Неправильно

Женьшень — опасная игрушка в умелых руках травника. Вэй Усянь предложил своему будущему родственнику ту дозу, при которой страсти охватят слабое тело омеги и принудят страдать и вымаливать о внимании альфы. Су Шэ, хоть и скептически покосился в сторону юного супруга Учителя, но отвар взял. А, как уже на следующий день убедился Вэй Усянь, еще и принял его той же ночью. Той же ночью, что Лань Ванцзи провел в компании Вэй Усяня, задачей которого теперь было не дать своему сопернику даже шанса на приближение к Второму Нефриту. Представляя, как жаждет сейчас плоть и душа Су Шэ своего возлюбленного, омега лишь распалялся и сильнее ластился к своему бывшему наставнику. Злорадство, выливающееся в хитрую ухмылку, с трудом усмирилось нежностью касаний и поцелуев, когда в ответ на отчаянный стук в дверь Лань Ванцзи ответил пришедшему, что адептам Гусу Лань положено в это время спать, а не беспокоить других, и вернулся в постель к любимому. — Чжань-гэ скоро женится, — прощупывая почву издалека, заискивающе улыбнулся Вэй Усянь, водя подушечкой указательного пальца по крепкой груди альфы. — И я не смогу прийти к нему… Второй молодой господин Лань, как и всегда, молча и печально опустил взгляд от потолка на руку омеги, с грустью следя за ее движениями. Соль, просыпанная на рану в его груди, угодила в самое открытое место. — Но до свадьбы у нас еще есть время, — утешительный поцелуй коснулся его бледной щеки. — Я хочу проводить с тобой все ночи, что у нас остались. Лань Ванцзи наконец посмотрел в ответ и тепло улыбнулся глубокими глазами. Разумеется, он был на крючке. Как бы ни старался Су Шэ, аромат персика уже овладел им. И от этого осознания Вэй Усянь чувствовал себя необъяснимо счастливым, хотя прежде никогда не замечал за собой такой страсти к власти над людьми. Может быть, в конечном счете ему было достаточно полного контроля только над одним конкретным альфой… Днем, как и положено, были занятия. Учитель Лань, хмуря брови, зачитывал из свитка положение о том, что благонравный омега обязан быть сосредоточен на своей семье, а его легкомысленный супруг игриво улыбался любовнику, который нет-нет, но отрывал тяжелый взгляд от листа, где выводил какой-то иероглиф, выходивший каждый раз криво, а затем, соблазняясь, смотрел на обнаженную тонкую лодыжку вытянутой из-под стола ноги омеги. Крупно сглотнув, он снова с трудом возвращался к своему занятию и, кажется, даже облегченно выдохнул, когда в ланьши появился болезненно бледный Су Шэ. Однако радовался он преждевременно. Его нареченный, с трудом держа приличествующую месту осанку, морщился от боли и тяжело дышал. Лань Ванцзи, как и подобает воспитанному человеку, поднялся, чтобы помочь страдающему, но быстро об этом пожалел: его тут же обдало такой волной желания и так крепко схватили за край ханьфу, что он и сам с трудом удержался на ногах. По невнятному бормотанию Су Шэ, который тянулся хотя бы прижаться к крепкой груди своего альфы, сразу стало понятно, что он не в себе. Второй молодой господин Лань возмущенно вспыхнул щеками и коротко отчитал будущего супруга за недостойное поведение, скосив взгляд на сурово нахмурившегося дядю. Вэй Усянь спрятал хитрую ухмылку за свитком. А мстить и вправду бывает приятно, оказывается. В конечном счете, он не виноват, что только такими путями сможет обеспечить себе безопасность и спокойную жизнь. И, в том же конечном счете, не он себя привез в Облачные Глубины. Порочный круг зла по отношению друг к другу был запущен не им. Именно так Вэй Усянь убеждал себя, наблюдая за тем, как Су Шэ от Лань Ванцзи отнимают слуги и под руки провожают обратно в свои покои. Встретившись взглядами с молодым альфой, он лишь сочувственно пожал плечами. Не стоит Второму Нефриту знать всю правду. Но это было лишь частью плана. Вечером, когда эффект от отвара должен был спасть, Вэй Усянь направился проведать будущего зятя, прихватив в широкие рукава пару мешочков с травами. Су Шэ предсказуемо отказался даже на порог его пускать, и омега только сокрушенно покачал головой в ответ: — Ну, раз ты так легко сдался… Что делать бедному юноше, что пытается без ума и особых способностей отвоевать свое место под солнцем? Только цепляться за любую возможность и любое покровительство, даже если оно вызывает сомнения. Разумеется, под некоторым давлением Вэй Усянь добился своего и оказался внутри, по-хозяйски расположившись у огня, игнорируя недоуменное выражение лица Су Шэ, замеревшего у дверей: — Что? Я же практически твой старший родственник, где твое почтение? Подай мне чай. Ты же обучался омежьим премудростям. Пудрить голову Вэй Усянь умел неплохо, так что легко захватил инициативу в разговоре и задал беседе наставительный тон. Уловив, что аромат омеги начинает угасать и становиться мерзким, он, практически как мудрец, воздел указательный палец к потолку и произнес: — Твой запах — твоё оружие! — тут даже не солгал, и Су Шэ недоверчиво, но все же прислушался, ставя кипятиться воду. — Ты должен источать такой аромат, что твой альфа будет ночами не спать, думая о тебе!.. Неприятно было говорить об альфе, имея в виду Лань Ванцзи, но Вэй Усянь постарался на этом не зацикливаться, продолжая поучать: — Почему ты сегодня проявил несдержанность в ланьши? Лань Чжань воспитан в строгости и не приемлет подобное поведение. Я же предупреждал: нужно напитаться этой магией любви и очарования! Кто единственный теперь будет виноват в том, что твой альфа воротит от тебя свой благообразный нос? Заметив за собой, что практически улыбается, мгновенно нахмурился и сосредоточенно продолжил отчитывать. И, видимо, оказался настолько убедителен, что Су Шэ понурил голову. Вот тут тактику нужно было сменить, заняв позицию старшего приятеля, и Вэй Усянь доверительно подсел ближе: — Я помогу тебе, — и встретив заинтересованный и взволнованный взгляд, серьезно кивнул. — Никто тебя не поймет, как я, Су-сюн. Дружеское обращение настолько было неестественно для этих двоих, что Вэй Усянь сначала даже испугался, что переборщил с наигранной любезностью, но, кажется, бедный омега Лань Ванцзи был так растерян, что и не обратил внимания на это словечко. — Нужно усилить дозу отвара и эффект от него, — как нельзя кстати, будто бы случайно, из рукава на стол был выложен мешочек с травами. — Выпей, закройся дома, заберись в бочку и ласкай себя, представляя, будто это делает твой альфа. Су Шэ вспыхнул щеками практически так же, как его нареченный. Он уже было хотел оскорбиться, считая постыдными такие речи, но Вэй Усянь предупредительно закивал, продолжая усиливать накал своих убеждений: — Я знаю, о чем говорю, Су-сюн! Доверься мне. Я уже практиковал подобное, и не раз! — младший омега покосился с сомнением в глазах, но старший тут же приобнял его за плечо. — Видел, как старик на меня облизывается? Ваш Учитель Лань прежде проявлял себя так бойко? Разумеется, бесстыдно было обсуждать постельные дела будущего родственника, который является непревзойденным олицетворением благонравия, и Су Миншань в ужасе замотал головой: — Вот, — улыбнулся широко Вэй Усянь и заговорщически зашептал. — А знаешь, почему он теперь мне спать не дает? Ответ здесь, в мешочке, ведь наш аромат словно мелодия, которую играет волшебная флейта. У тебя тоже есть шанс завладеть альфой так же… Ушел Вэй Усянь из покоев Су Шэ только после того, как заставил того принять ударную дозу отвара. В конце концов, до свадьбы пару дней — надо было торопиться. И, конечно, после визита к омеге он поспешил почти сразу домой, показаться перед супругом, усыпить его бдительность и под предлогом боли в животе удалиться к себе, чтобы с наступлением часа Крысы, когда улицы в резиденции вымирали, пробраться в цзинши, где его так ждали верные руки, готовые сразу подхватить. Лань Ванцзи в ту ночь, как и полагается перед приближающимся гоном, распалился так быстро при виде спадающего с плеч ханьфу, что Вэй Усянь и не сумел даже осознать, как оказался уже на полу под альфой. Он едва успевал прикрывать шею от хищнических поцелуев, оставляющих следы, прятать нежную кожу от крепких клыков, жаждущих болезненно прикусить буквально везде: от щеки до голени. В какой-то момент омега даже рассмеялся и покачал пальцем угрожающе, напоминая, что он вообще-то чужое имущество, которое нехорошо портить. Но, увлеченный процессом заигрывания и ласки, Второй Нефрит только клацнул зубами прямо перед его носом: — Моё. Ну, что с этих альф взять? Как животные, не способные остановиться перед вкусным и доступным, они накануне гона не чувствовали меры и плохо себя контролировали. Вэй Усянь даже стал опасаться, что Лань Ванцзи окончательно потеряет голову, добравшись до главного, и забудет о выпирающем животе своего омеги, но, надо отдать должное гусуланьской выдержке, Второй молодой господин Лань, благороднейшее создание, поставил Вэй Усяня перед собой на колени, аккуратно обнял его за разросшуюся талию, прижал к себе покрепче и только потом дал себе волю, буквально выбивая из любимого почти беззвучные хрипы и стоны. И именно в тот момент, когда альфа, судя по став судорожными движениям, был уже близок к вершине блаженства, в дверь цзинши истерично забарабанили. Лань Ванцзи даже дважды еще дернулся по инерции, прежде чем недоуменно и сонно заморгать от недоумения. Талисманы тишины вечером он развешивал лично: никто не мог услышать с улицы, как им с Вэй Усянем хорошо вдвоем. Он растерянно взглянул на омегу, который вполне предсказуемо испуганно отполз чуть в сторону, судорожно ища свою одежду. Если их застанут сейчас вместе, то никакие оправдания не смогут им помочь. — Одевайся, сейчас же, — Вэй Усянь, удивительным образом ясно соображая в такой патовой ситуации, кинул ему белое ханьфу, а сам направился спешными шагами в сторону банной комнаты. — Ты же спать должен, есть время. Поймав на лету свою одежду, Лань Ванцзи быстро накинул халат и, на ходу подпоясываясь, направился открывать. И пока шел до двери, в голове, разумеется, перебирал варианты от самых банальных (он же начальник стражи Облачных Глубин, так что могли и явиться с каким-то срочным донесением) до самых ужасных (талисманы подвели, их услышали, дядя явился уличить их в преступлении). Но все оказалось куда проще. Вэй Усянь, прячась за стеллажом со свитками и пользуясь покровом ночи, заинтересованно высовывал свой любопытный нос, чтобы понаблюдать издалека за драмой, которая вот-вот должна была развернуться на пороге покоев одного из самых благочестивых молодых людей. Естественно, он знал, кто этот загадочный ночной визитер. А услышав гневное восклицание альфы, только успел прикрыть рот ладонью, чтобы не рассмеяться вслух: — Су Шэ! Как ты смеешь!.. Ладно, Су Миншаня, рыдающего у ног своего жениха, было даже жалко. Он ведь только пешка, жалкая и мелкая фигура, ставшая на пути. На его месте мог оказаться кто угодно и был бы так же убран в сторону, чтобы добиться своей цели. Из уважения к омежьей братии Вэй Усянь пообещал себе, если все сложится так, как ему надо, то позволит Су Шэ выйти замуж за того, кто ему понравится, без учета пожелания родителей. Хватит с него договорных браков. В Гусу Лань учат сдерживать гнев, как и все другие эмоции, но сейчас, лишенный выплеска накопленной энергии, Лань Ванцзи позволил себе краткую, но крайне грубую речь в адрес своего нареченного. Он не опустился до оскорблений, говорил лишь то, что положено, то есть о неподобающем поведении, но Су Шэ от этого было нелегче: накачанный женьшенем, подзадоренный ласками, он нуждался в альфе. Утром Су Миншань не вышел к завтраку, и Лань Сичэнь, обеспокоенный его отсутствием, отправил за ним слугу, и тот вскоре вернулся крайне встревоженным, сообщив, что тому нездоровится и он просил прощения за нарушение этикета. Глава Лань озадаченно посмотрел на своего младшего брата, который только опустил взгляд в пиалу, но безмолвно покорился, с поклоном удалился исполнять свой долг воспитанного человека, которому предстояло на следующий день вступить в законный брак. Вэй Усянь на это событие, вызвавшее вопросительные переглядывания, лишь скучающе покачал своей пиалой в воздухе. Он-то, в отличие от этих праведников, с утра пораньше уже навестил будущего родственника, мучившегося от жажды на постели, подал ему воды, в которую подмешал еще измельченного корня женьшеня. Картина бьющегося в агонии Су Шэ, у которого от одного запаха Лань Ванцзи началась усиленная течка, наверняка впечатлила местную лекаршу, за которой альфа отправил, увидев состояние юноши. Вэй Усянь же терпеливо дожидался конца завтрака, а затем, как и подобает старшему родственнику, приблизился к Лань Цижэню и Лань Сичэню, которые обсуждали с отцом Су Миншаня ситуацию вокруг грядущей свадьбы. — Нужно перенести, — грустно вздохнул глава ордена. — На следующий месяц, когда А-Шэ будет чувствовать себя лучше. — Ванцзи нужен здоровый сын, — поглаживая бородку, кивнул Учитель. — Сейчас момент течки упущен. Глава Су, который был незначительным человеком на фоне представителей великого ордена, понимающе закивал, хмурясь, словно это ему было больно так же, как сейчас его сыну. И может быть, именно поэтому он рискнул за него заступиться: — Но могу ли я попросить Второго молодого господина Лань сейчас возлечь с ним? Сейчас ему нужен альфа. — Исключено, — сурово сдвинул брови Лань Цижэнь. — Ванцзи не может ни с кем делить ложе до заключения брака. Вэй Усянь появился между двумя рослыми Лань практически внезапно, озарив их серьезные лица веселой улыбкой, словно услышал вместо их напряженного разговора нечто презабавное: — О чем вообще речь? Какая свадьба? Ваш сын болен, его матка сильно пострадала. Он не сможет иметь детей. Зачем Чжань-Чжаню такая радость? Ну уж нет. Лань Чжаню мы подыщем кого-нибудь получше. — Что Вы!.. — возмутился глава Су, — что за клевета?! Как я могу предложить в качестве мужа Второму молодому господину Лань сына, который болен?! Праведный гнев был очень к его пожелтевшему от возраста лицу и сединам, которые он нажил, пока всеми правдами и неправдами долгими годами пытался подложить своего отпрыска под наследника престола великого ордена. — Господин Вэй, — предчувствуя, что беседа приближается к стадии конфликта, Лань Сичэнь примирительно произнес. — Прошу воздержаться от выводов. Мы еще ждем заключения нашего лекаря. Такой дипломатический ход отца Су Шэ вполне устроил, и он согласно кивнул. Впрочем, омега и не собирался спорить. Он с ухмылкой пожал плечами и откланялся, а затем, заложив руки за спину, направился к себе. Вечером, когда глава Лань пригласил его к себе, Вэй Усянь даже не удивился. Явился, как и подобает, одетым с иголочки, улыбаясь легко и беззаботно, внутри себя ликуя, что сумел довести хотя бы что-то до конца. Однако, несмотря на выстроенный в голове диалог, едва оказался в царствии благородных благовоний и книг, практически сразу растерялся, потому что увидел в покоях главы, помимо самого опечаленного Лань Сичэня, еще и плачущего Не Хуайсана, который рыдал так громко, что его невольно можно было заподозрить в неестественности чувств. Но, судя по тому, как тот и взгляда не поднял на вошедшего, Вэй Усянь не рискнул обвинить юношу из Цинхэ в театральности. Заподозрив, что дело вовсе не в Су Шэ, Вэй Усянь подошел ближе с поклоном двум высокородным господам, а затем, дождавшись грустного кивка от главы ордена, приглашающего присесть на соседнюю подушку, устроился за столом рядом с другим омегой, который вдруг бросился ему на шею, мгновенно заливая слезами ворот ханьфу. — Цзэу-цзюнь? — пришлось Не Хуайсана приобнять, утешающе поглаживать по спине. — Что случилось? Будущий супруг рыдающего омеги вздохнул всей крепкой грудью, слегка нахмурив черные брови. Скорбь на его прекрасном лице лежала тяжелой печатью: — Убит Не Минцзюэ, молодой господин Вэй. Мой дорогой друг и брат… При этих словах Не Хуайсан заголосил еще сильнее и больнее стиснул предплечье, в которое вцепился. А Вэй Усянь почувствовал, как его замутило. И дело было вовсе не в беременности, которая благодаря вниманию и стараниям его альфы протекала более, чем спокойно. Он догадывался, кто был убийцей, и потому не представлял, как теперь себя вести. Разумнее всего, пожалуй, было делать вид, что ему ничего неизвестно, ведь это дела чужого клана… Поэтому постарался подобрать слова самые безопасные в такой ситуации: — Это большая потеря для Цинхэ Не, — и тут же пожалел о сказанном, ведь омега в сером ханьфу опять захлебнулся слезами, однако попытался исправить ситуацию. — Но кто же теперь займет этот пост? Ребенок еще не рожден… По законам Поднебесной, править орденом должен альфа. В Цинхэ Не, крайне воинственном клане, где на пути к власти было принято устранять других альф-братьев, Не Минцзюэ в юности не оставил конкурентов, а потому был лишь один достойный кандидат, который ныне почил. В его окружении оказались омеги, не способные занять высокий пост: Не Хуайсан еще не вышел замуж, но уже был обещан другому великому ордену, Мэн Яо носил наследника, но до родов еще было далековато, а также были еще разные наложницы и наложники, чьи жизни не воспринимались всерьез. Глава Лань понимал, на что намекает Вэй Усянь испытывающим взглядом, а потому вздохнул еще тяжелее: — Свадьбу Ванцзи мы отложим теперь по двум причинам. Во-первых, Вы оказались правы: Су Шэ охватила странная болезнь, он вполне возможно окажется бесплодным. А во-вторых… — он мягко взглянул на Не Хуайсана, который буквально почувствовал, что на него обратил внимание будущий супруг, и бросил Вэй Усяня, кинулся к Лань Сичэню, и тот ласково погладил его по голове. — Теперь я должен заботиться о молодом господине Не. «Позаботиться» в переводе означало жениться, зачать дитя для продолжения рода Цинхэ Не и Лань. Их наследник в дальнейшем сможет претендовать на оба престола. Неплохое начало для политического влияния. — И после вынужден буду также временно взять под крыло Мэн Яо, которого скорее всего назначат регентом до совершеннолетия его сына, — голос главы Лань совсем скатился буквально в шепот. Все трое понимали, что теперь Лань Сичэнь неофициально — глава двух кланов. Как единственный уважаемый альфа в большой семье, он должен будет руководить этими землями. Парадокс заключался в том, что если даже кто-то из богатеев Цинхэ Не возмутится тем, что ими управляет Лань, потребуют, чтобы правил только Мэн Яо и его сын, у власти все равно останется Лань, ведь сын Мэн Яо от Лань Сичэня… Вэй Усянь невольно восхитился ловкостью улыбчивого омеги, но вслух выразил искренние соболезнования: — Утраченного не вернуть, — Не Хуайсан, вроде бы утешившийся в объятиях своего будущего мужа, снова завсхлипывал при этих словах. — Однако нужно жить дальше. Скоро появятся на свет дети, мы должны думать и об их будущем. Уверен, в Ваших руках, Цзэу-цзюнь, наше будущее в безопасности. Вот тут даже не слукавил: Первый Нефрит Гусу Лань был честным, добрым человеком, стремившемся к справедливости и покою. И он благодарно грустно улыбнулся, услышав слова поддержки: — Мне лестно Ваше доверие, господин Вэй. Рядом со мной есть дядя, Ванцзи, они помогут мне, если груз ответственности окажется слишком тяжелым. Груз в виде двух великих орденов — это однозначно тяжелый груз, но в действительности клан Лань уже занимал важное место в политике, имея весомое слово, а потому теперь принимал на себе ответственность за решение две крупные территории. Плохо было лишь то, что земли Цинхэ Не были близки к Цишань Вэнь, с которым недавно закончилась война. Не воспользуется ли Вэнь Жохань временным обезглавливанием Нечистой Юдоли. А там и поднимающий голову Юньмэн Цзян мог заявить о спорных землях… В общем, тот еще подарок на свадьбу. Вэй Усянь оставил будущих супругов с поклоном. Ему нужно было к Лань Ванцзи, насмотревшись на теплые объятия, да и ребенок от переизбытка новостей в животе вел себя неспокойно без отца рядом. Омеги в такой период становятся ужасно зависимыми от своих альф, и чем дальше, тем больше. Собственно, это и был, скорее всего, один из ответов на вопрос, почему Мэн Яо устранил своего супруга: ему нужен был доступ к Лань Сичэню, повод видеться с ним. А теперь Мэн Яо наверняка будет периодически жить под крылом своего покровителя в Облачных Глубинах. Интересно, как глава Лань составит расписание для двух своих омег: ночь там, ночь там… Резиденция еще не спала, освещенная фонарями, но уже около дома Лань Цижэня, который отходил на отдых раньше других, в темном саду вдруг его больно схватили за запястье. От испуга Вэй Усянь аж вскрикнул, но, обернувшись, облегченно выдохнул, а затем присмотрелся к своему ночному гостю и насторожился. Зареванный, раскрасневшийся Не Хуайсан смотрел на него глазами, полными слез и серьезной решимости: — Я знаю, что это Мэн Яо, — никогда прежде тихий насмешливый голосок не звучал так твердо. — Мне сказали, что он играл странные мелодии для брата, которые свели его с ума, и он… Искрящиеся от злости зрачки, подрагивающие от крайнего напряжения губы и оборвавшийся внезапно в нервный всхлип тон выдавали в нем ужас и желание мстить. — И он… убил себя, — ему трудно далось окончание предложения, но он справился, проглотив половину звуков под конец, а затем, набрав воздуха, затараторил, не давая возможности успевать внимать. — Мэн Яо — подлец, который крутит людьми. Он добился своего, добился власти, и я знаю, Вэй-сюн, что вы в сговоре. Фраза закончилась настолько неожиданно, что Вэй Усянь так и остался сначала с приоткрытым от изумления ртом.