Неправильно

— Тише, душа моя, тише… Дикость. «Вопиющая дикость» — это единственное, что приходило на ум после услышанного. Хотелось провалиться сквозь землю, столкнувшись здесь, в чужом саду, с главой ордена благочестивых гусуланьцев, который совершал непотребства с мужем своего названого брата. Как теперь смотреть ему в глаза после такого? Как кланяться, согласно приличиям, при встрече и как встречаться в Храме предков за общей молитвой? Теперь не отвертеться от мысли, что он лжец и просто слабохарактерный альфа. О каком уважении может быть речь? А может быть, еще и этого добивался Мэн Яо? Вэй Усянь задумчиво прислонился к дереву обратно. Выходит, как ни был страшен и могуч мужчина, обладающий первичным полом самца, довлеющего над всеми, он все равно рано или поздно становится жертвой какого-нибудь слабого физически, но хитрого и расчетливого омеги. Лань Цижэнь в жалких попытках завладеть недоступной Цансэ Саньжэнь принуждал к соитиям ее сына, но все равно даже на шаг не стал близок к ней самой. Лань Сичэнь — образец добродетели, вожделел чужого мужа. Лань Ванцзи, кусок благородного камня, очаровался супругом дяди. Забавно. Может, это проклятье рода Лань — быть несчастным в любви? Он даже не заметил, сверля темноту взглядом, как к нему тихо приблизился низкорослый силуэт, который осторожно, видимо, чтобы не напугать, прошептал: — Теперь мы квиты. Вы знаете мой секрет. А ничто так не скрепляет дружбу, как страх выданного собственного секрета. Безусловно, это не просто нить, связующая два запястья между собой, это веревка, петлей легшая на шеи. Если потянется один конец, то дурно закончится событие для обоих доверителей. Плохо только то, что его, Вэй Усяня, никто не собирался предупреждать, что именно ему сообщат. С такой тайной крайне неуютно живется. Однако, в то же время, он неожиданно в себе это открыл, зародилось еще невнятное ощущение некой власти над человеком, чей социальный статус является предметом для всеобщей зависти. Не так просто стать выше главы ордена. Над ним лишь Император, чье правление предопределено богами. Каково было из простой омежки, пусть и с претензией на трон в Юньмэне, вдруг вырасти до небожителя с неограниченной волей? Весьма приятное перевоплощение. Мэн Яо, видимо, заметив на лице собеседника некое смятение, с улыбкой прищурился и, бесстыдно расправив ханьфу и штаны, вновь широким жестом пригласил прогуляться по ночному саду. Вэй Усянь, хоть и оглядевшись по сторонам, все же двинулся следом. Первое время они молчали, хотя на кончике языка крутилось желание выплеснуть свое крайнее удивление от увиденного. Но с таким опасным человеком рядом следовало быть внимательнее с языком. Мэн Яо, впрочем, казалось, не видел ничего особенного в случившемся и выглядел, как обычно, благожелательным и немного отстраненным. Ровно до момента, пока они не дошли до тех кустов, возле которых он был близок с главой Лань. Тут омега остановился и обернулся к своему спутнику, выжидающе в темноте изучая его лицо. — Теперь я могу рассказать Вам секрет Вашего мужа, когда между нами установилось некое взаимопонимание и доверие. И эти понятия словно не подлежали обсуждению. Он, похоже, рассчитал, что потрясение, которое испытает Вэй Усянь от такой неожиданной новости, будет достаточно, чтобы он был согласен на союзничество. Собственно, расчет оказался верным, ведь супруг Учителя и вправду растерянно только моргал, все еще невольно в голове прокручивая сцены, которые только что разочаровались на этом самом месте. — Известно ли Вам, почему братьев Лань называют Двумя Нефритами? Вэй Усянь, как-то машинально сверлящий взглядом листья и ветви кустарника, даже сначала удивленно заморгал. А кто-то еще в Поднебесной не знает, что людей, достигших во всем совершенства в равной мере, называют в честь божественных камней? Он недоуменно приподнял бровь, и Мэн Яо тут же виновато улыбался и пояснил: — Я не об идиоме. Я о легенде, — Вэй Усянь при этих словах присовокупил и вторую бровь, изумлённо ее изогнув. Пришлось продолжить. — Известно ли Вам, молодой супруг Учителя, что отец-омега братьев жил уединенно, практически затворником в доме, в котором теперь живет сам Лань Ванцзи? Цзинши прекрасного юного наставника находился на отшибе резиденции, однако за столько лет даже вокруг этого тихого местечка появились другие домики и хозяйственные постройки, так что теперь вряд ли можно было представить, что когда-то это был совсем уединенный уголок для человека, решившего покинуть бренный мир. Впрочем, почему бы и нет? Столько воды утекло… — Я не люблю чужие биографии изучать, — пожал плечами Вэй Усянь. — Никогда не интересовался. — Весьма напрасно, — ничуть не осуждающе снова улыбнулся Мэн Яо. — В них таится много интересного. Например, кто же тогда отец-альфа братьев, если Цинхэн-цзюнь отказался от всего земного? Хороший вопрос, но неинтересный. — Тяжело с течками справляться в одиночестве, видимо, помогал ему кто-то, — скучающе хмыкнул в ответ супруг Учителя. — Не от непорочного же зачатия появились эти очаровательные создания. Неожиданно Мэн Яо рассмеялся и шутливо пригрозил пальчиком в воздухе: — Ну-ну, молодой господин, нельзя же так в ордене Гусу Лань. На все события неоднозначные нужны легенды. Так вот, говорят, Цинхэн-цзюнь возле алтаря, сделанного из нефрита, молился духу камней и просил о детях, которые будут так же крепки и совершенны, как нефрит. Что ж, неудивительно, в целом. Гусуланьцам хлебом не корми — дай придумать всему обоснование с божественным подтекстом, ведь ничего не случается без воли богов. В какой-то одной пыльной книжке Вэй Усянь в своем доме от скуки вычитал версию, как в темное время суток духи гор охраняют резиденцию ордена, однако, сколько ни гулял ночами, никого, кроме вполне телесных стражников с недовольными лицами, не встретил. Но зато теперь понятно, к чему клонил Мэн Яо. — Так Вам известно имя духа камней! — язвительная улыбка украсила губы Вэй Усяня. — Интересно, кто же папаша? Темно-карие глаза, которые в такую темную ночь казались черными, коварно прищурились, предвкушая реакцию своего собеседника. — Это Ваш дорогой супруг, господин Вэй. Он отец двух Нефритов. Почему-то Вэй Усянь, когда интересовался, не подразумевал, что услышит ответ, который заставит его некрасиво приоткрыть рот на мгновение и обмереть, пытаясь осмыслить полученный ответ. Именно поэтому теперь в такой крайне нелепой позе он стоял перед хитрейшим человеком своего времени и просто часто-часто моргал. Это невозможно. Во-первых. Во-вторых, это невозможно абсолютно, потому что брат с братом… Мэн Яо с привычной улыбкой лишь молча дожидался, когда закончится эта непростая мыслительная работа в голове, которую он, конечно, предчувствовал и даже был ей рад. — Но кровосмешение!.. — это все, что смог выдать Вэй Усянь, поневоле прикоснувшись к животу. Когда-то именно по этой причине прервана была его беременность от Цзян Чэна. Видимо, догадывающийся, что будет некое подобное восклицание, Мэн Яо согласно и понимающе закивал, в момент став серьезным: — Похоже, бывают прекрасные исключения из этого правила. Но от этого общественное отношение к таким детям не становится лучше, Вы же понимаете. И действительно. По всей Поднебесной браки между близкими родственниками были запрещены, а потомство, появившееся в результате соития между братьями или братом и сестрой, считалось болезненным, тупиковой ветвью в развитии родословной. Именно по этой причине таких детей обычно ждало полное одиночество и безбрачье. Здесь же речь шла о двух прямых наследниках ордена. Если кому-то станет известно, что они рождены от порочной связи, то их репутация пойдет под откос. — Они сами в курсе этой тайны? — Вэй Усянь снова машинально погладил свой живот. Сейчас в нем развивается дитя, которое является в далеком будущем претендентом на престол Гусу Лань. Неожиданным образом мысли двух омег словно совпали: — Разумеется, нет. Ни мой эр-гэ, ни Ваш Второй Нефрит не знают о своем истинном происхождении, иначе не чувствовали себя столь уверенно, я убежден. Так что наши с Вами дети — это потенциальное будущее Гусу Лань. Только теперь, пожалуй, Вэй Усянь внимательно всмотрелся, насколько это было возможно ночью, в лицо своего собеседника. Низкорослый, хваткий, озлобленный на весь белый свет, он не любил Лань Сичэня просто потому, что не допускал в своей голове даже намека на чувства. Им двигало лишь желание получить власть, признание, что он, рожденный омегой, не слабее альф. — Так вот какова Ваша цель, — теперь наконец Вэй Усянь позволил себе грустную усмешку. — Но есть одно «но». Вы замужем за другим человеком. Да и потом, неужели Вам мало владений в Цинхэ Не? Мэн Яо удрученно покачал головой, явно разочарованный в своем новом союзнике, однако, хоть и неохотно, пояснил: — Необязательно довольствоваться малым. А что касается мужа… — глаза вдруг сверкнули ядом. — Я что-нибудь придумаю, можете не сомневаться. Хотел было напомнить, что у Цинхэ Не вообще-то еще есть наследники: Не Хуайсан, младший брат правителя, однако тут же осекся, на мгновение осознав расклад. Гениально! Не Хуайсан без пяти минут супруг Лань Сичэня, который любит Мэн Яо. Если что-то случится с Не Минцзюэ, то к власти придет или его младший брат вместе с мужем, или сын, если Мэн Яо удастся своего ребенка выдать за сына не Минцзюэ. И тогда в обоих случаях хваткий и ловкий омега оказывается у власти двух орденов. Не гениально — феноменально. — Я восхищен, — невольно заулыбался Вэй Усянь и усмехнул собственной глупости. И вправду, стоит поддерживать с таким человеком. Подобных людей надо держать поближе. В качестве врагов они смертельно опасны. — Я не сразу оценил масштаб задумки, прошу прощения. Вот теперь Мэн Яо просиял, видимо, наконец дождавшись нужной реакции. Он даже несколько театрально поклонился, словно артист на сцене. Не артист — чертов кукловод, который обычно держится в тени, но в конце спектакля выходит к зрителям, чтобы получить свою порцию славы. — Только я-то Вам на какой гуль сдался? — оставался только один закономерный вопрос. Вэй Усянь настороженно прищурился, готовый к любому исходу в кромешной темноте, в которой никто не придет на помощь. — Убрать меня хотите, чтобы не было других наследников у Гусу Лань? Тогда зачем выдаете столько секретов? Зловещая, демоническая, ухмылка пролегла на лице коварного омеги. Наверняка в его голове водился и такой вариант сценария, при котором он избавлялся от всех потенциальных соперников, но в этот раз по какой-то причине он милостиво произнес: — Ваша жизнь мне выгоднее, чем смерть. Сейчас мне нужно от Вас только одно. Вэй Усянь предсказуемо вопросительно приподнял бровь. И тогда Мэн Яо вкрадчиво, твердо и внушительно продолжил: — Полное послушание. Вы будете делать то, что я скажу, и тогда обещаю: Вы, Ваше дитя и Второй Нефрит останетесь в живых. Более того. Я обеспечу вашей семье прекрасную жизнь. — «Моей семье»?! — вот уж такого поворота он точно не предвидел. Однако омегу в серо-зеленом ханьфу это ничуть не смутило. Наоборот, он, казалось, даже самодовольно хмыкнул: — Да. Лань Ванцзи составит Ваше счастье. Так что, когда явится Ваш братец, откажитесь от него. Вам все равно не дадут быть вместе. И в целом… Ведите себя тихо. А причем тут Цзян Чэн? За всеми последними событиями из сердца совсем стерлась надежда однажды вернуться домой в качестве его возлюбленного. Слишком многое случилось между ним и Лань Цижэнем, а затем и Лань Ванцзи, чтобы попытаться вернуть прошлое. Ему, уже пережившему брак и испытавшему некие новые чувства, уже не было дороги назад. Но Мэн Яо ничего больше не сказал. Даже не попрощался. Как истинный хозяин положения, он благосклонно и коротко кивнул головой, словно отпустил своего слугу, и развернулся уже в сторону своих покоев, как вдруг, не повернув даже головы, произнес тоном, не подразумевающим возражения: — Еще одно. Я знаю, что Вы пытались изобрести подавитель для альф. Завтра к Вам зайдет мой человек. Скажите ему, что Вам потребуется для Вашей работы, он всё купит. Я, как и Вы, заинтересован в том, чтобы муж меня не трогал, пока я ношу ребенка. Потрудитесь на благо нашего союза, молодой супруг Учителя, от Вас и так требуется лишь малость.

***

Вэй Усянь провел остаток ночи в глубоких раздумьях. Разумеется, напрягали странные предрекания мало знакомого и очень опасного человека, который явно заинтересован только в собственном благополучии. Сколько бы ни обещал Мэн Яо счастья в будущем, это все оставалось лишь обещанием без реальной гарантии, но зато с угрозой серьезного наказания в случае провала планов. Его, Мэн Яо, хотелось бы обыграть, но не ту позицию на шахматном поле занимал Вэй Усянь, чтобы хотя бы создать видимость соперничества. Сейчас он был в лучшем случае в качестве Ферзя, окруженного Королем и его свитой, которая не дает даже сделать шаг. Да, да, именно Ферзя, потому что меньшая фигура на поле вряд ли бы заинтересовала Мэн Яо, который сделал на него ставку. Вопрос только, как он собирается вывести своего ставленника в бой. Был ли Вэй Усянь его тузом в рукаве? Вполне возможно. Но в чем ценность простой омежки с трудной судьбой? Разве что ключ только в его происхождении. Он все еще бастард Юньмэн Цзян. Но как Мэн Яо намеревался это использовать?.. На рассвете молодой супруг Учителя, повинуясь условию Мэн Яо вести себя тихо и не привлекать лишнего внимания у мужа, вышел на улицу, следуя всем правилам, омылся, хотя чертовски замерз, а затем явился в трапезный зал, где, на радость старейшинам Гусу Лань, молча сел пережевывать свою порцию вареных овощей. И даже когда рядом с ним присел Не Хуайсан, обмахивающий себя даже в холодную погоду, Вэй Усянь и головы в его сторону не повернул. — Как Ваше здоровье? — омега из Цинхэ Не, ожидающий конца войны, чтобы наконец выйти замуж за главу ордена Лань, кокетливо выглянул из-за своего веера и улыбнулся. Хитроватые маленькие черные глазки внимательно изучали лицо своего собеседника, и если бы не общие сведения о нем как о самом нелепом и глупом человеке своего ордена, то можно было бы подумать, будто он крайне умен. Однако, как бывает обманчива внешность! — Не жалуюсь, — буркнул в ответ Вэй Усянь и запихнул себе в рот кусок побольше, чтобы закончить разговор, который мог перерасти в скучную светскую беседу. — Это прекрасно, — Не Хуайсан часто-часто задвигал тонкой кистью руку, выглядя довольно изящно и эстетично. — Я тоже чувствую себя гораздо лучше, чем вчера. У вас тут очень холодно. Особенно по ночам. Вэй Усянь лениво окинул его взглядом и заметил, что, да, гостю из Цинхэ Не выдали теплую белую накидку с опушкой. Юноша, поймав этот взор, посчитал его приглашением к продолжению мысли, а потому с удовольствием заболтал удивительно быстро: — Неужели всегда тут так? Ах, я всегда хотел побывать в горах, а тут тяжело живется, как оказалось! Мне, конечно, тут пока скучновато, но я слышал Лань Сичэнь … — он вдруг перешел на шепот, наклонился к своему собеседнику, а рот прикрыл веером. — Тоже художник, как и я. Я очень надеюсь, что он скоро допустит меня в свою мастерскую. Говорят, там хранятся удивительно качественные краски, которые производят только в этой провинции… Знаете, я очень хорошо разбираюсь в красках! Вэй Усянь, закатив глаза, подпер щеку кулаком и отвернулся, склонившись над миской еды, хотя аппетит от такой бестолковой трескотни над ухом вовсе пропал. Однако это совершенно не расстроило Не Хуайсана, который воодушевленно продолжил рассказывать о красках и их производстве. Лишь когда Вэй Усянь намеренно громко зевнул, тот остановился, проморгался, а затем виновато улыбнулся: — Ах, извините, молодой супруг Учителя, мне просто совершенно одиноко тут. В мастерскую, как я уже говорил, меня пока не пригласили. Туда только Мэн Яо вхож, — он тяжело вздохнул, черные глаза погрустнели, — они дружат с моим будущим мужем очень тесно. Даже завидую… О, ухмыльнулся про себя Вэй Усянь, ты даже не представляешь, насколько тесно они дружат. Очень глубока, грубо говоря, их привязанность. С трудом сдержался от смеха. Однако ухмылка его язвительная не ускользнула от Не Хуайсана, который тут же за нее ухватился и закивал: — Да, да, ну Вы же меня прекрасно понимаете. Нас, мужей… — тут он осекся и похихикал, — нынешних и будущих, особенно никто не ценит, если мы не имеем политического влияния. Вот Мэн Яо — да, он умный, сильный, хоть и омега. А мы-то с Вами что? Так… Юноша обиженно поджал нижнюю губу и махнул неопределенно в сторону: — Родились в семье правителя, потом нас отдали замуж. Вот сиди себе, рожай детей хотя бы раз в год, — вот и вся жизнь. Вэй Усянь вопросительно изогнул бровь, но ничего не ответил. — Да, да, так и есть, молодой супруг Учителя, — особенно Не Хуайсану и не нужен был собеседник: он нуждался лишь в слушателе. Похоже, что и вправду, он все время, пока гостил в Облачных Глубинах, никак не мог найти кого-то, с кем можно поделиться своими мыслями. Впрочем, это немудрено с такими-то угрюмыми лицами местных. — Ах, как я завидую Мэн Яо. Он так сумел построить всех, что у него множество полезных связей, огромное влияние на моего брата, а еще у него куча шпионов, — он снова перешел на торопливый шепот, — точно-точно Вам говорю. Он всё про всех знает. — Кажется, Ваш зять действительно серьезный человек, — Вэй Усянь наконец заинтересованно приподнял голову. Если и можно хоть что-то выяснить об этом опасном человеке, то, пожалуй, лишь через тех глуповатых болтунов и сплетников, которые его окружали до приезда сюда. — О, — обрадовался Не Хуайсан, что тема была поддержана. — Очень! У него порядка двадцати бабочек-вестниц! И каждая прилетает утром, а затем улетает куда-то вечером. Он всегда в курсе всех новостей. — Кто владеет информацией, тот владеет миром, — невольно усмехнулся Вэй Усянь, процитировав их объект обсуждений. Что ж, в какой-то мере Мэн Яо прав. Пока ему удавалось многое выведать и не раскрыться, судя по всему. — Да-да, — закивал с улыбкой глуповатый Не Хуайсан. — И поэтому, если честно, я его побаиваюсь. У него еще такая плохая игра на цине!.. Голова раскалывается. Я даже братцу говорил, что от такой музыки сойти с ума можно! Он забавно спародировал, проявив удивительную способность к повторению, как Мэн Яо сидит за гуцинем — инструментом, крайне популярным в Гусу Лань, как он нервно дергает за струны, и это звучит вправду отвратительно. Вэй Усянь представил себе это очень живо и рассмеялся. — Вот! Вы меня понимаете! А братец влюблен безумно в Мэн Яо, — вдруг юноша тяжело вздохнул снова. — Эх. Так жаль. — «Жаль»? — недоуменно переспросил молодой супруг Учителя Лань. Не Хуайсан придвинулся бесцеремонно близко и продолжил практически беззвучно, пользуясь тем, что рядом с ними больше никого не было, а за столом напротив глава Лань и приближенные отвлеклись на слугу, который вошел и что-то тихо шепнул что-то на ухо Лань Сичэню: — Братец меня любил до своего брака. Ну вы же знаете, как это бывает, — и вдруг загадочно улыбнулся, выглянув из-за веера. Холод проскользнул по спине, будто горный ветер проскользнул в трапезную. Вэй Усянь молча округлил глаза и вопросительно уставился на собеседника. Э нет. Это не дурачок… Черт возьми, да тут все хороши. — Альфы, вступающие в года, и омеги, расцветающие впервые, не могут удержаться от соблазна, — голос Не Хуайсана вдруг окреп и стал громче. — Между братьями такое случается довольно часто. Он не сказал ничего, что могло бы натолкнуть на мысль, что ему известно о связи с Цзян Чэном, но почему-то глазки так воинственно блеснули, что стало не по себе. Пришлось запить водой кусок, застрявший в горле, и попытаться сделать вид, что он тоже слышал такие сплетни: — Бывает, да. Но оно никогда не имеет продолжения, — и сам себя осек, взглянув на Лань Сичэня. Нет, исключения все же случаются, что еще раз подтверждает основное правило. — Если бы не дурацкие запреты, все было бы иначе, — с грустью вздохнул Не Хуайсан и хотел было еще что-то произнести, как вдруг за столом напротив началось какое-то странное оживление. Действительно. Человек в клановых одеждах Гусу Лань, поспешивший доложить о чем-то своему главе, уже отошел от стола и скрылся в другой комнате, а весть, которую он принес, стала тихим шепотом перелетать от одного трапезничающего к другому с небывалой скоростью. Каждый, кто получал информацию, мгновенно становился хмурым и задумчивым, отложив в сторону палочки. Лань Цижэнь, восседавший рядом со старшим племянником, а теперь лучше говорить — со старшим сыном, узнал принесенное известие одним из первых и стал мрачнее тучи. Однако, как и подобает любому гусуланьцу, весь гнев он выдерживал внутри себя, сурово сдвинув брови и сверля взглядом — внезапно — своего молодого супруга, который и слухом не слыхивал, что случилось. Только Мэн Яо выглядел привычно беззаботным и улыбчивым. И, когда Лань Сичэнь шепнул ему что-то, изобразил на лице горькое сожаление, опустив уголки губ вниз, хотя глаза — дьявольские черные — остались холодны. По нему точно плакал театр, но очень кровавый и страшный. Как пить дать — он уже в курсе взволновавшей всех новости. Сидевшие поодаль, как и Вэй Усянь, лишь недоуменно переглядывались, а затем один из гостей, кажется, отец Су Миншаня — жениха Лань Ванцзи поднялся и обратился с поклоном к главе Лань с просьбой пояснить, что происходит. Остальные гости его поддержали охотными возгласами. Теперь Лань Сичэню было невозможно вести почти бесшумные переговоры со своими советчиками: слишком многие ждали от него прямого ответа, взволнованные вестником, который наверняка сообщил важную информацию с полей войны, ведь туда отправились очень многие именитые адепты, члены семей, собравшихся в этом зале. Глава Лань с присущей ему серьезностью и мягкостью в голосе поднялся и пару мгновений лишь сосредоточенно, сдвинув брови к переносице, думал. Вэй Усянь, следивший за ним, как и все, с чрезвычайной тревожностью, старался дышать реже и глубже, чтобы не позволить сердцу сойти с ума в бешеной скачке. Он тщетно пытался себя успокоить, что вряд ли пришла весть о гибели Лань Ванцзи или всей союзной армии: Лань Сичэнь наверняка отреагировал бы иначе. Например, был убит горем наповал, однако сейчас он больше выглядел озадаченным и растерянным, нежели опечаленным. — Господа, — осторожно начал он, нарушая звенящую тишину. — Пока мне неизвестны все подробности, однако… Люди притихли в предвкушении чего-то страшного, широко раскрыв глаза и боясь лишний раз шевельнуться. Светло-голубые одежды главы ордена Лань сейчас были центром всеобщего внимания: даже слуги замерли, не смея мельтешить перед глазами у господ. — Юньмэн Цзян объявил о прекращении войны и заключении мирного соглашения с Цишань Вэнь. Теперь они союзники. На миг в зал вернулась абсолютная тишина осознания услышанного. А затем она взорвалась десятком гневных восклицаний и недоуменных вопросов в адрес бедного главы Лань, который и сам не знал на них ответов. Он лишь разводил руками, обещая для уточнения постараться связаться с молодым главой Юньмэна, с главой Не, который возглавлял союзническую армию кланов. Трапезная превратилась в комнату для заочной казни юного правителя Цзян. Со всех сторон слышалось: — Да как он посмел?! — Кто он такой, чтобы пойти против нас?! — Цишань Вэнь — подлые собаки! Юньмэн Цзян - предатели! Молчали лишь несколько человек. Потрясенный Вэй Усянь, который не мог себе представить, при каких условиях, даже после сгоревшей Пристани Лотоса, Цзян Чэн, человек тщеславный и гордый, мог пойти на перемирие с врагом. Лань Цижэнь, грозящийся вот-вот просверлить в своем муже дыру, словно брат в ответе за брата. И Мэн Яо, который опустил невинно глаза в стол и удрученно покачивал головой. — Вот же натворил Ваш братец дел!.. — Не Хуайсан расстроенным голосом шепнул из-за веера, вбивая последний гвоздь в гроб своим очень нужным замечанием. Вэй Усянь со скрипом поднял на него полный ненависти взгляд, и тот тут же снова скрылся за раскрытым веером и оттуда пробормотал. — А я думал, к кому же прилетела вчера бабочка-вестница из Цишаня… А оно вон как… Мэн Яо, словно услышав через половину зала этот шепот, неожиданно встретился взглядом с Вэй Усянем и улыбнулся ему самой приятной своей улыбкой. Разумеется, он все знал.