Неправильно

Лань Ванцзи и вправду на следующее утро ничего не вспомнил. Он удивленно взглянул на кровать напротив, обнаружил в ней мирно спящее тело Вэй Усяня и поразился тому, как недостойно судил об этом человеке: омега никуда не делся за всю ночь или, по крайней мере, не сбежал. Но тут же, вместе с неприятной головной болью, возникла мысль, что дело вовсе не в честности Вэй Усяня. Возможно, дерзкий юноша и не собирался уходить, его вполне устраивала его замужняя жизнь, хоть и отзывался о ней нелестно. Впрочем, кое в чем он прав: Второй молодой господин Лань не имеет большого опыта в отношениях и не знает, как это бывает — между мужчиной и мужчиной в паре, не понимает, где границы «насилия» и «соблюдения супружеского долга», особенно если оба в итоге получили удовольствие… Должен ли он вникать? Пожалуй, разве что с будущим мужем. С Вэй Усянем нужно было бы расставить границы совсем иные. Дождавшись, когда приготовят завтрак, разбудил своего подопечного, а сам отправился медитировать, чтобы сбросить с себя отвратительное ощущение потерянности и головокружения. Алкоголь напрочь стер все, что было ночью, а потому недоуменно посмотрел на Вэй Усяня, который выглядел так, будто нашкодил, но боялся сознаться. Такое странное поведение невольно вызывало подозрения. Но омега довольно быстро развеселился, расспрашивая, что ему снилось после такой «убойной» дозы вина, что Лань Ванцзи устало вздохнул и погрузился в состояние поиска блаженного равновесия. Похоже, юноша просто так издевался над человеком, которого напоил. Впрочем, Вэй Усянь однозначно хотел поговорить о случившемся, но пока не сумел выработать лучшую концепцию произошедшего, а потому ограничился тем, что напомнил своему наставнику, что сдержал данное слово никуда не уходить ночью. Тот как-то недоверчиво посмотрел, но все же кивнул. Дорога же до Облачных Глубин выдалась чудесной. Омега без умолку болтал, хотя казалось, что все его интересные истории должны были закончиться еще прошедшим вечером, однако запас увлекательных баек обнаружился практически бесконечным. Хорошо, что Лань Ванцзи был обучен многочасовому терпеливому слушанию, во время которого нужно лишь кивать и «мгмкать» периодически. Идеальный слушатель даже как-то однажды, во время особо забавной историйки, дернул лицом, будто по щеке проскользнула неожиданная короткая судорога. Вэй Усяню, обычно чудовищно бесцеремонному, хватило такта не интересоваться, что это с ним такое, но решил проверить свою жуткую догадку. Он вспомнил смешной анекдот и рассказал ему в максимально ярких красках, практически разыграв сценку в лицах, но одновременно контролируя выражение лица юного учителя. И оно, гуль его раздери, снова дернулось как-то неестественно. Не веря собственным глазам, омега засиял, будто ребенок, увидевший впервые явление магии, и ткнул пальцем в щеку Лань Ванцзи, растягивая ее: — Да ты улыбаешься! Наставника аж всего снова передернуло, словно его за ужасным поймали с поличным, и он отвернул голову, забавно краснея от неловкости: — Чушь. Но Вэй Усянь уже обошел его и, пристыживая, покачал пальцем, весело смеясь: — Да, да, Лань Чжань, ты умеешь улыбаться! Но чуда больше не случилось. Второй Нефрит, идеальный до кончиков музыкальных пальцев, более не позволил себе такой оплошности, как милейшая попытка перестать контролировать свои эмоции. Так что практически до самого входа в Облачные Глубины было время подумать о том, что, возможно, юный наставник вовсе не тот, каким пытается казаться: в алкогольном опьянении он способен нарушать правила, а еще иногда даже хочет улыбнуться. Во истину, эта прогулка в Цайи изменила некоторые взгляды на молодого наставника. Подумать только: Лань Чжань — и улыбается!

***

Лань Цижэнь к их прибытию, оказалось, поднял на уши уже весь свой монастырь. Некоторые патрули еще вчера, несмотря на дождь, даже убыли в Цайи, и даже удивительно, как они не столкнулись с этими ищущими. Так что, едва Второй молодой господин Лань приблизился к стражникам, сопровождая улыбчивого Вэй Усяня, у ворот в Облачные Глубины практически сразу оказался встревоженный Учитель. Он точно не спал всю ночь: покрасневшие глаза смотрели с болью, глубокие морщины проступили на немолодом лице, а одежды, обычно безупречно выглаженные и свежие, явно не менялись весь день, судя по испачканному в пыли подолу и помятости. Похоже, Лань Цижэнь и сам повсюду искал пропавшего мужа. Он метнул в младшего племянника вдруг такой яростный взгляд, что Вэй Усянь даже испугался и резко вспомнил, что не предупредил своего наставника, что на самом деле его никто не отпускал. — Это я, я виноват, — омега выскочил вперед, загораживая собой Лань Ванцзи, — я ему сказал, что меня отпустили, и попросил проводить в Цайи, а потом мы попали под дождь и решили переночевать в гостинице. Лань Цижэнь со своего племянника, который растерялся от услышанного, перевел суровый взгляд на мужа, все еще пыша недовольством, однако прислушался. Нужно было сказать еще что-то, чтобы умилостивить его, отвести гнев от невиновного Лань Ванцзи, защитившего прошедшей ночью и такого милого в целом, так что ляпнул первое, что пришло на ум: — Мне нужно было прикупить трав для чая. Оба Ланя одинаково вопросительно приподняли брови. Даже еще какой-то стражник недоуменно уставился было, но вовремя сообразил, что ведет себя бестактно, и вернулся к несению службу, бестолково пялясь куда-то вдаль. — Особого чая, — игнорируя пикантность темы, пояснил Вэй Усянь, смотря мужу в глаза. — Я же должен был подать чай. А не из чего. Этого оказалось достаточно, чтобы смягчить разбушевавшийся нрав альфы, который испугался, что потерял своего омегу. Он практически с нежностью в мягком касании плеч подтолкнул его в сторону их личных покоев. — Идем. Поговорим наедине. И он действительно охотно поверил в чушь, будто Вэй Усянь самолично решил подписать себе приговор: юноша из Юньмэна не зря имел репутацию умельца запутать. Да и корни хитрой Цансэ давали свои плоды. Чай тоже был взаправду приготовлен с особенным желанием подать его. Омега, допущенный к травам на кухне, смешал самолично все компоненты, пытаясь угадать по вкусу и составу тот отвар, что пил Лань Цижэнь, однако заменил в нем несколько ингредиентов, справедливо предполагая, что раз они блокируют способности беременеть у омег, то могут блокировать и желание оплодотворять у альф. Но практически сразу убедился, что оказался не прав. Смесь оказалась настолько горькой и неудачной, что едва Учитель не догадался, что его молодой супруг не из-за своих неумений готовить создал подобный кулинарный шедевр, ведь чай крайне сложно испортить. Пока он не развил свою мысль и не начал подозревать неладное, Вэй Усянь, зажмурившись и представляя на месте взрослого супруга его младшую копию по имени Ванцзи, коснулся своими губами чужих и не позволил уйти в глубокий поцелуй, отстранившись: — Ты тоже соскучился? — Лань Цижэнь, как и всякий страстный мужчина, мгновенно переключился, ласково гладя по спине мужа и с каждым разом опуская ладонь все ниже и ниже. — Хвалю тебя за стремление быть покладистым. — Это на меня благотворно действуют уроки по этикету, — невольно улыбнулся Вэй Усянь и с ужасом вдруг заметил, что лицо альфы снова помрачнело. Ревность, очевидная в своем проявлении, даже тешила самолюбие. Хоть Лань-гэгэ и абсолютно невинен в каждом своем движении, но приятно, что от него чувствуют опасность. В самом деле, в такого, как Второй Нефрит, можно влюбиться незаметно и бесповоротно. Об этом он продолжал думать до самого сна, прячась в своих покоях от супружеского долга. И на утро проснулся в прекрасном, бодром настроении, памятуя о том, что у него после уничижительных процедур в воде снова будет встречи с Лань Ванцзи. Юный наставник и сам, казалось, ждал его. Он пришел за ним чуть раньше положенного, но в этот раз вежливо постучал. А жаль. Ведь Вэй Усянь так медленно переодевался после медитации, так долго не надевал верхних одежд и какое-то время — даже нижних, потому что позволил этой сумасшедшей лекарше осмотреть его, ощупать живот, будучи абсолютно нагим. Ему казалось забавным, что Второй молодой господин Лань, как и в прошлый раз, сначала заглянет, увидит его голым и будет ужасно-пунцово краснеть, а наверняка затем отправится в холодные источники вместо ланьши. Однако, увы и ах, благопристойный молодой учитель забрал своего ученика, спешно расправляющего ханьфу, и молча повел к учебным покоям. Правда, похоже, и слегка приоткрытый ворот одежд омеги, обнаживший край острой ключицы, так задел праведный взгляд Лань Ванцзи, что тот до самого конца занятий не смотрел в глаза своему подопечному. Наверное, был глубоко оскорблен таким безобразием. На следующий день Вэй Усянь таки открыл ему абсолютно обнаженным. Он ожидал, что Лань Ванцзи все-таки вспыхнет, как альфа, отчитает его, но тот лишь сжал кулаки и с трудом выдавил: «Бесстыдник!». И пропал на весь день. Слуги сообщили, что юный господин не желает никого видеть, удалившись в чтение. Это могло остановить бы кого угодно, но не задорного юношу из Юньмэна, привыкшего преодолевать преграды. Дождавшись темноты и омывшись после исполнения супружеского долга, Вэй Усянь, пользуясь тем, что Лань Цижэнь уснул, рванул через окно. Покои Лань Ванцзи он нашел сразу и даже обрадовался, что света в доме нет. Значит, провокация может удаться. По крайней мере, ему бы этого ужасно хотелось: просто понять, каково это — быть чуть ближе с человеком, который не оставил в беде и не испугался нарушений собственных правил. Ну и, разумеется, узнать, в какое же чтение так углубился Лань Ванцзи, что даже не смог провести занятия. Легко забравшись внутрь, омега какое-то время подумал, но все же скинул с себя легкий ночной наряд и направился искать постель, трепеща от предвкушения. Интересно же, как поступит единственный зритель такого зрелища. А что если …изнасилует? Даже на мгновение остановился осмыслить предположение. Что если Лань Ванцзи и вправду проявит себя как истинный альфа и овладеет им? Да ну. Чушь какая-то. Вэй Усянь даже тихо похихикал сам над собой. Второй молодой господин Лань столь благороден, что снова лишь отчитает за такое отвратительное поведение и отведет домой. И, да, ради именно этой реакции он, Вэй Усянь, так провоцирует: повеселиться над злостью Лань Ванцзи и убедиться в очередной раз в том, что перед ним нетипичный альфа. Вопрос только, зачем ему это?.. Наверное, потому что он сам нетипичный омега? Но Лань Ванцзи, судя по отсутствующим верхним одеждам, по пустой постели, по исчезнувшему из подставки мечу, вовсе не ждал гостей и не спал. Подозревая, что он отбыл на ночное дежурство, разочарованно вернулся за своим ханьфу, оделся и стал изучать жилище человека, который его привлек, ведь дом может многое рассказать о своем хозяине. В основном, личные покои были действительно наполнены книгами, так что секрет его чтения мог быть легко раскрыт. Вэй Усянь охотно провел рукой по стеллажам, иногда останавливаясь взглядом на некоторых. Одна полка заинтересовала его особенно: на ней были в основном книги, которые явно использовали чаще остальных. Омега с интересом взялся наугад за один фолиант и, разумеется, вытащил сборник правил. Плюнул, потянулся за другой. Теперь у него в руках оказалось собрание сочинений Лань Цижэня. Чуть к свече не поднес, чтобы сжечь. Но вдруг его внимание привлекла довольно объемная книга, которая тоже была написана почерком его супруга. Увидев название, невольно закашлялся: «О воздержании». Заинтригованный, о чем же может повествовать столь внушительное произведение, уселся на кровать прочитать некоторые из листов, которые, судя по шероховатости страниц, регулярно просматривали. И сразу же попал на удивительное. Альфам ордена Гусу Лань строго-настрого запрещалось сближаться с чужими омегами, если животное желание оказывалось в приоритете. Прочитав это, хмыкнул себе под нос, но справедливости ради заметил, что и вправду ни один гусуланец не прикоснулся к нему с дурными намерениями. Даже супруг набросился на него лишь после присвоения статуса «жениха», когда было достигнуто согласие с госпожой Юй. Так что перелистнул на следующую страницу, где указывалось, как сдерживаться от возобладающего над разумом возбуждения. Первое — обратиться к медитации. Второе — окунуться в холодный источник, вода которого гасит желание. Третье — прибегнуть к самоудовлетворению. Вот тут Вэй Усянь, расплывшись в самодовольной ухмылке, вспомнил, как его прекрасный молодой наставник ласкал себе в ледяной воде. Ну всё как по учебнику, даже в таких вопросах. Но что еще приятнее — Лань Ванцзи этим промышлял не только в гон. Однако дальше следовал такой текст, от которого даже щеки слегка покраснели от смущения у главного бесстыдника Облачных Глубин: там подробно рассказывалось, как именно следует двигать рукой, какие места на корне ян особо чувствительны и заслуживают отдельного внимания для сброса напряжения. Любопытства ради и в целях просвещения попробовал обхватить невидимый член, а потом задумчиво посмотрел на пространство между пальцами. Получался не слишком внушительный диаметр. У Лань Ванцзи явно крупнее, если память не подводила, так что смело увеличил воображаемый предмет и обхватил его рукой снова. Наверное, примерно так выглядит Второй Нефрит, когда теряет самообладание от омежьего очарования. Внимательно следя за инструкцией, пытался прочертить тот же путь ладони вверх и вниз, стараясь задевать все яркие точки. Но попробовав так пару раз, как самый прилежный ученик, недовольно нахмурился и полез себе в штаны. Надо же понять, правду говорят эти правила, в кои-то веки пригодившиеся в жизни. Его скромный член, конечно, не лежал в руке так приятно, как фантазируемый, но зато так он мог точно определить все ощущения на себе. Так что Вэй Усянь со всем рвением взялся за учебу, оттачивая материал на практике, и едва в блаженстве не потерял голову совсем, когда вдруг понял, что слышит где-то вдалеке шаги. — Что ты тут делаешь? — возмутился было хозяин покоев, который мгновенно уловил, откуда только что вынырнула рука омеги и какая книга развлекала гостя в его отсутствие, однако голос вышел скорее растерянным, а не злым от неловкости момента. — Я ставлю учебный эксперимент, — не слишком огорченный, что его застали за таким бесстыдством, с хитрой улыбкой поднялся Вэй Усянь и поправил одежды. — У тебя занятная литература. Рывком выдернув фолиант, Лань Ванцзи молча проследовал к полкам, но от навязчивого подопечного все равно не избавился. Более того, тот увязался следом, ехидно комментируя: — Мне понравилось, Лань Чжань… Теперь понятно, чем ты тут занимаешься периодически и почему не приходишь на уроки. — Не твое дело, — стараясь говорить равнодушно, произнес Второй Нефрит, не такой уж и идеальный, оказывается, и повернулся. — Уходи. Тебе нельзя здесь быть. Но Вэй Усянь вполне комфортно себя чувствовал в покоях своего наставника и даже в знак этого удобно устроился на подушке у стола, будто желанный гость: — Потому что я муж твоего дяди и я вызываю у тебя желание? — как бы невзначай, рассматривая чайник, бросил омега, чувствуя, как утешенное самолюбие греет душу. — Ну и что в этом такого? Это же нормально. В целом, он даже не лгал. Он искренне не видел ничего дурного в том, что между альфой и омегой возникает естественное притяжение. Природа же не дура, раз придумала такое разделение. Но лукавил Вэй Усянь в том, что прекрасно понимал, насколько ужасна возникшая между ними ситуация с точки зрения учения Гусу Лань. — Не говори ерунды, — упрямо насупился Лань Ванцзи, но теперь, неплохо его узнав, омега заметил, что тот нервничает, подрагивая губами. — Соблюдай приличия. Пришлось театрально пожать плечами и вздохнуть: — Ну не хочешь — как хочешь, — и затянул потуже ханьфу. Пусть думает, что Вэй Усянь уже был на все готов, но он упустил свой шанс. Так же куда забавнее. С удивлением сам в себе вдруг обнаружил то, о чем всегда слышал: материнские нотки в голосе и в повадках. Пожалуй, и вправду, он вел себя как дикая стерва. Однако готов был поклясться: прекрасная статуя качнулась, словно решившись на что-то, но, видимо, запрещая себе, лишь со злостью схватилась за меч: — Уходи сейчас же! Пришлось, смеясь, ускользать в окно и перебежками отправляться к дому, неожиданно ловя себя на мысли, что было бы еще забавнее, если бы его, растрепанного, в помятом ханьфу, бегущего ночью из дома Лань Ванцзи, поймали стражники. Лань Цижэнь бы сошел с ума от ревности окончательно. Сплошные плюсы от страсти Второго Нефрита. Теперь бы правильно всем этим воспользоваться.

***

Дни пошли своим чередом, одинаковые до безобразия. Ранний подъем, медитация в воде, во время которых откровенно дремал в бочке вместо «призвания дитя в этот мир», скудный завтрак, уроки этикета с молчаливым Лань Ванцзи, а затем более или менее съестной обед, после — занятия каллиграфией, во время которых тоже умудрялся поспать. К вечеру ближе, когда ужин был окончен, ему позволялось заняться чтением в библиотеке вместе с тем же юным наставником, затем он направлялся домой, наспех медитировал, а затем исполнял супружеский долг, только чтобы его оставили в покое. Все его мысли занимало лишь создание отвара, которое способно заставить не испытывать гон и над которым он трудился ночи напролет. Днем же единственной отрадой, которая радовала сердце, были встречи со Вторым Нефритом, степенно обучавшим его основам правильного поведения в обществе, за столом и даже в дружеской беседе. Он был красив в такие моменты особенно: погружаясь в преподавание, он переставал себя во всем контролировать и не замечал, как сияют его золотистые глаза, когда случайно взглядом касался своего ученика. Где-то на низменном, животном уровне его хотелось поцеловать снова. Только не спящего, а бодрствующего, желательно в момент очередной лекции. Но Вэй Усянь сдерживался, понимая, что, позволь он своим эмоциям омеги возобладать, он пропадет, ведь влюбится и захочет навсегда остаться в Облачных Глубинах, что никак не входило в его планы. Все-таки иногда он непозволительно был такой типичной омежкой… Однажды, крутя между пальцев кисточку, поймал себя на том, что не слушает, что говорит Лань Ванцзи, а просто любуется тем, как солнце делает его глаза светлее, как прядки черных волос покачиваются от его дыхания и слетаемых с губ слов. Невольно подумалось, что все было бы куда проще, если бы его выдали за него замуж. Пожалуй, от такого и родить можно. Ну так, в качестве эксперимента. Он же наверняка сумел бы воспитать достойного наследника. Испугавшись, когда осознал, о чем думает, стукнул себя по лбу, наказывая за такой бред. На этот хлопок Лань Ванцзи поднял взгляд от сборника правил: — В чем дело? Нервно захихикал и улыбнулся: — Ни в чем, ни в чем, продолжай. Но продолжить не удалось: двери ланьши с грохотом распахнулись, и на пороге оказался Лань Цижэнь в сопровождении нескольких своих адептов. Весь его вид говорил о том, что случилось что-то из ряда вон выходящее. И точно: за спинами в белых одеждах показался тот самый юньмэнец, который придерживал здоровой рукой обрубок второй, перемотанной свежими тряпками. Лань Ванцзи сказал, что ему нужно поговорить с дядей первым, и потому зашел в его покои, оставив дожидаться за дверями. Вэй Усянь не знал, что его юный наставник собирается сообщить мужу, но догадывался, что Учителю он сообщит, что омега никуда не сбегал, а отправился в незапланированное небольшое путешествие под бдительным контролем. Такой вариант лжи его вполне устраивал, но совесть все равно почему-то грызла. И едва успел начать всерьез нервничать, как в его личные покои вошел супруг. По его лицу, гневно нахмуренному, сложно было прочесть, с чего он начнет свою занудную лекцию, однако сразу было понятно, что она затянется надолго. Рука вместо обычного приглаживания вдруг обхватила бородку и сжала ее, словно грозилась вот-вот вырвать. Вэй Усянь невольно заинтересовался, приподняв бровь. Неужели настолько зол? Но в следующее же мгновение, будто Учитель почувствовал на себе любопытный взгляд, пальцы ослабили хватку и, успокаивая себя, принялись гладить волосы на подбородке. Однако и слова возникли в воздухе не сразу, видимо, застревая еще где-то в горле. Вообще всё: нервные движения, тяжелое дыхание и раздувание ноздрей — свидетельствовало о том, что Лань Цижэнь пытается вернуть себе самообладание: — Прости. Вэй Усянь глупо заморгал глазами, не веря услышанному: — Что? Он-то приготовился к тому, что его сейчас будут наказывать, пугать или, в конце концов, пытать нравоучительными нотациями. — Прости, — снова, еще четче, произнес его муж, как-то глубоко выдохнул и подошел ближе, присел рядом на постель, доверительно взял маленькую руку омеги в свои. — Прости за то, что тебе пришлось пережить. И все еще не становилось понятнее. Вэй Усянь, удивленный, что впервые наконец-то супруг осознал неправильность своего поведения, настолько опешил, что даже не выдернул руку, будто залог хотя бы временного перемирия, которое можно использовать в свою пользу. — Ванцзи будет наказан за свою непозволительную оплошность и за нарушение правил, — Лань Цижэнь с искренней болью в глазах взглянул на юного мужа и поцеловал его руку. Совершенно ничего не понимая, омега тут же вырвался и вскочил на ноги: — Что? Какую еще «оплошность»?! — Мне рассказали, что ты подвергся нападению негодяев, — дальше ему стало словно больно говорить. — И Ванцзи едва успел… Точно голова вот-вот расколется, неспособная вместить такое количество совершенно непонятных мыслей и не стыкующихся между собой фактов, Вэй Усянь обхватил ее бедную, руками, и покрепче сдавил с двух сторон, боясь сойти с ума. Какой-то бред. Так и сказал. — Да не виноват он ни в чем, это я сам! Я же говорил! — Не выгораживай его, — вдруг вернул строгость голосу Учитель. — Он не имел права пить, позволять тебе уйти, подвергать тебя опасности и уж тем более отрезать человеку безоружному руку! И чем больше грехов Лань Ванцзи он перечислял, тем больше сердился и тем больше омега осознавал, насколько сурово юный наставник может быть наказан из-за него. — Он отрезал ее, потому что этой самой рукой меня трогали! — пытаясь оправдать Второго Нефрита, воскликнул Вэй Усянь. — Разве ты, мой дорогой муженек, оставил бы в целости и сохранности руку этого негодяя, который пытался меня развратить? Ему казалось, что он подобрал лучший аргумент в защиту поступка Лань Ванцзи, но Лань Цижэнь вдруг покрылся пятнами от злости, с нажимом и медленнее поглаживая несчастную бородку: — Ваши уроки прекращаются. — Что? Почему? — растерялся омега. — Я же еще не всему научился… Но ответ едва не подкосил его неожиданностью: — Довольно. Он женится в ближайший гон.