***
26 июня 1979 года Ночь укрыла небо темным полотном, усыпанным бриллиантами звезд. Это время Сириус и Римус проводили в большом новом доме Поттеров. Лили и Джеймс совсем недавно обручились, и в доме стояла светлая, счастливая атмосфера. Все благополучно разделились по парам и открывали оставшиеся с праздника свадебные подарки. Казалось, весь магический мир решил сделать приятно семейству Поттеров: красивыми коробками были уставлены две целые комнаты дома. Действительно, новость о свадьбе лидера мародеров, второго красавчика Гриффиндора, легендарного капитана команды по квиддичу, который не проиграл ни одного чемпионата в Хогвартсе, не могла не стать сенсацией. — Нет, Реми, ты только посмотри, это уже седьмой свитер, который мне адресован! — захохотала Лили, доставая из хрустящего пакета вязаную кофту. — Они просто знают, как ты любишь Лунатика, и ориентировались по его вкусам, — засмеялся Джеймс, приобнимая супругу. — Лилз, ты обязана поделиться! Тот бордовый вполне сойдет для моей коллекции! — крикнул Люпин, раздирая очередную обертку. — Эй, Бродяга, чего халтуришь? Сириус все это время сидел позади Римуса и обнимал его за талию, прижавшись всем телом, как к плюшевому мишке. Он положил голову ему на плечо и мирно дремал. Джеймс и Лили не могли не издать звуки искреннего умиления: видеть строгого харизматичного хулигана спокойным, как кот, и покладистым казалось чем-то совершенно удивительным. Обычно он не мог усидеть на месте ни минуты, всех подначивал устроить бои подушками или что-то вроде того. Лишь рядом с Луни он мог быть абсолютно уязвимым. — Песик устал, — заметил Джеймс, ослепительно улыбаясь. Для него счастьем было видеть брата счастливым, любимым и любящим. — Может, кинуть ему мячик? — хохотнула Лили. — Замолкни, Эванс, — отозвался Сириус, нехотя меняя положение головы. В парней тут же прилетел огромный мягкий мишка, подаренный кем-то с младших курсов: — Уже Поттер! — шикнул Джеймс. — Прости, Сохатый, я до сих пор не верю, что ты все-таки добился ее, — усмехнулся Бродяга и по-кошачьи потянулся после дремы. Лилз оценила прикол. Чего уж там, она была последней, кто верил в перспективность этой пары до шестого курса. В детстве у нее сводило зубы от одного лишь упоминания фамилии Поттера. — Сама удивлена, как я вышла за этого хулигана. Кошмар, — отозвалась она, целуя своего ненаглядного. Римус и Сириус не смогли сдержать едкий смешок. В их отношениях никогда не было такой ванильности. — К слову, Луни, Бродяга, мы ждем вас следующих у алтаря. Джеймс не мог не заставить Блэка засмущаться после его подколов. Когда бы они упустили возможность поиздеваться друг над другом? Вместе с тем на щеках Сириуса и Римуса выступил яркий румянец, и они смущенно отвели взгляд, чем вызвали добрый смех Поттеров. Нет-нет, мысль о свадьбе не вызывала в них… отвращения. Никогда. Все знали, что Блэк и Люпин не могли бы провести и дня друг без друга, часа без неосознанных объятий. Им действительно хорошо вместе, глупо отрицать, что они никогда не были так счастливы. Но зачем торопиться? Брак лишь запись в документах. Думать о таких мелочах пока не хотелось… Римус вздрогнул от неожиданного стука в окно. Часы показывали полночь, кому вдруг понадобились Поттеры? Лили впустила в зал роскошную черную сову размером с большого кота. Ни у кого не оставалось сомнений, что птица принадлежала роду Блэков. Сириус взволнованно сел на край дивана, отодвинувшись от Лунатика. Мысленно Римус в тысячный раз проклял всю его семейку: при любом воспоминании о них на прекрасном точеном лице Бродяги появлялась маска абсолютного, непроницаемого холода. И страха, видного лишь Люпину. Нежный парень, который несколько мгновений назад мирно дремал на его плече, вмиг обратился в ледяную статую, словно замороженную во времени. Сириус поднялся с места и перехватил письмо. Сова резко вылетела из дома. Римус буквально мог видеть, как тонкие длинные пальцы бьет мелкая дрожь. Пронзительные голубые глаза забегали по строчкам, пока все остальные в зале замерли в ожидании чего-то ужасного, ибо иным род Блэков порадовать Бродягу не мог. На лице Сириуса тут же отобразилась целая гамма сменяющих друг друга эмоций: непонимание, удивление, страх, ужас и, наконец, гримаса боли. Блэк уронил письмо и, высоко задрав голову, сжав пальцы в кулаки, окинул ледяным пустым взглядом всех присутствующих, перед тем как выйти из комнаты. Римус мог заметить в мгновение ока, как на его скулах играют желваки, а яремная впадина дергается от боли. — Что… что случилось? — Лили прервала ужасно напряженную тишину, её голос дрогнул. Она неосознанно прижалась к Джеймсу в поисках безопасности. Римус чувствовал, что именно он обязан был узнать правду и сказать Поттерам. Вновь на него перекинулась ответственность. Он медленно поднял листок с дубового пола и прочел текст, написанный красивым, размашистым почерком. Прежде всего его поразила манера обращения к сыну его матери. Она не употребляла имени Сириуса, милых прозвищ. Письмо было написано в сухой, официальной королевской манере: «Древнейший и благороднейший дом Блэк с глубоким прискорбием извещает о трагической гибели мистера Регулуса Блэка, единственного сына и наследника Ориона и Вальбурги Блэк». Инициалы и подпись. Римус встретился с серьезным и обеспокоенным взглядом Джеймса, готового как по команде рвануть на помощь названому брату. Лили не подняла головы, как будто ожидая приговора. — Регулус погиб. Брат Сириуса. Поттеры невольно ахнули. Никто из мародеров никогда не питал к младшему Блэку особой любви, однако… Джеймс и Римус понимали, какое значение имел этот человек для Сириуса. Тот в своей проклятой блэковской манере отказывался говорить об их отношениях, но он всегда волновался за брата, хоть и ненавидел его порою. Он… любил его. — Я пойду к нему… — Нет, Джеймс, — мягко, но холодно отрезал Римус. — Не надо. Дай ему время прийти в себя. Сохатый неохотно кивнул, все же доверившись Лунатику. С годами он понял, что тот порой чувствовал Сириуса лучше него, пусть и с трудом признавал это. В начале отношений Блэка и Люпина ему сложно было разделить с кем-то своего брата, друга, соратника, хотя, разумеется, он никогда не говорил об этом. Римус просто знал. Видел. Лили подошла к Люпину и робко обняла его так, как делает это настоящая любящая сестра. Она всегда все понимала без слов. И умела обнять в нужный момент.***
Спустя два с половиной часа Римус собирался с силами, положил в карман сигареты, взял бутылку огневиски и направился наверх. Поттеры предусмотрели огромный балкон в комнате для гостей, больше похожий на террасу. Ведь они знали, как сильно все годы обучения Лунатик и Бродяга любили сбегать ночью в Астрономическую башню, чтобы поговорить по душам, посмотреть на звездное небо, на луну. У Люпина не находилось никаких сомнений в том, что именно там сейчас находится Блэк. — Можно к тебе? — робко спросил Римус, стоя на пороге балкона. На него тут же направился опьяневший от боли голубой взгляд, прекрасный, но измученный. Лицо порозовело, на щеках были видны мокрые дорожки. Сириус держал в руках толстую сигарету, в углу валялся роскошный бежевый пиджак из телячьей кожи, а вокруг было разбросано множество бычков. Интересно, как легкие Бродяги выдерживали столько никотина? Римус расценил натяжное молчание как знак согласия, иначе бы Блэк либо покрыл его благими матом, либо вовсе ударил по лицу. — Я взял выпить, но если ты не хочешь… Сириус молча вырвал из его рук бутылку и сделал прямо из горлышка несколько крупных глотков. Его лицо ни капли не исказилось, как будто он пил чай, от чего Римус просто опешил. Он недооценил уровень отчаяния Бродяги. — Оу… Свои сигареты не предлагаю, у меня последние, — отозвался Люпин через несколько секунд. На него тут же отправился свирепый взгляд, полный ярости. — Ладно, я понял, я дам, но только когда мы немного поговорим. Сириус, от количества выпитого и выкуренного твоя боль не уменьшится. Тебе будет только хуже. Я пришел помочь тебе. — Мне не нужна… — Заткнись! — тихо отрезал Римус. — Я не хочу слушать это! Ты сейчас, блядь, не в своей ебанутой семейке, где надо быть холодным уродом! Сириус, мягко сказать, удивился такому потоку ярости в свою сторону — этот шок, казалось, приглушил его собственную злость. Римус никогда не умел успокаивать людей, как Джеймс, но зато умел вправлять мозги. Возможно, именно поэтому Блэк больше открывался именно Лунатику: ему не хотелось, чтобы его жалели. Римус тем временем сам немного выпил, сев в кресло рядом с Бродягой. Небо сегодня было особенно прекрасным. Звезды больше напоминали бриллианты: они сияли ярко, но достаточно элегантно, не ослепляя. Белый свет красиво контрастировал с глубоким темно-синим, сапфировым оттенком небосвода. В нос бил свежий прохладный ветерок, донося до Люпина аромат парфюма Сириуса. Его ноты поразительно успешно успокаивали его нервы. — Прости, я не умею жалеть людей, — признался Римус. — Ну, ты влюбился в оборотня, должен привыкнуть к жести. А если серьезно… Сириус, мне правда очень, очень жаль. Блэк сдавленно улыбнулся и сделал затяжку. Почему-то он курил совершенно по-особенному, красиво и эстетично. Римус годами пытался повторить, но ничего не получалось. Черт, может, дело в королевской крови? — Ему было восемнадцать. Он… ничего не успел, — тихо сказал Сириус, глядя в пустоту. — Ничего. Он никогда не любил. И не был любимым. А я… я просто, блядь, променял его. — Что ты имеешь в виду? Сириус беззвучно заплакал, даже плечи не вздрогнули. По щекам покатились слезы. Видеть Бродягу таким ранимым было жутко даже для Римуса, который, казалось, знал его лучше, чем себя самого. «О, Мерлин, он действительно хрупкий… и слишком прекрасный», — пронеслось в голове Лунатика. — Я… я допустил ошибку, которую не могу себе простить много лет. И теперь никогда не смогу. Когда мне было пятнадцать, я сказал Регу… что я его ненавижу и что он скатился на то же дно, что и родители. Что в нем нет ни капли храбрости и силы. И я сказал, что он мне больше не брат и никогда не был. Что Джеймс — мой настоящий брат, а не он. О, блядь, я так жалею об этом… Я надеялся, что Рег воспримет это как порыв моей гриффиндорской агрессии, но он запомнил эти слова. Я… я не хотел этого, Луни… — Но у тебя были причины, Сириус. Вспомни, что тогда произошло. Регулус сдал тебя твоей матери, и она пытала тебя Круцио каждый день на протяжении недели. Я бы и не такое сделал со своим братом после такого предательства… Они оба понимали, что Римус был и прав, и не совсем. Возможно, в Регулусе действительно не хватало гриффиндорской храбрости, но в нем также не находилось слизеринской жестокости, чтобы отдать брата на пытки. Рег хотел как лучше и в свои четырнадцать побоялся поступить иначе. Думал, что мама со всем разберется, наставит чадо на путь истины, а не станет терзать Круцио, как скотину. Но Лунатик не соврал насчет того, что сам он поступил бы с Регом хуже. Он не умел давать второго шанса, разве что если сильно любил. — Знаешь, я ведь… я хотел быть ближе к нему. Я думал, что, когда мы с ним станем совершеннолетними, он тоже свалит от родителей. И присоединится к нам. Я понимал, что это вряд ли возможно, но надеялся. Я все детство хотел переучить его, открыть глаза на правду. Мол, вот, малыш, смотри, все не так устроено, как нас учила мама, все те вещи просто зверство, ты можешь сам выбирать свою судьбу и быть нормальным человеком! Я не смог… — Это не ты не смог. — Римус зажег новую сигарету и затянулся. Казалось, запах дыма никогда теперь не покинет этот балкон. — Это он сделал свой выбор. — Луни наклонился очень близко к Бродяге, как будто не хотел, чтобы его слышал кто-то еще. Они буквально могли чувствовать дыхание друг друга на своей коже. — Сириус, ты не можешь сунуть человеку в грудь свое сердце, а в голову — свои мозги. Рег был хорошим человеком, но ему не хватило смелости измениться. Пойти против системы, как ты когда-то. У всех свой путь, ты не можешь его осуждать за это. И тем более винить себя… — К тому же кто-то должен был исполнять роль идеального наследника в усладу матери, — отозвался Сириус в подтверждение прежних слов. Он затянулся сигаретой прямо из руки Римуса, обхватив запястье своими длинными тонкими пальцами пианиста. — Я никогда не был хорошим мальчиком. — А тебе и не нужно быть хорошим мальчиком, Сириус, — жарко прошептал Римус. — Нет. Ты тот, кто ты есть. Упертый баран с огромным самомнением и большим храбрым сердцем, восхищающий всех вокруг. — Ты всегда был таким правильным, Луни?.. — спросил Сириус ему на ушко. Теперь в его глазах плескалась нежность, одерживая победу над беспросветным отчаянием. — Только рядом с тобой. Римус мягко поцеловал Сириуса, боясь, что этот его порыв любви будет совсем неуместным на фоне траура. Хотя… плевать. Все, чего ему хотелось, — быть рядом и сделать все, чтобы этот хрупкий человек не плакал. Ему больше шла ослепительная озорная улыбка. Сириус, казалось, совершенно не возражал и плавно отвечал на поцелуй, ощутимо покусывая губу Люпина. Блэк казался на вкус слегка горьким, терпким, сладковатым — возможно, дело было в количестве выпитого огневиски. Бродяга запустил невыносимо горячую ладонь в короткие кудряшки Римуса, плавно и настойчиво притягивая к себе за затылок. — Сириус, отпусти Рега, — выдавил Лунатик сквозь поцелуй. Он не осаждал страсть и интимность момента, но хотел, чтобы его слова прозвучали весомо. — Не болей, пожалуйста, умоляю. Он в раю. Обещай мне не убиваться. Обещаешь? Сириус на мгновение застыл в паре сантиметров от лица Римуса, глядя ему в глаза. Казалось, сейчас он вмиг протрезвел и серьезно обдумывал сказанное. — Клянусь, — наконец отозвался он и вновь прильнул к губам Люпина, которые всегда были готовы ответить на поцелуй любимого человека.