Little boy on the Moon

      — Я надеюсь, на этот раз ты никуда не сбежишь? — саркастично спросил Римус, выводя за руку Сириуса из спальни.       Люпин надеялся, что этим невинным, как ему показалось, вопросом он удачно разрядит обстановку, но вместо этого поймал болезненный взгляд Сириуса, полный отчаяния. Даже спустя еще три часа крепкого сна он выглядел плохо, даже хуже, чем раньше. И от этого осознания по спине Римуса пробежались мурашки.       — Я никуда не сбегу, — искренне и серьезно прошептал Блэк хриплым голосом.       — Прости, я не это хотел сказать. Эм, в смысле…       — Не извиняйся, я сам виноват, — грустно отозвался Бродяга. — Я пойду в душ, а то моего человеческого вида Гарри испугается больше анимагического.       Блэк мягко вытащил ладонь из хватки Римуса и направился в ванную. Лунатик тепло улыбнулся: каждый раз, когда речь заходила о анимагических способностях мародеров, ему становилось чертовски тепло на душе. Ведь лишь ради него, ради того, чтобы ему было легче в полнолуние, трое пятнадцатилетних тогда парней освоили то, что непосильно многим взрослым чистокровным магам. Ради него…       Римус неуверенно шел на второй этаж, в детскую комнату. С одной стороны, Лунатик понимал, что Блэк нуждается в личном пространстве, чтобы просто помыться, что ограничения лишь унизят его, но с другой — ему хотелось броситься за ним и стоять рядом. Он боялся вновь его потерять. Нет, нельзя было сказать, что Лунатик не доверял его словам и намерениям, но… его состояние слишком резко меняется из-за «болезни». Римус видел это раньше. Словно что-то щелкает в Сириусе и он мигом забывает о своих извинениях, идет на худшие поступки.       Люпин не был уверен, что это точно какая-то болезнь, но твердо знал, что это непреодолимая для Блэка сила искусственного происхождения. Как… зов стаи для Римуса, которому он не может воспротивиться в волчьем обличье. И Лунатик в сотый раз за день поклялся, что в скором времени найдет ответ на эту загадку.       Римус поднялся в детскую, будучи спокойным за безопасность ребенка. Прошлой ночью Люпину было скучно, и ему удалось найти в какой-то старой книге заклинание, способное заставить игрушки самостоятельно двигаться в определенном диапазоне. Это стало действительно хорошим подспорьем, ведь малыш Гарри не грустил, когда не спал, а Римус занимался чем-то другим. Так и сейчас: наследник Поттеров игрался с маленьким золотым паровозиком.       Римус взял ребенка на руки и удобно устроился на подоконнике, глядя на яркий солнечный свет. Гарри не напоминал Лунатику обычных детей, и дело вовсе не в большом шраме на лбу. Он пока не сказал ни слова, но общался глазами, мимикой. Все всегда было понятно без слов: что Гарри не нравится, что ему хочется, что он любит. Например, сейчас он тянулся пухлой ручкой к медовым кудрям Римуса — он всегда любил их теребить, чем напоминал Сириуса. Хотя Блэк как обладатель роскошной черной шевелюры даже оскорблялся, что его красота не удостаивалась того же внимания крестника.       — М, — недовольно промычал Гарри, когда Римус специально игнорировал его желание, глядя в окно. — Мм!       — Эй, что ты хочешь? — усмехнулся Лунатик.       — М! — Пухлая ручка чуть не дотягивалась до кудрей.       Люпин засмеялся, смиренно наклонил голову и ощутил, как две ладошки забрались в копну волос. Его короткие локоны мягко сжимали детские пальцы, тянули в разные стороны.       Гарри мог играться так вечно, мило дергая кончиком носа. Но Римус с новым вздохом ощутил на кончике языка знакомый пряный запах. Видимо, Сириус все же решился подойти к ним.       — Он так любит тебя, — тихо произнес Бродяга, стоя в дверях. В его глазах Римус видел стыд и боль, что казалось невыносимым.       Лунатик скромно улыбнулся, медленно спустился, а затем робко подошел к Сириусу, словно боясь спугнуть. Блэк схватился рукой за косяк двери, как утопающий за соломинку, — он был еще так слаб. Впрочем, Бродяга нашел в себе силы: через мгновение он, осторожно взяв Гарри на руки, сел в кресло. Ребенок вцепился в него маленькими пальцами и прижался к его груди. Так же, как к Римусу, словно ища тепло. Поттер никогда не делал так раньше, поэтому в глазах Блэка стоял вопрос.       — Не бойся, он любит тебя, — тихо поддержал Римус.       Блэк слегка удивленно смотрел на маленькое тельце, прижатое к груди. Это казалось таким странным: Сириус почти каждый день виделся с наследником Поттеров до смерти его родителей, всегда с ним играл, даже пел ему (на французском, шотландском, английском, итальянском и немецком, чем хвастался перед Джеймсом). Но сейчас Сириус словно переосмысливал свои чувства к Гарри. В Бродяге пропала та нотка шутливости, уступая место серьезности. Римус четко видел в его глазах, что в нем шла переоценка ценностей. Роль крестника, ребенка любимых друзей в корне отличается от роли собственного сына, объекта бесконечной ответственности. Сириус относился теперь к Гарри как к новой для него личности, с большим трепетом. Это нельзя не увидеть.       Римус знал, что Сириус станет прекрасным отцом. Несомненно, ведь на то была веская причина. Если Джеймс стал идеальным папой, потому что вырос в модели совершенной семьи любимым сыном, то Сириус всегда был лишен этого. С десяти лет он смотрел на Юфемию, Флимонта Поттеров с восхищением, они стали тем единственным, в чем Блэк искренне завидовал Джеймсу. Сириус имел все: деньги, невообразимую красоту, харизму, сильный характер, но у него никогда не было семьи. Он знал, чего не получил за свою жизнь, и стремился дать это любимым людям — заботу, ласку, внимание.       Гарри крепко заснул на руках у Сириуса, словно выражая этим бесконечное доверие. Римус стоял в дверях неподвижно, как заледеневший, и молча смотрел на самых дорогих в мире людей. На самых любимых. Самых родных. На тех, кто украсил его существование. И Люпин был счастлив тому, что Гарри полюбил Блэка так же сильно, как его самого. Все теперь встало на свои места, кусочки пазла сложились в одну целостную картину.       — Вы такие прекрасные, — прошептал Римус. Он не сдержал слез, и щеки едва обожгли два соленых ручейка. Сириус ответил ему счастливым, благодарным голубым взглядом.       Все в этом моменте казалось ему идеальным. Блэк начал приходить в себя, он больше не прятался в своей спальне и не собирался никуда сбегать. Гарри нашел покой рядом с Лунатиком и Бродягой. Все они вместе, любят друг друга. Римус мысленно обратился на небеса с одной лишь просьбой: «Лишь бы так было всегда». ***       — Нет, мне это не нравится. Ну ты посмотри, как сидит. Ужасный костюм.       Сириус недовольно поправлял бархатный пиджак цвета темного бордо, готовясь к гостям. Ему хотелось, чтобы все было идеально. Во многом из-за чувства стыда перед Римусом за все эти дни, во многом из-за желания произвести на подруг теплое позитивное впечатление. И пока Люпин спокойно играл с Гарри в машинки, сидя на большой кровати их спальни, Сириус выбирал себе наряд.       Нельзя было не отметить его зацикленность на моде и собственной красоте. Хотя он отрицал влияние своего полудворцового воспитания чистокровного богатого рода, в нем никуда не делись эти замашки на роскошь. Ему хотелось во всем быть лучше всех, красивее. Его гардероб насчитывал десятки потрясающих костюмов, каждый из которых Блэк носил на больше двух-трех раз.       Впрочем, Римус не хотел говорить Бродяге, что очередной дорогой пиджак ужасно сидит в плечах не из-за плохой работы личного портного, а из-за уже болезненной худобы. Люпин не мог смотреть на его тело. Обычно стройные, широкие, мощные плечи поникли, мышцы словно уменьшились в размере. Видеть это казалось невыносимым. И также Римус понимал, что, если это заметят девочки (а они однозначно заметят), прилетит в первую очередь ему самому за то, что он все это время невнимательно относился к состоянию своего любимого. Вне сомнений.       — Все в порядке, — максимально уверенно отметил Римус, понимая, что это наглая ложь. Бродяга потерял минимум пять килограммов за эти дни.       Лунатик поднялся с кровати, вручив машинку Гарри, и полез в свой шкаф, больше похожий на прикроватную тумбочку по размерам. Все, что он носил, представляло собой в основном пышные мягкие свитера, скрывавшие его глубокие шрамы, или простые рубашки разных цветов и тканей. Римус достал свой лучший белый свитер мелкой вязки с коричневыми полосками.       — Вот, держи. — Люпин мягко втиснул вещь в руки Сириуса. — Эм… Это не визит делегации или министерства в наш дом. Это просто друзья. Тебе не обязательно одеваться, как на парад. Уверен, Мэри и Марлин больше оценят этот расслабленный лук, чем бордовый костюм. К тому же… — Римус достал свитер той же модели и вязки, но оттенка темного шоколада, — у нас будет парный образ. Это мило, не так ли? Ты сам такое любишь.       Сириус с удивленной улыбкой смотрел на Римуса, словно анализируя. Все эти годы у него была особенность: он всегда тырил у Лунатика его лучшие свитера, пока тот не видел. Просто потому, что эта вещь принадлежала любимому человеку, потому что своим запахом горячего шоколада и свежего пергамента она напоминала о нем. Римус делал вид, будто ему это не нравится, но на самом деле при виде красавца Блэка в расслабленном стиле, в его одежде сердце Лунатика бурно ликовало.       — Оу, ты добровольно отдаешь мне свой свитер. Я поражен, Луни, — усмехнулся Сириус, стягивая с себя черную рубашку.       И вновь при виде тощего Блэка Римус нервно, сдавленно сглотнул. Даже кожа перестала быть аристократического бледного оттенка, она приобрела болезненную синеву… «О, Мерлин, что же с ним происходит?» — мысленно застонал Римус, переодеваясь в свою кофту.       Далее Сириус начал разбираться со своими волосами. На самом деле, он никогда ничего с ними не делал, они как-то самостоятельно ложились в мягкие кудри, красиво обрамляя идеальные черты лица. Но сегодня Сириус захотел сделать что-то вроде пучка, ведь он знал, как сильно это нравится Римусу. Именно так ему открывались четкие линии скул, челюсти, а еще эта волнистая кудряшка, выбившаяся из прически и спадающая на лицо…       — Ну-с, как я вам? — Сириус смущенно вышел из ванной в спальню, представ перед Гарри и Римусом. Лунатик заметил, что на тонких длинных пальцах теперь была пара серебряных колец, а на шее покоилась крупная цепочка.       Римус медленно поднялся с кровати, бегая глазами по длинному силуэту. Даже в бесформенном свитере, даже с болезненной худобой, Сириус не потерял своей стати, королевской грации и величия. Казалось, они текли в его крови. Впрочем, так и было.       — Ты прекрасен… — тихо отозвался Римус, подойдя близко к Блэку. В его пронзительных голубых глазах теплился огонек нежности.       Сириус положил руки на талию Римуса и плавно притянул к себе, так медленно и мягко, как будто боялся, что тот оттолкнет его. Для Люпина это стало слишком. Эти родные, полные прежнего раскаяния глаза, эта робкая улыбка, эта черная кудряшка и этот терпкий плотный запах духов с горькой вишней и коньячным миндалем… Римус резко и внезапно поцеловал Блэка, так страстно, как он только мог.       Сириус даже сначала словно сбился с толку, потерялся от неожиданности, но через долю секунды медленно, развязно ответил на поцелуй. Так, как мог только он: дерзко, уверенно, настойчиво, но нежно. На его губах был вишневый бальзам, который Римус тут же ощутил на своих собственных. Сириус небрежно запустил руку в короткие кудряшки медного оттенка и властно притянул Люпина к себе за затылок, увлекаясь им все больше с каждым мгновением. Римус покусывал нижнюю губу Блэка, сжимая его плечи достаточно сильно, чтобы не повредить. Это стало тем, чего им обоим так долго не хватало. Безудержная страсть. Любовь. Одержимость.