Судить мне

      — Камэл, придёшь вечером ко мне ужинать? — спросил у южанина, обняв того за талию, Илас.       — Приду, — заверил Камэл, обвив ногу бога войны хвостом. — Я очень ждал этого предложения.       — Отлично, что наши планы совпали, — улыбнулся уравнитель и поцеловал алиаса в губы, прижав к себе. — У меня сейчас будет много работы. А вы отдыхайте. Как раз время обедать.       — Мы и на берегу неплохо перекусили, — сказал южанин, не спеша отступать от бога войны, хотя они оба мешали служанкам заботиться о ящерах.       — Свежий воздух — самое лучшее средство для того, чтобы нагулять аппетит, — заверил Илас, поцеловав ещё раз и отступив. — Спасибо тебе за то, что ты не стал ссориться с Ланором.       — Не за что, — кивнул Камэл. — Мне не стоило говорить, что он глупыш. Я иногда забываю, что в нём столько неуверенности в себе.       — Не дразни его, — попросил уравнитель. — И Омалона не дразни.       — Не буду, — пообещал южанин. — По крайней мере, постараюсь.       Илас улыбнулся, кивнул и направился в свою комнату. Ему не хотелось возвращаться к хавтам, но выбора не было.       — Эля, — позвал уравнитель.       — Да, — отозвалась богиня.       — Дай мне время выспаться. Хочу немного отдохнуть, — попросил Илас.       — А ты заснёшь? — спросила Эля с участием.       — Не знаю, но надеюсь, что да, — проговорил уравнитель.       — Спи, я помогу заснуть, — пообещала богиня.       Илас улёгся прямо на одеяло и закрыл глаза, мгновенно заснув. Снов ему не снилось, и уравнитель смог отдохнуть, так что к хавтам он явился отдохнувшим и собранным.       Главный жрец уже ждал своего бога у двери спальни и спросил, едва увидев уравнителя:       — Мне пустить знать на торжественное зажжение священного огня?       — Пусти, — кивнул уравнитель, посоветовавшись с богиней. — Те, кто пришёл с войной к дверям храма, не смогут переступить порог моего святилища. А те, кто не был на поле боя — пусть смотрят, им полезно.       — Я подготовил дрова для огня сам, собственными руками, — поведал Каор-лин.       — Позови на торжество и моего наложника, — сказал Илас. — Солнце опускается уже, пора впускать верующих, пусть молятся.       — Я отдам распоряжение, — произнёс жрец и кивком приказал ближайшему подчинённому исполнять.       Главный зал храма наполнялся верующими: в первую очередь явились знатные хавты, не желающие пропускать что-то значимое, необычное. Но вместо того, чтобы молиться, чем занимались как раз простые хавты, слуги и жители столицы, знать разговаривала, возбуждённо и обеспокоенно обсуждала, что кто-то из них не смог войти в храм.       — Никакого почтения к богу, — зло сказал Каор-лин.       — Но есть страх, — кивнул своим мыслям Илас.       Они с главным жрецом наблюдали за главным залом сквозь фальшивую панель, которая не давала возможность собравшимся видеть наблюдателей, но не мешала рассматривать лица. Уравнитель раз за разом возвращался к лицу Мил-тэ. Его наложник был бледен, это было видно даже в неверном свете свечей и факелов. Мил-тэ жевал собственную нижнюю губу, упрямо хмурился, явно стараясь из последних сил сохранить достоинство.       — Вы уже всё решили? — спросил Каор-лин. — Пора зажигать священный огонь. Солнце почти село.       — Пора, — согласился уравнитель и кивнул жрецам.       Илас никогда не тяготел к театральности и эпатажному поведению, но сейчас шёл медленно, подмечая, как резко оборвались голоса и как хавты начали кланяться, стараясь избежать взгляда бога войны. Уравнитель понимал, что многие из присутствующих тут знали, что планировалось, возможно, даже поддерживали это решение. И каждый надеялся, что Илас никогда не узнает об их участии.       Оставшись без владыки, хавты присмирели: разумеется, они жаждали власти — кто-то даже искренне считал, что имеет права на трон, кто-то и правда имел все права по крови. Но никто не посмел объявить себя новым владыкой. Урок был усвоен.       Но Илас прекрасно понимал, что так легко знать не уступит, не позволит посадить на трон жреца. Тут у служителей богов ранее не было власти, и знать точно будет против смены этого порядка.       Уравнитель остановился у места, где должен был вновь зажечься огонь, и замер, смотря на ровные поленья, которые заботливо лично сложил главный жрец. Хавты молчали, наблюдая, пока чей-то юный голос не предложил:       — Ему нужно подать факел.       Илас повернулся в сторону говорившего, поднял резко руку, призывая к тишине.       — Вашей веры не хватает, чтобы зажечь священный огонь, — сообщил уравнитель. — Каор-лин, я уверен, что вашей веры и веры ваших людей хватит, чтобы священное пламя вновь разгорелось.       Главный жрец опустился на колени и молитвенно сложил руки, его примеру последовали остальные. Илас повернулся к дровам. Над ними начал подниматься дымок, и первые языки пламени появились на коре.       Огонь разгорался и постепенно обхватил все подношения, жадно потрескивая.       Жрецы поднялись и, начав напевать, пошли по часовой стрелке вокруг священного огня. Постепенно все присутствующие присоединились к происходящему, идя рядом со жрецами. Даже Илас с трудом устоял на месте.       Напевы жрецов были какими-то гипнотическими, завораживающими, да и ходили они кругом, чуть раскачиваясь и вводя в транс всех присутствующих, а богиня помогала им, усиливала эффект.       Уравнитель не мешал, наблюдая за происходящим.       Иласу очень хотелось знать, о чём думает Мил-тэ, но тот затерялся среди толпы, и его лицо уравнитель никак не мог выловить в водовороте хавтов. Илас поднял руки, и жрецы резко остановились и замолчали.       — Раз со священным огнём разобрались, пора заняться пустующим троном владыки, — проговорил уравнитель.       — По закону на трон должен зайти Мил-тэ, — сообщил кто-то из толпы и замолчал, охнув.       Илас даже не повернулся в сторону говорившего и сказал:       — Пусть самые знатные хавты соберутся в тронном зале. Мы придём через час. В полночь пустующий трон будет занят.       — Разве это забота бога войны — пустой трон хавтов? — спросил один из представителей знати, чуть хмурясь и не желая допускать уравнителя к власти.       — Если бы владыка не решил напасть на мой храм, то я бы не стал вмешиваться в ваши дела, — отрезал Илас, кивком приказав всем покинуть главный зал храма.       Постепенно в зале остались только жрецы и Мил-тэ.       — Каор-лин, — позвал главного жреца уравнитель. — Мне необходимо поговорить с наложником наедине.       Каор-лин глубоко поклонился и позвал за собой остальных. Наложник отступил от бога войны на шаг и только после этого спросил:       — Меня ты тоже казнить прикажешь? Или сам убьёшь?       — Я не собираюсь тебя казнить, — разубедил Илас, садясь на край очага, в котором горел священный огонь.       — Почему? — спросил Мил-тэ, нервно облизнув искусанные губы. — Придумал что-то похуже?       — Ты больше не брат владыки, — задумчиво сказал уравнитель. — Ты, как наложник, мне больше не нужен.       Хавт не удержал довольную улыбку, которая не появилась даже тогда, когда Илас сообщил, что не будет его убивать. Уравнитель хмыкнул:       — Но и выпускать тебя на свободу было бы глупостью с моей стороны.       Мил-тэ покачал головой и поспешно заверил:       — Я слабак, я не смогу сесть на трон. Не стану бороться за власть, клянусь. Я уеду в самую дальнюю провинцию, сменю имя.       — Нет, — покачал головой Илас. — Ты останешься в моём гареме слугой. И если моя управляющая, Мроя, будет тобой довольна, то мы с тобой ещё раз обсудим твоё будущее. Но если ты посмеешь неуважительно относиться к наложникам, ко мне или к другим слугам, то я найду, куда тебя деть. Не убью, нет, найду тебе место в гареме бога похоти. Похоже, это тебя пугает больше, чем смерть.       — А если я буду вести себя идеально? — спросил Мил-тэ, вновь прикусив нижнюю губу. — Что тогда?       — Может, повышу до наложника, может, отдам тебя в слуги благородной никоре, — пожал плечами уравнитель. — Не знаю ещё…       Хавт кивнул, а затем опустился на колени:       — Я не хочу делить постель с мужчиной. Даже с богом. Я сделал всё, чтобы избежать этого, даже предал вас. Пообещайте мне, что я стану слугой в любом месте, и вы получите самого преданного слугу, умоляю вас.       — Что ж… Хорошо, если ты воспользуешься своим последним шансом, то получишь возможность начать новую жизнь слугой у никор, — согласился Илас, понимая, что никакого желания бороться с Мил-тэ у него нет. — Только учти, что у них женщины стоят во главе всего: государства, семьи, войск.       — Я знаю, — кивнул Мил-тэ, склонившись ещё ниже. — Я благодарен вам за эту милость. Я знаю, что не заслужил её, но благодарен, что вы меня пощадили.       Уравнитель кивнул своим мыслям:       — Жаль, что всё так получилось… Ты очень пылкий, думаю, и в постели был бы таким же. Но что ж… Учти, это твой самый последний шанс, и я не забуду тебе подлость, которую ты сделал. И предупрежу Мрою. И помни — это я позволил тебе воспользоваться порталом.       — Я что-то в этом роде и думал, — признался хавт. — Мне казался план моего брата изначально провальным… Вы просто позволили Коросу сделать эту глупость, чтобы поставить на трон свою марионетку. Новый правитель явно будет предан именно вам и только вам.       — Я устал воевать с твоей семьёй, — не стал спорить Илас. — Так что ты прав, но это твой брат решил, что может победить бога войны, считая, что я наивен, несмотря на свой возраст.       Мил-тэ пожал плечами и поднялся с колен, вежливо сказав:       — Я к вашим услугам.       — Ты мне должен быть благодарен за свою жизнь, — сообщил уравнитель ровно. — Ты же понимаешь, что после смерти Трой-тэ он, Корос-тэ, тебя бы казнил в любом случае?       — Я всегда это знал: после смерти отца в живых бы остался или я, или он, — согласился хавт. — И я бы сделал всё, чтобы занять трон, пусть и ценой жизни старшего брата. Я его бы в живых не оставил тоже. Слишком опасный соперник.       Илас кивнул, вспомнив, как почтительно к сестре относилась Эланта. Она была опорой королевы, а не главной соперницей Лайсо. Уравнитель кивнул и сухо приказал:       — Собери свои вещи из комнат наложника и попроси жрецов отвести тебе комнатку для слуги. Но и там не раскладывайся особо: мы скоро уйдём к никорам.       — Слушаюсь, — отозвался Мил-тэ, глубоко поклонившись.       Тронный зал был набит битком, и знати было даже сложно расступаться, чтобы пропустить бога войны и его свиту из жрецов. Илас же не замедлялся, шёл быстро, не обращая внимания на неудобства, что доставлял окружающим.       — Что ж, я готов слушать ваши притязания на трон, — сообщил уравнитель, остановившись рядом с самим троном, но не сев в него.       — Я Клотус-тэ, род Надёжных щитов, — вышел грузный хавт вперёд. — Мой род такой же древний, как род Сильных мечей, что правил нами последние столетия. Я имею право сильного и знатного на трон.       Знать зашумела, возмущаясь. Илас дал им поспорить пару минут, прежде чем поднял руку, призывая к тишине, а потом кивнул одному из жрецов. Получив в руки кипу расписок, уравнитель проговорил:       — Род Надёжных щитов в казну должен тысячи золотых. И это только казне! Сколько вы должны ростовщикам и другим родам — знают только звёзды! У этого рода в собственности огромное количество земель: пахотных, заливных лугов, щедрых лесов… И вы всем должны! Будет ли хорошим владыкой тот, кто не знает цену деньгам? Кому через годы правления Клотус-тэ будут должны хавты?       Знать с удовольствием подхватила волну, все выкрикивали, что Клотус-тэ не достоин трона, что он разорит всю страну, и тот отступил, быстро скрывшись в толпе.       — Кто хочет занять трон владыки? — вновь спросил Илас, одним движением руки заставив собравшихся замолчать.       Вперёд выступил высокий и тощий хавт, почти фальцетом сообщив:       — Я, Муркам-тэ, род Злых воинов. Мой род древний, он рождал великих военачальников. Я достоин занять трон!       Уравнитель глянул на жрецов, и один из них подал документы.       — Что ж… Род Злых воинов действительно дарил хавтам смелых и мудрых воинов, — глянув в документы, произнёс Илас. — Но раньше, поколения назад. А теперь… У вас рождается много калек. Большинство мужчин вашего рода больше не способны держать оружие в руках. Разве может править хавтами род, что вырождается, болеет, словно червивое дерево?       Знать радостно подхватила, подтверждая, что не может. Каждый присутствующий в глубине души надеялся, что именно его род признают достойным трона. Они так радостно цеплялись за причины, предложенные уравнителем, что Илас окончательно успокоился. Те, кому уже отказали, из-за своей личной обиды тоже с радостью подтверждали, что все новые желающие не готовы занять трон.       — Кто ещё претендует на власть? — спросил спустя пару часов уравнитель.       Молчание стало ему ответом: остались только те, кто, осознавая грехи своего рода, просто уже не высказали своих притязаний, и те, кто высказал, но получил отказ.       — Я, — сообщил Каор-лин, выступая вперёд.       Знать зашумела, возмущаясь. Илас поднял вверх руку и спросил:       — Есть те, кто может свидетельствовать о долгах Каор-лина?       Знать смолчала.       — Больны ли его сыновья или племянники? Участвовал ли он в смене власти? Предавал ли он своего владыку? Был ли непочтителен к богам? — продолжал спрашивать уравнитель.       Хавты молчали.       — Каор-лин, ты достоин стать правителем, сесть на трон и надеть тяжёлую корону владыки на свою голову, — подвёл итоги Илас, беря в руки корону. — Я, бог войны, короную тебя, Каор-лин, и объявляю владыкой хавтов.       Знать, переглядываясь, принялась опускаться на колени, признавая главного жреца новым владыкой. Когда корона легла на голову Каор-лина, а сам жрец опустился на трон, всё было решено: знать признала нового владыку, повинуясь желанию бога войны и собственной завистливой сути. Никто не хотел признавать кого-то равного себе своим владыкой, и теперь они были вынуждены признать жреца единственным достойным трона хавтом.