***
— ну, тип вот, — заканчивая неимоверно долгий рассказ о случившемся, курсед с облегчением выдыхает и добавляет в конце, — я не пиздил его. — да это мы уже поняли, — внезапно заговорил никита, чуть ли не смеясь со своих мыслей и воспоминаний, — " скорая, быстрее, приезжайте, человек умирает ", — уже не сдерживая дикий хохот, цитирует красно-чёрного. — идите вы нахуй. мне после такого нужна алко и наро терапия, — а ведь правда, все мысли после спасения заполнены только оставшимися психотропными и какими-то бутылками в холодильнике. в этом, конечно, нет смысла, наверное, в ту ночь всё выбухал и выжрал, хотя сам не уверен. — ты вчера и так объебался, как алкаш конченный, — встревая в мужской диалог, протараторила лера. это было больше похоже на мяуканье, чем на упрёк, — куда тебе ещё-то. — женщин не спрашивали, — опуская взгляд на светлую макушку, то ли процедил, то ли пошутил курс, — иди на кухню жрать готовить. — ты ахуел на мою девушку пиздеть? — поднимая рукава безразмерного худи и собирая ладони в кулаки, подходит рейз и готовится со всей силы въебать наглому товарищу. но тот оказался умнее и начал бежать вперёд, выходя с горизонта всё быстрее, — а ну стой, пидор блять! все остальные просто закатили глаза и поплелись за ними в своём темпе. да уж, что-что, а умение вывести диалог в срач они умеют. этого у них не отнять, по природе такие. родились долбоёбами, растут долбоёбами, умрут долбоёбами, если не прикончат друг друга быстрее, чем судьба решит.***
день прошёл незаметно быстро. с весёлой компанией друзей и отличной погодой такое возможно. парень подходит к своему подъезду, но не спешит возвращаться в квартиру. такую одинокую, тухлую и безжизненную квартиру. там отвратительно находиться, ведь знает, что происходило и будет происходить там. он садится на деревянную скамейку с жёлтой потрескавшейся краской и устремляет взор в небо. такое чистое, тёмное и привлекающее, с звёздными россыпями, походящими на светлые бусинки. иногда так хочется побывать там разок, окунуться в пушистые облака, потрогать тучки руками, попрыгать по звёздам и поспать на луне. но это невозможно, как например, допрыгнуть до солнца одним рывком. странные, обречённые на вечный провал мысли, но такие волшебные и завлекающие своей необычностью. сплитовый мог бы всю ночь так сидеть в одном положении, если бы его не прервал телефонный рингтон. кому понадобилось звонить в такое время, так ещё и такому существу? достаёт всё такой же разъёбанный телефон и видит незнакомый номер на экране. не берёт пару секунд, взвешивает все за и против. поднимает вверх значок трубки и прикладывает динамик к уху. — привет, — до боли приевшийся за сегодня голос раздался по ту сторону, — это серёжа акумов, помнишь? — блять, конечно помню. такое не забудешь, — прокручивая все события в голове уже третий раз, на выдохе договаривает кир. — короче, звоню только потому, что у меня всё же перелом ребра, — с тяжёлым дыханием и хрипением в голосе бурчит в трубку, пытаясь донести информацию хотя бы так, — знаешь, а тебе хочу сказать… спасибо. и вызов сбросили. долгий и очень информативный диалог, столько нового рассказали. что это, блять, было? какой перелом, какое спасибо, что происходит? так много вопросов, ответы на которые знает вселенная и, мать-его-ебал, акумов. от этой фамилии тошнота и головная боль наступают, похлеще самого дешёвого пойла работает. курседов, наконец, удосуживается поднять своё тело с лавки и вернуться домой. подъезд встречает приятной прохладой и запахом тухлой редьки. шприцы, использованные салфетки и презервативы валялись на лестничных клетках и пролётах. рисунки и пошлые надписи на стенках осыпались вместе со старой краской. всё такое обычное, давно заученное наизусть, но такое родное и желанное иногда. поднимается пешком на свой этаж, что так отталкивал среди всего этого сумасбродства. два щелчка двери, и он попадает в противную квартиру. здесь всё однообразно: запах сигарет и какого-то алкоголя; разбросанные повсюду вещи заполоняли проход; темнота, поглощающая цвет белых кучек на паркете. обыденная рутинная поебень, надоевшая парнишке предельно. когда-то тут и лезвия окровавленные были, и предсмертные записки на каждом углу. эх, было время, не то, что сейчас. тогда и жил он не один, а с родителями. но, вспоминать это ещё больнее, чем думать о будущем. боль, везде сплошная боль и безумство происходящего, не дающее спокойно существовать в этом мире. обо всём сложно думать, особенно о себе и действиях, которые совершаешь не обдумывая. киру сил хватает только на снятие затёртых кроссовок, что мигом полетели на грязный коврик для обуви. сразу же проходит в кухню, дабы найти хоть какое-то спасение на сегодня. ну, конечно, если бутылку недопитого коньяка и полупустой шприц можно назвать спасением, а в крайнем случае счастьем. кровать встречает вмиг отяжелевшее тело, принимая его в свои мягкие оковы. парень, как ласточка в воздухе, растворяется в пространстве с обжигающем чувством в глотке. белый, как майский труп, потолок завораживает и заставляет ещё больше думать, размышлять о всём наболевшем и принять ещё одну дозу. ничего же не будет.***
- да я тебе говорю, — пьяно растягивая слова и заикаясь ежесекундно, пытается сказать никите курсед, — я сейчас не в состоянии думать. сяду на мустанг и врежусь в столб со всей скорости, вот это будет, ик, весело. — если ты сейчас же не ляжешь спать, — грозно, будто он его отец, проговаривает энгель, не желая выслушивать суицидально-наркотический бред, — я к тебе пошлю леру и кирилла, тогда и будет весело, блять. — а давай. одному скучно слишком, зови их, — кажется, сплитового это нисколько не испугало, а наоборот, сделало более воодушевлённым? мери дей больше не хочет слушать эту хуйню и сбрасывает звонок в дс, оставляя не совсем трезвого парня одного. звонить кому-то тоже не спешит, знает ведь, что нормальные люди спят в полчетвёртого ночи. да уж, с такими друзьями только в гроб дубовый, слишком сложно их спасать.***
акума не может уснуть из-за нескольких факторов: первый — это боль в лёгких и голове, второе — это размышления о новом однокласснике. с чего он вообще решил помочь такому как он? такому бесполезному, никчёмному, ничтожному, отвратительному… " - мерзкому, бездарному, - отец не собирается останавливаться, избивает родного сына до полусмерти, желая большего. в глазах горит огонь ненависти, а в руках появился маленький кухонный ножик, - да тебе никто никогда не поможет! ты навсегда обречён. тварь, как я мог породить такое чудовище, - со всей дури бьёт в грудь, что даже хруст слышался. вырезает лезвием линии на скулах, шее, щеках и на всём, что могло попасться на лице, - ты из-за своей беспомощности не можешь даже сбежать отсюда. а, точно, я же запер все двери. сгинь с глаз моих долой, убогое создание! весь избитый, истекающий алой кровью плетётся по деревянной лестнице, пуская горькие слёзы боли. любовь отца - это единственное, чего он лишился, не делая ничего. "