Неправильно

Темнота может укрывать многие тайны. Красная плотная повязка на глазах, прижатая другой лентой, мешает видеть глазам, зато обостряет все другие органы чувств. Кожа словно становится тончайшей пленкой, через которую тело ощущает каждое легкое касание. Обоняние ловит даже мимолетный аромат, ставя его во главу представления об образе человека поблизости. Слух и неуловимые шорохи разбирает, сосредотачиваясь на мелких деталях. Вэй Усяню представилось слишком широкое поле для деятельности: увернувшись от цепких музыкальных пальцев, жаждавших остановить безрассудный поступок, он увидел то, что прежде лишь представлял и то, только в пик особого желания. Сквозь ледяную воду идеальное тело Лань Ванцзи завораживало взгляд. Линии плавные, очерчивающие туловище, казались нарисованными умелым художником, планировавшим создать свое лучшее творение. Ниже живота даже смотреть было страшно: омега уже почувствовал, как приближающая течка берет свое, делая его белье мокрым. - Что за шутки? - растерянный и сердитый из-за удерживания запястий, Второй Нефрит не пытался применять силу, но настойчиво дергал руками. - Су Шэ?.. Пожалуй, именно в этот момент родился окончательный план по баловству. Сравнение с другим, тем более худшим примером омеги, было крайне оскорбительным. Но Вэй Усянь неожиданно для себя открыл и плюс в этом замешательстве Лань Ванцзи. Теперь он будет думать, что так дерзко и необдуманно ведет себя будущий жених. Если вытворить нечто неподобающее, то образцовый Второй молодой господин Лань непременно сообщит о таком поведении старшим и свадьба может быть расстроена. Может быть, это было лишь оправданием, может быть, лишь разрешением для себя сделать нечто, о чем давно фантазировал в моменты исполнения супружеского долга и его завершения, но так или иначе, выбирая между «сейчас» или «никогда», Вэй Усянь решительно придвинулся к влажным плечам с поцелуем. Ему не хотелось именно «целовать», то есть совершать то, что с ним делал Лань Цижэнь или даже Цзян Чэн. Само слово, процесс были какими-то неправильными и неподходящими для предполагаемого к свершению акта. Вэй Усяню хотелось коснуться губами так, чтобы обжечь, как раскаленным железом, чтобы на безукоризненном теле Лань Ванцзи осталось пятно. Позорное, грязное, которое он не сможет с себя смыть - лишь отодрать вместе с кожей. Чтобы оно изнутри горело и всегда напоминало о себе, едва он возомнит себя Нефритом, девственным и чистым. Нет, Су Шэ достанется чувственно несовершенный, надломленный жених, который ощутил первый гон благодаря другому и никогда не сможет избавиться от навязчивого влечения. Маленькая месть клану Гусу Лань? Пожалуй. Желание остаться в памяти Лань Ванцзи, светлого и милого? Наверное, да. Истеричный вздох в агонии собственного брака? Похоже на то. Проверка, способен ли еще что-то чувствовать после насилия?.. Да. Да…Да. Это всё и сразу. Касание горячее бледной кожи - вызов судьбе, мужу и альфе, который понятия не имел, что с этим делать, судя по тому, как с его губ слетел лишь глубокий и долгий вздох, будто Лань Ванцзи выжимал из себя весь воздух. Наверняка практика какая-нибудь, попытка собрать волю в кулак. И все это вместо слов, вместо игры и чувств! Вместо удара, черт возьми! Такое каменное и закостенелое мышление вкупе с медлительностью буквально взорвала от негодования. Чертова статуя! Даже если это Су Шэ, нареченный жених, то где хоть какая-то вспышка возбуждения или гнева? Но Второй молодой господин Лань в своем благородном молчании лишь настороженно обмер, будто пытался предугадать, что дальше совершит таинственный визитер. Эта реакция окончательно выбила из-под ног землю у Вэй Усяня, который теперь практически получил полную свободу действий и наконец позволил себе пойти на крайние меры, прощупывая пальцами с каждым сантиметром тела границы дозволенного. Это же игра, ведь так? Так почему бы не стать победителем? Ему пришлось почти вплотную прижаться к лихорадочно дышащему крепкому телу, будто готовому к броску, спускаясь рукой все ниже и ниже, к корню ян - святая святых для каждого альфы. А что? Су Шэ это условно дозволено, Вэй Усянь разрешил себе это сам, поскольку имел славу бесстыдника и более не считал себя виноватым ни в чем. Тем более если Лань Ванцзи посчитает, что жених будущий перешел все рамки приличия, тоже будет неплохо. Несмотря на то, что вода была ледяная, кожа горела под подушечками пальцев, скользящих вниз. Омега знал, что такое бывает в пик наслаждения и возбуждения, так что невольно хитро ухмыльнулся, радуясь, что, похоже, запустил новую волну гона. Опять Су Шэ опоздал. Ай-я-яй. Самодовольно улыбнулся было, как вдруг его как молнией насквозь прошибло ощущение касания головки члена. Слепо двигаясь по чужому телу, он совсем перестал чувствовать примерные ориентиры и теперь поплатился за свою беспечность. Растерянный, поскольку не предполагал так быстро настигнуть источника страсти, нелепо добавил к среднему пальцу и остальные пальцы, обхватывая ствол члена всей рукой и для удобства обнимая крепкую шею Лань Ванцзи. Теперь ему даже на мгновение показалось, что его юный наставник перестал дышать. По крайней мере, он точно шумно втянул воздух носом, ровно в момент первого касания головки, а затем больше не издавал ни звука, превратившись в натуральное каменное изваяние, как под действием заклинания злой колдуньи. Вэй Усянь чуть не рассмеялся от неловкости такой ситуации, но, раз пошел до конца, решил подразнить Лань Ванцзи легким ласкающим движением руки, просто чтобы «расколдовать» своего наставника, который, не дыша, вот-вот должен был уже стать таким же цветом, как вода. И омега уже был готов сознаться, перевести все в шутку, как вдруг сильная рука схватила его за воротник и дернула вниз, едва не перевернув через голову. Не ожидая такой резкости движения, Вэй Усянь не удержался, разумеется, и прямо перед Лань Ванцзи рухнул в воду с множеством брызг. И наверняка ушел бы с головой под водный пласт, поскольку падал плашмя, но та же решительная рука удержала его за воротник и рванула на себя и буквально впечатала губами в губы Второго молодого господина Лань. Лань Ванцзи ничего не спрашивал, не утверждал и даже не пытался освободиться от повязки, закрывающей глаза. Он слепо с жадностью и отчаянием целовал человека, который одним своим появлением пробуждал неконтролируемую страсть. В попытках поймать чужие губы он вначале хватал воздух, а потом вдруг понял, что может дышать просто любовью, а потому целовал щеки, нос, глаза - все, что подворачивалось на ходу, потому что не было ни единого сантиметра на этом теле, которого бы не хотелось коснуться, пока все чувства обнажены, пока …пока можно. Вэй Усянь в эту карусель бешеной страсти угодил практически с прыжка и оказался в самом ее эпицентре. Голова закружилась от неизвестного ранее чувства, которое заставило захлебываться, не успевая между поцелуями даже вздохнуть. Его обожали взаправду. Не желали, не любили, не хотели. Обожание включает в себя все эти чувства и объединяет во всепоглощающее ощущение последнего шага перед пропастью, когда на дне бесконечное счастье, а ты уже млеешь лишь от предвкушения этого полета. Не мог отказать себе от удовольствия насладиться накрывающей с головой волной удовольствия после насилия и одиночества. Вэй Усянь поздно осознал, что сорвавшийся с цепи воздержания альфа опасен: в момент, когда его прижали к себе, ровно лоном над членом, который точно способен сейчас был пронзить даже одежду, чтобы добраться до заветного. Омега было отпрянул, но одна рука Лань Ванцзи, все еще ослепленного красной тканью, вернула Вэй Усяня на место, придерживая за спину, а другая с уверенностью и нажимом, обняв тонкую талию, опустила на свой член. Нижние штаны натянулись, мешая корню проникнуть в лоно, и омегу всего пробрала дрожь от противоречивых чувств, выплеснув накопленные эмоции в судорожном вздохе. С одной стороны, он понимал, что перед ним альфа во время гона, который плохо соображает, что творит, и потом непременно пожалеет о содеянном, а с другой - ему хотелось попробовать испытать что-то новое, после которого изменится жизнь их обоих. Встретив на пути такую мелкую преграду, Лань Ванцзи недовольно скривил губы, а затем, не сомневаясь ни секунды, схватил штаны Вэй Усяня ровно посередине и уже собрался их порвать, крепко схватившись, как омега, проморгавшись, вспомнил, что ему предстоит возвращаться в резиденцию в порванных штанах, чем точно наведет подозрения на светлый лик Второго молодого господина Лань. Нужно было срочно что-то предпринять, но при этом не выдать себя. Красная лента - улика серьезная, однако она ничем не пахнет и такой мог воспользоваться любой желающий. Одной этой тряпкой никто ничего не сможет доказать, да и сам Лань Ванцзи позже не рискнет проверять, был ли в его объятиях Вэй Усянь, боясь умереть от стыда. Белая лента с плывущими облаками тут и вовсе у многих, так что тоже не аргумент. Словом, повязку на глазах Нефрита можно было оставить, что помогло бы сбежать. Вот тебе и проверил действие мази, называется… Но пока он думал, Лань Ванцзи решил все сам. Видимо, где-то на задворках сознания припомнил, что нельзя портить святые одежды Гусу Лань, и просто рванул нижние штаны Вэй Усяня вниз, и тот не успел понять, мокрые они от воды или возбуждения. Он лишь шумно охнул, схватившись для равновесия за шею прекрасного Второго Нефрита, когда его снова подбросили вверх, будто ничего и не весил, и со злой решительностью надели на свой член сразу же до упора. От боли и одновременно всплеска возбуждения омега на мгновение потерял сознание, а когда сморгнул с глаз пелену, понял, что перед ним идеально очерченное лицо Лань Ванцзи, который держал его на себе с закрытыми глазами, а ленты, которые тут же нашел взглядом, уже плавали вокруг них. Больше юный наставник не двигался, будто ему было достаточно ощущения, что он заполнил собой лоно, и никакое блаженное трение ему не было интересно. Растерянный, оказавшийся в крайне странном положении, Вэй Усянь опешил, что шутка вышла из-под его контроля, и неуютно поеразал на чужом члене, поскольку распирающее чувство не приносило ему удовлетворения, однако альфа удивил его снова: Лань Ванцзи прижал его к себе обеими руками и уткнулся носом ему в шею, как будто засыпал. Омега, обескураженный, прикусил язык, чтобы не выдать себя, и насторожился, даже ни на секунду не огорченный, что фактически сейчас изменяет своему мужу. Они не занимались любовью, не «трахались», как это обычно называл омега, даже не целовались больше. Просто Второй молодой господин Лань держал его на себе, поражая стойкостью своего желания даже без необходимого подбадривания, а притихший и практически привыкший к неприятному ощущению внизу, Вэй Усянь тоже положил ему подбородок на плечо и просто ждал. Правда, в какой-то момент ему стало холодно от ледяной воды, и без каких-либо слов Лань Ванцзи, так и не открывавший глаза, погладил его по спине, будто прося немного потерпеть. И Вэй Усянь терпел, почему-то чувствуя себя удивительно хорошо, словно оказался впервые нужным и важным. Впрочем, наверное, так и было. И весь секрет этого абсолютного комфорта обоих был в том, что Второй молодой господин Лань, насквозь благородный, не видел ничего, а лишь чувствовал, видимо, убеждая себя, что спит, а омега просто наконец-то в этих объятиях ощутил себя дома. Не в Юньмэне, не в Пристани Лотоса. А дома, там, где и не был никогда: в месте, где упал под воду и вынырнул, где сбежал и вернулся, где творил ерунду и ему прощалось, потому что эти руки ни разу не подвели его. И раз так, то этой чудесной магии нельзя было позволить развеяться пошлостью и правдой. Едва Вэй Усянь заметил, что ресницы Лань Ванцзи дрогнули, он с гигантским усилием воли приподнялся, оттолкнулся ногами от каменной стены этого озерка, вырвался из рук и упал в воду, ровно в то место, где проплывала его красная лента. Удачно подцепив ее, подтянул штаны, проплыл какое-то время и вылез головой на поверхность, опасливо оборачиваясь на своего наставника, который, надо отдать должное его мудрости, стоял на том же месте и держал глаза закрытыми. Он был потерянный, грустный и словно убитый без меча, но не позволил себе остановить даже словом. Удивительно: хотел «замарать» Лань Ванцзи, а в итоге убегал оттуда сам, будто изломанный.

***

Отчего-то потряхивало. То ли от ветра, пронизывающего насквозь через мокрую одежду, то ли от образа Лань Ванцзи с прикрытыми подрагивающими веками, то ли от ощущения заполненности, после которого не хотелось больше двигаться, то ли от понимания, что переступил некую черту, за которой полная тревог неизвестность и после которой уже ничего не будет, как прежде. Вэй Усянь бежал со всех ног домой, на ходу повязывая дурацкий хвост извечной красной лентой, но думал о той ленте, оставшейся на поверхности источника белой змейкой. Жаль, что потеряется. Никогда не представлял, что так скажет, однако же. Остановился отдышаться лишь неподалеку от своего дома, уперся рукой в дерево и лбом ткнулся в ствол. С челки, непослушной и взъерошенной, по лицу текли капли, но даже они не освежали горящую изнутри кожу. Невольно подумалось, что такое случается разве что в течку, но до нее еще оставалось пару дней. Может быть, так проявляется какая-то болезнь? Вдруг злостный недуг разъедает его тело? Имя этому недугу Вэй Усянь узнал позже вечером, когда над ним самозабвенно трудился супруг, а он смотрел хмуро в потолок, размышляя, что происходит с его организмом. Его участие во время исполнения супружеского долга давно свелось к простому факту присутствия, хотя, заметив, что омега устало вздохнул и задумчиво взялся за свой член сам, двигаясь по нему рукой и явно находясь в мыслях далеко от брачного ложа, альфа остановился и строго спросил, в чем дело. Молодой муж даже на вопрос отреагировал не сразу, ускоряя движение пальцев, а когда Лань Цижэнь вновь потребовал ответа, вдруг охнул и излился так обильно, как никогда прежде. - Ты не все, муженек? - безразлично произнес Вэй Усянь и, не дожидаясь того, разорвал единение и направился вытираться. - Прости, закончи без меня. Кажется, я сегодня перевозбудился. Ты был слишком хорош. Давно привыкший к подобному ехидству, Учитель Лань плотно сжал губы, внимательно следя за тем, как юноша убирает следы своего семени, а затем неожиданно произнес: - Не я. Все так же без интереса и устало омега обернулся через плечо, на самом деле размышляя о том, что и вправду неожиданно быстро закончил сегодня, хотя вроде бы привычно испытывал отвращение во время процесса: - Что? - В тебе был другой, - слова, разрушившие тишину, заставили снова, но уже с опаской и тревогой посмотреть на мужа. - Ты спал с кем-то сегодня, Вэй Усянь. Глаза предательски в испуге забегали из стороны в сторону. Пусть думает, что хочет, только не догадается, что в нем был его драгоценный младший племянник, который и вряд ли помнит, какое наваждение их обоих накрыло и подарило мгновения тишины и покоя. - Что за глупости? - попытался усмехнуться омега, но вышло как-то неестественно. Улыбка криво дрогнула. Однако муж уже запахнул свое ханьфу и презрительно сощурился: - И это во время, когда ты носишь мое дитя! - Да не беременный я и не был ни с кем! - стараясь как можно натуральнее возмутиться, воскликнул Вэй Усянь и изобразил праведный гнев оскорбленного супруга, дрожа от страха, что правда может вскрыться. - Ты что, сошел с ума от ревности, мой дорогой муженек? От меня никем не пахнет, а то, что мое лоно уже давно тобой разработано, так прости, что оно не способно восстанавливаться до девственного состояния каждый раз! Трахай меня еще посильнее и почаще, и я скоро совсем стану изношенным и неприятным тебе! Удивительно, но эти слова если не убедили, то, по крайней мере, обескуражили альфу настолько, что тот попытался что-то возразить, но, снова пристыженный за недоверие, лишь подошел и понюхал его шею. Вэй Усянь сначала попятился было назад, но потом все же позволил себя изучить внимательнее, уповая на то, что мазь, отбивающая все запахи, еще работает. - Не пахнешь, - сменяя касания кончика носа на губы, примирительно произнес наконец Учитель Лань, обнимая за тонкую талию своего омегу. - Значит, все же беременный. Твой запах естественный стерся, скоро появится новый, смешанный с запахом нашего ребенка. Чуть не вывернуло от этих слов, но, выбирая из зол меньшее, махнул рукой: - Да, может и беременный, запах теряю, устаю, плохо себя чувствую… - лучше так пусть думает, но не подозревает, однако, словно прочтя мысли, мужчина, поглаживая юному супругу живот, произнес: - Ванцзи скоро нам племянников тоже принесет. Будем воспитывать наше дитя и его. Все будет хорошо. Это должно было быть произнесено со старческой нежностью в голосе, с желанием нянчить малышей, однако звучал лишь холод и улавливались нотки безжалостного желания поскорее не оставить даже единого шанса, что Лань Ванцзи и Вэй Усянь сблизятся. - Все будет хорошо, - мантрой успокаивающей твердил Лань Цижэнь, с неким остервенением наглаживая живот своего омеги. - Все будет хорошо. А тот лишь молчал и чувствовал, что пропал. Он не пах Вторым Нефритом снаружи, но пропитался им насквозь изнутри и чувствовал на себе аромат сандала на ментальном уровне. Он ощущал касания и вспоминал крепкие руки, которые не позволяли ему упасть. Он стоял в объятиях мужа, а думал о том, что хотел бы вновь очутиться в том источнике. Конечно, это бред приближающейся течки, но с ним тоже еще нужно было справиться. Благо, у них было предостаточно времени, чтобы разобраться со своим влечением. Но времени не оказалось. Утром, в тот самый момент, когда ему было предписано обучаться этикету у Лань Ванцзи, Вэй Усянь, окончательно сдавшись желанию пройтись мимо его окон и как бы невзначай заглянуть в его покои, шел по улице, странно пустой для такого времени дня. Предпочитая не морочить себе голову мыслями о чужих заботах, он, достигнув привлекательного дома с высоким цоколем, обошел его и, оказавшись с задней стороны, подпрыгнул и ухватился за подоконник. Забраться на такую высоту не составило проблем, и омега довольно быстро очутился на границе огромного пространства и замкнутого мирка Второго Нефрита. Он уже бывал прежде в его покоях, так что быстро сообразил, где оказался, хотя и в этом ориентировании на местности не было смысла: хозяин нашелся практически сразу, сидящим с закрытыми глазами за гуцинем в конце большой комнаты. Музыкальные пальцы, тонкие и длинные, бегло касались воздуха, но не струн, извлекая какую-то ему одному ведомую мелодию, и лишь случайно затрагивали настоящие ноты, которые иногда нарушали тишину невнятным бряканьем невпопад. Но черт с ними, с этими руками, хотя и от них было не отвести жадного взгляда. Глаза. Глаза Лань Ванцзи, как и вчера, не открывал, погруженный во внутреннюю мелодию души, будто…отказывался просыпаться после прошедших мгновений их единения. Конечно, это выглядело как очередная медитация. Но Вэй Усяня было не обмануть: он-то знал, что случилось с прекрасным и идеальным наставником. Будто потерявший равновесие, Лань Ванцзи вдруг дрогнул и качнулся, словно погруженный в транс своей музыки, звучавшей только в голове, и пальцы вдруг забегали по струнам, окутывая со всех сторон в всеобъемлющую грусть. Лань Ванцзи словно прощался, хотя сидел на месте, двигался тонкими руками лишь в такт звукам, и это прощание было будто с ним, Вэй Усянем. Его женят, запрут в рамки ответственности, его скуют по рукам и ногам обязательствами, от которых он не сможет отвертеться. Бушующее вчерашнее желание он будто выплескивал в эту мелодию, вместо того - боги, о чем вдруг подумал омега, - вместо того, чтобы вчера биться в нем внутри, пусть даже в том же ритме, что звучала болезненная мелодия. Наверное, он так плакал, заталкивал в пустоту в груди ноты. Поразительная магия искусства… Слеза, черт знает откуда взявшаяся, скатилась с щеки самого Вэй Усяня и так звонко упало на дерево пола, что должна была нарушить единый шлейф музыки, но Второй Нефрит, если и слышал, даже на мгновение не оживился, проживая свою нелегкую судьбу в звуках. Омега знал, что должен уйти до того, как мелодия закончится, чтобы не нанести очередную душевную травму, ведь, в конечном итоге, это он … так мучил Лань Ванцзи. Играл, издевался, даже вчера - просто хотел поэкспериментировать с отварами и мазями то на муже, то на нем. Словом, был в очередной раз бестолково несерьезен, а подопытный человек так глубоко страдал, что никак не мог выбраться из этого морока. Не мог или не хотел. Но тогда это еще хуже: у него была открытая рана, а Вэй Усянь сыпал на нее соль. Но музыка, как неожиданно осознал, ходила кругами…как и сам Лань Ванцзи. В ней не было ни конца, ни начала: бесконечный путь, который не дает свернуть с дороги, держит заложником. Правила, долг, - и нет места чувствам запретным. Его захотелось крепко обнять. Не ради шутки. Поддержать, прижать к себе и утешить. Но вместо этого вылез в окно, понимая, что, кажется, он не сможет этим помочь. Наоборот, усугубить проблему, потому что всю прошлую ночь не мог уснуть без этих чертовых музыкальных рук. Да, наверное, дело в них. Или в золотистых глазах. Или в целом Лань Ванцзи, которого просто не хватало рядом. Или это просто замена Цзян Чэну, чтобы было, на что отвлечься из-за тяжелой супружеской жизни? Или это…что-то серьезное? Его заставили явиться в главный зал торжественных приемов и сесть рядом с мужем, олицетворяя единый клан Лань, который принимал делегацию из Цинхэ Не. Шли какие-то сложные политические разговоры, и Вэй Усянь слушал их вполуха, поскольку ему было совершенно наплевать, что клан Вэнь провоцирует конфликты со своими соседями и ищет поводы для раздела неких территорий. Ему, жителю Облачных Глубин, теперь ни горячо ни холодно от того, что происходит за горами. Однако, когда Не Минцзюэ своим зычным басом заговорил о том, что другим Великим орденам стоит объединиться, поскольку власть Цишань Вэнь крепнет, забирая под свой контроль множество мелких кланов, Вэй Усянь заинтересованно приподнял бровь. - Клан Юй, например, ушел под контроль Цишань Вэнь, - с неподходящей для такой информацией улыбкой подтвердил Мэн Яо, что сидел по правую руку от своего супруга и снова погладил свой живот, на что Лань Сичэнь, сидевший ровно напротив, приятно улыбнулся, видимо, выражая радость за своего старшего названого брата. - Клан Юй? Вы что, спятили? - Вэй Усянь недоуменно уставился на говорившего, совсем забыв о приличиях, и тут же получил пару строгих взглядов от мужа и других старейшин Гусу Лань, однако не остановился. - Клан Юй под контролем клана Цзян уже много лет! - «Был», - вежливо поправил его Мэн Яо, пока Не Минцзюэ хмыкнул с презрением, - нынешний глава Цзян разругался с этим кланом и прогнал свою наставницу, Юй Цзыюань, прочь. Неверяще подскочил на ноги, оказавшись вмиг выше всех, хотя обладал скромным ростом: - Мой отец… - но осекся. - Ваш отец, господин Цзян Фэнмянь, - ничуть не смутившись, осторожно подхватил Лань Сичэнь, такой похожий в своей доброжелательности на Мэн Яо, но без хитринки в глазах, - некогда был женат на госпоже Юй. Однако Цзян Ваньинь изгнал свою тетушку и теперь правит единолично. Вэй Усяня словно кипятком ошпарило. Как же так? Что могло вообще между ними случиться? - Он потеряет власть из-за своей глупости, сейчас уже конфликтует с орденом Вэнь из-за территорий Юй. Юношам в таком возрасте нельзя доверять власть, - пророчески хмыкнул опытный Не Минцзюэ, крепко треснув кулаком по столу так, что у сидевшего рядом супруга вздрогнула пиала и выплеснула красное вино на стол. Мэн Яо лишь на миг скривился весь, будто от удара, но тут же вернул себе благостное расположение лица. - Разве можно было разрывать все договоренности о браке?!... Вэй Усянь и вовсе осел. Кто? Что? Когда? Разве Цзян Чэн должен был жениться на каком-нибудь наследнике Цишань Вэнь? Да, наверное, но почему вдруг передумал? Аж голова закружилась от нахлынувших событий. - Да, - согласно кивнул Лань Сичэнь, тяжело вздыхая. - Юный глава Цзян подал очередной повод для войны… Много ли их нужно Вэнь Жоханю… - А он у нас на переднем крае! - вконец развоевавшись, снова разбушевался глава Не и подскочил бы на ноги, чтобы уже ринуться в бой, если бы не его мягкий супруг, который придержал его за локоть. - Если он сейчас ввяжется в войну, то мы все, все!.. - он многозначительно обвел крупным пальцем над столом, - все будем втянуты в крупную войну! - Мой господин, - вкрадчиво коснулся этого же пальца Мэн Яо, как бы виновато улыбнувшись Лань Сичэню, встревоженному из-за краснеющего от злости и вина лица Не Минцзюэ, - конечно, стоит отправить посыльных к юному главе Цзян, помочь ему, а также выделить свои войска для обороны его территории. Разумнее будет вести войну на землях Юньмэн Цзян, не допустив их к нашим. Второй год с недостатком урожая будет сложно пережить. И все как-то дружно грустно закивали, понимая правоту его слов, что Вэй Усяню стало мерзко. Как так они посмели решить судьбу чужого клана, боясь подставить свои собственные?! Он было рванулся, закипая, чтобы в лицо высказать всем этим мудрецам, чтобы катились к речным гулям, как вдруг слово взял Лань Цижэнь. - От Гусу Лань прибудет мой младший племянник с частью наших адептов.