Лотосы, утонувшие в сладком мёде.

      Руки дрогнули от неожиданного голоса за его спиной. Кто это? Неужели... Нет. Зачем ему быть здесь? Он сейчас должен ужинать в своих временных покоях, ну, или уже лечь спать. Возможно у Усяня сейчас просто головокружение от усталости, его мозг перетрудился, и он стал видеть то, чего не может быть. Однако настойчивый запах чужого альфы в своём личном пространстве он уловил безошибочно.       — У меня здесь проходной двор что ли? Почему уже третий... — вздыхает Вэй Ин и отводит взгляд от Цзян Чэна. Сейчас лучше переключиться на другую тему...       — Не смей менять тему! — рявкнул альфа, и Усянь вздрогнул. Его раскрыли, — Что у тебя в руке?       Вэй Ин медленно перевел взгляд на переломанную шпильку в своих руках, и зрачки его сузились. Он тут же убрал подарок будущего главы Цзян за спину и неловко заулыбался, будто нашкодивший ребенок. Удивительно, как он ещё может так улыбаться после всего, что было в его жизни.       — Молодой господин Цзян, уверяю, всё не так, как вы подумали...       — Помолчи, — кривится Цзян Чэн, грубо перебивая его.       По движению ноздрей Усянь понял, что тот принюхивался и словил очередную панику за сегодня. «Живя на улице, я не получал столько стресса, как здесь,» — думается ему. Наверняка Ваньинь учуял феромоны Цзинь Гуаншаня и теперь, сопоставив всё услышанное ранее из его уст, сможет восстановить всю ситуацию...       Цзян Чэну явно не нравилось то, что он понял, находясь здесь. Покои Усяня были дорого обставлены: то тут, то там в каменных горшочках цвели прекрасные золотые благоухающие пионы с редкими вкраплениями алых, что как нельзя вязалось с нежностью младшего ребёнка клана Ланьлин Цзинь, дорогое парчовое постельное раскинулось на кровати, с которой свисали шёлковые ткани, позволяя закрыться в пространстве кровати от всего мира, а на стенах красовались дорогостоящие картины, вырисованные рукой мастера. Вот только портил всё невероятно мерзкий запах кедра то тут, то там, который хотелось перекрыть своим собственным.       — Покажи то, что прячешь, — требует он, подходя ближе. — Я видел, что там шпилька, которую я тебе подарил. И я не глухой: прекрасно слышал, что ты говорил про неё. Покажи. Я подумаю, что можно с этим сделать, — более спокойно продолжает он.       Вэй Ин смотрит в его глаза изучающе, прежде чем с глубокой неуверенностью протягивает шпильку. Цзян Чэн оценивает повреждения с два десятка секунд, прежде чем понять: Цзинь Гуаншань погнул металл. Но это не значит, что опытный кузнец не сможет выгнуть её и придать изделию состояние, которое было перед поломкой. Однако, кое-что в этой ситуации всё же нельзя было починить, и Цзян Чэн понял это слишком быстро.       — В твоей комнате воняет феромонами твоего отца. К тому же, это именно он сломал подарок, который я преподнёс тебе, как своему жениху. Я очень хочу услышать объяснения этого от тебя, но вижу, что ты слишком устал для того, чтобы внятно объяснить всё, — Ваньинь прячет сломанную шпильку в рукав своих фиолетовых одежд с тяжёлым вздохом. — Я хочу услышать твои слова, касательно этого. И, если честно, мне не кажется, что ты здесь в безопасности. Ты — мой будущий муж, поэтому твоя безопасность для меня важна, даже если наш брак имеет политический окрас. Твоя неприязнь к альфам мне становится всё более и более понятной с каждым днём в Ланьлине.       Вэй Ин не верил тому, что слышал. Альфа, мать вашу, альфа считался с тем, как он себя чувствует. Он не обвинил его в том, что Вэй Ин позволил сломать шпильку, причём достаточно дорогую, не накричал, да и в принципе выразил своё беспокойство за его безопасность и состояние. Усянь опускает голову в осознании чувства стыда.       И этому человеку он должен сломать жизнь? Только потому что отец возомнил себя выше других людей? Это... Поистине мерзко. Он не станет убивать Цзян Фэнмяна, это факт, но сама идея того, что его хотят принудить к этому, его пугала. Вэй Ин, смотря на будущего главу Цзян, ощущал, как внутри него что-то теплело. Сегодня на собрании, пока его заставили послушно сидеть и улыбаться, пока чужие руки перебирали его волосы; всё внимание Вэй Ина было направлено на Цзян Фэнмяна. Было в нём что-то, что заставляло всё нутро Усяня расслабляться: этот спокойный голос, отсутствие резкого запаха, поставленная речь и относительная простота во всем... Это определённо нравилось Усяню куда больше, нежели изысканность клана Ланьлин Цзинь и слишком надменное поведение отца и старшего брата, Цзысюаня, на публике.       — Молодой Господин Цзян, почему вы согласились взять меня в мужья? — срывается с его уст само собой. Раз уж сегодня Вэй Ин узнал причину, по которой его выдают замуж за будущего главу Цзян, так пусть теперь он узнает, почему его жених согласился на это.       Ваньинь, судя по выражению его лица, не ожидал такого вопроса именно сейчас. Он уже понял, что его омега боится альф, постоянно изучает их мимику и старается избегать запаха — догадался по пути в башню Кои, когда вспоминал чересчур прокуренную чёрную одежду его будущего супруга. Сейчас нужно проявить некую нежность по отношению к слабому полу, но нежность — это как раз то, чего у Цзян Чэна было в недостатке. Он не хотел показаться будущему супругу грубым, поэтому сначала решил наврать о том, что тот будет достойным спутником на тропе двойного самосовершенствования, но это была не та причина, по которой их брак вот-вот вступит в силу. Вэй Ин и впрямь был достойным будущим мужем, что было видно сразу невооружённым взглядом, однако судьба обошлась с ним жестоко, не давая вовремя начать духовное развитие, а по вступлению в орден глупые убеждения в невозможности омеги стать достойным заклинателем не позволили начать развиваться и сейчас. Цзян Чэн же видел в юноше потенциал и собирался взяться за это всерьёз, если Усянь захочет, конечно, но это была не та причина, по которой он согласился выйти за него.       — Потому что этот брак будет выгоден нашим орденам, — сказал он чистую, хоть и жестокую правду. — Я не испытываю к тебе сильных романтических чувств, но уважаю тебя, как человека, и хочу, чтобы всё было хорошо. И, вообще, это достаточно странный вопрос. Будто у тебя другая причина.       Усянь тяжело вздыхает. У него действительно другая причина, а жестокие слова немного задевали его эго, но суть его вопроса была в другом.       — Я же жил на улице почти два десятка лет, неужели тебе по душе выйти замуж за меня? — перефразировал свой вопрос Вэй Ин. — Я знаю, что красивый, но обычно из-за красоты замуж не берут. Всегда важен статус, а, раз уж и говорить о выгоде, то одного брака Цзян Яньли и моего брата Цзинь Цзысюаня было бы достаточно для установления хороших отношений. Не лучше ли было бы будущему главе Цзян взять в мужья омегу из другого ордена? Сдаётся мне, брак, к примеру, со вторым господином ордина Цинхэ Не мог бы быть куда выгоднее и безопаснее.       Цзян Чэн смотрел непонимающе на омегу, совсем не вникая в его ход мыслей. Неужели у него скоро течка, и потому он начинает нести подобные несвязные вещи? Да нет, весна, вроде, ещё не скоро...       — Какая разница, почему я выхожу за тебя? — приподняв бровь, спрашивает Ваньинь. — Да и мне не понятно, почему ты ищешь выгоду именно для меня и беспокоишься о безопасности этого брака с расчетом на то, что Юньмэн после этого может понести убытки.       Вэй Ин морщится. Может, ещё как может, только вот Цзян Чэн не до конца понимает, что конкретно это и раздражало его. Слишком уж этот альфа доверчив, раз не видит никакого подвоха от Цзинь Гуаншаня!       — Молодой господин Цзян, я вовсе не беспокоюсь о Вас, Ваших чувствах и Вашем ордене.       — Врёшь, — злится Цзян Ваньинь. — Ведь на самом деле ты не собирался выкинуть эту шпильку, даже когда она сломалась, а собирался отправить её к мастеру!       Усянь вздрагивает. Верно... Это действительно так, но вот зачем было говорить об этом настолько прямо? Теперь уши Усяня слегка покраснели, а руки сжали чёрное ханьфу. Неужели из него настолько некудышный лжец? Чувствуя, как он проигрывает в этом диалоге, Вэй Ин принимает решение ретироваться. А точнее, ретировать Ваньиня.       — Уходите, — сквозь смущение выдавливает из себя Усянь. — Мы всё ещё не женаты, а значит пока оставаться наедине долго с вами я не могу...       «...Да и в принципе не смогу, ведь в конце концов, когда я расскажу твоему отцу обо всём, что планировал мой, то ты откажешься от меня,» — закончил он свою идею в мыслях.       Цзян Чэн кривится, но соглашается с идеей Вэй Ина разойтись, ведь, как он сам говорил ранее, тот устал и был сейчас не в состоянии говорить с ним. Хоть его, конечно, и раздражало так много недосказанностей.       — Я лишь хочу, чтобы ты беспокоился о своей безопасности, а не о безопасности моего клана, — говорит Ваньинь, цепляя на лицо Усяня его маску. Тот, не ожидая ничего подобного, ошарашено отпрянул, почему-то ожидая удара, но почувствовал лишь приятный запах лотосов, который последовал за движением руки, и не смог больше сделать и шагу.       Эти феромоны нравились ему куда больше феромонов отца, да и в принципе всех других. Цзян Чэн казался таким необычным альфой, хотя, возможно, у Вэй Ина разыгралась фантазия, и он идеализирует человека, который просто сделал ему подарок от всей души, а не потому что ему что-то от него надо? Так же было с Гуанъяо и Цзысюанем, к примеру. Его старшие братья делали ему подарки от чистого сердца, будь то украшения, ткани или сладости, поэтому Усянь закрывал глаза на в остальном нарциссичного Цзинь Цзысюаня и на порой коварные поступки Цзинь Гуанъяо. Возможно и сейчас он просто слеп?       — Цзян Ваньинь, — вздыхает Вэй Ин, смотря через прорези в маске на человека в лиловых одеждах. — Мне... Нужно поговорить завтра с тобой и твоим отцом. Я приду на закате в покои главы ордена Цзян! — выдает он и жмурится, ожидая не совсем положительной реакиции на это.       В конце концов, он всё ещё просто омега и ставит тут будущего главу перед фактом, не спрашивая его мнения.       К его удивлению, реакция Ваньиня была совершенно спокойной. Он кивнул и пожелал омеге спокойной ночи, спешно удаляясь.       Завтра новый день, который решит его судьбу, а у Вэй Ина не было больше сил держаться на ногах, и потому он в грязной одежде рухнул на кровать, закутываясь в одеяла. Отчего-то на душе было тревожно.