Лотосы, утонувшие в сладком мёде.

      Его утро началось с того, что слуги постучались в двери и зашли в комнату, даже не дожидаясь разрешения на это. Вэй Ин горестно вздыхает; опять отец приказал им прийти и разбудить его, чтобы потом нарядить в дорогущие ханьфу, заплести волосы в какую-нибудь невероятно сложную причёску и, что не нравилось Усяню больше всего, накрасить. А перед этим они обязательно сводят его в купальню, куда будут вылито невероятное множество разных сильно пахнущих масел.       Он уже не сопротивлялся этому; омега два года подвергался безразличию отца, касательно его желания избавиться от слуг, и ежедневным процедурам, делающими его кожу мягкой и упругой, а и без того красивое лицо ещё краше. Конечно, он не мог злиться на это, но как же утомляли постоянные запахи самых разных цветов и трав. В любом случае, без этих процедур не видать ему завтрака, ведь единственный сын-омега главы великого ордена всегда должен выглядеть превосходно, особенно за пределами своей комнаты. И всё равно, что завтрак Усяня всегда проходил в одиночестве в его покоях — для того, чтобы поесть, нужно привести себя в порядок.       — Молодой Господин Цзинь, — склоняется перед ним прислуга, — Вам пора вставать.       Усянь сладко потянулся и неохотно отвернулся, чтобы уткнуться лицом в подушку. Ему было лень вставать в такую рань. Первые месяцы слуги стеснялись тянуть его за руки и стягивать с постели, дабы утащить в купальни, но, чем дольше они ему служили, тем больше себе позволяли — Усянь и не сердился на это. Он всё ещё считал себя простым человеком и не мог из-за моральных устоев позволить себе наказать кого-то, кто просто выполняет приказ.       — Молодой Господин, вам пора вставать, — повторил неприметный мужчина-омега. — Глава ордена сказал передать вам, что завтрак пройдёт в кругу семьи и приглашенными гостями — уважаемым главой ордена Цзян и молодым господином Ваньинем.       После таких новостей у Усяня резко пропало желание уснуть вновь. Он подскачил, широко раскрывая глаза от удивления. Завтрак с Цзян Чэном! Отчего-то резко все утренние процедуры показались ему не такими уж и ужасными. Кроме того, на завтраке обязательно будет госпожа Цзинь, а также дорогие братья! Хотелось выглядеть, как никогда лучше, ведь завтраки в кругу семьи были редкостью: отец занят делами ордена, братья заняты совершенствованием боевых навыков. Вэй Ин проводил утро в одиночестве или же в компании названной матушки и лишь несколько раз в компании всей семьи. День обещает быть насыщенным.       — Как скоро это будет? — расстроено спросил Усянь, в попыхах вставая с кровати.       Слуги посмотрели на него оценивающим взглядом, и на лицах многих из них Усянь прочитал раздражение. Чуть погодя, он понял, в чём заключалась причина такой реакции: он улёгся спать в чёрном ханьфу, в котором вчера бегал по улицам Ланьлина. Скорее всего, эту одежду после купания изымут и выкинут, а постельное сменят.       Он пошёл по привычной ему дороге в купальни вместе с двумя мужчинами-омегами.       — Полежите в купальне десять минут, господин. У вас ещё есть время, расслабьтесь и отойдите ото сна, — сказали они, оставаясь в дверях, а после закрыли их.       Изогнутые ступеньки спускались в воду. Вэй Ин погрузился в неё, наслаждаясь чувством свободы и счастья. Вода оказалась горячей чуть ли не до нестерпимости, но окунуться было всё равно приятно. Жар пропитывал всё его тело, расслабляя и без того расслабленные мышцы.       Перед уходом один из слуг что-то кинул на жаровню, на ней вспыхнуло пламя, потом закурилось. В следующий миг воздух наполнился приторным ароматом, который смешивался с паром и феромонами Усяня. Он окутывал, наполняя органы чувств и снимая остатки напряжения.       Медленно, но верно мысли стремились к тому, как же выгодно для себя обернуть ситуацию, подставить отца и остаться в выигрыше после всего этого. Цзян Фэнмян казался юноше весьма рациональным человеком, но предугадать его реакцию на признание в том, что Вэй Ин должен отравить его, было бы чересчур сложно. Возможно, он примет правду слишком близко к сердцу, и его маска дружелюбия рухнет? К тому же, если рассудить более выгодно для себя, то ему хотелось бы жениться на таком альфе, как Цзян Чэн. Альфы все противные, но этот был чуточку менее противным, поэтому с ним будет немного проще. Вэй Ина волновала ещё та вероятность, что Цзян Фэнмян может не поверить ему на слово. В конце концов, где он, а где глава великого ордена?       Вздохнув, Усянь для себя понимает лишь то, что не может сам за день всё это продумать. И зачем он только ляпнул про именно сегодняшний вечер? С другой стороны... Если он попросит братца Гуанъяо о помощи, поможет ли он?       Из собственных мыслей его вырвала прислуга, пришедшая за ним.       — Время вышло, господин, — сказали слуги, беря в руки мыльный корень, дабы вымыть своего господина, как следует, а как всё закончилось, то мужчины отступили, приклоняя головы. — Мы закончили, господин.       Вэй Ин кивнул и положил ладони на край купели. Жаровни уже закрыли, но стойкий аромат фимиама кружил голову. Отметнув минутную сладость, Усянь вылез из горячей проточной воды и провёл рукой по волосам, отжимая воду.       Слуги его вытерли, умастили ароматным маслом, излишки которого вытерли мягкой тканью — ритуал точь в точь, как обычно. Быстрые, лёгкие прикосновения слуг не изменились, даже на гениталиях.       Тут в купальню вошла целая процессия слуг и началась подготовка куда тщательнее, чем раннее. Его волосы выжимали и промокали полотенцами, нежно расчёсывали и снова сушили, пока те не высохли вовсе. Его одели в расшитые золотом клановые одежды, которые отличались мягкостью ткани и пышностью. Над его причёской работали сразу три слуги, украшая локоны разными золотыми шпильками с драгоценными камнями, заплетая невероятно объёмный пучок, ради которого потребовалось использование дополнительных конструкций из шёлковых нитей, чтобы всё держалось, как нельзя лучше. Причёска выглядела дорого и определено со вкусом; он посмотрелся в зеркало и ощутил себя небожителем, спустившимся с небес. Красиво, но не на каждый день. Впрочем, сегодня особенный завтрак в кругу семьи; следующее застолье, на котором будет вся его семья, состоится на церемонии бракосочетания. Если, конечно, свадьба не отменится.       На его лицо нанесли совсем немного макияжа, но даже так у Вэй Ина загорелось одно место от негодования. Он никогда не понимал, зачем всё это делать? Его глаза подвели тушью, кожу припудрили, на губы нанесли слегка розоватую помаду, щёки умастили румянами, а нижнее веко подвели красными тенями. Вэй Ин выглядел теперь ещё красивее, но считал это слишком ненужным, так как он красив и без грима. Однако, так должно быть, поэтому он стерпит.       — Глава ордена передал нам, что вы должны спустить в зал для приёмов, — сообщил слуга, зашедший в комнату.       Усянь хотел было сделать шаг к выходу, но тут его дорогу перегородил один из слуг.       — Глава ордена просил передать вам это, молодой Господин, — почтительно кланяется он и протягивает футляр.       Внутри обнаружился жёлтый веер, расписанный красными цветами пиона. Усянь взял его и вернул футляр слуге, который больше не мешал ему пройти к выходу из купальни.

***

      Вэй Ин подошел к столу самый последний, но на него никто не держал злобы. Он лёгкими шагами направился к своему месту: по левую руку от своей приёмной матери и, по совместительству, месту рядом с его женихом. Во главе стола сидел его отец, что жадно рассматривал своего сына-омегу, за что получил суровый взгляд жены. По правую руку от него сел Цзинь Цзысюань, то есть, наследник, а уже рядом с ним уместился Гуанъяо. На этом завтраке ему с Усянем посчастливилось сидеть напротив друг-друга. Цзян Фэнмяну досталось место напротив главы Цзинь, а по его правую руку сел уже его наследник, Цзян Чэн!       Стоило Вэй Усяню поклониться всем присутствующим, поднять голову и счастливо, на этот раз действительно счастливо, улыбнуться, так все тут же замерли, наслаждаясь красотой единственной омеги в комнате. Цзысюань, до сего момента сидевший с надменным выражением лица, расцвёл, увидев младшего брата.       — Сяоди! — восторженно произнёс он, вставая из-за своего места, чтобы помочь Усяню присесть, как вдруг ему помешали.       Цзян Чэн, заворожённо любующийся красотой своего омеги, поморщился, когда Цзинь Цзысюань встал и решил выполнить столь важную роль! Этот павлин никогда не делал ничего подобного для его шицзэ, когда гостил в Пристани Лотоса, хотя та была его невестой почти с рождения, а тут он решил поиграть в любезность? Не тут-то было!       — Я сам могу помочь своему жениху, — снова морщась, говорит Цзян Чэн, беря Вэй Ина за руку раньше его брата.       Усянь на это лишь чувствует, как желание смеяться в голос накрывает его. Он раскрывает веер и закрывает лицо, пряча чересчур широкую улыбку за красивой росписью.       Этот завтрак и впрямь обещает быть интересным.       — Гэгэ, не сердись, — мягко произносит Усянь, когда его желание рассмеяться сходит на нет, и он закрывает веер. — Молодой Господин Цзян просто не хочет показаться слишком грубым.       Цзысюань вскидывает голову, отворачиваясь, и Усянь снисходительно качает головой. Кажется, все присутствующие умилились этой картиной: старший брат ревнует младшего к его жениху. И только Гуанъяо смотрел на брата вовсе не с умилением, а изучением, в очередной раз погружаясь в свои глубокие мысли.