Лотосы, утонувшие в сладком мёде.

      Комната была обставлена элегантной мебелью, столы и стулья были исполнены в стиле Цзяннань. Все четыре стены комнаты украшены изящной резьбой, исключение составляли лишь строгие колонны. Зимой помещение завешивали плотной тканью, и в нём было довольно тепло. В летнее время ветра продували комнату со всех сторон и приносили прохладу. На цветочной полке были размещены несколько свежих цветов, соответствующих сезону, вокруг поддерживающих крышу столбов вились виноградные лозы. В эту пору бутоны уже давно начали раскрываться, разбавляя нежную зелень жёлтыми крапинками и наполняя весь павильон дыханием жизни.       Цзян Чэна, только вот, вся эта красота не трогала от слова совсем. Ещё вчера вечером его жестоко наказали за "своеволие", а сейчас уже требовали присутствия на встрече в честь возвращения главы ордена домой — то бишь, Цзян Фэнмянь вот-вот прибудет в Пристань. Куда быстрее, чем планировалось изначально, но и это понять можно более чем, ведь именно его сын похитил драгоценный пион клана Ланьлин Цзинь, бессовестно вырвав его из рук будущего наследника(как бы странно это не звучало).       Спина горела неимоверно, напоминая о полученном наказании, и от неприятного ощущения Ваньинь морщился, но под пристальным взглядом матери мастерски делал вид, что вовсе не чувствует боли. Цзян Чэн так и стоял — не жив, не мертв, если бы не учуял знакомый запах.       — А он что тут забыл? — рычит себе под нос альфа, на что Юй Цзыюань раздражённо цокнула языком.       Если вы спросите: нахождение какого человека на своей территории больше всего раздражало бы Цзян Чэна, то с большой вероятностью получите этот ответ.       Цзинь Цзысюань.       Этот павлин не смог спокойно сидеть на своей позолоченной же́рди, а потому самолично явился сюда по душу Ваньиня. «Сестра будет счастлива, — подумал альфа, а потом, скрипя зубами от досады, добавил про себя. — И А-Сянь тоже»       Две омеги клана Цзян — его сестра и будущий супруг — на встречу приглашены не были. Всё дело в том, что по древним традициям встречать главу с деловых встреч, ночных охот или путешествий положено лишь наследникам клана и супруге. Эта традиция никогда не была понятна Цзян Чэну, но он прекрасно понимал, откуда пошла мода на такое. В Юньмэне всё ещё нет равенства среди полов, хотя эту проблему уже несколько веков исправно решают, проводя реформу за реформой чуть ли не каждый год. Ранее же омегам не положено было видеть главу ордена в лицо, если они не являлись личными слугами его жены или детьми. И даже так, детям-омегам нельзя приветствовать отца: это, якобы, может понести за собой неодобрение со стороны старейшин и простого люда. Стоит напомнить отцу о том, что и эту традицию стоит осовременить.       Вспоминая старые правила ордена, всегда хочется рвать волосы на голове от безысходности. В те времена омег принижали, делая из них чуть ли не рабов. Когда-то давным-давно Цзян Чэн посетил библиотеку клана, где нашёл старый свиток уже из давно пожелтевшего пергамента. По нему было видно, что он стар: кусочки бумаги погрызли жучки, некоторые из которых прямо внутри него и умерли, множество пятен непонятного происхождения скрыли за собой часть текста, выведенного чей-то аккуратной рукой.       Правила ордена Юньмэн Цзян для омег-супруг глав того времени гласили: запрещено смотреть альфам в глаза, запрещено покидать дом без разрешения супруга-альфы, запрещено называть супруга-альфу никак иначе, кроме как "супруг" или "господин", запрещено покидать отведённое для омег место проживания, запрещено отказывать супругу-альфе в желании разделить семейное ложе, запрещено самоудовлетворение, запрещено разговаривать в присутствии альф без разрешение супруга-альфы, запрещено требовать внимание, за пределами ордена запрещено отходить от супруга-альфы больше, чем на десять метров, запрещено предаваться любви с кем-либо, кроме супруга-альфы, запрещено совершенствование, запрещено развитие духовного ядра, запрещено обучение бою на мечах, запрещено стрелять из лука, запрещено уговаривать супруга-альфу, если на какую-либо просьбу был получен отрицательный ответ.       И ещё очень много непонятных запретов, значения которых Ваньиню никогда не понять. Если бы кто-нибудь когда-нибудь подсунул такой свод правил его матери, если, конечно, упустить тот факт, что она и её супруг — беты, то она бесспорно разломала бы этому "везунчику" все двести шесть костей Цзыдянем.       Гордо держа осанку, Фэнмянь в сопровождении будущего зятя и самых верных слуг поднимался по немногочисленным ступеням лестницы. Глава Цзян выглядел весьма уставшим, но это никак не отразилось на властной походке. Настроение его, к слову, было практически нечитаемым, но Цзян Чэн прекрасно понимал: на него не злятся, хоть и прилюдно наругают в угоду клана Цзинь. Цзысюань за спиной тестя, казалось, весь извёлся. Весь какой-то дёрганый, он олицетворял всемирное нетерпение в одном своём образе, словно индюшка, потерявшая яйцо. Невольно в голове Цзян Чэн сравнил его с петухом, который только что узнал страшную правду: солнце встаёт не по его зову, да и в принципе, солнце никогда не слушалось его так, как ему казалось. Естественно, солнцем был Вэй Ин.       — Приветствуем главу ордена в сопровождении гостя, — вслух сказали все присутствующие от слуг до Юй Цзыюань, низко кланяясь.       — Я рад, что меня встречают, — лишь головой кивнул в ответ жене Фэнмянь. — Только вот, боюсь, нас ждёт важное дело.       Тут этот петухопавлин Цзинь сделал шаг в направлении Цзян Чэна, кривясь в отвращении. Ваньинь всегда знал, что его шурин не умеет сдерживаться, каким бы воспитанным он не казался на публике, но чтобы так откровенно нарушать традицию, попросту вырываясь вперёд, чтобы выяснить какие-то разборки — перебор.       — Где он? — спрашивает эта гордая птица, сверля взглядом стоящего напротив Ваньиня       — Я тоже рад приветствовать молодого господина Цзинь, — легко лжёт Цзян Чэн.       Лицо Цзысюаня побледнело от ненависти, казалось, ещё немного, он достанет Суйхуа из ножен и вызовет его на дуэль, которой ранее помешал Вэй Ин. Если бы не весьма досаждающие раны на спине, то господин Цзян с удовольствием бы принял этот вызов. Как минимум по той причине, что этот павлин его изрядно бесит с самого детства.       — Что ты себе позволяешь? — слышится вдруг голос Юй Цзыюань. — Ты прибыл в наш клан, как гость и представитель Ланьлин Цзинь. И, стоило тебе только переступить порог, ты начинаешь выяснять отношения с моим сыном, нагло нарушая традиции и обычаи чужого ордена? И после этого ты хочешь, чтобы моя дочь вышла замуж за тебя, такого невежу?       «Я никогда не хотел жениться на вашей дочери,» — читалось на лице Цзысюаня в ту минуту, за что захотелось зарядить наследнику Цзинь по лицу.       — Прошу вас о прощении, госпожа, — произносит Цзинь Цзысюань, отходя от Цзян Чэна подальше, чтобы как подобает будущему главе великого ордена поприветствовать хозяйку Юньмэна. — Дело в том, что я переживаю из-за младшего брата. Не найдя его здесь, я забеспокоился ещё больше. Впрочем, свою невесту я тоже не вижу и смею сделать предположение, что они вместе где-нибудь отдыхают.       По лицу Цзысюаня было видно, что ему глубоко безразлично, почему Яньли не присутствует во время приветствия главы по случаю возвращения домой, даже наоборот — читалось явное облегчение. Цзян Чэна всегда так бесил этот взгляд полный пренебрежения, брошенный на его сестру бесчисленное множество раз.       Но теперь... Он видит в жёлтых глазах, смесь из тревоги, злости и жажды мести за похищение дорогого человека. Увы, таких чувств этот павлин никогда не испытает к А-Ли по причине своей слепости к прекрасному.       — Цзинь Ин вместе с Яньли готовит на кухне сладости, — уже более спокойным тоном отвечает Юй Цзыюань. — Так и быть, можешь проведать их. А-Чэн, покажи господину Цзинь, где находится кухня.       Ваньинь прикрыл глаза, считая про себя до пяти. Матушка определённо собралась скинуть это на него, чтобы с отцом обсудить дальнейшие действия. Она даже не стала продолжать нравоучения в сторону Цзысюаня, да и о "столь важных традициях" успела позабыть, хотя совсем недавно говорила о том, как плохо, что павлин прервал их.       — Да, матушка, — Цзян Чэн кланяется ей и отцу, от чего спину прошибает очередная волна боли.

***

      До кухни он и Цзысюань, вопреки ожиданиям, дошли без проблем. Наследник Цзинь шёл за его спиной, сверля его взглядом полного пренебрежения, даже не желая осмотреть красоту коридоров в Пристани. Вероятно, такого человека уже ничем не удивить.       — Кухня здесь, — остановившись у входа в помещение, местоположение которого он запомнил только из-за любви шицзэ к готовке, Цзян Чэн отошёл немного в сторону.       Цзысюань уверено сделал шаг вперёд, но входить не стал, по какой-то причине оставаясь в подходе. Рука его металась — хотел зайти, но что-то его останавливало. Тем временем сквозь бамбуковые стены было слышно, как две омеги весело болтали и смеялись, обсуждая, кажется, тесто для булочек. Цзян Чэну это показалось забавным: павлин боится потревожить брата. Самодовольная улыбка промелькнула на его лице, за что наследник Цзинь чуть не стукнул его. Он уже было сморщил своё и без того "страшное" лицо, поднял руку, но вдруг остановился.       Уже не мешкая, парень с хлопком открыл дверь на кухню и тут уже даже Цзян Чэну стало не до смеха.       В центе кухни Яньли держала нож, перепачканный кровью, а Вэй Ин прижимал к груди сильно порезанную руку. Все четверо были в шоке, не зная, что делать в такой сложной ситуации, пока Цзысюань не вырвался вперёд, грубо хватая Яньли за руку, от чего та выронила нож.       — Ты смела поднять руку на моего брата? Не думал, что госпожа Цзян настолько жестокая!