Судить мне

      — Ты готов? — спросила Эля тихо.       Илас тяжело вздохнул, понимая, что не готов и готов не будет, но кивнул, соглашаясь:       — Пускай время, я готов.       Мил-тэ отмер и пошевелился, а затем вздрогнул, увидев бога войны в своей комнате.       — Господин, — поклонился наложник, выгадывая пару секунд, чтобы взять себя в руки и сделать вид, что ничего не происходит.       — Я всё знаю, — сообщил уравнитель, наблюдая за Мил-тэ.       — Вы о чём? — спросил наложник, старательно изображая помесь удивления и страха.       — Ты не хочешь воспользоваться возможностью признаться и попросить моей милости? — спросил Илас, садясь на край кровати.       — Мне не в чем признаваться, — скрестил руки на груди Мил-тэ, всем своим видом показывая, что ничего говорить не собирается.       — Что ж… Поговорим позже, — кивнул уравнитель и открыл двери, впуская двух крупных жрецов. — Отведите моего наложника в комнату без окон. Пусть посидит, подумает. Только обыщите его. Не хочу, чтобы Мил-тэ наделал глупостей.       — А как красиво говорил, — гордо задрал подбородок вверх наложник. — Говорил, что ничего без моего согласия делать не будешь.       — Твоя наглость не знает мер, — рассмеялся Илас, но спорить не стал, понимая, что Мил-тэ его провоцирует, желая понять, что известно богу войны.       Уравнитель вышел, не оглядываясь: впереди ещё предстояло самое сложное. Подготовку они закончили, в глубине храма рядом с лекарями приходили в себя несколько пленников владыки, а в сокровищнице находились важные документы. Долговые расписки, свидетельства участия того или иного благородного хавта в дворцовом перевороте, даже в том, благодаря которому сам Корос-тэ пришёл к власти. Владыка даже на самых близких вельмож предпочитал держать компромат, прекрасно понимая, что те, кто предал Трой-тэ без раздумий, предадут и его сына при первой же возможности.       — Войска двигаются к столице, — сообщила богиня неслышимое для окружающих.       — Хорошо, — кивнул своим мыслям Илас.       — М? — отозвался главный жрец бога войны.       — Это я своим мыслям, — сказал уравнитель.       — Он не нападёт, пока священный огонь горит и дым виден, — напомнил Каор-лин.       — Но при этом никто бы не стал слишком заранее тушить священный огонь, — в свою очередь напомнил Илас, сев за стол и нетерпеливо вертя в руках чашку с тёплым кофе. — Терпение.       — Знаю, но как я не люблю ждать, — вздохнул главный жрец, меряя шагами комнату.       — Никто не любит ждать, особенно ждать чего-то страшного, — кивнул уравнитель.       — Если бы не вы, они бы потушили священный огонь, и вы бы наш призыв о помощи не услышали. Какое коварство! — возмутился Каор-лин.       — Боги вас слышат, даже если молишься не у священного огня, — заверил Илас. — Его ждало бы разочарование.       — Только никому, молю, этого не говорите, — попросил жрец, нервно хихикнув. — А то кто захочет нести дары в храм, если боги слышат просьбы и в других местах. Мне всё равно жаль тушить священное пламя. Оно горело сотни лет… И в моё правление придётся его потушить.       — С другой стороны, Каор-лин, только в твоё правление священный огонь подожжёт лично бог войны, — пообещал уравнитель.       — Это, несомненно, будет эпохальное событие, — проговорил жрец.       — Садись и поешь, — попросил Илас. — Нам придётся подождать несколько часов.       — Как вы можете быть так спокойны? — спросил Каор-лин, садясь напротив. — Столько всего может пойти не так. Я не боюсь, что мы проиграем бой, это невозможно, пока вы на нашей стороне. Я боюсь, что Корос-тэ почует подвох, поймёт, что что-то не так, и отменит атаку.       — Едва будет потушен священный огонь, выбора у него не будет, — пожал плечами уравнитель. — Как только он решит, что его приказ исполнен и огонь потушен, уже не сможет ничего поменять. Корос-тэ в любом случае будет замазан уже хотя бы в этом святотатстве. Слишком многие знают о плане владыки, и если он отступит, это воспримут как признак слабости. А этого Корос-тэ тоже не может себе позволить: слишком шаткий под ним трон пока ещё. Отступить владыка мог лишь до того, как озвучил свой отчаянный план хоть кому-то.       — Поражаюсь вашему спокойствию, — кивнул жрец своим мыслям. — Я, наверное, волнуюсь так сильно просто потому, что у меня нет подобного опыта. Я же всегда просто молился и не более…       Илас кивнул, грустно улыбнувшись: в его жизни это тоже был первый бой, самый страшный и самый волнующий, но уравнитель понимал, что ему просто нельзя дать хоть повода решить, что бог войны боится сражений, боится войны. Илас не хотел, чтобы его жрецы волновались ещё больше. И больше всего уравнителя волновало то, что как бы он ни старался, кто-то из солдат погибнет. А рядовые хавты просто выполняли приказ, не более того.       — Пора, — тихо сказала Эля, и уравнитель поднялся.       — Пора, — сообщил он уже главному жрецу.       Каор-лин кивнул и пошёл следом за богом войны. Никто из жрецов, преданных главному жрецу, не пожелал собственными руками заливать священный огонь водой, и Илас взял это на себя.       Поленья горели весёлым пламенем, и уравнитель тоже невольно замер на мгновение, с тоской смотря на очаг, что столетиями радовал глаз огнём. Илас понимал, что это пламя для многих обладает высшей, огромной ценностью. Тяжело вздохнув, уравнитель взял первое полное воды ведро и вылил воду в священный огонь. Пламя не сдалось ни после первой, ни после второй порции воды. Лишь только третье ведро смогло потушить его.       — Сейчас начнётся, — произнёс Илас и кивнул. — Пойдём к лестнице, нам пора спешить на крышу.       Уравнитель не ошибся: едва дым сменился паром, а затем и вовсе исчез, как со всех дверей дворца хлынули воины. Илас замер чуть подальше от главного жреца, пряча лицо в жреческом балахоне.       Воины двигались медленно, тихо, слаженно. Хормара-тэ уравнитель в толпе не рассмотрел, не мог. Он лишь заметил для себя, что знать и сам владыка старались держаться в хвосте армии. То, что маг пустил в ход свои чары, Илас узнал по сообщению богини и первым присел, словно бы живот скрутило, и немногочисленные жрецы последовали его примеру.       Перекрывая шум шагов, звон оружия, тихие голоса солдат, первым рассмеялся владыка, а следом за ним рассмеялись и его приближенные.       — Вы погибнете в собственных испражнениях, — раздался усиленный магией голос владыки. — А мы принесём великим хавтам победу над никорами. В атаку! Никого не щадить!       С громким криком, подбадривая себя боевыми кличами, солдаты кинулись в бой, арбалетчики подняли оружие и пустили болты в воздух.       — Пора, — шепнул Илас, и богиня обернула заклинание Хормара-тэ на самого мага и на знать во главе с Корос-тэ.       Стрелы замерли в воздухе, а уравнитель поднялся, скидывая балахон, и встал за спиной своего главного жреца, положив на плечи Каор-лина обе ладони.       Воины замерли, с открытыми ртами смотря на то, как стрелы развернулись в воздухе, а затем полетели в сторону арбалетчиков.       — Глупо войной идти на главный храм бога войны, — громко сказал главный жрец, легко перекрывая своим голосом вскрики раненых. — Корос-тэ… Ты не достоин вести за собой благословлённых хавтов!       Скрюченные постыдной магией вельможи не могли командовать солдатами, и атака захлебнулась, хотя воины добежали уже до дверей храма.       Ни колеблясь, Каор-лин сделал шаг, опираясь на руки других жрецов, и вступил на парапет на крыше, а затем сделал ещё шаг и принялся неспешно опускаться вниз. Солдаты расступились, освобождая место для приземления главного жреца. Никто не хотел нападать на него первым, без приказа, тем более, следом за Каор-лином с крыши принялся спускаться и сам бог войны.       Главный жрец пошёл в сторону владыки, рассекая своим неспешным шагом войска, как нож масло. Едва ноги Иласа коснулись земли, как ближайшие воины зашептали, кто-то опустился на колени, кто-то было дёрнулся. Даже обнажилось с десяток мечей, но они тут же стали нестерпимо тяжёлыми, опускаясь на землю, раня остриём солдат, виновных и невиновных.       Уравнитель пошёл следом за своим жрецом, смотря только в спину Каор-тэ и боясь, что, увидев раненых и убитых, не выдержит, и его стошнит.       Главный жрец, словно слуга рока, шёл в сторону вельмож, не обращая внимания на солдат и не смотря по сторонам. Корос-тэ попытался подняться, но поскользнулся на собственных нечистотах и рухнул на четвереньки. Владыка дрогнул и, теряя остатки величия, принялся ползти на четвереньках в сторону дворца, чуть визгливо требуя:       — Убейте их! Чего вы стоите! В атаку!       Но солдаты не могли уже его послушаться, слишком жалким и униженным был сейчас Корос-тэ, чтобы ради него рисковать своей жизнью. Знать — кто пешком, кто бегом, кто ползком — принялась расступаться, стараясь отодвинуться от владыки на максимальное расстояние.       — Спасайте меня! — потребовал Корос-тэ, упав на задницу и доставая свой меч из ножен.       — Тебя уже никто не спасёт, — подойдя, сообщил Каор-лин, протянув руку и взяв меч за остриё.       Главный жрец сжал руку и легко, не раня даже кожу, отобрал меч и спросил:       — Бог войны, Илас-тэ, могу ли я исполнить приговор владыки?       — Да, — выдохнул уравнитель, зная, что ему придётся отдать этот приказ, и его руки будут в крови. Хотя они уже были в крови, в крови Трой-тэ.       Перевернув меч, Каор-лин одним плавным движением снёс голову удивлённо замершего Корос-тэ. Илас не смог отвернуться, хотя хотел, и продолжал смотреть в глаза хавта, в глаза владыки. До последнего мгновения Корос-тэ не верил, что умрёт сейчас — жалким, грязным, молодым.       — Эля, — шепнул уравнитель и, едва время застыло, отступил на пару шагов и принялся надсадно кашлять.       Сладкий кофе лился через рот и нос наружу, желудок сокращался, выталкивая всё содержимое. Иласа рвало, рвало бесконечно, ему казалось, что ничего более ужасного он не видел.       — Ты как? — спросила богиня тихо, с сочувствием.       — Хреново, — пробормотал уравнитель, садясь на влажную землю. — Как же это страшно.       — Я предупреждала тебя, — напомнила Эля.       — Я помню, — кивнул Илас, вытирая рот носовым платком. — Я думал, что справлюсь.       — Давай я всё же возьму власть над твоим телом, — попросила богиня. — Я справлюсь. А тебе незачем это всё помнить.       — Я должен помнить, чтобы в следующий раз на подобное решиться только в том случае, если не будет другого выхода, — упрямо сказал уравнитель. — Легко лишить человека, хавта или другого разумного, жизни и не испытывать чувство вины, если не смотришь на результаты своего решения.       — Ты слишком большую ношу на себя хочешь взвалить, — вздохнула Эля.       — Эту ношу на меня взвалила ты, и она справедлива. Я жаждал прожить полную жизнь, а за это нужно платить, и цена меня устраивает, — покачал головой Илас.       — Ты не забывай только, что это Корос захотел этого, — сказала богиня. — Выбор у тебя был следующий — владыка или все жрецы, Мил-тэ и множество никор.       — Никор бы я себе никогда не простил бы, — кивнул уравнитель. — Дай мне фляжку воды. Нужно прополоскать рот. Не хочу, чтобы кто-то знал, что бога войны тошнит от вида обезглавливания. Это не подходит богу, роль которого я играю.       — Держи, — сказала Эля, и перед лицом Иласа материализовалась фляга.       Сделав один большой глоток, уравнитель прополоскал рот и сообщил:       — Ты права. Я не смогу держать себя в руках. Возьми пока управление моим телом на себя. Когда тело опадёт, и Каор-лин обратится к знати, отпустишь меня. Мне нужно будет добавить кое-что от себя.       — Жрец знает всё, что нужно сказать, — заверила богиня.       — Я слегка поменял план и пока не сообщил об этом своему Каору, — проговорил Илас.       — Хорошо, — пообещала Эля, и уравнителя ненадолго окутала приятная тьма, давая прийти в себя.       Илас был рад этой возможности передохнуть, взять себя в руки, и поэтому, когда мир вновь вернулся, уравнитель был уже готов к продолжению странной сцены.       — Теперь всё пойдет по-другому, — сообщил Каор-лин, кинув меч на траву.       — А как — вы узнаете позже, — взял слово Илас, и его усиленный голос был слышан не только знати, простым солдатам, но и жрецам на крыше храма, всем, кто смотрели из окон дворца. — На закате я зажгу священный огонь, и тогда, когда дым поднимется над моим главным храмом вновь, наступит время обсуждать, кто станет владыкой, и кому вы будете подчиняться.       — Да, бог войны Илас-тэ, — согнулся в три погибели один из вельмож, и уравнитель позволил себе скривиться: от повергнутого врага пахло дерьмом.       Это вызвало несколько смешков со стороны простых солдат.       — Надеюсь, вы все предстанете пред моими очами в приличном виде, — произнёс тихо Илас и направился к храму. — Сегодня храмы бога войны закрыты для посещения, как знак траура. Вновь владыка хавтов предал меня. Сын оказался ещё менее почтителен, чем отец. Он приказал затушить священное пламя, не зная, что священное пламя главного храма только я и могу затушить, пока живу в мире смертных.       — Не оставляйте нас, не оставьте нас без своей благости, — взмолился кто-то из простых солдат.       Уравнитель остановился, повернулся в сторону солдата и сказал:       — Если вы так нуждаетесь в моей благости, то как посмели вы напасть на мой храм? Как могли поднять оружие на моих жрецов? Вам передо мной просить прощения нужно. И не в храме, не достойны вы права входить в храм. Молите меня о прощении рядом с храмом.       — Мы будем молить, — заверил воин и рухнул на колени прямо в грязь, опустил лицо и принялся молиться.       Двери храма открыли перед богом войны и главным жрецом.       — Что будем делать до заката? — спросил Каор-лин, которого немного потряхивало.       — Отдыхайте. Моему наложнику ничего не сообщайте. Еду приносите, заботьтесь, а вот дальнейшую его судьбу я решу позже, — ответил Илас. — Пусть они помучаются от неизвестности. Больше на храмы никто не рискнёт нападать. Пусть сегодня все храмы будут закрыты. Тогда и у простого люда возникнут вопросы.       — Слушаюсь, — кивнул главный жрец.       — Мне нужно время, чтобы подумать. Я появлюсь за полчаса до заката, и дальше уже всё будем решать, — сказал уравнитель.       — Если вы решите сделать владыкой другого — это ваше право, — поклонившись, сообщил Каор-лин. — Я никогда не посмею быть недовольным вашими решениями.       — О нет, ты не отвертишься. Ты будешь новым владыкой, привыкай к этой мысли, — кивнул Илас, улыбаясь через силу.       Лишь закрыв двери своей спальни, уравнитель позволил себе немного нервно походить по комнате, пару раз в бессильной злобе побить подушку. Затем, уже зайдя в ванную, он привёл себя в порядок и направился к зеркалу.       Иласу очень хотелось вновь оказаться у никор, побыть в окружении наложников, чтобы стало легче. Ему нужно было вновь оказаться в месте без сговоров, казней и бесконечной борьбы за власть.       Уравнитель шагнул и, стукнувшись лбом о зеркало, шутливо возмутился:       — Эля! Ты же взрослая женщина, но шутки у тебя!