Юдоль скорби

— И что это было? Ну, за ужином, — я скрестил руки на груди, стоя в дверном проёме, ведущем в кабинет отца. Каваки уже проснулся; он убирал подушку и одеяло в ящик дивана. В голове до сих пор не вязалось, что Каваки, который просил меня быть тише, зажимал мне рот, останавливал меня в процессе при необходимости, и Каваки, который делал такие вещи прямо перед родителями — один и тот же человек. — Ты же вчера хотел продолжения. Я устроил, — он пожал плечами, и на его лице проскользнула едва заметная ухмылка. — Это было издевательство, а не продолжение, — я вздохнул и полез за чемоданом со шприцами. — Неужели ты и правда только из-за этого… — Не парься, я контролировал ситуацию. Но твоё выражение лица в тот момент… — он мечтательно отвёл взгляд. — Определённо, оно того стоило. Я наспех протёр плечо Каваки спиртовой салфеткой, зажал пальцами кожу и резко всадил шприц. Тот зашипел. — Ой, прости, пожалуйста, — с нарочито виноватой интонацией воскликнул я, закрывая использованную шприц-ручку колпачком, а потом продолжил спокойнее. — Больше никогда так не делай, даттебаса. — Подумаю об этом на досуге, — огрызнулся Каваки. Я положил чемодан на место. Итак, использованы три шприца из пяти — то есть, более половины, но каких-либо изменений в состоянии или поведении Каваки не наблюдалось. На меня снова напал приступ тревоги. Если препараты не сработают, что я должен делать, и, что более важно, что я смогу сделать? Дыхание начало сбиваться, и очень скоро у меня закружилась голова. Я опустился на диван, стараясь регулировать глубину вдохов и выдохов, но выходило, честно говоря, паршиво. — Сегодня неплохая погода. Не хочешь прогуляться? — Каваки положил ладонь мне на голову и потрепал и без того взъерошенные волосы. Кажется, он не замечал происходящего со мной, но оно было к лучшему: мне всё ещё не хотелось нагружать его своими проблемами. Его голос вывел меня из некоего транса, и даже от такого незначительного действия я почувствовал себя лучше, хотя дыхание оставалось сбивчивым. — А давай! — я поднял на него голову и широко улыбнулся. — Идём, — убирая руку, он скользнул ей по моей голове. — По дороге купим тайяки. Погода и впрямь была хорошая, особенно в сравнении с предыдущими днями. Солнце пробивалось через почти оголённые деревья. Оно грело, но не пекло, как летом; бодрящий ветерок гнал облака, словно пастух, торопивший стадо овец. Я остановился и развёл руки в стороны, чтобы насладиться очередным его порывом, когда мою голову посетила идея. — Каваки, как насчёт того, чтобы сходить в кино? — я сцепил руки за головой. — Почему бы и нет, — лениво и без особого энтузиазма отозвался он. — А что сейчас идёт? — Без понятия, ‘ттебаса, — признался я. — На месте решим, что посмотреть. Людей у кинотеатра было не много; оно и понятно — будний день. Мы остановились у афиш, вывешенных на стене здания, чтобы выбрать фильм, на который пойдём. — «Нападение гигантского нечёткого пальца». Что думаешь? — я прочитал одно из названий и повернулся к Каваки. — Пожалуй, нет. — Тогда… может, «Запретная территория»? — я указал пальцем на другой плакат. На нём была изображена симпатичная рыженькая девушка. — Я его смотрел. Тебе такое… рановато, — Каваки положил ладонь на шею и, казалось, смутился. — Когда ты только успел… — я покосился на него. Спустя некоторое время мы всё-таки смогли определиться — решили пойти на какой-то полуромантический-полукомедийный фильм, название которого я даже не пытался запомнить. Мы прошли к билетной кассе. Открыв около неё кошелёк, я понял, что на мели. Я хотел отойти в сторонку и попросить Каваки дать мне взаймы, но он уже заговорил с продавцом. — Дайте билет на… — начал Каваки, протягивая деньги мужчине. Я дёрнул его за низ плаща. — Чего? — я продемонстрировал ему практически пустой кошелёк. — Дайте два билета на вон то, — он указал на постер за спиной продавца, а потом достал из кармана ещё одну купюру. — И попкорн, — прошептал я на ухо Каваки. Пришлось приподняться на носочках и потянуть его за ворот безрукавки. — И попкорн, — он устало вздохнул и наконец отдал продавцу деньги. — Сладкий. Мы вошли в кинозал, когда реклама как раз заканчивалась. Каваки смотрел на билеты и выискивал наши места, а я просто следовал за ним. Расположение оказалось неплохим — чуть дальше центра, но и не последние ряды. Я плюхнулся на кресло и сунул в рот несколько зерен воздушной кукурузы, потом подумал, и ткнул Каваки в плечо. Он молча обернулся на меня. — Когда мне нужно вернуть тебе деньги за билет… и попкорн? — наверное, я выглядел виноватым, когда произносил это. — Забей. Всё равно они мне скоро уже не понадобятся, — он махнул рукой. — Каваки! Ты… — меня прервал чересчур громко начинающийся фильм. — Я же сказал, забей. Давай смотреть.