина неохотно впускает их; Ху Тао узнает фальшивые улыбки, когда видит их.
В чайном доме тепло, он наполнен летними красками и прекрасным запахом, будто цветы и клецки сливаются в тонком аромате. Посетителей в поле зрения немного, всего пара человек выходит из кухни или подает напитки нескольким сидящим.
Поразительно, самая симпатичная собака из всех, которых она когда-либо видела, бдительно следит за входной дверью своими головокружительными глазами.
И что еще более странно, Аяка тоже склоняет голову перед собакой. Ху Тао и Сяо нерешительно следуют ее примеру, отчего Аяку хихикает.
— Это Таромару. Обещаю, что он не кусается до тех пор, пока не будете тереть ему спину. У него там ужасный шрам.
С осторожностью и небольшим усердием Ху Тао кладет руки под мягкие щеки собаки, заставляя животное лаять и вилять хвостом. Она визжит:
— Архонты, пожалуйста, скажи мне, что я могу забрать его домой! Он такой хороший мальчик – кто хороший мальчик? Да, ты! Уверена, ты мог бы найти некоторых моих самых искалеченных клиентов! С ними такая морока…
Пес испуганно скулит, и Ху Тао виновато гладит его по голове, прося прощения, прежде чем повернутся к Якса:
— Сяо, ты не погладишь его? Он такой мягкий, и… ах, не смотри на меня так, малыш! За ухом, верно? Айя, посмотри на себя! — она снова поворачивается к Сяо. — Да ладно, ты не хочешь погладить его?
Его взгляд, странно мягкий, устремлен на них обоих. Его бровь дергается.
— Собаку?
— Что за взгляд? Собачка такая милая, давай! Я еще не успела воспользоваться камерой. Мне нужно сделать несколько снимков, чтобы показать Чжун Ли!
— Где мы будем есть? — быстро поворачивается он к Аяке, чьи губы растягиваются в улыбке.
— Следуйте за мной, — кивает в сторону коридора, ведущего внутрь, Аяка. — Мы можем побаловать его перед уходом.
Ху Тао неохотно отступает. По крайней мере, еда кажется многообещающей. Здесь просто
чудесно пахнет.
Они садятся в одной из комнат чайного дома. Сиденья немного неудобные, такие низкие и все такое, но она слишком увлечена аппетитными блюдами в меню, чтобы обратить внимание на неудобство. Аяка едва бросает на меню взгляд.
— Что обычно выбирает госпожа Камисато? — хмыкнув, спрашивает Ху Тао.
— Обычно: тядзукэ с яйцами и ломтиками грибов. Чай достаточно крепкий, чтобы сбалансировать терпкость грибов, а яйца придают блюду тот самый аромат, — она смотрит на Сяо. — Оно может быть немного тяжеловатым для вас, так как вы ищите что-то более утонченное. И ты любишь острое, не так ли, Ху Тао?
— Да, люблю! Даже Пиро не может сравниться со сладким вкусом какой-нибудь хорошей специи.
— Хм-м… — Аяка берет меню. — Еще не время приносить данго, так что… Я сомневаюсь, что ты бы хотела их прямо сейчас, не так ли?
— Ох, здесь подают данго? — вспыхивает пониманием сознание Ху Тао.
— Да. Это любимая закуска в Инадзуме. Маленькие дети и взрослые обычно едят их в ночь со своими семьями, особенно во время праздников, — объясняет Аяка. Сяо задумчиво смотрит на меню. — Чайный дом «Коморэ» специализируется на других блюдах, но единственное, что может сравниться по сладости – это соба.
— Здесь готовят ее каким-то особым образом? — спрашивает Сяо. — Однажды мой друг приготовил ее для меня. У нее был… странный соленый вкус.
— Лапша соба редко бывает соленой, — смеется Аяка. — Шеф-повар чайного дома обмакивает ее в очень сладком соевом соусе, а затем промывает и быстро перемешивает с травяным маслом и ломтиками тофу – Тома научился готовить ее здесь. Сочетание может показаться странным, но… у него уникальный вкус. Говорят, что вкус разнится в зависимости от человека, каким бы простым блюдо ни было. У собы ностальгический вкус.
— Ностальгический, говоришь? — спрашивает Сяо. Судя по его тону, Ху Тао
знает, что он заинтересован. — Звучит не так уж и плохо.
— Вот это интересное блюдо! Ни одна поэтесса в здравом уме не пропустит такой таинственный ужин, — разделяя его интерес, восклицает Ху Тао, но все еще читает меню. — Но… мне не хочется есть что-то со сладким привкусом. Есть еще предложения?
— Хм, давай посмотрим… — Аяка барабанит ногтями по меню, читая его. — Ох, я думаю, тебе может понравится Якисоба. Шеф-повар готовит ее со специальной смесью чили и крабовой икрой, а затем обжаривает на гриле с солеными маслом и мацутакэ, — у Ху Тао уже текут слюни. — Брат однажды заставил Тому съесть ее, и он вернулся домой с красным лицом и слезами на глазах.
—
Отлично, — мгновенно говорит Ху Тао. — Где можно сделать заказ?
— Я сделаю заказ для вас, — качает головой Аяка, вставая. — Одна порция Якисобы и…
— Я бы хотел попробовать собу. Чем умереннее, тем лучше, — мгновенно оживляется Сяо, и Аяка грациозно кивает.
— Пожалуйста, подождите здесь. Я воспользуюсь моментом, чтобы поговорить с официантом. И принесу вашу еду.
Когда она уходит, легкая и быстрая, как летний ветерок, Ху Тао вздыхает. Каждый раз, когда она разговаривает с Аякой, бедная девочка выполняет какие-то обязанности: начиная поддержанием общественного порядка, заканчивая тем, что она показала Ху Тао магазин кимоно или привела их в этот чайный дом, а теперь и еще и это… Как будто ее слишком сильно растягивают в разные стороны для ее смертного калибра.
Подумать только, она найдет смертную, у которой трудности с тем, чтобы быть
слишком смертной, слишком занятой. Архонты, мир так сложен, отчего ей становится грустно.
— Всегда такая исполнительная, всегда такая превосходная… Я немного волнуюсь.
— Она взрослая – заметно лучше играет свою роль, чем ты. Тебе не о чем беспокоиться, — качая головой, произносит Сяо, на что Ху Тао надувается.
— Знаешь, твои грубые слова меня очень оскорбляют. Но я рада видеть, что у тебя будет приличная еда. Всегда полезно сократить потребление сахара! — Сяо скрещивает руки на груди в задумчивости. — Что у тебя на уме, о мой могучий страж?
— Не так уж и много чего, — отвечает он. — Сиденья немного неудобные.
— Когда привыкнешь часами сидеть в духовной молитве, любая подушка станет хорошим сидением, — хихикая, отвечает Ху Тао. — Но разве здесь не хорошо? Это не постоялый двор «Ваншу», и не «Три чашки в порту», но и здесь есть доля очарования. Чайный дом достаточно велик для праздника, но в то же время достаточно мал для сокровенной, секретной беседы.
— Зачем кому-то делиться секретами в таком публичном месте? — усмехнувшись, спрашивает Сяо.
— Не спрашивай меня, здесь просто романтично, — она вздыхает, позволяя своим мышцам расслабиться. Сяо был прав – у нее все болит после возращения с Ватацуми. — Держу пари, Чжун Ли понравилось бы такое место, и я уверена, что ему тоже понравилась бы соба. Такому пыльному и древнему мужчине, как он, наверное, нравятся такие блюда.
— Ты всегда проявляешь неуважение, да? — она смеется. Он вздыхает, и в его голосе звучит странная нежность. — Мне тоже интересно узнать об этом блюде. Один мой старый друг рассказывал чудеса о нем. Однажды он приготовил его для меня. Оно вышло... странным.
— Друг, говоришь? — придвигается к нему ближе Ху Тао, и он кивает в ответ.
— Однажды он попробовал это блюдо на бродячем рынке из Инадзумы за много веков до того, как началась Охота за Глазами Бога, — его глаза закрываются. Она все равно, что наблюдает, как он разворачивается назад, проваливаясь во времени, которого он больше не может достичь. Его пальцы впиваются в руки. — Он… ему очень понравилась соба. Он сказал, что она напомнила ему о будущем. Я так и не понял до конца, что он имел в виду.
К его чести, он редко понимает, что говорят многие люди, но она может с уверенностью сказать, что он старается изо всех сил. Она похлопывает его по руке.
— Ты можешь узнать это сегодня. Я видела, как заблестели твои глаза, когда она упомянула о собе.
— Несмотря ни на что, звучит как хорошее блюдо, — отвечает он. — Но мне интересно, каким его вкус будет для меня – мы были разными. Он всегда был гораздо больше связан с миром смертных, чем я. Раньше я презирал эту мысль, но… иногда я понимаю, откуда взялась его симпатия.
Ху Тао хихикает. Его глаза останавливаются на ней, как две звезды на темном небе.
— Уверена, тебе понравится. Звучит так же мягко и легко, как тебе хотелось бы. Хотя… может быть, мы могли бы добавить в нее немного специй, хм? Просто забавы и смеха ради.
Он потрошит ее взглядом, от которого она громко смеется. Клинок Якса смягчается, превращаясь в покачивание головы и тихую усмешку.
— Ты одна из самых раздражающих смертных, Ху Тао.
— Мы живем только раз. Если я не могу взъерепенить Адепта, что я еще могу сделать? — перья… она бросает взгляд на его татуировку на плече… Ах, она спросит позже. — Приятно видеть, что твой дух связан с телом больше, чем раньше. Ты кажешься задумчивым, о могучий Якса.
Может, потому что он
такой, но со всей серьезностью – такой, какая кажется спровоцированной и укоренившейся в его духе.
— Я просто думал кое о чем, вот и все.
Выражение его глаз на некоторое время лишает ее дара речи, подобно валуну на ее пути или лопате с тупым концом. Его взгляд поселяется у нее в животе, привязывает к запутанным мыслям и внутреннему конфликту. Видеть Сяо таким созерцательным все еще немного странно, потому что столпы Якса столь же неподвижны, сколь и невидимы.
В конце концов, Якса
невидимы: никто не знает их, никто по-настоящему не видит их, поэтому никто не знает их боли, их одиночества, их чувств. Они никогда не меняются; ничто никогда не поменяется.
Ху Тао не может знать, о чем он думает, и ее поражает, что он так хорошо умеет выглядеть пустым, какими, по его словам, должны быть все Якса, но она знает, что он гораздо большее, чем это.
Он выглядит… грустным. И она ни за что на свете не сможет понять почему.
Ей приходит в голову одна мысль.
— Мы обязательно погладим собаку, когда будем уходить, хорошо? Я уверена, что это вернет тебе прыть. Ты выглядел так, словно умирал от желания прикоснуться к нему.
— К собаке? — Ху Тао кивает. — Я… не очень люблю собак.
Хах? Тогда почему он так нежно смотрел на собаку? Врунишка, врунишка…
С порога комнаты доносится шум, и Аяка входит с широким подносом с блюдами, которые просто
божественно пахнут. Если ей суждено перейти Границу сегодня, она уйдет счастливой женщиной.
— Вот и я, — говорит Аяка. — Порция якисобы, лапша соба и… — она облизывает губы, — тядзукэ. Шеф-повар добавил несколько креветочных печений сакуры, когда я сказала, что у нас гости. Не стесняйтесь, возьмите немного.
Ху Тао берет себе одну печеньку. А затем свою якисобу, обжигающую вкусом и ароматом. Специи проникают в ее нос и бьют в голову – отчего у нее почти кружится голова, но в хорошем смысле. Тем не менее она украдкой поглядывает на Сяо, который накручивает лапшу на палочки для еды со знанием дела, которого она от него не ожидала.
С другой стороны, у него было два тысячелетия, чтобы научиться ими пользоваться. У него несправедливое преимущество.
Ожидая и стараясь не слишком бросаться в глаза, она наблюдает, как он пробует Собу, и, к ее радости, в его глазах вспыхивает явный восторг. Плечи Ху Тао опускаются; на его губах появляется приятная, искренняя улыбка, когда он глотает, облизывая губы от соуса.
Аяке, похоже, тоже интересно его мнение. Она уже копается в своем тядзукэ.
— Вам понравилось?
Сяо кивает, будто это все, что он скажет, но ее
не устроит такой ответ.
— Давай, расскажи подробнее! Нет смысла сохранять блюдо только для себя.
— Оно… достойное, — заключает он. Несмотря на свой краткий ответ, он накручивает еще больше лапши на палочки. — Вкус очень тонкий, лапша идеально нежная, а соус… у него очень специфический вкус. Я не могу сказать точно, что он напоминает, — он поворачивается к Ху Тао. — Ты разве не хочешь есть?
Ох! Она совершенно забыла о своем заказе.
Когда она отправляет лапшу в рот, вкусы сливаются в пикантную, сенсационную смесь специй и нежной сладости. Они тают во рту, наполняя живот теплом. В ней так много можно сказать о текстуре и так много внимания уделено деталям… Одного взгляда на то, как лапша разваливается в соусе и капает алой субстанцией достаточно, чтобы она разразилась песней.
Аяка воспринимает ее молчание как благо и смеется в салфетку.
— Я рада, что кухня Инадзумы подходит вашему вкусу. Давайте есть и наслаждаться едой.
Странная тишина повисла над столом. Тот самый вид тишины, которая показывает удовольствие, которое не нуждается в словах, чтобы чувствовать себя хорошо и расслабленно… как дома. Конечно, Ху Тао привыкла к более шумным трапезам – Сян Лин не молчаливый официант и не молчаливый повар, но ей все равно нравится такая атмосфера. Она могла потеряться в украшениях стен, насыщенном вкусе своей еды, восхитительной текстуре печений и солнечном свете, едва проникающим сквозь непрозрачные окна.
Иногда Ху Тао поглядывает на Сяо. Когда тени ложатся ровно, его глаза наполняются таинственным, темным блеском, который она не может до конца понять. Он омрачает его лицо, заставляет есть медленнее, и она думает, что что-то не так, но продолжает есть молча.
Некоторое время спустя в этой неподвластной времени комнате Ху Тао с удовлетворенным вздохом отставляет пустую миску в сторону.
— Еда была просто восхитительной. Я никогда не думала, что в Инадзуме могут приготовить что-то настолько вкусное.
Сяо кивает. Аяка склоняет голову с явной благодарностью.
— Для меня большая честь слышать это от людей, которые живут за морем. Я часто приходила сюда, когда была совсем маленькой, но была так занята, что мне было трудно найти время. Я получила именно ту передышку, в которой я нуждалась.
— Ничто не помогает вернуться к игре, как немного теплой еды, — говорит Ху Тао. — Я уверена, что твоя семья хотела бы почаще приходить сюда – я бы обязательно так пришла!
— Если бы все было так просто, — Аяка кладет руки на колени. — Мой брат завален бумажной работой, а Тома слишком занят…
— А что с вашими родителями? — спрашивает Сяо.
— Их больше нет с нами.
О Властелин Камня. Кровь Ху Тао застывает в жилах, когда взгляд Аяки опускается, и она чувствует, как Сяо напрягается в ответ.
Тогда приходит ее черед немного прояснить атмосферу:
— Мне так жаль это слышать. Поверь, как директор ритуального бюро, я слишком часто сталкиваюсь с подобным, но я уверена, что твои родители мирно покинули этот мир.
Аяка качает головой. Ее губы кривятся в улыбке. Немного принужденно, но она все равно ценит жест.
— Все в порядке. Это случилось давным-давно, и нет смысла оплакивать то, что произошло так давно.
Сяо складывает руки на груди. Ху Тао поправляет шляпу на голове.
— То, что ты сказала, достойно восхищения. Я знаю людей, которые все еще справляются с тяжелым грузом потери.
Как, например, она сама, которая до сих пор видит своего дорогого старого дедушку в каждой мимолетной радости жизни и в каждом цветке в деревне Цинцэ. Его уроки и суровые наставления никогда не покинут ее, сколько бы времени ни прошло, но ей нравится думать, что они сделали ее сильнее, сделали ее такой, какой она является сейчас.
— Траур – трудный процесс, но… он научил меня тому, что есть вещи, которые имеют большое значение, чем вечная безопасность Инадзумы, — она достает веер и раскрывает его, пристально глядя на него. — Если бы только вечность не была такой мимолетной идеологией, как сама смертность, возможно, у нас всех было бы больше времени, чтобы наслаждаться жизнью. Фестивали Инадзумы ничем не отличаются.
— Как так? — наклонив голову, спрашивает Ху Тао.
— Фейерверки, например. Каждый фейерверк прекрасен, но ему дано продлиться в небе недолго, прежде чем угаснуть. Тот факт, что они длятся не дольше мгновения, делает их еще более захватывающими, тебе не кажется?
В принципе, Ху Тао могла согласиться, но она солгала бы, если бы сказала, что ей не хотелось бы, чтобы фейерверки Праздника морских фонарей стреляли чаще и дольше. Еще… мысль о звездной ночи, вечно наполненной фонарями и фейерверками, вызывает некоторое беспокойство – точно так же, как нет света без тьмы, нет солнца без луны.
Рассвет не вечен. Сумерки тоже не вечны. Где-то в этом есть какой-то смысл, и чем больше она думает об этом, тем больше девиз Инадзумы сбивает с толку.
— Я слышала, что сёгун Райдэн была очень строга в своем представлении о вечности, — говорит Ху Тао, не зная, как продолжить. Аяка кивает, немного смущенно.
— Излишне говорить, что у нас была изрядная доля разногласий.
— Ты тоже веришь в этот идеал?
Голова Сяо поворачиваются к ней, будто она только что прикоснулась к чему-то святому, чему-то божественному, но что еще она должна спросить? Прямо перед ней один из самых высокопоставленных чиновников сёгуна! Айя, не спросить об этом
было бы святотатством.
— Это… не та тема, на которой я могу много говорить. С моей стороны было бы невежливо прямо выступить против мудрости того, кто прожил тысячелетия – конечно, если это не ставит под угрозу жизни ее подданных, — Аяка подносит руку к подбородку. — Но… просто невозможно удержать ситуацию от изменений. Возможно, мы были бы счастливее, если бы привели это время, наслаждаясь настоящим, ты не согласна?
Между всеми воцаряется тишина, а Аяка деликатно откусывает кусочек печенья. Ху Тао хмыкает, переплетая пальцы на коленях.
— Всегда приятно наслаждаться моментом. Но научится легко относиться к жизни нелегко, как это ни парадоксально, — вздохнув, отвечает Ху Тао.
Она бросает взгляд на Сяо, который отворачивается. Аяка делает глубокий вдох, затем выдыхает с удовлетворенным вздохом:
— Ах, я согласна. Я так давно не ела вне дома. Если бы только у меня тоже было больше времени для тренировок с мечом…
Сяо прерывает свое молчание вопросом:
— Ты владеешь мечом?
— И Крио Глазом Бога, — отвечает она. — Владение мечом похоже на контроль новой конечности. Было нелегко, но у меня были довольно хорошие соперники, с которым я тренировалась, — ее лицо становится задумчивым, как у стратега, смотрящего на карту. — Думаю, некоторые изменения и улучшения были бы желательны. Моя техника традиционна, за неимением лучшего слова.
— Ну, Сяо из Ли Юэ. Держу пари, сражение с ним было бы освежающим опытом!
И, как по маслу, поза Аяки также проясняется, губы приоткрываются, а глаза поворачиваются к Сяо. Якса фыркает, поворачивается к девочкам:
— Я никому не учитель, не говоря уже о том, чтобы быть подходящим партнером для сражений.
— Ах, ты слишком суров к себе! Твоя техника, эм,
бесцеремонна, но я уверена, что клан Камисато сможет оплатить ремонт, — ну им может понадобиться пару состояний, если они сразятся в ее доме, но… — И тебе будет полезно! Такой опыт может помочь и твоей технике! Частью профессионального роста являются советы людей, которые супер-пупер отличаются – поверь мне. Не все мои гробы отечественного производства.
— Неважно. Для меня это не имеет значения, — невозмутимо говорит Сяо. — Для начала, я не сражаюсь с обычными людьми, независимо от того, насколько искусны они в своем мастерстве, и я не собираюсь нарушать это правило сейчас.
Что ж, он преуспевает в соблюдении этого правила. Большинство смертных дрожали бы как осиновый лист при мысли о битве с Защитником Якса, но она сражалась с ним раньше; он не так опасен. По крайней мере, тогда он таким не был.
Хм-м… Значит, она боролась с ним и избежала наказания. Что означает...
— А как насчет того, чтобы подраться со мной? — хлопнув в ладоши, предлагает Ху Тао.
Конечно, не
то, чего они оба ожидают, что делает ее еще счастливее. Аяка разевает рот:
— Ты умеешь драться?
— Умеет, — отвечает за нее Сяо, но его голос звучит не совсем убежденно. — Ее техника даже близко не традиционная.
— Она помогает справиться с работой, — говорит Ху Тао, высоко подняв подбородок. — Нет необходимости полировать то, что хорошо работает, и я не причиню ей вреда! Не намеренно, конечно, — она хихикает. —
И-и-и-и-и, хорошие новости, я даже могу предложить тебе купон, если ты получишь травму после нашего боя. Довольно выгодная сделка, тебе не кажется?
— Э… купон?
— Технически нелегально предлагать наши услуги премиум-класса за пределами Ли Юэ, но мы все равно можем предоставить некоторые скидки клиентам. Немного Моры здесь, немногом Моры там, и мы сможем придержать несколько купонов для наших самых изысканных клиентов, — ее глаза темнеют от озорства. — Но я сомневаюсь, что они понадобятся. Вы имеете дело с самим воплощением осторожности и изящества!
Как ни странно, ни один из них не соглашается сразу, но и не возражает. Сяо, в частности, смотрит на нее со странной смесью недоумения и… раздражения, но она не уверена, на кого оно направлено, потому что никто никогда не знает, каковы его чувства.
Однако Аяка быстро встает, крепко хлопнув веером по другой руке.
— Тогда пойдем. Я знаю подходящее место для честного поединка.
***
Аяка – опять же – достаточно грациозна, чтобы оплатить счет, пока Ху Тао балует собаку у входа, поглаживая ей подбородок и играя с лапами.
Сяо – в очередной раз – быстро делает шаг в сторону, чтобы оставить их наедине. Когда Ху Тао спрашивает, почему он не остался, все, что он говорит, что-то о том, что у него есть дела.
— Мне нужно кое-куда сходить. Увидимся ночью, — его глаза сверкают в лучах заходящего солнца Инадзумы. — Если возникнет какая-либо опасность, назови мое имя. Я буду там через секунду.
—
О-о-о, спасибо! Но разве не ты сказал, что я не могу приходить жаловаться, если у меня болят ноги? Для такого мудрого и умного мужчины, твои слова иногда
не имеют смысла, — хихикнув, подкалывает Ху Тао.
— Я защитник, а не твой личный жеребец, чтобы носить тебя на спине. Есть разница между простым безрассудством и настоящей опасностью.
— Я, безрассудна? Ай-яй-яй, такие люди, как ты, получают не гроб, а
груб! А я-то думала, что ты начинаешь превращаться в лихого джентльмена с хорошими манерами… Не собьешь ли ты меня с ног и не унесешь ли прочь, о мой могучий страж?
Поет она со смешком, лишь шутя и поддразнивая, но его щеки все равно розовеют.
— …Ты невыносима.
И он ушел.
Аяка выводит ее из города на просторные поля, ведущие за город. Отсюда она может увидеть вершину самой высокой горы на острове: красивую, усеянную сакурой вершину, освещенную нежным небесным светом. Она уверена, что видела его с вершины склона Уван, очень похожий на далекую неподвижную луну на море, но она никогда не думала, что он будет исходить
именно оттуда!
Лепесток сакуры мягко порхает к ней, и она хватает его. Ху Тао чувствует Электро на мягкой поверхности. Она указывает подбородком в сторону горы.
— Что это за место?
— Ты, должно быть, говоришь о Великом храме Наруками, — Аяка указывает вверх. — Жрицы святилища защищают священную сакуру Инадзумы, благословение сёгуна Райдэн. — великое древо сакуры, да? — Если будет возможность, ты должна посетить его. Старшая жрица довольно…
спонтанная, но она может показаться тебе очаровательной.
Аяка продолжает идти. Они идут к горе – идут уже некоторое время, и Ху Тао может только гадать, как долго она собирается идти с ней.
— Так вот куда ты меня ведешь? Или… о, я знаю! Ты так далеко меня ведешь ради секретной службы?
— Э… Секретная служба, говоришь?
— Мхм! — Ху Тао подскакивает к Аяке, оглядываясь по сторонам. — Говоря между нами, многие люди
действительно волнуются из-за гробов и похоронных служб, поэтому я понимаю, если ты хочешь поговорить со мной наедине, чтобы другие не услышали. Не всем нравится говорить о ценах на гроб и цветочных композициях… некоторые клиенты приходят в
ярость от одного упоминания о них!
Ху Тао хихикает сама над собой. Аяка тоже, но ее голос звучит слишком вежливо.
— Понимаю. Мне не нужны такие услуги… но мы рядом с районом, где наблюдается паранормальная активность. Остерегайся своего окружения.
Вот
это – способ пробудить ее интерес! Не то чтобы у нее не было предчувствия на этот счет – пустынные земли, скудная растительность, разрушенные святилища с таинственно зажженными свечами… Ху Тао содрогается от абсолютного, необузданного трепета.
— Полагаю, ты не будешь возражать, если я осмотрюсь после окончания нашего матча, хм? Кажется, здесь как раз моя сцена!
— Конечно. До тех пор, пока ты не упадешь в расселину, которая пролегает здесь, ты должна быть в безопасности, — говорит Аяка. Она изящным взмахом вынимает свой клинок и оглядывается по сторонам. — Хм. Возможно, мы пришли. Достаточно места, никого не видно…
К большому замешательству Ху Тао, Аяка продолжает топтать землю своими ботинками. Конечно, она немного мягкая, но не настолько грязная!
— А чем дело? В почве нет духов, не так ли?
— Нет, вовсе нет, — качает головой девушка. — Мой Глаз Бога легко замораживает воду, поэтому мне бы хотелось не очень сильно повредить эту область. В этом сезоне шел сильный дождь. — при резком повороте ее меч сверкает. Ху Тао вздрагивает. — Очень хорошо. Давай установим какие-нибудь правила, хорошо?
— Тогда вперед! — призывает свой посох Ху Тао.
— Во-первых, никакой чистой элементальной энергии. У нас должен произойти простой грубый поединок. Правда, инфузии допускаются, — ее темные глаза останавливаются на посохе Ху Тао. — Хотя и не совсем по правилам, но я хочу посмотреть, как ты сражаешься. Обученный страж был бы более надежным, но... увы.
Губы директора дергаются от шутки, которая не слетает с губ. Сяо не позволил бы ей забыть эти слова.
— Справедливо. И я полагаю, мы не можем обмениваться несколькими ударами, как в старые добрые времена, верно?
— Я не очень обучена такому, так что… нет. Я могу начисто отрубить тебе руки, если ты выйдешь вперед только с кулаками.
Угроза волнует, и Ху Тао занимает позицию с неизменной готовностью. Аяка делает то же самое, и когда она направляет свой клинок в сторону Ху Тао, между ними возникает жуткая тишина, похожая на птицу, порхающую над замершим красивым озером.
Обмен взглядами, понимающий кивок. А затем – вспышка света.
Ху Тао удается блокировать ее атаку как раз вовремя прыжком назад. Без предупреждения, без обмена словами – такая же безжалостная, как Сяо! Такая смелость удивила бы ее, если бы не закаленная сталь в глазах Аяки.
Так вот как тренируется принцесса с клинком, хах.
Ху Тао наполняет свой посох Пиро и наносит удар, который Аяка точно останавливает. Их элементы шипят, как только Крио встречается с Пиро, капая на землю. Их оружие бурлит, когда они расходятся, и Аяка точным движением наносит еще удар, который чуть не сбивает шляпу Ху Тао.
Директор поправляет ее и бросается к Аяке. Она чуть не попадает в слабое место тупым концом своего посоха, но девушка вовремя уворачивается.
— Ты быстро двигаешься, — тяжело дыша, произносит она.
— Нет смысла быть директором, если ты не можешь определить!..
Ее слова прерываются, когда Аяка появляется сбоку и чуть не сбивает ее с ног. Ху Тао быстро блокирует ее атаку с вскриком, отталкивая Аяку назад. Она снова заряжает свое оружие, стремительно бросаясь к Аяке.
Их движения – вспышки света на безжизненных равнинах под горой Ёго. Воздух вокруг Аяки холодный, пронизывающий так, что у нее немного болят колени, а в носу начинается насморк. Может быть, это часть ее стратегии, может быть, это просто побочный эффект ее Глаза Бога, Ху Тао не знает, но этот эффект серьезно усложняет ей жизнь.
Такая жалость, что она не может выложиться по полной, как с Сяо, но… она ее кое-чему научит!
Ху Тао крутит своим посохом и чуть не прибивает Аяку к дереву, которой, в свою очередь, удается прижать Ху Тао к земле. Она откатывается в сторону, подпрыгивает с помощью своего посоха и чуть не наносит ей удар сверху. Аяка бросается в сторону, блокирует одну из атак Ху Тао, пытается сделать ход, но терпит неудачу, и глаза директора вспыхивают, когда она видит пошатывание в идеально сбалансированной стойке Аяки.
Ее глаза сужаются до щелочек. С ее оружием, пылающим Пиро, ей удается выбить меч у Аяки из рук. В тот момент, когда она собирается заявить о своей победе, девушка исчезает из виду и чуть не сбивает Ху Тао с ног.
Забавно, как она делает, исчезая вот так, оставляя после себя только пронизывающий холод. Если бы у нее не было теплого Пиро ее оружия, она бы задрожала.
Ей нужно найти способ одолеть ее и избавиться от этого холода, но… как?
Ху Тао поднимает голову.
Через мгновение она исчезает. Меч Аяки встречается с холодным воздухом поля, и девушка оглядывается, плечи напряжены, а стойка нисколько не дрожит. Ее взгляд прикован к земле, к деревьям – тень спрыгивает с верхушки дерева, укутанная Пиро энергией.
Аяка отпрыгивает в сторону, когда Ху Тао пронзает землю своим любимым посохом.
— Не чересчур ли? — ахает Аяка.
— Ты ничего против не говорила, — произнесла Ху Тао с дерзкой улыбкой. — Я довольно ловкая, и я не сломаюсь. Старайся изо всех сил! В конце концов, огонь всегда растопит лед.
— Хм, — Аяка достает свой веер. — Полагаю, что нет смысла сдерживаться. Прости мою несдержанность, гость из-за океана.
В мгновение ока трава под ее ботинками замерзает, и порыв ветра и пронизывающий до костей холод взметаются вверх, как удар кулаком. Ху Тао подбрасывает в воздух, и, прежде чем она успевает опереться на свой посох, Аяка ударяет ее тупой стороной клинка и толкает на землю.
Ху Тао шипит. У нее болят все ноги…
Лезвие задерживается на ее подбородке, поблескивая в угасающем солнечном свете.
— Полагаю, этого достаточно.
Со вспышкой меч Аяки испаряется, но Ху Тао не опускает свой посох. В Ли Юэ сражения часто протекают медленно и вяло, становясь обменом идеями, а иногда даже Морой.
Похоже, ни у Аяки, ни у Инадзумы нет времени на подобные формальности. Она узрела быструю вспышку методичного сражения, проблеск холодной войны, которую ведут эти люди.
Что почти вдохновляет, но у нее нет сил на стихи. Ее конечности онемели, она вся дрожит, но Аяка, похоже, нисколько не устала. Она двигает печами, запястьем, но в остальном выглядит нормально.
— Ай-яй-яй, твой Глаз Бога действительно что-то с чем-то, — шипит Ху Тао, шатко поднимаясь, прежде чем Аяка успевает сказать хоть слово. — Кто тебя этому научил?
— Опыт. А также мой брат, — Аяка поворачивается к высоким голым деревьям вокруг нее. — У меня никогда не возникало мысли так ловко воспользоваться преимуществами местности. Восхитительно. Полагаю, что вершины Ли Юэ и сложная окружающая среда серьезно усложняют битвы.
— Говоришь так, будто кое-что знаешь и о моей нации, — хихикает Ху Тао.
— Я довольно много читала о каждой нации Тейвата, но я никогда не была за пределами страны. Возможно, однажды я смогу посетить гавань Ли Юэ и снова сразиться с тобой, если представится возможность.
Аяка протягивает руку, и Ху Тао натягивает свою самую широкую улыбку и энергично пожимает ее. Девушка взвизгивает и осторожно сжимает свое запястье.
— Ох? Извини, переборщила?
— Нет, нет. Мне просто… нужно немного отдохнуть, вот и все, — похоже, она что-то недоговаривает, но не то чтобы Ху Тао собирается признаваться, что и сама хочет одеяло и массаж ног. — Как бы то ни было, мы должны вернуться в город Инадзуму. Скоро стемнеет, а мне не стоит оставлять свои обязанности без внимания.
Ох, она ни за что не вернется в город, не отдохнув как следует – и она ни за что не позволит Аяке узнать об этом! Ху Тао, резкая и готовая, как всегда, поворачивается к пустынному городу позади нее и качает головой.
— Я пока не могу уйти – не осмотревшись здесь. Держу пари, я найду здесь несколько изящных дизайнов для нашего бюро! Можешь спокойно идти без меня.
— Ты уверена? Что, если ты заблудишься на обратном пути в город?
Ну, она может просто позвать Сяо, но она не может рассказать об этом. Ху Тао смеется:
— У меня очень хорошее чувство направления, поверь мне, — она ахает. — Кстати, о… вот, можешь воспользоваться одной из наших скидок на погребальный костер от ритуального бюро «Ваншэн»! Просто на случай, если, знаешь, кто-то рядом с тобой окажется в опасности и его нельзя будет спасти.
Мы спасем их тела – и их души тоже, конечно!
Аяка смотрит на купон и кивает. Она первый человек, в котором Ху Тао увидела
благодарность за такое предложение, что делает ее немного чересчур счастливой, на первый взгляд.
— Спасибо. Я уверена, что оно пригодится. И, пожалуйста, хорошенько отдохни.
— Ммм, я буду, как огурчик, как только немного посплю! От всей этой ходьбы я совсем окоченела… И мне противно от того, как я окоченела! — мысль о себе, как о трупе немного отвратительна –
ох! — Подожди, я хочу кое-что спросить, прежде чем ты уйдешь.
— Пожалуйста, спрашивай.
— Мы с Сяо здесь отчасти из-за просьбы человека по имени господин Ихо. Ты случайно не знаешь, кто он?
Глаза Аяки опускаются в смятении. Конечно, она тоже не знает.
Конечно.
— Мне жаль, но я не знаю. Возможно, вам повезет больше, если спросите кого-нибудь, у кого больше друзей, чем у меня. Сегодня было одно из немногих исключений, когда я гуляла одна, — Ху Тао качает головой на ее слова.
— Не беспокойся об этом – и эй, если тебе нужен перерыв,
долгий и все такое, не стесняйся, приплывай в гавань Ли Юэ. И мы также будем тут еще пару дней, так что… убедись, что будешь в целости и сохранности на фестивале, хорошо? Будет несправедливо, если ты пропустишь его. Уверена, фейерверки будут великолепными.
— Я приму твои слова к сведению, — теплеет выражение лица Аяки в знак согласия. — Пожалуйста, не задерживайся слишком долго. Электро свирепствует рядом с ущельем.
— Хорошо, хорошо! — Ху Тао слегка игриво подталкивает Аяку. — А теперь, топ-топ! Вперед, пока не стемнело! Еще увидимся!
Девушка уходит с элегантным поклоном и взмахом руки. Ху Тао наблюдает, как она исчезает вдали, и, когда она уверяется, что находится вне поля зрения, слышимости и чьего-либо восприятия, она позволяет себе рухнуть на землю с резким криком боли.
Она такая… холодная. Воздух холодный, земля холодная, и если бы не затяжной прилив адреналина в ее венах, она бы подумала, что вот-вот откинется. Когда она снова пытается встать, ее колени дрожат с четким предупреждением: она не встанет в ближайшее время.
Как раз в тот момент, когда Ху Тао размышляет, поможет ли поджог травы остановить дрожь, поднимается легкий ветерок, и фигура, гораздо более теплая и добрая, чем холод, опускается перед ней на колени.
Его слова, однако,
не добрые.
— Что ты делаешь?
— Отдыхаю, — быстро, но тихо отвечает она. Если бы она могла, она бы закрыла глаза и уснула, но она не может, не сейчас. Брови Сяо сдвигаются. — Я в порядке, я просто...
— Ты дрожишь, — Айя, как будто она и так не знает! Он убирает прядь ее волос с ее лба в сторону и кладет руку на него. Его глаза расширяются. — Ты как ледышка.
И Ху Тао делает шокирующее открытие: Сяо, как и она сама, дрожит всем телом. Выражение его лица, его тело, его руки, его прикосновение – они все краткие, настороженные, как будто он видит опасность или только что прошел через нее. Но на нем нет ни отметин, ни ран, что означает…
— Подожди, мне не нужна твоя... — взвизгивает Ху Тао, когда он поднимает ее на руки.
— Ты простудишься, если останешься лежать здесь. Не будь идиоткой, — она бы поспорила с ним, сказала бы, что с ней все в порядке, но редкая забота в его глазах и тепло его тела заставляют ее замолчать. Она вздрагивает, и он вздыхает. — Держись крепче.
Ху Тао даже не нужно держаться крепче – он крепко держит ее за нее, да так сильно, что его пальцы впиваются ей в бедра и спину. Однако ее отвлекает кое-что еще.
— Я не звала тебя по имени, — бормочет она, не злясь, просто любопытствуя.
Анемо закручивается под его ногами, и они воспаряют в небо. Отсюда ей видны дома Рито, и по мере его полета, она уверена, что также видит огни Ватацуми, усеивающие темнеющий океан в тумане, как далекая гавань.
Его большой палец рисует круги на ее спине.
— Я наблюдал все это время, — шепчет он так, чтобы только она услышала. — Тебя нетрудно найти в таком темном месте, как это.
Тепло разливается у нее в животе, убаюкивая ее, заставляя задремать в его надежных, сильных руках. В тишине Сяо несет их под звездами обратно в город.
***
Сяо заставляет ее принять душ, как только они оказываются в своей комнате, заталкивая ее в ванную и убеждая просто
согреться. Похоже, что одно только ощущение холода напугало его до безумной паники, что не значит, что он тоже не прав – ей
действительно нужен душ. Обжигающе горячий душ.
Когда она выходит из душа, Сяо отворачивает голову от окна. В лунном свете его глаза завораживающе сияют. Архонты, он прекрасен.
— Люди здесь точно знают, как правильно принимать ванны, — лучезарно улыбается ему Ху тао. — Жаль, в Ли Юэ нет таких. Они сделали бы выходные
намного более расслабляющими…
Якса кивает. Он решительно закрывает окно и указывает на кровать, на которой откинул одеяло.
— Тебе нужно отдохнуть. Постель теплая, а ты гуляла весь день.
Мгновенно Сяо появляется у нее за спиной и мягко подталкивает ее к кровати.
— Хм? Сяо, еще слишком рано! С чего бы мн-...
— Смертные тела неустойчивы, — резко говорит он. — Ложись в кровать.
— Подожди, подожди, я не настолько устала! Я просто...
Ее колени ударяются о кровать, и он укладывает ее в постель.
— Это не имеет значения. Одеяла согреют тебя.
— Сяо...
— Нет, — неприятно и со странной осторожностью он натягивает одеяло ей до подбородка. — Лежи спокойно. Я видел, как ты свернулась калачиком в постели. Тебе, должно быть, холодно.
Ее пульс учащается от раздражения.
— Нет, Сяо...
— И будет лучше, если ты не простудишься. Ты и так достаточно раздражаешь, так что...
—
Алатус.
Якса застывает на месте, руки нависают над ней. Его колени опираются на кровать, руки вытянуты, он ничего не сжимает, просто смотрит на нее широко раскрытыми глазами и с разинутым ртом. Ху Тао садится на кровати, и, к счастью, он больше не пытается укутать ее в одеяла.
— Честно, — вздыхает она, нервно расчесывая челку. — Что на тебя нашло? Сяо, я в порядке. То, что я смертна, еще не значит, что я стеклянная. Ты же и так знаешь.
На этот раз всегда властный такой Адепт молчит, глядя на нее со странной смесью недоумения и тихого созерцания.
— Я знаю.
— Тогда?
— Тогда что?
— Зачем ты швыряешь меня в кровать? Знаешь, такие действия заканчиваются
определенным образом в дрянных новеллах Син Цю, но я не думаю, что у тебя есть такие намерения… — она смотрит на него с ухмылкой. — Но если есть, пожалуйста, будь немного милее, будешь же? Сила и коварство заведут тебя только дальше, глупышка.
— У меня… У меня не было таких намерений, — как будто даже он не знает, чего хочет, и только от этого у нее немного кружится голова. — Прости. Я оставлю тебя в покое.
Прежде чем он успевает даже
подумать об уходе, Ху Тао хватает его за руку. Она знает, что он мог бы вырвать свою руку из ее, как будто произошедшее никого не касается. Он не вырывает.
— Ты не можешь вот так поступить и просто уйти. Это просто грубо, — возмущается Ху Тао. Когда он не дает немедленного ответа, она начинает
по-настоящему беспокоиться. — Ничего не случилось, пока меня не было, верно?
— Когда? — его голос звучит хрипло. Затронутый оттенком эмоций.
— Сегодня. Когда еще? — с недоверчивым смешком Ху Тао качает головой. — Я начинаю думать, что это ты устал. Давай, я подвинусь, и ты сможешь поспать. Я могла бы посидеть на крыше и пописать стихи! Что-то о лесе и…
— Ты была такой холодной.
Мысли Ху Тао резко обрываются; не из-за его слов, а из-за того, как он их произнес.
— Хах?
— Ты была холодной, — повторяет он еще более низким голосом. — Я имею дело со смертью и кровью. Я знаю, на что похожа кожа мертвеца, а ты… ты была такой холодной на ощупь, что я почти подумал, что ты… что ты…
Печаль в его голове и паузы во фразах – редкость. Наклон его головы встречается еще реже.
— Но я жива. Я разговаривала, пока ты меня нес сюда, глупышка, — она тут же сожалеет о своей формулировке. — Не то чтобы я не знала, как ощущается такой холод! Я не хотела тебя пугать, но Глаз Бога Аяки был...
— Меня не волнует Глаз Бога девушки из Камисато, — невозмутимо заявляет он. Сяо тоже медленно садится на кровать. — Дело не в этом.
Ху Тао вздыхает. Она теребит кольца на своих пальцах, не зная, как ответить.
— Мне… жаль, Сяо. Но послушай, я не пострадала или что-то в этом роде, понимаешь? Никакой крови ни на моих руках, ни на твоих, ни где-либо еще! Эта Аяка
пра-а-авда аккуратная, — глаза Сяо по-прежнему избегают ее. — Я просто немного замерзла, что не значит, что я была мертва, дурачок.
— Но была; однажды.
Ее мир перестает вращаться, а сердце пускает корни и захватывает легкие, забирая весь воздух из ее тела. Его глаза, наконец, останавливаются на ней, и она с ужасом обнаруживает, что они встревожены, затуманены. Все, что она может сделать, пробормотать его имя и протянуть руку, но он отшатывается с дрожащим вздохом.
— Я держал тебя в своих руках, когда ты истекала кровью до смерти, — его голос дрожит, как стекло под давлением. — Я видел, как ты истекала кровью. Я нашел тебя горящей до смерти, и ты была такой
холодной, даже если твоя кровь была теплой. Я помню это так, как будто это было вчера, — он поднимает ладони вверх. На них нет ни пятнышка, но она может только представить, как они выглядели, когда их покрывала ее кровь, когда она была… — Я
ничего не мог сделать, кроме как смотреть. Я видел, как истекает кровью бесчисленное множество существ, и все же…
И все же он здесь. Вот так. Ее безответность привела их сюда, и с тех пор не было ни дня, чтобы она не думала о том случае хотя бы секунду, и намек на то, что он также думает о том случае, ужасает ее.
— Я все думал, что никогда больше не услышу твой голос, — признается он, сжимая челюсть. — Такие мысли никогда не приходили мне в голову, и все же…
— Мне жаль, — подползает к нему она. Сяо отворачивает голову. — Я совсем не хотела пугать тебя, я просто… я...
— Ты не должна передо мной оправдываться, — тут же отзывается он. — И как Якса, такие ситуации не должны причинять мне такого горя. Но тот случай, в частности, он… пугает меня. — Наконец, его янтарные мутные глаза ищут ее взгляд. — На протяжении веков только мое копье ощущало холод смерти. Оно такое же мое продолжение, как и искупление. Оно убило столько же, сколько покинуло мою сторону.
Ху Тао знает это. Его имя шепчут в самых темных уголках Тейвата, то ли с почтением, то ли со страхом. Его фигура отбрасывает больше теней, чем человек может сосчитать, а на его плечах больше смертей, чем на дереве листьев.
Она кладет голову ему на плечо и гладит его руку своей ладонью.
— Я пока не собираюсь уходить.
— Я верю в тебя, — говорит он, но Ху Тао знает, что это неправда. Она знает, что вера в нее ничего не решит. Никогда не решала и никогда не решит; вера недостаточно сильна для многого. — Я… Я тоже не хочу, чтобы ты уходила. Пока нет.
— Я не уйду, — говорит она, твердая, как гора.
— Тогда тебе придется быть более осторожной, — замечает он, сузив глаза.
— Я обещаю, что буду. Ты хочешь, чтобы я была более осторожной? Я начну прямо сейчас, — она медленно поднимается на колени и откидывается на кровати. — Вот, видишь? Иди сюда, глупый Якса. Теперь мне достаточно тепло. И даже достаточно для нас обо-...
Ху Тао издает ноту сдавленного смеха, когда он прижимает ее к кровати, крепко обхватив руками. Это первый раз, когда она видет, чтобы Сяо нуждался в ней вот так, с такой огромной самоотверженностью и без тени сожаления. Он утыкается головой ей в шею и заключает ее в объятия с такой силой, что у нее немного кружится голова.
— Ты сломаешь мне кости, о могучий Якса.
— Смирись, — говорит он. Его руки лихорадочно потирают ее спину, будто ей все еще холодно, хотя ей уже совсем не холодно. — Спи. И не уходи далеко. Дай мне минутку, и я уйду.
В ответ она обнимает его за плечи, запускает одну руку ему в волосы.
— Нет, оставайся здесь. Ты тоже очень теплый. Никогда не думала, что Адепты могут быть такими теплыми, но жизнь полна противоречий, не так ли? — через секунду Сяо кивает. Его растирание медленно прекращается. Руки остаются. — Я могу жить, торгуя гробами, но я не буду участвовать в торговле, пока не устану от старости. Успокойся, ладно?
— До тех пор, пока ты тоже будешь спокойна, — Ху Тао издает небольшой озадаченный звук. — Я знаю, что тебе нелегко спалось. Чжун Ли сказал мне, что однажды слышал, как ты кричала, и я видел, как ты спала. Никто так часто не ворочается с боку на бок.
— Ох? Ты смотрел, как я сплю? У тебя очень странные увлечения, Алатус.
— Это не увлечение, и я не смотрю, — раздраженно отвечает он. — Но я могу сказать с первого взгляда.
В прошлом Ху Тао рассказала бы ему, что происходит. Она бы объяснила, что иногда ей снятся кошмары, что она истекает кровью и умирает снова и
снова, что она видит, как он плачет из-за нее, и что теперь ей хочется плакать тоже и не только из-за себя, но и из-за
него, который несет так много бремени, не узнавая никого. Ей хочется закричать, поцеловать его, крепко обнять, оттолкнуть – ей хочется многого.
Но что-то внутри нее – что-то испуганное, как маленький кролик, который видит приближение волка, не осмеливается рассказать об всем.
Она продолжает расчесывать его волосы ногтями, закрыв глаза.
— Я в порядке. Правда.
— Ты до абсурдности плохая лгунья.
— Откуда тебе знать? — фыркает она. — Ты же не можешь видеть, что мне снится, ты…
К ее подозрению, Сяо остается спокойным, как будто он действительно может заглядывать в ее сны… теперь, когда она задумывается, он
может видеть ее сны. Он слишком часто заглядывал в ночные видения своих врагов, чтобы она
не знала – особенно потому, что она всегда была против.
Якса не произносит ни слова. Чем больше проходит времени, тем больше она беспокоится. Ху Тао смотрит на него сверху вниз прищуренными глазами.
— Сяо?
— Да?
— Ты говорил мне, что сны на вкус как Миндальный тофу, да? — через секунду он кивает. — Тогда какие… на вкус кошмары?
Его тело напрягается. А-
ха. Так
вот в чем дело.
Его нос еще глубже зарывается в ее шею. Щекотно. Что-то приятное переворачивается у нее в животе от его действия, но она отказывается думать об этом, чтобы не забыть о насущном деле.
— Они на вкус… как дым.
— Дым, говоришь?
— Да. Как дым. — кажется, ему совсем не нравится эта идея – как будто он, как она подозревает, недавно пробовал кошмар. — Их вкус не слишком отличается от того, на что, полагаю, должно быть похоже поедание демона. Они истощают энергию и проникают в душу. Это… неприятно.
Ее хватка на нем крепчает.
— Тогда зачем ты их ешь? Если сны гораздо приятнее, то…
Она была готова позволить ему съесть ее сны, если бы они понадобились. Конечно, она говорит с невежеством человека, который не знает, каково это – ужасно, она уверена, – но она не возражает против риска, если бы он был ради него. Он здесь, чтобы веселиться, а не думать о плохом или чтобы есть ее кошмары, чтобы...
— Я делаю это, чтобы защитить того, кто мне дорог, — его пальцы впиваются в ее рубашку сзади. — И я бы сделал это снова, если бы она попросила меня об этом. Тем более, что она чувствует себя так отчасти из-за меня.
Ху Тао выбрасывает свою осторожность и тактичность в окно, мягко отстраняясь от его прикосновений и отодвигаясь.
— Здесь нет твоей вины. Тебе не нужно делать это, глупышка. Кошмары часто сняться смертным, ты не должен...
— Я буду делать все, что захочу, — он упрямо подтягивает ее ближе. — Ни один смертный не может указывать мне, что делать.
— Ты не можешь использовать этот козырь каждый раз, когда не согласен со мной, господин, — жалуется она с надутыми щеками.
— Неважно. Как я уже сказал, я буду делать все, что захочу, — его пальцы движутся вверх, блуждая по ее спине, а затем нежнейшим прикосновением завивают ее волосы. — Кошмары ничем не отличаются от демонов, и если они причиняют тебе вред, это и мое дело.
— Я не хочу, чтобы тебе было больно, вот и все, — вздыхает она и неохотно отодвигается на дюйм, чтобы посмотреть ему в глаза. — Итак, пообещай, что не сделаешь так снова – если только я не буду метаться, собираясь упасть с кровати или обдумывать плохой выбор для бизнеса во сне. Только эти причины принимаются, ты слышишь?
— Я не буду давать никаких обещаний, — прежде чем она успевает уговорить его согласиться, он продолжает говорить, — но я попытаюсь – хотя бы потому, что мне не нравится расстройство желудка или когда рядом со мной расстроенный смертный.
— Так ты говоришь, и все же ты здесь! — ласково хихикает Ху Тао над его тоном.
— Тихо. Постарайся отдохнуть, и я тоже отдохну – это может помочь облегчить боли.
О каких конкретных болях он говорит? Она не знает. Часть ее знает, что он подразумевает ее почти смерть, но ее инстинкт дрогнул с того момента, как они сели на корабль в сторону Инадзумы – внутри него что-то, должно быть, болит. Что-то гораздо большее, чем шум его кармического долга и его ощутимое сожаление.
У нее такое чувство, что что-то еще нависает над его головой даже сейчас, но сегодня вечером она не будет спрашивать.
Он нарушает уютную тишину странным вопросом:
— Тебе нравится шелковица, не так ли?
— А кому не нравится? — улыбается она. — Уверена, что они
отлично смотрелись бы на платье – или, что еще лучше, в персональном гробу. Бледно-красный, как угасающее пламя, и черный, как смоль, гроб, как судьба, которая ждет всех нас. В каком-то смысле, даже поэтично, не так ли?
В ответ все, что он делает, обнимает ее чуть крепче, кивая, и она проводит пальцами по его мягким, коротким волосам, надеясь, что одно ее прикосновение предотвратит кошмары для обоих и что его руки, обнимающие ее, удержат ее на якоре в мирные, веселые времена.
***
… Шел дождь.
Ху Тао не знала, где находится – нет никакого способа узнать. Мир темный, холодный и прохладный, слишком большой для нее, но и маленький — она задыхается в темноте. Она не может дышать. Что бы ни падало на нее, может быть, дождь, слезы или кровь – она не видит, не чувствует запаха, но, что более важно, она не может позвать на помощь.
Была ли она похоронена заживо в гробу, который изготовила сама? Куда делся ее голос? И почему она чувствует себя словно…
под наблюдением? Смотрит ли на нее, возможно, существо с острыми когтями и угрожающей тенью?
Ху Тао боится обернуться, но прежде чем успевает что-либо рассмотреть, воздух меняется.
Капли начинают стучать – стучать по чему-то твердому, по чему-то плоскому — и когда она достигает укрытия, тепло обволакивает ее руки.
Добрый, грубый голос:
— Пойдем. Здесь холодно.
В вечной ночи появляется трещина. Вместе они идут навстречу нежному лучу света.
***
Приходит завтра, после розового рассвета и спокойного сна, и она оказалась права.
