Судить мне

      Когда у хавтов наступало утро, у никор была ночь. Иласу не хотелось выбираться из тёплой постели, оставлять спящего, уютного Камэла одного, но уравнитель понимал, что должен быть за спиной Каор-лина, чтобы никто не посмел открыть рот и оспаривать власть нового владыки. Поцеловав спящего южанина в висок, Илас выбрался из постели. Через зеркало он прошёл обнажённым, понимая, что если начнёт одеваться у никор, то обязательно разбудит Камэла, а этого уравнитель не хотел.       Одевался он неспешно, смотря на то, как за окном стремительно светлеет небо. Снег, кружась, неспешно падал на землю, скрывая следы недавней короткой битвы, закрывая кровавое пятно, словно бы Корос-тэ никогда и не жил на этой земле.       — Я не хотел его смерти, — сказал Илас, словно пытаясь убедить самого себя. — Если бы я мог этого избежать…       — Ты не мог, — заверила невидимая Эля. — Он бы не остановился. Корос-тэ пробовал бы снова и снова, и каждый раз, когда бы ты его щадил, хавты бы воспринимали это как слабость. Тут никто и никому слабости не прощает.       — Безумие какое-то, — пробормотал уравнитель.       — Я не думала, что эта раса станет такой жестокой. У никор раньше, чем у остальных, появились приюты и для детей, и для одиноких стариков и старушек. Они и своих инвалидов давным-давно прекратили убивать.       — А хавты? — спросил Илас, проверяя в зеркале, чтобы одежда была в полном порядке.       — Хавты о детях заботятся, — сказала богиня.       — И на том спасибо, — хмуро проговорил уравнитель. — Основная масса уже проснулась, чтобы заниматься своими делами?       — Да, — ответила Эля. — Но по традиции сначала нужно объявить траур по прошлому владыке.       — Мы объявим, что бог счёл Короса недостойным траура, я даже прикажу приставку «тэ» не произносить при объявлении, — сообщил Илас.       — Это очень сильное оскорбление, — предупредила богиня. — Ты уверен в своём решении?       — Я хочу приструнить местную знать, — кивнул своим мыслям уравнитель. — А для этого нужно не просто убить владыку, а нарушить все традиции, уничтожить всю хорошую память о Коросе. Ему это уже не повредит.       — Тогда как ты его планируешь хоронить? — поинтересовалась Эля.       — А как обычно хоронят владыку? — спросил Илас задумчиво.       — Его торжественно сжигают на главной площади, — рассказала богиня. — Мы его тихо кремируем?       — А мы его тихо закопаем, — произнёс уравнитель.       — А что делать с его жёнами и детьми? Сыновьями? — спросила Эля. — Его сыновья — у него их четверо — прямые наследники трона, и они всегда будут угрозой.        — Я не могу казнить детей, — покачал головой Илас. — Не могу. Это слишком… жестоко. А дочери и жёны? Что с ними?       — Жёны, родившие сыновей, обычно остаются во дворце. Тех, кто не родил, сжигают с владыкой, — осторожно ответила богиня. — Дочерей отдают замуж.       — Кошмар, — выдохнул уравнитель. — Нет, мы не будем заживо хоронить жён. И дочери у Короса явно ещё очень юные, слишком юные для брака.       — И что ты с ними будешь делать? — спросила Эля.       — Я подумаю… Пока прикажу всю его семью привести в главный храм бога войны. Попробую договориться с матерью никор, королевой Лайсо, чтобы сыновья владыки пока пожили в их приюте.       — Омалон тоже слышал твои слова, — напомнила богиня. — И он передал их Эланте… Думаю, твоя излишняя гуманность может породить множество вопросов.       — Я прикрою гуманность расчётливостью, — заверил Илас. — Это меня не беспокоит.       — Эланта — умная женщина и неплохой стратег, — предупредила Эля. — Не отмахивайся от неё. Не стоит иметь такого врага за спиной.       — Я объясню им, что я бог войны и мира, как Камэлу, — решил уравнитель.       — Что ж… Попробуй, может, сработает, — вздохнула богиня. — Иди, сейчас к тебе будет стучаться главный жрец.       — Он по-прежнему рад мне служить, — улыбнулся Илас. — С таким владыкой мне будет проще общаться.       — Только не говори Каор-лину про то, что ты веришь, что войны закончатся, — посоветовала Эля. — Он к подобным мыслям не готов.       Уравнитель вздохнул и открыл двери раньше, чем новый владыка постучал. Илас улыбнулся и весело сказал:       — Доброе утро, Каор-лин. Ты готов?       — Нет, — честно ответил главный жрец. — Я никогда не думал, что буду владыкой, и это меня пугает. Я не знаю, как править страной.       — Ты справишься, — твёрдо сказал уравнитель. — Если бы эта ноша была бы тебе не по плечу, я бы её на тебя не повесил.       — Спасибо вам за ваше доверие, — поклонился Каор-лин.       Илас кивнул, ободряюще сжал плечо нового владыки и первым направился в главный зал. Другие жрецы уже собрались там — даже те, кого на время заварушки заперли в комнатах, не доверяя им. Уравнитель обернулся, убеждаясь, что главный жрец и по совместительству владыка тут.       Обычно весть о новом владыке сообщали гонцами, рассылая их вначале по столице — а когда та уже гудела, обсуждая смену власти, новости разносились дальше. Окраины всё узнавали на пару недель позже.       Но не в этот раз.       Илас поднял вверх руку и принялся говорить, сообщая священному огню, что владыка Корос был казнён за непочтение к богам и что по нему нельзя держать траур — умерший их не достоин. Уравнитель так же сказал, что новый владыка хавтов — главный жрец бога войны Каор-лин.       И это сообщение тут же разнеслось по всем храмам бога войны. Священный огонь принялся голосом Иласа повторять сообщение. Уравнитель договорился с богиней, чтобы священный огонь синхронно сутки повторял это сообщение, не замолкая ни на мгновение.       — Теперь можно и во дворец, — тихо сказал уравнитель. — Не хочу, чтобы Короса сожгли на площади. Пусть твои доверенные жрецы закопают тело в одном месте, а голову — в другом.       — Хорошо, — кивнул Каор-лин. — Пойдёмте.       Во дворце ещё никто не успел узнать о том, что сделал Илас, и глава гонцов спросил у бога войны:       — Вы уверены, что нужно гонцов отправлять сейчас?       — Да, — подтвердил уравнитель. — Владыка поправит текст объявления.       — Подай мне бумагу, — властно приказал Каор-лин и, сев за стол в кабинете владыки, принялся писать.       Глава гонцов помялся, но заглядывать в бумагу не решился, хотя Илас и был уверен, что он прочтёт, едва выйдя из кабинета. Владыка закончил писать и протянул листок, приказав:       — Прикажите семью Короса отправить в главный храм бога войны, туда же доставьте тело и голову, но прикройте, пусть никто не видит, что вы несёте.       Последнему распоряжению уравнитель был рад: он не подумал о том, как страшно будет детям увидеть обезглавленное тело отца. Не пришлось хаотично придумывать достойный повод прятать тело и голову от взглядов жён и детей.       — Это выше моей компетенции, — сообщил глава гонцов. — Я позову к вам, владыка, и к вам, бог войны Илас-тэ, Муркама-тэ. Он — главный распорядитель дворца, и именно он занимается похоронами.       — Позови, — кивнул Каор-лин с ленцой.       Когда глава гонцов вышел, владыка повернулся к богу войны и повинился:       — Простите, я не знал, к кому адресовать этот приказ.       — Я тоже не знал, — пожал плечами уравнитель. — Мне никогда не были важны эти мелкие особенности этикета. По-моему, и глава гонцов мог бы сам передать твой приказ. Но подождём главного распорядителя дворца. Пусть это всё будет его головной болью.       — Это очень жестоко — предать голову и тело земле, — поёжился владыка. — Чтобы плоть ели черви.       — Ничего, — произнёс Илас. — Может, это станет знаком для других, что ты не оставишь врагов и после смерти.       Каор-лин кивнул и спросил:       — Может, закажем кофе?       — Кофе всегда к месту, — заверил уравнитель. — Я только за.       — Со сладостями? — уточнил владыка, потянувшись к шнурку, чтобы вызвать слугу.       — Разумеется, — согласился Илас.       Каор-лин дёрнул шнурок. Не прошло и минуты, как явился слуга и с каменным лицом выслушал приказ.       Муркам-тэ пришёл как раз тогда, когда новый правитель и бог войны лакомились сладким, запивая кофе. Илас чуть нахмурился, пытаясь вспомнить, где он видел лицо этого тощего высокого хавта.       — Я хочу, чтобы вы семью Короса, всех жён и наложниц, всех детей — и мальчиков, и девочек, отправили в главный храм бога войны. Это приказ, — сообщил новый владыка, когда главный распорядитель дворца разогнулся после глубокого поклона.       — Я отправлю в храм семью Корос-тэ, — начал было говорить Муркам-тэ фальцетом.       — Бывший правитель недостоин быть Корос-тэ, — ровно, железным тоном сказал Каор-лин. — Он был слишком непочтителен к богу войны Илас-тэ и посмел напасть на его главный храм. Это недопустимое святотатство.       Пока они пререкались, уравнитель вспомнил, что Муркам-тэ претендовал на трон.       — Торжественных похорон Корос тоже не достоин, — продолжил владыка жёстко. — Его тело и голову ты должен так же передать в храм. Погрузи их в сундук.       — Слушаюсь, — покосившись на бога войны, не рискнул больше спорить главный распорядитель дворца.       Илас даже не кивнул, решив, что окружающим стоит привыкать слушаться Каор-лина, а не ждать каждый раз, пока бог подтвердит слова своего главного жреца.       Когда Муркам-тэ вышел, главный жрец глянул на своего бога с молчаливой просьбой одобрить своё поведение.       — Ты молодец, — кивнул уравнитель. — Не стоит им думать даже о том, что они могут тебя не слушаться.       — Они так быстро не смирятся, что на троне ныне сын купца, а не знатного хавта, — проговорил Каор-лин. — Но им придётся. Я не позволю никому нарушить вашу волю.       — Я знаю, — заверил Илас. — Давай просто насладимся вкусным завтраком.       — Ой… Для вас это завтрак? — подскочил владыка. — Я сейчас прикажу принести завтрак.       — Не надо, — рассмеялся уравнитель. — Я бессмертный и могу себе позволить завтракать вкусными десертами. Всё же есть у богов и свои слабости. Я вот сладкое и овощи люблю.       — Хорошо, — Каор-лин сел на место, осматривая кабинет. — Тут очень мрачно.       Илас обвёл взглядом кабинет владыки и кивнул: стены, пол, мебель были тёмными. Массивная резная мебель местами была покрыта каким-то тёмно-синим металлом, на окне были тяжёлые бордовые шторы.       — Да, мрачно тут, — подтвердил уже вслух уравнитель.       — Как думаете, будет нормально, если я прикажу сделать тут ремонт? — спросил владыка.       — Отныне это твой кабинет, и тебе должно быть тут комфортно, — решил Илас. — И мнение других тебя о твоём же кабинете не должно волновать. Если Трой-тэ и Корос чувствовали себя в этом склепе уютно — это их личные трудности.       — Вы правы, — согласился Каор-лин. — Как только пойму, каким вижу этот кабинет, сразу прикажу сделать тут ремонт.       Уравнитель кивнул, думая больше о своём. Его вовсе не волновало, как будет выглядеть кабинет после ремонта. Только надолго задуматься Иласу жрец не дал.       — Простите, тут ещё один вопрос… — вежливо привлёк к себе внимание владыка.       — Задавай, — проговорил уравнитель, мотнув головой.       — Мил-тэ ведь не может быть вашим наложником: он больше не брат владыки, — осторожно начал Каор-лин. — Я бы хотел предложить своих старших сыновей или младших братьев, чтобы всё было так, как вы изначально задумали.       — Ты прав, — согласился Илас, понимая, что не хочет видеть в своём гареме новое недовольное лицо, но выбора у него особо не было. Сам он пока начинать этот разговор не собирался, но отнекиваться было ни к месту.       — Я соберу всех возможных наложников к завтрашнему вечеру и устрою торжественный ужин, — произнёс владыка. — Я хочу устроить праздник, не каждый день кто-то из моей семьи роднится с богом.       Уравнитель улыбнулся, хотя понимал, что получит новую головную боль.       Мил-тэ послушался и, когда слуга передал бывшему наложнику, что бог войны Илас-тэ ждёт его в своей гостиной, тут же подхватил две тяжёлые сумки, накинул тёплую куртку, что не вместилась, и направился к уравнителю. Илас открыл двери, пропуская нового гаремного слугу в свою гостиную, и сообщил:       — Куртка тебе там не понадобится. Там тепло.       Мил-тэ послушно стянул куртку и растерянно осмотрелся, пытаясь понять, куда её теперь деть. Уравнитель её забрал и, открыв двери, подозвал дежурного слугу, приказал:       — Оставь куртку в комнате Мил-тэ.       — Слушаюсь, — поклонился слуга, забирая куртку.       Отпустив его и вернувшись, Илас жестом позвал за собой Мил-тэ, соображая на ходу, куда деть семью Короса. Нужно было как-то объяснить королеве никор появление детей и женщин: уравнителю очень не хотелось жён и наложниц смещённого владыки отдавать ненужным грузом замуж за хавтов. Норов у Короса был горячим, и Илас не сомневался, что бедные женщины уже успели хлебнуть горя, и больше не хотел их мучить.       Мил-тэ вышел из зеркала и уставился на спящего в постели Камэла. Южанин, словно почувствовав взгляд, открыл глаза и уставился на хавта.       — Спи, ещё ночь, — шепнул уравнитель, присев на край кровати, чтобы поцеловать сонного наложника в нос. — Я сейчас устрою Мила и вернусь.       — Поспишь со мной? — хрипло спросил южанин, зевнув.       — С удовольствием, — заверил Илас.