Юдоль скорби

Ночь всё неохотнее уступала утру. Вчера из-за перистых облаков небо напоминало рисовые поля; сегодня же шалый ветер сменил причудливую картину на более привычную, вернув клубки кучевых и намекая на приближающиеся заморозки. Проведя в Конохе всю свою жизнь (лишь изредка выбираясь на миссии в другие деревни и даже страны), я успел привыкнуть к капризам погоды: смотри на облака, звёзды, обращайся к картам и гадалкам, — хоть в лепёшку разбейся, но в выборе одежды обязательно ошибёшься. Так случилось и в этот раз. После завтрака я вышел на улицу без куртки буквально на минутку — выбросить мусор — и был застигнут врасплох температурой, едва уходящей от нуля вверх. Закрывая входную дверь, я поморщился и чихнул. Я вернулся в комнату и стал раздумывать, как следует поступить: поваляться с приставкой ещё немного или растормошить Каваки — он в очередной раз проспал завтрак, потому что будить его ради какой-то там трапезы никто не решался. Я снова чихнул и потому заключил, что для начала следует переодеться во что-нибудь потеплее. Когда домашняя футболка оказалась на кровати, но выбор моего сегодняшнего образа ещё не был завершён, в комнату вошёл Каваки. Вернее даже сказать, нагло вторгся: нахал всё никак не мог взять за привычку спрашивать, к месту ли его присутствие. Да что уж там — он даже не стучался! Игнорируя невежу, я продолжил перебирать руками висящую на вешалках одежду, заодно сортируя её так, как считал удобным. Светлые вещи — ближе к правому углу шкафа, тёмные — к левому. Эта футболка мне давно мала, а эти шорты пора убрать подальше — для них уже слишком холодно. Я пытался отвлечься, но чувствовал, как Каваки сверлит меня взглядом. — Ну что? — не выдержав, я повернулся и прикрикнул на него. — Доброе утро, — выдал он спокойно. Я опешил. Сам Каваки пожелал мне доброго утра? — Чего? — я подумал, что, должно быть, ослышался. — Доброе утро, говорю, кретин! — рявкнул он в ответ. Из-за привычного «кретина» в конце фразы у меня отлегло от сердца. Ничего не ответив, я выдохнул и вернулся к выбору одежды. — Да ты издеваешься что ли? — он схватил меня за плечо и рывком повернул обратно к себе. — С чёрным воротником… или с белым? — я показал Каваки две футболки, держа одну из них в правой руке, и вторую, соответственно, в левой. — Скажи мне то, что я сказал тебе! — я заметил, как его щёки — то ли от злости, то ли от смущения — потихоньку заливает краска. Предположив, что второй вариант был правильным, я задумался, сам покраснел и промямлил: — Я люблю тебя… — Да не это! — Каваки поднёс ладонь к глазам и потёр переносицу, явно испытывая неловкость. — Чёрт, я просто хотел, чтобы ты тоже пожелал мне доброго утра… Кретин. Я почувстовал, как кровь с новой силой приливает к лицу. — Проехали, — он отпустил моё плечо, подошёл к кровати и сел. — Ну, чего пялишься? И вообще… оденься наконец. — Если ты не заметил, я и пытаюсь это сделать, даттебаса! — С чёрным воротником. — Чего? — я уже и забыл вопрос, который задал совсем недавно. — Надень футболку с чёрным воротником. У неё ткань плотнее — как раз на такую погоду. — Ты прав… — я пощупал ткань обеих футболок и убедился в истинности суждения. Но откуда он знал? Я решил отложить этот вопрос на потом: сейчас нужно было собраться и дойти до Учих. Одевшись, я покрутился перед Каваки. — Ну как? — Что «как»? — он непонимающе вскинул брови. — Как я выгляжу? — Боруто… Ты носишь эту одежду почти каждый день… От неудовлетворяющего меня ответа я наигранно нахмурился. Каваки вздохнул и подошёл ко мне, встав сзади. Одной рукой он погладил моё тело через ткань этой несчастной футболки с чёрным воротником, другой — оголил низ живота, приподняв её подол. А потом я почувствовал, как его стояк упирается мне в поясницу — признаться, чуть выше, чем хотелось бы. На мгновение он прижался сильнее, а потом совсем отстранился. — И что это было? — я вышел из непродолжительного ступора. — Считай, что комплимент. Пойдём уже.