Лотосы, утонувшие в сладком мёде.

      Сегодня завтрак, вопреки ожиданиям, оказался вполне обычным. На стол подали рисовую кашу конджи, которая представляет собой рис с кукурузой и крабовым мясом, приправленные кинзой, имбирём и зелёным луком, баоцзы с тремя начинками на выбор: финики, рыба и бобы — пирог с дайконом, ну, или просто пирог с редькой, рисовой мукой, залитые соусом чили, и, конечно же, какой завтрак без соевого молока?       Вэй Ин, вопреки ожиданиям Цзян Чэна, выбрал из этого всего пирог с дайконом, что неимоверно заставило его удивиться. В Юньмэне острая пища абсолютно везде, и то, что его жених любит остренькое, его радовало. Вот только он не ожидал, насколько сильно он будет любить острое.       Усянь с улыбкой наливал себе на пирог больше острого соуса, да столько, что Цзян Чэн усомнился в пригодности пирога для употребления в пищу. Усяня же это вовсе не волновало: он с удовольствием ел острый пирог, запивая соевым молоком. Остальные же, по большей части, выбрали рисовую кашу, кроме адептов Юньмэна и Вэй Ина, оттого удивление всей семьи было более чем оправдано. Зачастую на столе Ланьлина сложно найти острое, так как по мнению Гуаншаня острота делает блюдо менее особенным и близит его к еде простолюдинов, которые за остротой пищей скрывают её отвратность, но к приезду гостей повара потрудились приготовить традиционную еду другого клана. Поэтому Вэй Ин поспешил выбрать именно пирог. Когда ещё в Ланьлине ему удастся съесть подобное?       Цзян Чэн с неприкрытым удивлением смотрел на будущего супруга и на то, как тот уминал ядерно-красный от перца пирог, не выказывая никаких признаков ожога языка или того, что он ошибся насчёт такого количества соуса. Взгляд его был настолько пристальный, что казался даже неприличным, но Усяню, как и Цзян Чэну, было всё равно на это — первый ел, а второй просто любовался этим...       Фэнмян не стал окликать его, радуясь взаимодействиям сына с будущим женихом. Усянь поднял серые глаза на мужчин в фиолетовом, и Цзян Чэн заметил, как слегка размазалась розовая помада, отчего почти потянулся, дабы вытереть её, но его остановил звук со стороны:       — Сяоди, у тебя помада размазалась! — Цзинь Цзысюань сейчас выглядел расстроенным и было очевидно, что он хочет помочь младшему брату разобраться с этим.       — О? — Усянь удивлённо посмотрел на старшего брата, а затем спокойно вытер лицо, заодно стирая всю остальную помаду, — Спасибо, гэгэ.       На этом завтраке Вэй Ин старался меньше всего внимания уделять отцу, который периодически кидал на них с Цзян Чэном голодные и злые взгляды. Мерзкий ублюдок.        Когда трапеза закончилась, подали чай, и началось более подходящее время для разговоров.       — А-сянь сегодня такой красивый, — с лёгкой улыбкой сказала госпожа Цзинь, отпивая немного горячего чая Хуан Ча.       Усянь смущённо опускает взгляд в свою кружку и легко улыбается — похвала этой женщины для него лучшая награда. В какой-то степени госпожа Цзинь заменила ему покойную маму.       — Вы мне льстите, матушка, —зардевшись, проговаривает он.       — Юный господин сегодня и впрямь выглядит превосходно, — Фэнмян поглаживает свою чашку, с теплотой любуясь видом жениха сына, — Нам очень повезло, что такая красивая омега скоро станет частью нашего дома.       Цзян Чэн прикрывает глаза, не зная, что нужно говорить сейчас именно ему. Усянь и впрямь превосходно выглядел, но не хотелось, чтобы на его красоту все смотрели. Неужели это чувство называют ревностью?       — Словом "превосходно" не описать красоту А-Сяня, — встревает раздражённый Цзысюань. —  Брат выглядит не хуже, чем какой-нибудь небожитель!       — Он очень похож на своего второго отца, — выдает Цзинь Гуаншань. — Такой же красивый, но более послушный.       Ваньинь давится чаем, когда слышит это. Какой вообще адекватный человек будет говорить такое в присутствии жены? Мало того, он ещё и в присутствии гостей говорит о своём бывшем наложнике! Нет, желание Гуаншаня обзавестись омегой поблизости было более менее понятным, ведь невозможно жить, будучи альфой, и во время гона не получать сцепку, но заводить под эти нужды целый гарем из нескольких десятков мужчин и женщин — это перебор. Да и в принципе, они живут в современном мире; хорошие целители могут намешать замечательные подавители, которыми, к примеру, он сам пользуется с пубертатного периода.       — Отец... — Усянь скрывается за веером, отводя взгляд в сторону Цзян Чэна и Цзян Фэнмяна, дабы увидеть их реакцию. И ему не понравилось то, что он лицезрел: Цзян Чэн, казалось, ещё немного, и что-нибудь сломает.       — Я же просил называть меня не так, — тяжелым тоном произнес Гуаншань, и что-то треснуло.       Усянь понял, что это была чашка в руках Цзян Чэна.       — Отец, — повторился Усянь, уже делая акцент на этом обращении, — Мы за столом в присутствии гостей! Почему я должен это объяснять тебе?       Ваньинь посмотрел на руку, которая была облита горячим чаем и вся раскраснелась, но он даже не почувствовал боли. Его переполняли ненависть и раздражение, да такие, что пришлось стиснуть зубы. Госпожа Цзинь испепеляла мужа взглядом, в то время как братья смотрели на родителей и раненого Цзян Чэна, не произнося и слова. Слуги тут же прибежали и убрали осколки, вытирая заодно пролитый чай; благо на одежду он не попал. Только вот стоило одному из них протянуть мазь и заживающую повязку, чтобы обработать ожог, Цзян Ваньинь бешеным взглядом посмотрел на него, а затем выдавил простое: «Проваливай».       Фэнмян выглядел уставшим и хотел уже как-то оправдаться за сына, как вдруг Усянь почувствовал своим долгом усмирить бушующего жениха.       — Не уходи, — складывая веер и убирая его на стол, Усянь схватил слугу, что держал мазь и повязки. — Дай мне.       Цзян Чэн рыкнул, убирая руку под стол. Феромоны его стали гуще, выказывая требование не приближаться, но Усянь лишь качает головой.       — Дай руку, — ласково произносит он, берясь за кончик фиолетовой одежды на плече, — пожалуйста.       Цзян Чэн отворачивается, показывая свой отказ. Где-то слева послышались гневные щебетания Цзинь Цзысюаня, недовольного тем, что тот отказывается от такой чести — принять помощь от его прекрасного сяоди. Госпожа Цзинь смерила и его взглядом, заставляя недовольного ребенка сесть в подобающую для будущего наследника позу.       — Невежливо отказываться от помощи, — все же срывается и влезает Цзысюань. — Вы оскорбляете моего брата, воротя нос!       — А-Сюань! — Усянь казался недовольным. — Я польщён тем, что ты пытаешься помочь мне, но мы сами разберёмся.       — Мне не нужна помощь с такими пустяками, — рычит Цзян Чэн.       Вэй Ин опускает голову, немного расстраиваясь. Альфы никогда не позволяли помочь им затянуть раны, ведь они слишком гордые для этого, но сейчас было как никогда важно обработать руку Цзян Ваньиня. В любом случае, если вдруг отец решит избавиться от Цзяней другим методом, будет хорошо, если Цзян Чэн сможет держать меч. Вэй Ину пришлось пойти на крайние меры.       — А-Чэн, — просяще тянет омега, — Дай мне посмотреть!       Цзян Ваньинь вздрагивает и морщится. Вэй Ин никогда не называл его так, даже больше, он никогда не называл его по имени, не то, чтобы использовать ласковое обращение. Всегда Усянь называл его Молодым господином Цзян, что заставляло Ваньиня несколько раз опечалиться, однако, сейчас это прозвучало достаточно мило и умиротворенно. Будущий глава ордена Цзян больше не мог возражать и протянул раненую руку. Усянь поспешил её обработать и перевязать, пока до сего момента напуганные слуги не осмелелись и не налили нового чая господину Цзян.       — Как славно, — хохочет Цзян Фэнмян. — Я переживал, что наши дети не найдут общего языка, но вижу, что мои переживания были ошибочными!       — Да... — сдавлено признает Гуаншань. — Они и вправду нашли общий язык...       Гуанъяо, ранее сидевший в полном молчании, решил всё же завести разговор с кем-нибудь, и этим кем-то оказался глава чужого ордена.       — Глава ордена Цзян, — мягко проговорил он. — Помнится мне, вы недавно говорили о том, что госпожа Цзян скучает. Быть может, братец Цзысюань немного развеселит её? Я вижу, как он скучает по молодой госпоже.       Цзысюань фыркает и отворачивается. Конечно, он не скучал по Цзян Яньли. Что за вздор?! Эта женщина его не привлекает от слова совсем, но надо же было младшему брату такое вякнуть?! Наследник ордена Цзинь смотрит на отца уверенным взглядом, зная, что тот откажет, но в ответ слышит лишь радостное:       — А ведь действительно. Цзысюань, поедешь в Пристань Лотоса вместе с Господами из ордена Цзян, навестишь невестку.       — И Цзинь Ин тоже, — влезает Фэнмян. — Через месяц будет свадьба, поэтому будет лучше, если он познакомится с местностью и климатом. Он ведь никогда не был у нас, поэтому это будет познавательно.       Цзян Чэн и Цзинь Цзысюань замирают и смотрят на Фэнмяна: один с радостью, другой с удивлением. Цзян Чэн был бы рад показать своей омеге место, где тот будет в безопасности и сможет наконец ступить на тропу заклинательства, познакомить его с дорогой шицзэ, матушкой и в конце устроить пиршество. Только вот у Цзысюаня планы уже были построены такие же: показать Пристань Лотоса, погулять вместе, наконец побыть с братом и купить своему сяоди лучшие драгоценности во всем Юньмэне.       — Да! — соглашаются альфы одновременно.       — Нет, — качает головой Цзинь Гуаншань. — Я не позволю. У нас и без того мало времени до свадьбы. Мой сын уедет, и я буду видеть его куда реже. Я хочу провести оставшееся время с Цзинь Ином.       Теперь уже все уставились на Гуаншаня, испепеляя его ненавистью, хоть и хорошо скрываемой. Фэнмян хотел, чтобы его сын с женихом поладили, и где это будет лучше, чем не в его владениях, где омег не принижают? Цзинь Цзысюань уже не мог представить поездку в Пристань без брата, а Цзян Чэн продумывал план, как выкрасть Усяня в случае чего, чтобы помочь. Они всё ещё не поговорили по поводу проведения Гуаншаня с Усянем, да и в принципе омега казался таким, будто скрывает что-то очень важное. Нужно расспросить! Гуанъяо тёр свою киноварь, размышляя о том, как его отец плох в стратегии.       — Да! — говорит своё слово Усянь. Его глаза светились от счастья, ведь появляется возможность уехать в Юньмэн и наконец сбежать от домогательств отца. — Отец, я хочу в Юньмэн!       — Омеги не имеют права голоса в этом вопросе, — твёрдо говорит Гуаншань, одаривая Вэй Ина самым строгим взглядом из своего арсенала.       Плечи Вэй Ина задрожали, а затем и вовсе упали, как и его взгляд. После тихого: "Прости," — он не сказал и слова, продолжая молча изредка делать глотки чая. Все остальные не стали спорить с решением главы, а позже разговоры сменились на обсуждения ночных охот, суть которых Усянь не мог поддержать, а потому и вовсе погрустнел. Однако, его выдернули из размышлений протянутые палочки, которые держала перевязанная рука. Цзян Чэн выражал полную незаинтересованность в том, что делал, даже не смотрел в сторону Вэй Ина и слушал рассказы про охоту на очередной горе, но по его запаху Усянь понял, что тот нервничает и смущается. Палочки эти зажимали яичную булочку, предлагая отведать её в качестве десерта к чаю. Улыбнувшись, Усянь с удовольствием взял ее в рот и с наслаждением съел наполненое заварным кремом тесто.       — Спасибо, А-Чэн, — шепчет он, после того, как наконец прожевал сладость.       Их маленькая шалость оказалась незаметной для глав ордена, госпожи Цзинь и Цзинь Цзысюаня, чьё обсуждение нечисти дошло до пика заинтересованости. И лишь Гуанъяо, прикрыв глаза, улыбался. В этом мире только одного человека ему хочется защитить, и он обязательно попытается сделать это. А пока его милому брату стоит покинуть Ланьлин, и он устроит это. Его отец сделал слишком много плохого для Усяня и, собственно, для него самого. Если бы Гуаншань не ввязывал в свои планы Вэй Ина, то прожил бы на несколько лет дольше, только вот... То, что Гуанъяо услышал вчера, стоя под дверью Усяня, повергло его в такой шок, что ждать он больше не намерен.       Гуанъяо прокручивает в голове всё, что делал отец в последнее время, и тут же вспоминает о его влиянии на клан Вэнь, главу которого буквально на днях должен будет убить собственный сын в порыве искажения Ци. Самое время найти кое-какие документы, хоть это и будет сложно сделать незаметно.