VIII. Вторжение
Часть II
Мне жаль эту их новую жертву. Такое впечатление, что они его выслеживают, а не вербуют. Похоже, он не хочет идти добровольно. Может это… может это Остин! Они ведь говорили, что он ведет себя вызывающе. Но опять же… эти парни не хотели бы видеть Остина в своей группе, не говоря уже о том, что имя Остина не начинается на «С». Зачем он им нужен, если Кайл так о нем отзывается? Если только это не то, как они говорят о своих «братьях». Задним числом и обманом. В таком случае, эта «семья» не такая уж и верная, как они любят проповедовать. Для чего вообще нужна семья? Для чего нужно ОВЧ? Чем они занимаются? Я никогда не видел, чтобы они выполняли проекты по обслуживанию колледжа, а если Вандербильт сам все это начал, я бы подумал, что они будут делать что-то для колледжа, для своего «отца». Мне бы хотелось думать, что старик не хотел, чтобы его общество стало таким… таким… таким… — Голосование единогласно. Следующий пункт повестки дня, — снова начинает Миллер, и я теряю ход мыслей, — касается лично меня. Я обеспокоен отсутствием секретности, которую мы соблюдаем во имя нашего доброго основателя. Братья, могу ли я напомнить вам, что это было и остается обществом, в котором мы можем собраться вместе, чтобы спастись от чужаков нашего рода? И все же ОВЧ стал частью повседневного разговора для наших сокурсников. Почему происходят такие обсуждения? — толпа стихает, так что я действительно слышу тишину. — Есть ли у кого-нибудь идеи, как заставить их замолчать? — Брат М, — раздается голос. — Я… не вижу причин для беспокойства по поводу внезапно распространившихся о нас слухов. Я думаю, это показывает, насколько мы важны, показывает нашу силу. В группе раздается обычное бормотание, люди соглашаются и не соглашаются. — Как ты можешь не замечать причин для беспокойства? — мои глаза подернулись поволокой при звуке голоса Кайла. — ОВЧ — это не элитарный клуб, несмотря на то, что мы им являемся, — добавляет он, когда несколько человек ухмыляются. — Он никогда не был предназначен для этого. Кто здесь считался аутсайдером в школе, непопулярным? — я удивленно смотрю, как около половины участников поднимают руки. — Мы были созданы не для того, чтобы показывать свое превосходство, мы были созданы для того, чтобы использовать свое превосходство, чтобы направлять других. Дело не в том, чтобы хвастаться и утверждать, что мы лучшие, и я думаю, что чаще всего мы забываем об этом. Слухи только подливают масла в огонь. — Замечательно сказано, брат К, — бормочет Миллер, глядя на Кайла. — Возможно, у тебя есть идея, как заставить замолчать мельницу сплетен? — Есть, — твердо говорит Кайл, не мигая глядя на Миллера. Он идет к Миллеру во главе собрания, но его спина все еще остается вне поля зрения. Пока он идет, огонь создает тени и блики на его удивительно подтянутом животе, и я начинаю понимать, откуда взялась вся эта сила. Его бицепсы напряжены. Я не знал, что он так выглядит. Он… то есть они… должно быть, много тренируются. Теперь я слышу только его голос, так как он находится по другую сторону от своего лидера. Но даже зная это, мне трудно сопоставить хриплый голос с некогда невинным лицом моего бывшего лучшего друга. Его слова наполнены чистым ядом, когда он продолжает излагать свой план. — Есть один, о котором мы говорим, — бормочет он. — Посторонний, который вредит нашей тайне. Он уже отравил умы нескольких человек, и у него есть сила и знания, чтобы отравить еще многих. Я говорю о нем из беспокойства, потому что сейчас он пытается обратить того, кого я люблю. Мы должны избавиться от него быстро, чтобы избежать дальнейших подозрений. Миллер зевает, когда Кайл говорит, или, по крайней мере, широко раскрывает рот в изнеможении. — Сделать это было бы крайне важно для нашего фонда, брат К. Мы не можем «избавиться» от него — и я знаю, о ком ты говоришь, — потому что он просто слишком много знает. И мы все знаем о его презрении. Поступать так было бы глупо. У посторонних возникнут дополнительные подозрения. Это не может быть сделано так быстро. Есть другие идеи? Фух. Я тоже знал, о ком они говорят. И… и для моего Кайла сделать такое предложение… что ж. Мне неприятно это говорить, но я больше не узнаю своего старого лучшего друга. Члены группы продолжают обмениваться идеями, выходя на авансцену и объясняя, чем они руководствуются. Миллер, кажется, полностью поглощен тем, что говорит каждый. Он вносит свой вклад, дает другим обсудить его и продолжает действовать как твердый, но справедливый лидер. Это заставляет меня задуматься, намеренно ли он избегает гневного взгляда Кайла, или он действительно не чувствует его. Хотя я не могу представить, что он не чувствует. Я чувствую гнев Кайла отсюда, и если взгляды, которые он получает от других членов клуба, ничего не значат, они тоже его чувствуют. Не то чтобы я сильно удивился его реакции. Для него должно быть полной пощечиной, что его дорогой Миллер не согласен с тем, к чему он так страстно стремится. В то же время я не могу удержаться от ухмылки. Возможно, это поставит небольшую точку в их отношениях. — Все ли мы согласны с тем, что следует сделать со сплетниками нашего колледжа? Бля! Я переключил свое внимание обратно на Миллера. Я был так сосредоточен на Кайле, что не услышал, о чем идет речь! Члены ОВЧ аплодируют своему согласию, но Кайл хмурится и молчит. — Если нет других неотложных вопросов, мы разойдемся по дискуссионным группам, возобновив дебаты прошлой недели. Помните, если кто-то из участников дискуссии сочтет нужным поделиться своими соображениями с обществом, пожалуйста, выходите вперед в указанное время. Братья, наша нынешняя тема требует серьезного подхода. Я хотел бы услышать, что скажет каждая группа до конца этого года. Идите, — Миллер отстраняет их щелчком руки, а папку с информацией о новобранце кладет у костра. Я затаил дыхание, наблюдая, как общество рассеивается по различным темным помещениям, все еще находящимся в комнате, и снова нахожу себя готовым наложить в штаны, если кто-то из них встретится здесь. Похоже, сегодня удача на моей стороне, потому что никто, кажется, даже не заметил эту лестницу. Хотя сейчас я нахожусь далеко от всего происходящего и не слышу ни одного слова, которое бы кто-нибудь сказал. Я знаю, что мне не повезло, но я выхожу из своего укрытия в поисках более близкого места. Мое сердце замирает, когда Миллер начинает идти ко мне. Прямо ко мне. Он поправляет воротник своей рубашки, как будто у него вот-вот случится нервный срыв. Мне вдруг кажется, что мой собственный воротник душит меня, хотя на мне его нет. Недолго думая, я прячусь за колонну в десяти футах от удобной лестницы и замираю, затормозив любое движение. Когда его шаги приближаются, я слышу, как чьи-то шаги приближаются к его шагам. — Что это было, блядь, Милл? — Кайл выплевывает слова, и я вижу, что Миллер замер на месте. Они находятся на противоположной стороне комнаты от всех остальных, но даже так я знаю, что Миллер смотрит на то, как обычно Кайл обращается к нему. Десять баксов на то, что они сейчас начнут перепалку. — Что именно ты имеешь в виду, брат К? — отвечает он, подчеркивая «брат». — Не играй со мной в формальности, — шипит Кайл в ответ. — И ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Моя идея избавиться от маленького инакомыслящего в нашем обществе? Ничего не напоминает, Миллер? — Кайл произносит имя Миллера в ответ, почти насмешливо. Он нахмурился на Кайла, явно немного раздраженный его обращением. — Не притворяйся, что твоя ненависть к нему не носит личного характера. Ты поступаешь неразумно, если думаешь, что избавление от него решит наши проблемы. — Он тебе тоже не нравится! — Никому из нас он не нравится, — поправляет Миллер. — Но ты единственный, кто ненавидит его за то, с кем он подружился, а не за ущерб, который он может нанести ОВЧ. Явно расстроенный, Кайл отводит взгляд от Миллера и, наверное, не смотрит ни на что конкретное. Остальные члены группы слишком заняты своими маленькими дискуссионными группами, чтобы обращать внимание на своего лидера или Кайла. Потому что если бы они обратили, я уверен, что кто-нибудь сказал бы что-нибудь о побочном разговоре Кайла и Миллера. — Ты знаешь, что мое вето на твое предложение было на благо общества, брат К, — добавляет Миллер в свое оправдание, хотя ясно, что Кайл ничего не хочет об этом слышать. Миллер вздыхает, и во мне вспыхивает гнев и даже ревность, когда я вижу, как он протягивает руку и нежно проводит по пальцам Кайла своими. Это легкое прикосновение остается незамеченным другими членами клуба. Но я не другие члены, и Кайл тоже. Я могу сказать, что он напрягся от прикосновения, но он также не убирает руку. — Кайл, — бормочет Миллер очень тихо, настолько, что даже я едва слышу его. — Ты знаешь, что это было к лучшему. Кайл по-прежнему не отвечает, но, по крайней мере, убирает руку. Я вздохнул, а затем озадаченно нахмурил брови. Я не понимал, что задерживаю дыхание. — Кай, пойми мою позицию как президента. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не закричать. В следующий раз, когда я увижу этого ублюдка лицом к лицу, я напомню ему, что я единственный человек, имеющий право называть Кайла Каем. Не говоря уже о том, что мне не нравится ни тон, которым он это сказал, ни выражение его лица. Это почти как будто он умоляет Кайла. Это было бы смешно, если бы не было так отвратительно, и если бы я не думал, что это подействует на Кайла. Наконец он оглядывается на Миллера, все еще совершенно недовольный им. — Конечно, БРАТ М. Ты знаешь, что лучше… — пробормотал он последнее слово и повернулся, чтобы направиться к группе, которая расположилась в дальнем углу, я даже не надеюсь их подслушать. — Он действительно так много для тебя значит? — неожиданно говорит Миллер, прерывая молчание, в котором он находился, наблюдая, как Кайл все дальше и дальше от него. Они так далеко друг от друга, что я удивлен, что Кайл вообще услышал. Но он услышал, потому что повернулся к нему лицом. Брови приподняты, как будто говоря: «Тебе вообще нужно спрашивать?». Прежде чем он снова повернулся, чтобы направиться к маленькой группе. Миллер тоже разворачивается, и я прячу свое тело, прежде чем он успевает меня заметить. Он снова направляется в ту сторону, и я слышу, как он бормочет: «Он тебя не заслуживает». Я сужаю глаза и тут же чувствую, как ярость разливается по моим венам. Я не заслуживаю его? А может, он его не заслуживает?! Я с трудом могу понять, как он вообще заполучил Кайла! Кайл никогда бы при обычных обстоятельствах не подружился с таким, как он. Миллер из тех парней, с которыми мы оба обычно не ладим, с его «святее некуда». Я почти хочу подойти к нему и устроить конфронтацию, только вдвоем. Посмотрим, кто заслужит Кайла! Я даже не встаю. Пока я думаю об этом, я не могу этого сделать. Миллер все еще имеет преимущество, будучи окруженным членами ОВЧ, а учитывая условия, в которых мы с Кайлом находимся, я не думаю, что он был бы слишком рад видеть меня сейчас. Все, что я могу сейчас сделать, это сидеть здесь и собирать как можно больше информации. Потом, когда я соберу достаточно, я уничтожу это… — Брат М? — шепчет голос, и я понимаю, что во время моей внутренней тирады кто-то подошел к Миллеру. Похоже, это один из тех, кто должен был охранять вход в это место. Я тут же вжимаюсь еще глубже в свое укрытие, несмотря на то, что это ничего не дает. — Что? — огрызается Миллер. Я ухмыляюсь. Похоже, мысль о разгневанном Кайле его не радует. Не то чтобы я винил его, Кайл может быть настоящей занозой в заднице, когда он в настроении. — Мы… я приношу свои глубочайшие извинения, но есть основания полагать, что в здании может находиться посторонний. Пока мой цвет лица осушается, и пока я чувствую, что мои руки начинают потеть, я слышу ответ Миллера. — Кто в здании?! — Это, это только подозрение, но… — Почему мне не сообщили об этом раньше? — шипит он на парня. — Ты хочешь сказать, что какой-то случайный студент бегает вокруг и, возможно, подслушивает нашу ПРИВАТНУЮ встречу?! Парень почти дрожит, не то чтобы я мог его винить, но то, что с ним происходит, меня не касается. Меня волнует то, как выбраться отсюда, но, похоже, когда люди осознают, что я здесь, мое тело замирает. Достаточно одной команды Миллера, и все члены ОВЧ будут прочесывать это здание, эту комнату! Найти меня будет нетрудно, особенно учитывая тот факт, что я нахожусь всего в десяти футах от Миллера. Я прислоняюсь головой к колонне, у которой прячусь, и делаю несколько глубоких вдохов. Сейчас, наверное, не время терять себя. Я должен двигаться. По этой команде я выглядываю из-за угла и вижу, что Миллер стоит ко мне спиной. Маленький проныра стоит в стороне, но его голова опущена; несомненно, он принимает наказание как стукач, которым он и является. Я оглядываю других участников. Кажется, все заняты своими обсуждениями; думаю, сейчас самое подходящее время, чтобы бежать к лестнице. Тише, чем я мог себе представить, я достигаю основания лестницы и начинаю медленный подъем. Хотя очень трудно быть таким медленным, когда все, что я действительно хочу сделать, это бежать. Я все еще слышу разговор Миллера и другого парня. Почему этот парень РЕШИЛ рассказать Миллеру о странных действиях, которые произошли с дверью наверху? Видимо, его внезапно охватила совесть… — Вы проверили фойе? — голос Миллерса следует за мной, окружая меня по мере того, как я поднимаюсь. Я уже поднялся достаточно высоко, чтобы снова почувствовать стены вокруг себя, но я отказываюсь смотреть вниз. — И все комнаты были чисты? — продолжает он, в его голосе нарастают страх и гнев. Я продолжаю подниматься. — Это явно не был тщательный обыск! — я слышу, как голос Миллерса снова срывается, но даже его громкий голос становится немного отстраненным. «Я хочу, чтобы вы возобновили поиски; я прерываю это собрание, но ни при каких обстоятельствах не повторяйте то, что ты мне сказал, никому другому, понятно? — Да, брат М… Пока я добираюсь до лестницы на балкон, их голоса уже превратились в шепот. Не желая терять времени, я поспешно иду к двери, из которой вышел незадолго до этого, и ныряю внутрь. Я так рад, что оставил ее открытой. Но теперь, теперь я не знаю, куда идти. Я слышу голос Миллера, который объявляет в лекционном зале, что пришло время заканчивать беседы, и что после заседаний дискуссий не будет — общество закрыто. Я понятия не имею, как члены общества будут выбираться наружу, но я не собираюсь рисковать, снова проходя через этот коридор. Лучше всего мне спрятаться в одной из боковых комнат, пока я не перестану слышать голоса. Хотя сейчас у меня нет выбора, куда идти. Если они собираются обыскать здание, то могут найти меня где угодно. К счастью, поскольку вся встреча проходила при плохом освещении, мои глаза видят комнату гораздо лучше, чем раньше. Я могу различить мебель и ту дверь, через которую я вошел. Я легко избегаю всего, на что, вероятно, натолкнулся ранее вечером, и прохожу в соседнюю комнату. Оказавшись внутри, я обнаруживаю свое прежнее убежище за столом. Если кто-нибудь будет обыскивать эту комнату, то, скорее всего, найдет меня. Будем молиться, чтобы они не обыскивали эту комнату. Я приседаю в привычной и неудобной позе, в которой находился всю ночь, и делаю глубокий вдох. Подтянув колени к подбородку, я обнимаю ноги и закрываю глаза. Мне кажется, что это я делаю что-то не так, хотя совершенно очевидно, что я только что посетил самое хреновое собрание, которое я когда-либо видел в своей жизни. Я видел вещи, которые больше никогда не собираюсь видеть. И я слышал вещи, которые могут заставить взрослого человека плакать. Что мне делать с этой новообретенной информацией? Как я должен поступить, освободив Кайла из этого жалкого общества? Смогу ли я когда-нибудь добиться успеха? Блядь, у меня уже ни на что нет ответов. Очень скоро я слышу постоянное шарканье шагов за единственным барьером, отделяющим меня от этих животных. Эта кажущаяся бесконечной череда продолжается еще долго после того, как я от них отключаюсь. Это почти марш — они идут в такт чистой тишине. Проходит тысяча минут, прежде чем я делаю следующий вдох. Марш остановился. Я не планирую двигаться с этой позиции, пока не буду абсолютно уверен, что по ту сторону двери никого не будет. А я действительно… не могу… быть абсолютно уверенным, так что, похоже, ночь будет долгой. Мои глаза устали, и я положил голову на скрещенные руки. Я уже давно потерял чувствительность конечностей, но если я пошевелю хоть одним мускулом, то рискую быть услышанным. Я никогда раньше не был в такой тихой комнате. Здесь жутко спокойно. Как будто что-то вот-вот нарушит ее спокойствие. Когда я встряхиваю головой, то понимаю, что заснул. Мне почти хочется застонать от протеста моего тела, которое находится в таком неудобном положении уже… сколько времени прошло? Несколько часов, несколько минут? Боже, как я устал. Я просто хочу вернуться в свою комнату в общежитии, спать и… О да… когда кто-то прочистил горло, я вспомнил, что не сам себя разбудил. Кто-то другой сделал это за меня. Никогда в жизни мне так не хотелось встать, как сейчас, но, блядь, я не могу! Я даже не могу сказать, откуда доносится этот горловой звук. Я вижу только одно — стену. Зажегся свет, и это мало помогает мне успокоить нервы. По крайней мере, раньше у меня была хоть какая-то защита в темноте. Теперь достаточно кому-нибудь наклониться, чтобы увидеть меня. По крайней мере, моя тень направлена на меня. В дверь стучат, и мне приходится прикусить язык, чтобы не вздрогнуть от неожиданности. — Лучше бы это были хорошие новости, — раздается четкий голос, и мне почти хочется удариться головой о стену перед собой. Почему из всех людей во всем ОВЧ это всегда Миллер? Почему здесь не может быть брата Кью или брата Б? Почему МИЛЛЕР?! И что он вообще здесь делает… в какой комнате я нахожусь, если уж на то пошло… — Это я, — слышу я приглушенный голос в ответ, когда кто-то открывает дверь. — Что ты все еще здесь делаешь? — вяло спрашивает Миллер. — Хотел узнать, не хочешь ли ты вместе прогуляться до Уиндермира. Кайл?! Кайл здесь? Ладно, тогда встреча, должно быть, закончилась не так давно. Я не вижу другой причины для него оставаться здесь так долго. — Как ты думаешь, что я все еще буду здесь делать? Наш преступник еще не пойман, и пока он не пойман, я не уйду… так что я мог бы просмотреть протоколы и все такое. Я слышу, как Кайл издал прерывистый вздох. — Наверное, это была бродячая кошка. Марк и Уолт, может, и не самые умные из нас, но они не настолько идиоты, чтобы впустить кого-то в дом. Кроме того, нас было слишком много, чтобы кого-то не заметить. Мы не нашли никого, Милл, потому что никого не было, так что, может, хватит уже? Раздается шелест бумаг и скрип, вероятно, стула. В ответ на эти звуки я пытаюсь потянуть шею, вздыхаю, когда мне удается немного ее размять. Так немного лучше. — Я не знал, что мы с тобой снова в хороших отношениях, — слышу я продолжение Миллера. — О, это не так, — огрызается Кайл, но я могу сказать, что это в некоторой степени шутка. Я знаю этого парня так долго, что могу УСЛЫШАТЬ, когда он улыбается. — Но я думаю, что забуду о том, что было. На этот раз. — Какое облегчение, — безучастно говорит Миллер. Видимо, он не может шутить, даже если пытается. Я слышу шарканье ног и чей-то вздох. — Я устал от этих некомпетентных придурков, Кай, — я дергаюсь от прозвища. — Я дал им одно задание, ОДИН долг, и они его провалили. — Да, не все мы так безупречны, как великий Миллер Брэдли. Некоторым из нас просто не повезло, я думаю. — Ты издеваешься надо мной? — спросил Миллер, все еще немного взволнованный. — Я просто устал. Пойдем! — мне грустно слышать голос Кайла, такой энергичный и отзывчивый. Того Кайла, которого я люблю — того, который говорил так все время со мной — больше нет. — Отстань от меня, я останусь здесь, пока не разберусь с этим, — надулся Миллер. — Хотя я уже ни хрена не вижу в этих очках. Думаю, я выкину их, вместе с Марком и Уолтом. Кайл ухмыляется. — Ты просто расстраиваешься из-за пустяков. И оставь их себе. Они тебе идут. Я чувствую, как у меня дергается глаз, когда я так живо представляю, что будет дальше. Я вижу их лица, их выражения, все. Они снова на кровати Кайла, и я снова в своем сне. И я чувствую, как мой желудок завязывается узлом, а кулаки непроизвольно сжимаются. Ненавижу, когда я прав. — Почему ты так стараешься с ним, Кайл? — Миллер спрашивает мягким и любопытным голосом. Таким, о котором я и не подозревал. — Ясно, что он не хочет иметь с тобой ничего общего. — Это неправда, Милл. — Разве ты не понимаешь, что вещь хорошая, когда видишь ее? — спрашивает Миллер, и я чувствую, как моя кровь закипает. БЛЯДЬ, он наезжает на Кайла! — Да, понимаю, — отвечает Кайл. — Слушай, если ты планируешь остаться здесь еще надолго, я просто уйду сейчас. — Я не могу оставить свой пост, — категорично заявляет Миллер, и мне хочется рассмеяться ему в лицо. — Тогда увидимся завтра, — и я слышу, как Кайл уходит. — Да… до завтра, — повторяет Миллер. Я наполовину в экстазе от того, что Кайл более или менее сказал Миллеру, что у него нет шансов, но в то же время меня раздражает тот факт, что Миллер не пошел с Кайлом. Это то, в чем я, наверное, никогда больше не признаюсь. Но если Миллер останется здесь на всю ночь, то и я тоже, а мое положение не становится более удобным. Думаю, я могу читать молитвы, так как я больше не чувствую кровообращения в ногах. В то же время я думаю, что скорее потеряю все ощущения в теле, чем позволю этой белокурой крысе вернуться в общежитие вместе с Кайлом. Я слышу, как Миллер издает несколько вздохов, прежде чем он бормочет что-то, чего не слышу даже я. — Твою мать, Кайл, — ЭТО я слышу, и я также слышу, как он идет через комнату, открывает дверь и захлопывает ее за собой. Я задерживаю дыхание и сохраняю абсолютную неподвижность, пока не услышу звук, с которым большой вход в передней захлопывается в последний раз. Тем не менее, я не спешу уходить отсюда. Хотя это и жутко, учитывая контекст того, что здесь происходит, я не в настроении проходить через все эти неприятности только для того, чтобы быть схваченным кем-то отстающим. Еще несколько минут, и я смогу уйти. Эти несколько минут превращаются в гораздо, гораздо дольше, потому что когда я, НАКОНЕЦ, просыпаюсь от самого тяжелого и тревожного сна, который у меня когда-либо был, сквозь щели в жалюзи проникает естественный свет. Фактически, именно этот луч света, светящий мне прямо в лицо, пробуждает меня. Думаю, можно сказать, что теперь я могу уйти. Хотел бы я сказать это своему телу. Я никогда не находился в одном и том же положении так долго, думаю, мне придется сломать ноги, чтобы заставить их двигаться. Я почти уверен, что парализовал себя на всю жизнь. С каждым ноющим потягиванием я высвобождаю из закутка еще одну часть тела, пока не оказываюсь лежащим на спине и практически плачущим от боли. Я хочу. Умереть. Не по-настоящему, но, блядь, если это не так. Я не могу представить, что смогу сдвинуться с этого места… никогда. Я даже не уверен, что мое тело позволит это сделать, и при одной мысли о движении я внутренне сжимаюсь. Двигаться… уф, может быть, позже. Но когда свет в комнате поднимается выше из-за солнца, я понимаю, что не могу остаться здесь навсегда. Мой желудок просто не позволит этого, и я полагаю, что меня могут спрашивать на занятиях. Остин наверняка захочет узнать, где я, бля, нахожусь, а Кайл… о черт. Я представляю, как встряхиваюсь, хотя на самом деле не могу этого сделать. Кайл, наверное, тоже интересуется, где я, мать его, нахожусь. Я совсем забыл об этом из-за боли в мышцах. Это значит, что пришло время снова заставить их работать и отправиться в путь. Я даже не знаю, кто пользуется этим зданием в течение дня, хотя можно с уверенностью сказать, что студентам не разрешается входить в офисы и складские помещения. Я в последний раз разгибаю спину и вскрикиваю от боли. Я делаю глубокий вдох и заставляю себя подняться, обнаружив, что мне приходится опираться на край стола для поддержки. Каждый шаг кажется, будто я заново учусь ходить, но будто суставам уже около восьмидесяти лет. Я ужасно плохо координирую свои действия, натыкаясь на все, что находится в комнате, независимо от того, мешает оно мне или нет. Я осторожно отпираю дверь, когда добираюсь до нее, хотя УВЕРЕН, что ни один член ОВЧ не мог провести здесь всю ночь. Конечно, коридоры пусты. И когда я выхожу через парадную дверь, кампус оказывается пустынным. Еще слишком рано, чтобы даже думать о том, чтобы вставать. Мне повезло. Мне пиздец как везло всю эту ночь. И… впечатления от всего этого… вау. До сих пор ничего, кроме запаха горелой человеческой плоти, не дошло до меня, о том, чему я был свидетелем. И я выйду, благоухая розами. Я не могу в это поверить. Не могу поверить, что мне это сошло с рук! Если бы не это ужасное чувство в животе, я бы сейчас чувствовал себя на вершине мира. Увы, я не могу чувствовать себя дальше от этого. Кайл, может, и отказал Миллеру, но он все еще состоит в «вечных узах братства» с ужасающим культом. И он заметит, что меня не было в комнате, когда он вернулся. Как мне выбраться из этой ситуации? Я знаю, что библиотека кампуса открыта 24 часа, но если посмотреть на себя и свое состояние, то я явно не был в этой ебучей библиотеке. Моя одежда помята, волосы в беспорядке, и я, наверное, выгляжу, как смерть. Не говоря уже о том, что у меня в руках нет ни одной тетради или книги. Нет, отговорка про библиотеку не прокатит с Кайлом, она едва ли прокатит со мной. Но когда я подхожу к Уиндермиру, в голове начинает крутиться мысль, что сказать Кайлу в свое оправдание. Я могу сказать, что ходил в спортзал… или нет, не та одежда. Я могу сказать, что пошел на утреннюю прогулку. Только вот я никогда не хожу на утренние прогулки, и это все равно не объяснит, почему на мне ВЧЕРАШНЯЯ одежда. Или я могу сказать… Я широко улыбаюсь, наблюдая за тем, как Остин открывает дверь своей комнаты общежития. Идея прийти к нему в комнату была почти до глупости очевидной. Он — лучшее алиби, чем все остальное, что я придумал. Он выглядит довольно невпечатленным, оглядывая меня с ног до головы с повисшей головой и мешками под глазами. — Тебе что-нибудь нужно? — сухо спрашивает он. — Да, сменить одежду, и было бы неплохо, если бы ты сказал Кайлу, что я был с тобой всю ночь, — объясняю я в прихожей. Он пропускает меня внутрь, ничего не говоря, вместо этого предпочитая почесать щеку. — А где ты был? Я хочу рассказать ему, хочу. Я хочу рассказать ему о каждом зрелище, запахе и ощущении, которые я испытал. Я хочу рассказать ему об их разговоре о нем… и о том, что он на самом деле безопаснее, чем любой обычный прохожий, гуляющий по тротуарам. Но я знаю, что сейчас не время, и, честно говоря, я не уверен, что когда-нибудь оно настанет. Он может разозлиться, что я пошел без него, хотя я знаю, что нас бы точно поймали, если бы он был моим сообщником. Двое не могут двигаться так же незаметно, как один. — В библиотеке, — слабо отвечаю я. Он фыркает. — Да, эти библиотеки, чувак. Жопа там. И у Кайла на них зуб, ага, — даже в режиме сна он все такой же язвительный, как и всегда. — Ладно, я шпионил там, где не должен был шпионить, — признаю я. — Я расскажу тебе об этом позже, а пока дай мне… пару шорт для бега, — он так и делает, и я переодеваюсь в них. Я также переодеваюсь в футболку, которую он мне дал, а затем быстро обливаю лицо и волосы водой, которая стекает и на футболку. — Я выгляжу так, будто занимался спортом? — Ты выглядишь так, будто вылил ведро воды на голову, — говорит он мне, и я улыбаюсь. Достаточно хорошо. Я скажу Кайлу, что проснулся, пошел к Остину, а потом проснулся очень рано, чтобы пробежаться. Иначе какого хрена мне вставать в… я смотрю на часы… 6:30 утра? — Спасибо, чувак, — говорю я, уже выходя за дверь. — Да как скажешь… — бормочет он и закрывает дверь, вероятно, чтобы снова лечь спать. Я добираюсь до своего этажа, при этом поправляя шорты и футболку Остина. Я ерзаю, и мне нужно прекратить это ДО того, как я войду в свою комнату. Остановившись за дверью, я сжимаю костяшки пальцев и разминаю шею. Я никогда не был лучшим актером, но когда приходит время, я могу обмануть себя в чем угодно, даже если я предпочел бы этого не делать… особенно перед Кайлом. Я отгоняю эту мысль и вхожу в комнату, стараясь вести себя так же тихо, как сосед, который только что вернулся с пробежки. Даже не успев закрыть дверь, я вижу, что Кайл, свежий и бодрый, смотрит прямо на меня. Я закрываю дверь. Я провожу рукой по волосам, надеясь, что это выглядит так, будто я вытираю пот с лица. Боже, надеюсь, я пахну… — Где ты был? — говорит он сразу же. Не то чтобы этот новый Кайл был из тех, кто любит тактичность… — Очевидно, на пробежке, — говорю я и направляюсь к нашему мини-холодильнику, доставая бутылку воды. Мне действительно не помешала бы вода, хотя бы для того, чтобы успокоить нервы. — Ты обычно бегаешь в час ночи? — О чем ты говоришь? — спрашиваю я, закрывая бутылку с водой. — Когда я вернулся из ванной, — я фыркнул. Он даже не колеблется в своей лжи. — Тебя здесь не было. Ты спал, когда я ушел… куда ты пошел? Тебе нравится бегать трусцой по пять часов, Стэн? Я знаю, что ты в форме… но честно… — Я… пошел к Остину, — блядь. Я колебался, но, думаю, это сойдет мне с рук. Я, наверное, смогу выдать это за правду, так как обычно я не люблю рассказывать Кайлу о том, как тусуюсь с Остином, и он должен это знать. — Посреди ночи? — недоверчиво спросил он. — Да… — говорю я, оставляя свое заявление в подвешенном состоянии, но не потому, что я заикаюсь. А потому что я веду себя так, как будто это НЕ имеет большого значения. — Я больше верю в оправдание бега трусцой, Стэн, — откровенно заявляет он. Не сводя с меня глаз, он встает с кровати и присоединяется ко мне у холодильника. Я сразу же замечаю, что он разглядывает меня, пытаясь понять, где я был на самом деле. И я тоже его разглядываю. Он одет в простую зеленую футболку и черные шорты для бега. Я надеюсь, что он еще не принял душ, чтобы я мог увидеть, один ли он из них… но пока что он держит себя в руках. Если подумать, я не виде его без верха с тех пор, как он здесь. Как будто ОН что-то скрывает. Мы оба сейчас что-то скрываем. — Верь во что хочешь, — говорю я непринужденно. — Я устал. Я хочу вздремнуть перед ораторским искусством, — я проношусь мимо него в свою часть комнаты. Его голос следует за мной. — Зачем тебе ходить к Остину так поздно? — спрашивает он, любопытство скрыто в его холодном голосе. Не сумев снова повернуться, я упираюсь в стену. — Я скучал по нему, — я хватаю свою пижаму, которую оставил в открытом ящике комода, и начинаю переодеваться. Кайл ни за что не упустит эту колкость, но я не мог удержаться. — Соскучился по нему, да? — слышу я его вопрос. Я пожимаю плечами и продолжаю переодеваться лицом к нему. Было бы неплохо провести несколько часов до того, как мне нужно будет идти на занятия, и смотреть на Миллера так, будто я все еще забываю о том, что он лидер культа колледжа. — Что, ты не можешь заснуть без своего нового лучшего друга? — Видимо, нет, — говорю я сквозь стиснутые зубы, забираясь в кровать. — Меня это уже не удивляет, — говорит он, и я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на него. — Это что-то новенькое, но ты ошибаешься, как обычно в последнее время, — говорю я ему и возвращаюсь к своей кровати. — Он все еще не мой лучший друг, эта роль по-прежнему отведена тебе. Настоящему тебе, если он все еще заинтересован. Я веду себя довольно спокойно, но ничего не могу с собой поделать. Не похоже, что ссора что-то дает. И у нас все было так хорошо в последние несколько дней. Это было напряженно, и я бы предпочел, чтобы мы вели себя как друзья, которыми, как я знаю, мы все еще можем быть, но, по крайней мере, все было спокойно. Я фыркнул в подушку. Спокойствие перед бурей. Теперь, когда я видел собрание ОВЧ… я не вижу, чтобы моя жизнь стала спокойнее, чем сейчас. Кайл пропускает мои слова мимо ушей, усмехаясь и хмыкая. Когда я оборачиваюсь, чтобы узнать, что он имеет в виду, он даже не смотрит на меня. Он слишком занят тем, что ведет себя так, будто то, что я сказал, было преступлением. — Я жду тебя всю ночь, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке, а оказывается, что ты пошел на встречу со своим парнем? Очевидно, что я больше не претендую на эту роль. Я полностью переворачиваю свое тело так, чтобы оказаться лицом к лицу с ним, и приподнимаюсь на локте, глядя прямо на него. — Почему ты продолжаешь называть его моим парнем? — спрашиваю я невинным голосом, избегая предыдущего разговора, который ни к чему не привел. Я забыл — нынешний Кайл зажимается каждый раз, когда мы обсуждаем, чем он отличается от прежнего. Он вздыхает и смотрит на меня почти умоляющим взглядом, но это мимолетно. — Теперь, когда ты вернулся, думаю, я тоже могу немного поспать. Я поджимаю губы и притворяюсь сентиментальным. — О, Кайл беспокоился обо мне! — он смотрит на меня. — Хотел бы я тебе верить. Спокойной ночи, — и прежде чем он успевает ответить, я натягиваю одеяло на глаза и закутываюсь в него. Нет смысла вступать во второй раунд. У меня и так было достаточно хреновых переживаний для одной ночи, спасибо. Через несколько секунд с меня срывают покрывало, и я с любопытством и растерянностью смотрю вверх на, сюрприз-сюрприз, разъяренного Кайла. — Не мог бы ты вернуть мне мое одеяло, пожалуйста, — говорю я раздраженно. — Нет, — огрызается он. — Как ты смеешь высмеивать меня за то, что я беспокоился о тебе! Я беспокоился о тебе! Тебя не было здесь, когда я вернулся, и я практически прождал тебя всю ночь, но ты так и не вернулся! Почему бы мне не волноваться?! У тебя нет причин внезапно исчезать посреди ночи! Да, не то что у тебя. Я сдерживаю свой ответ. — Ну, я в порядке, и я сказал тебе, что я был у Остина. — И я говорю тебе, что не верю в эту полупродуманную ложь! ГДЕ ТЫ БЫЛ?! Выпустив длинный вздох, я поднял на него глаза. — Да успокойся ты хоть раз! — Успокоиться? Подумай, Стэн! Ты исчез более чем на пять часов! Ни записки, ни звонка… — Это не первый раз, когда я пропадаю на несколько часов подряд! Если ты забыл, я жил с Остином почти две недели! И ты не вызвал тогда кавалерию! — Да, но это было до… — он прерывается и бросает на меня покрывало. Я недоверчиво сужаю глаза. — Это было до чего? Он вздыхает и уходит. — Разве ты не говорил, что хочешь поспать перед занятиями, — бормочет он, и это скорее утверждение или отговорка, чем вопрос. — О нет. Нет, нет, нет, нет, — повторяю я, в ярости срывая с себя покрывало и направляясь к нему с полным напором. — Ты не сможешь так легко отделаться, Кайл. Не в этот раз. Что ты собирался сказать? И если ты снова сменишь тему, я выйду из этой двери прямо сейчас. И на этот раз я не вернусь. Он смещает свой вес и выпрямляется так, что смотрит на меня еще БОЛЬШЕ. Он делает несколько шагов вперед, чтобы встретиться со мной взглядом, и вертит языком во рту, не разрывая зрительного контакта. Я ЗНАЮ, что он пытается запугать меня — пытается заставить меня струсить в его присутствии, как это делают все остальные в этом колледже, но я не из пугливых, и я устал от этих столкновений лицом к лицу. Сейчас самое время для него сказать мне, что у него на уме. — Я не думаю, что ты в том положении, чтобы угрожать, Стэн, — начал он. — И ТЫ не в том положении, чтобы перечить мне, Кайл. Поверь мне, ты не захочешь снова идти по этому пути. На этот раз я могу быть не так добр, — прорычал я. Он смотрит на меня, и мы возвращаемся к тому, с чего начали. В этой ебучей позе, тяжело дыша друг другу в лицо и ожидая, кто первый нанесет удар. На этот раз это будет не он. Хотя сейчас я тоскую по своему другу, ничто не меняет того факта, что его здесь нет. И он не появится в ближайшее время. — Тебе не везет, Стэн. До сих пор я был снисходителен к тебе. Я держал рот на замке о твоих похождениях с этим придурком. Ты должен благодарить меня. Я смеюсь ему в лицо. — Благодарить тебя? За что? — За то, что терплю эту твою маленькую влюбленность. Он ничего для тебя не значит. И не может. Откуда это? Он выглядит и звучит одержимым прямо сейчас. У меня очень плохое предчувствие по этому поводу, но я все равно говорю. — Почему? — Потому что. Ты мой, — заявляет Кайл. Моя челюсть почти отпадает, но мои глаза расширяются на секунду, прежде чем сузиться. — Я твой? Я вещь? — Нет, конечно, нет, но он играет с тобой, как с вещью. Делает тебя своим личным приятелем, промывает тебе мозги, чтобы ты верил в то, во что он хочет, чтобы настроить тебя против меня. Я никогда не думал, что наступит день, когда мы с тобой окажемся по разные стороны игрового поля. Лично мне надоело, что ты выступаешь за другую команду. — О, — качаю я головой в недоумении. — И что ты собираешься с этим делать, а? — я делаю несколько шагов назад от него, зная, что мне следует заткнуться, прежде чем я скажу что-нибудь, о чем могу пожалеть. — Заставишь Остина исчезнуть? — спрашиваю я в шутку, насмехаясь над разговорами о его ебучем клубе. Лицо Кайла становится пустым, и я немигающим взглядом смотрю в ответ. — Я сделаю лучше, — бормочет он. — В любом случае, — говорит он в ответ. — В любом случае, я хочу, чтобы ты помнил, что я тебя не отпущу, — он подходит ко мне и наклоняется близко к моему лицу. Я слегка откидываюсь назад, застигнутый врасплох, и наблюдаю, как его светло-зеленые глаза сверлят меня. Когда его рука касается моей щеки, я вздрагиваю, думая, что он собирается ударить меня. Он, кажется, понял это, его лицо смягчается, и на несколько секунд я вижу, как в его глазах мелькает боль… боль от мысли, что я могу бояться его. Но она исчезает прежде, чем я успеваю рассмотреть ее подробнее. Его пальцы нежно проводят по моей щеке, и я закрываю глаза от этого прикосновения. Это такое нежное прикосновение. Когда я закрываю глаза, мне кажется, что я снова с настоящим Кайлом. Так было до тех пор, пока он не потянул меня за волосы. — Ай, уебок! — рявкаю я и отталкиваюсь от него, одновременно гадая, от чего жар на моем лице — от того, что он дергает меня за волосы, или от Кайла. Он улыбается. Он издевается надо мной и улыбается, но… так однобоко. Его голова даже немного наклонена… он выглядит так же, как мой лучший друг. — Давай поужинаем вместе, Стэн. Его выражение лица, оно такое, оно не похоже на то, что он показывал мне с тех пор, как я здесь. Это едва ли что-то, что я видел раньше. Как будто свет вернулся в его глаза, и все, что ОВЧ сделало, чтобы запятнать его, внезапно — подождите, что он сказал? — Что? — спрашиваю я вслух, прежде чем прочистить горло и повторить, когда слышу, как хрипло это звучит. — Я сказал, давай поужинаем вместе, сегодня вечером, в кафетерии. Мы сто лет не ели вместе. …но, как насчет… он серьезно? — Ты серьезно? — спрашиваю я вслух. Я все еще чувствую, как краснеет мое лицо. — Конечно, да. Я не потеряю тебя из-за этой крысы. Он не заслуживает тебя, Стэн, — хм, где я слышал ЭТУ фразу раньше? О, ДА! Миллер. Говорил обо мне. Говорил о Кайле. — Х-хорошо, тогда давай поужинаем, — решаю я, изо всех сил стараясь улыбнуться слабой улыбкой. Но я должен помнить, что передо мной не Кайл. Но, может быть… то, как он смотрит на меня, похоже на то, что он пытается. Пытается снова стать самим собой. Он посылает мне такую теплую ухмылку, что она может растопить кубики льда. — Поспи немного. Я в душ, — говорит он мне и быстро уходит, не сказав больше ни слова. Я стою ошеломленный в течение, кажется, десяти минут, прежде чем, наконец, возвращаюсь к своей кровати и забираюсь внутрь. Я не могу заснуть, когда Кайл только что сделал это со мной. Почему он так мил? Что он планирует сделать? О Боже, что если этот ужин вовсе не ужин? Что если он знает о том, где я был прошлой ночью, и только притворяется милым, чтобы доставить меня своему хозяину живым? Что если все это просто очередная смена настроения, которую он будет отрицать? Я прижимаюсь к своему одеялу, хотя не чувствую ни малейшего успокоения. Я так чертовски запутался, так что, может быть, будет лучше, если я ВСЕ-ТАКИ посплю. Это точно не повредит. Может быть, если повезет, я усну к тому времени, когда он вернется сюда. Я думаю и засыпаю. Пытаюсь бодрствовать и одновременно пытаюсь заснуть. Конечно, мне нужен отдых, мое тело взывает к нему из-за «хорошего» ночного отдыха несколько часов назад под столом. Несмотря на это, я как бы… в восторге от идеи поужинать с Кайлом. Он прав, когда сказал, что мы давно не ели вместе. Тем не менее, я не могу игнорировать тот факт, что это неожиданно и не похоже на его обычное поведение по отношению ко мне. Мой разум начинает обдумывать еду, которую мы будем есть вместе, и разговор, который мы будем вести за ней. Я вижу, как мы будем смеяться вместе, как он подарит мне ту яркую улыбку, которую я больше не вижу. Мы будем шутить, говорить о старых временах и пытаться говорить о новых. Надеюсь, Остин поймет, если я брошу его, когда мы с Кайлом впервые останемся наедине. Я уверен, что он сделает то же самое, если Джейсон появится рядом. …о блядь, Джейсон… я совсем забыл о нем и его новом… украшении с клеймом на спине. Интересно, стоит ли мне сказать Остину? Нет, я не могу, я не хочу, чтобы он знал, что это было так ужасно и отвратительно, что мне пришлось смотреть. Мысль о Джейсоне напоминает мне о Кайле. Мне еще предстоит выяснить, есть ли у Кайла этот герб. Если да… я не знаю, что мне делать. Какая у меня будет реакция, но я уверен, что она не будет радостной. Я двигаюсь в своей кровати, чтобы посмотреть на дверь. Он сказал, что принимает душ, и ожидает, что я буду спать… мы почти всегда переодеваемся в нашей комнате, сейчас не должно быть ничего другого. Возможно, это один из немногих случаев, когда у меня будет возможность посмотреть на его голую спину. Как только я слышу, что дверь начинает открываться, я поднимаю одеяло так, чтобы оно закрывало нижнюю часть моего лица, и слегка закрываю глаза. Я оставляю их открытыми настолько, что едва могу различить его фигуру сквозь ресницы. Как только его голова поворачивается ко мне, я закрываю глаза и практикую искусство мягкого, но глубокого дыхания. Как ни странно, я слышу его легкое хихиканье, прежде чем звук, с которым он открывает шкаф, убеждает меня, что можно снова подглядеть. Он уже надел боксеры, но рубашки на нем нет. Однако под тем углом, под которым я лежу, я не вижу ничего, кроме его бока. Он наклоняется, чтобы взять что-то, и его голова и верхняя часть тела исчезают в шкафу. Я внимательно наблюдаю за тем, как мышцы на его спине и боку напрягаются. Где, блядь, Кайл тренируется? Он никак не мог выглядеть так, когда покинул Южный Парк. Еще одна вещь, которая изменилась с тех пор, как он здесь. Не то чтобы я действительно возражал против этих изменений. Я слегка дергаюсь, когда он выпрямляется и вытягивает руки над головой. Он издает небольшой стон, а затем зевает, прежде чем повернуть голову в мою сторону. На этот раз я немного медленнее закрываю глаза, но думаю, что все в порядке. Блин, это слишком близко. Мне нужна лучшая стратегия. Но пока он перемещается по комнате, и я слышу его в разных местах, я снова открываю глаза, чтобы проверить, как он выглядит. На этот раз он сидит передо мной, прямо лицом ко мне. Он все еще без рубашки, но он сел в свое кресло за столом и листает блокнот, который я видел, как он носил с собой раньше. Когда он переворачивает очередную страницу, я обращаю внимание на его спокойное поведение — как будто он тоже наблюдает за мной. Я вижу, как солнечный свет блестит на его только что вымытой под душем голой коже, и с благоговением наблюдаю, как он делает глубокий вдох, его грудь медленно поднимается и опускается. Этот равномерный ритм прерывается, когда его пресс начинает сжиматься, и я слышу, как он издает приглушенный звук кашля. Он закрывает рот правой рукой и очень тихо кашляет. Я думаю, он пытается не «разбудить» меня, но, похоже, это приносит ему больше вреда, чем пользы. Его тело яростно дергается по мере того, как кашель становится все хуже, пока, наконец, он не откладывает блокнот в сторону и не встает. Одетый только в зеленые боксеры, он практически сгибается от подавляемого кашля, прежде чем направиться к нашему мини-холодильнику, чтобы взять воды. Только когда он отворачивается от меня, я вижу это. Его непокрытую спину. Его заметно подтянутые мышцы обрамляют то, что бросается мне в глаза. Между лопатками — символ, которого я боялся больше всего. Разве я ожидал чего-то меньшего? Учитывая, насколько Кайл предан Миллеру и ОВЧ, неужели я действительно думал, что его спина будет гладкой, не запятнанной спиной, которую я помню с прежних лет? Да. За пределами всех надежд я молился и желал, чтобы мой лучший друг не упал так низко. Но больше нет сил отрицать то, что находится прямо передо мной. Я закрываю глаза, на этот раз по-настоящему, и чувствую, как что-то внутри меня замирает. У меня больше нет потребности видеть его кожу. Не то чтобы это имело значение, потому что с этого момента, когда я смотрю на Кайла, все, что я буду видеть, — это подробный струп и заживший участок кожи. Там, где не должно быть ничего, теперь есть рисунок — герб Вандербильта. Он навсегда вписан в него. Я никогда не смогу изменить это, но будь я проклят, если позволю им сделать что-то более постоянное, чем это клеймо, с моим лучшим другом.