Юдоль скорби

Сначала я решил, что будет лучше, если я не стану трогать Каваки до конца дня. Однако, внутри меня всё кипело: прежде всего, мне хотелось донести, что я всего-навсего не подумал, прежде чем сказать… то, что я сказал; помимо этого, мне было до жути интересно, почему Каваки сам пошёл к учёному, ещё и не предупредив об этом меня. Он определённо осознавал, насколько сильно я беспокоюсь о его здоровье — беспокоюсь даже сильнее, чем он сам. Тогда к чему подобная тайна, зачем нужно было держать это в секрете? Произошедшее между нами едва ли можно назвать ссорой, но я был убеждён, что без объективной необходимости Каваки не заговорит со мной первым. И здесь всё снова упиралось в так называемое «дать ему свободы», как советовал отец. Я долго думал и сомневался, но в конце концов поддался порыву и с нетерпением, будто в горячке, направился ко входной двери — до этого момента я сидел на кухне и видел, как пару минут назад Каваки вышел из дома. — Что, думаешь, больше нет нужды скрывать дурную привычку? — я в шутку пожурил курящего прямо во дворе Каваки, закрывая за собой дверь. — Я ведь не в первый раз здесь курю. Почему ты решил спросить об этом только сейчас? — он нахмурил брови, видимо, восприняв мои слова всерьёз. Я ненадолго задумался, не зная, что ответить — мне всего лишь было нужно начать разговор, и в голову не пришло ничего получше. — Воняет, знаешь ли, — я пожал плечами. — Так сидел бы дома, если воняет, — Каваки сделал ещё одну затяжку. — Или ты что-то хотел? — Вроде того… — я крепко задумался, стараясь подобрать нужные слова. В самый неподходящий момент они все куда-то разбежались. — Слушай, Каваки, я правда совсем не то хотел сказать. Ну, тогда ещё, — я махнул головой в сторону двери. — Не понимаю, о чём ты, — бросил он, не смотря на меня. Я огляделся, чтобы убедиться, что рядом с нами никого нет. — Мне от тебя нужен… не только секс, — выдал я, ощущая, как кровь приливает к щекам. — А что ещё? — он потушил сигарету о землю. Я пуще прежнего впал в краску. — Ну… объятия и поцелуи, наверное, — предположил я, уставившись себе под ноги. Боковым зрением я заметил, что Каваки обернулся на меня. — Продолжай. Я поёжился от порыва холодного ветра, поэтому решил поскорее ответить хоть что-нибудь, чтобы вернуться в дом. — Мне просто нравится проводить с тобой время. Мне хорошо с тобой. Этого достаточно? — я поднял на него взгляд. — Более чем, — усмехнулся Каваки. Он подошёл ко мне и похлопал по макушке. — Хороший мальчик. — Это было довольно грубо с твоей стороны, — я надул губы. — Мог же сказать что-то вроде: «Боруто, я так ценю это!» или: «Боруто, я люблю тебя». Или, например… — я прервался, потому что Каваки ткнул меня пальцем в плечо и указал куда-то за мою спину. Мимо нашего дома проходили двое мужчин; они были в жилетах, выдаваемых чунинам. Мужчины покосились на нас, но ничего не сказали. — Если ты продолжишь орать такое на всю улицу, скоро вся Коноха узнает, что сын Седьмого — «из этих», — буркнул Каваки, подходя к двери. — Ага. И ты тоже, — я улыбнулся и последовал за ним. — Верно. Разница лишь в том, что тебе жить с этим всю жизнь, а мне — меньше трёх месяцев. Я опешил. Значит… — То есть… то лекарство всё-таки… — Не помогло. Я был у Амадо утром, — подтвердил мои опасения Каваки. — Неважно. Всё равно я и не надеялся, что это сработает, — он вошёл в дом, и я проскользнул за ним. Его ладонь, лежащая на ручке двери, дрожала. — Да уж, как-то похолодало с утра, не находишь? — я попытался сменить тему разговора. На этот раз я не знал, что делать. Действительно не знал. — Ты об этом? — он согнул руку в локте и поднёс её чуть ближе ко мне. — Не. Так было и раньше, но сейчас… — я прикоснулся к его ладони своей. — Но сейчас это участилось. Кретин, ты чё делаешь? — спросил он раздражённо, но голос повышать не стал. — Извини, оно само как-то… — соврал я, убрав руку. Его слова о том, что про наши уже совсем не братские отношения узнают, прочно засели в моей голове, и от мыслей об этом у меня приятно покалывало низ живота.