«Ха-ха-ха-ха! Душу свою выйми,
Положи на ладонь и надейся,
Что поверят тебе, что не сгинет,
Вся присяга твоя в черной тине,
Пересуды людских… Ха-ха! Смейся!»
Авторский перевод отрывка на русский — Цин Цин (Кролик Кай).
Стих: Я. Купала — «Смейся!»
***
Вдалеке поднялось красное солнце, выглядывая из-за верхушек деревьев и гор. Неровные тени обволакивали стены дворца, пока над крышей летали птицы что-то громко щебеча. Сегодня утром было прохладно; пахло мокрой травой и землей; где-то с дороги был слышен грохот колес повозок; фиалково-желтое небо было полно сизыми редкими облаками. Всё это наблюдал принц. Ваньнин практически не поспал этой ночью. То ли из-за внутреннего волнения, то ли просто из-за сбитого режима, но ему не привыкать. Парень сидел на небольшом диване своего балкона, подтянув колени к своей груди и спокойно наблюдал за оживающим миром, пока его подсохшие чертежи шелестели от ветра. Мир так огромен. Смотришь вдаль, а края и не видно. Конечно, Ваньнин понимает, что мир не безграничен, он видел и карты, и макеты планеты, но каждый раз у него внутри горит что-то. Это его любопытство к этому миру. В глубине души он всегда мечтал быть простым путешественником, просто гуляя по земле и что есть сил помогать людям. Такая простая мечта, но такая далекая. Вдруг в двери постучались, и спустя три секунды зашел маленький мальчик. Он был худеньким, черноволосым, черноглазым. В простом холщовом халате, но с красивой бижутерией в виде наручей и головного обруча. Это был один из сыновей личных слуг Ваньнина — Сюэ Мэн. Ему едва исполнилось восемь, но тот был уже верным и хорошим слугой. Хотя Ваньнин предпочитал считать его своим учеником, ведь Сюэ Мэн не раз просил ему помочь с учебой, пока никто не видел. -Ваше Высочество, — он вежливо поклонился и с улыбкой посмотрел на парня. — Вас уже ждут в зале Гуан*, меня попросили вас проводить. Сюэ Мэн почтительно поклонился и отошел вбок, чтобы дать пройти Чу. Он был по-детски румянен и взволнован, когда мимо прошел принц. Шли они молча, но Ваньнин чувствовал, что мальчик хочет ему что-то сказать, но решил его не торопить. — Я… — тихо начал он. — Я очень жду момента, когда вы будете подносить дары Богам, я жду не дождусь! Я уверен, вы будете неотразимы, Ваше Высочество! — громкий и дрожащий голос заставил вздрогнуть юношу, что слегка смутился. — Не стоит, я ведь просто положу какие-то вещи на алтарь. Потом наступила тишина, и они дошли до места назначения. Зал их встретил ослепляющей белизной и кучей людей. Там были и вчерашние девушки-ткачихи, что что-то кропотливо дошивали на наряде и заканчивали украшать купол, и министры, что стояли у стола с закусками, уже начиная отмечать по-тихоньку, и сестрицы-цирюльники, что обсуждали, какую причёску и маску подобрать принцу, и даже солдаты, что будут отвечать за колесницу с куполом. Ваньнин осмотрел зал, пытаясь найти хоть кого-то более знакомого. В глаза бросился Таньлан, что уже сам шел к Принцу. Начались приготовления к празднику.***
На улице была суматоха. Палатки ярких оттенков стояли в ряды по краям дороги, и возле каждой крутились полстова людей, что-то громко болтая. Туда-сюда сновали люди с корзинками, детьми и просто в красивых одеждах господа, прогуливающихся в преддверии праздника. Только в одном из закоулков, между двумя зданиями с красными фонариками, на одной из полудряхлых деревянных коробок сидел мальчик. Рядом стояла изогнутая миска, в которой лежало пара монеток, на которых не купишь и плошку воды. Мальчик был одет только в потрепанный синий халат, повязанный тонким черным поясом и посеревшие от старости штаны, а ноги были перемотаны какой-то тряпицей. Он сидел уткнувшись в колени лицом и тихо слушал разговоры людей на улице. Ему сегодня очень не везло. Видимо люди решили потратить всё до копейки на праздник, нежели поделиться хотя бы крохой с бедным ребенком. Мальчика зовут Мо Жань. Он был из бедной семьи с одной больной мамой. Мама раньше была уличной артисткой, он часто с улыбкой и хлопками поддерживал её, когда та зарабатывала им на обед. Но сейчас та стала слабой из-за проблем со здоровьем и была годна лишь на сидячую работу, потому пропадала на подработке прислуги в швейном доме, где часто её обманывали с деньгами. И совсем недавно её и вовсе прогнали, когда та стала совсем плохо выглядеть. Тогда Мо Жань взял на себя обязанность обеспечивать их семью. «Мам, я же мужчина! Я что-нибудь придумаю, » — пообещал он тогда ей, мягко поглаживая её длинный волосы и холодный бледный лоб. Та улыбнулась счастливо и со слезами на глазах. Мо Жань был её единственным ребенком, она отдавала ему всё, что только могла, и сейчас была так им горда. Пускай они были бедны, но это не мешало ей растить мальчика как ученого человека. Она получила хорошее образование и не боялась учить сына всему, что знала сама. «Какой ты у меня молодец». Мальчик поднял голову и зло посмотрел на богатых людишек, снующих туда-сюда. Он старался отгонять от себя плохие мысли, но всё чаще у него в голове возникали идеи об ограблении одного из таких толстосумов. — Нельзя, мама говорила это плохо, — мальчик поднялся на ноги, отряхнулся от пыли и взял вновь свою тарелочку, грустно возвращаясь в толпу.***
— Давайте, давайте! Ворота сейчас откроются, тащите быстрее платформу! Мужчина с вышки кричал и махал руками на солдат снизу, что в поте лица толкали небольшой купол на колесах, украшенный цветами и бусами. Рядом стоял серьезный Император и Принц, чьё лицо было скрыто бело-серебряной маской и прозрачным жоржетом. Ваньнин спокойно поправлял рукава, время от времени поглядывая на ворота, откуда уже было слышно толпу. — Из купола не выходить до остановки, шторы не отодвигать, с людьми не говорить, даже с носильщиками и охранной; сидеть ровно и не сутулиться, твой силуэт будет виден, — рядом раздался привычный гнусавый голос Наставника. «А дышать мне можно?» — апатично подумал Чу. — Понял. Время пришло. Принца аккуратно подсадили на платформу, где он скрылся за шторами. Внутри было простое кресло с подушкой и маленький столик со сладостями и коробкой с подношениями. Ваньнин сел и стал дожидаться воя рога, ознаменовавший начало парада. Шторы ему не нравились. Он практически ничего не видел сквозь них, ещё и эта глупая маска. Он повторял про себя, как мантру, что надо перетерпеть, а потом можно будет прогулять — хотя он даже не спросил разрешение. Рога завыли. Ворота разъехались и всех оглушили крики и аплодисменты народа, что стоял за небольшим ленточным ограждением, у которого дежурили солдаты. Ваньнин сжал кулаки и выпрямился, с интересом разглядывая силуэты радостной толпы. Внутри у него были противоречивые эмоции, сродни страха и любопытства. Их было много. Очень много! Даже если всю прислугу в Запретном городе созвать, не соберется такого количества. Руки сами собой у него вспотели от осознания, что за всех этих людей он несет ответственность. По крайней мере, будет нести, когда сядет на трон. Нет, он не испугался, он просто растерян, ведь даже подумать не мог, как много душ в его Империи. И каждая ценнее всего золота в стране. Он старался разглядеть каждого человека: во что тот одет, как себя ведет, какое его настроение. Он никогда не был наблюдательным человеком, если это касалось других людей, но сегодня ему было важно понять, кто есть кто, как живет и рады ли они. Ему не понравилось, что большинство людей выглядело слабыми и усталыми, но счастливыми. Он подумал:"Им чего-то не хватает? Или они так любят работать?» Потом он переключился на палатки. Столько интересных закусок он не видел ни на одном из императорских столов. Они выглядели простыми, но такими аппетитными. Особенно те пирожные в форме цветов. Каждый дом был украшен желтыми ленточками и фонариками, что покачивались на ветру. Город был до безумия красив и жив. Платформа медленно ехала по вымощенной из камня дороги, меланхолично покачиваясь и трясясь. От начала парада прошло не больше двадцати минут и совсем скоро экипаж доедет до Храма. Музыка и бой барабанов уже начинал поднадоедать, но даже если бы Ваньнин захотел закрыть уши руками — было бы неприлично. Ваньнин решил дать себе вольность, слегка нагнуться за сладостями, потому что они так его манили. Аккуратные круглые пирожные блестели своей глазурью на редких солнечных лучах, и выглядели, как настоящие искусительницы. Только Чу вынул руку из рукава, раздался гомон испуганной толпы и лязг металла. Он сам не понял, как застыл и резко повернул голову вбок, где в пяти метрах от него разразилась страшная сцена, заставившая его побледнеть. Один из его стражников, сопровождавших платформу, высоко занес руку с холодным мечом над сжавшимся в комочек ребенком, дрожащим и молча принимающим свою судьбу. Он даже не просил о помощи. Лишь толпа охала и ахала, а мужчина, что толкнул его на эту самую дорогу, расталкивал людей, позорно сбегая. Всего миг — и ветер поднялся рядом с ребенком; взлетела пыль и лепестки праздничных цветов, и меч стражника с оглушающим треском был откинут на землю. Перед людьми стоял прекрасный юноша в белом со сверкающей золотом ивовой лозой, что нетерпеливо, как змея, извивалась возле ног упавшего от страха солдата. Весь парад встал. Люди замолкли. Никто не ожидал, что так произойдет. Ваньнин выпрямился и спрятал оружие, молча смотря на стражника. Но потом, как сквозь зубы заговорил: — Кто отдал тебе приказ убивать? Я? Император? Кто? — его голос был пронизан сильнейшим холодом, от которого даже зубы заболели. -Я… Я всего лишь… — солдат дрожал как осиновый лист, с ужасом припадая лбом к земле, громко стуча им об камни. — Простите! Простите! -Прочь во Дворец, я с тобой потом разберусь. Ваньнин хмыкнул и обернулся, натыкаясь на два больших глаза, что с непониманием смотрели на него. Всего миг, и мальчик заплакал, сгибаясь пополам. Принц замер, невольно покраснев. Он подумал, что перестарался и напугал ребенка. — Не плачь, — Ваньнин вспомнил, что в детстве достаточно было его обнять и ему становилось легче, потому он аккуратно присел рядом и подтянул дрожащего ребенка к себе. Тот сразу застыл. А потом вновь задрожал, утыкаясь во вкусно пахнущий воротник, с силой обнимая принца за шею. Ваньнин мягко погладил теплую спину с сильно проступающими позвонками и ребрами, что вогнали его в ужас. Как этот мальчик до сих пор жив? Он же сплошные кости да кожа. Чу вздохнул и крепче прижал к себе чумазого ребенка, от которого пахло сгоревшей травой и дровами. — Что здесь творится?! Со стороны Дворца скакал верхом на коне сам Хуайцзуй, недовольно хмурясь посеревшим лицом. Он ожидал всё, что угодно от принца сегодня: побеги, кривую походку, неправильно проведенную церемонию, но не драку и срыв всего парада! Ваньнин лишь поднялся с ребенком на руках, что обхватил его, как коала дерево. — Я принесу свои извинения позже, Учитель, — он кивнул головой, пока Император едва сдерживал свою брань. Негоже Императору материться на чём свет стоит перед народом. Но этот мальчишка неисправим! — Ты… Ты… Сегодня же будет серьезный разговор! — выплюнул тот, а потом, встав на дыбы, ускакал обратно, перед этим махнув рукой остальным платформам, чтобы те продолжили путь и сменили порядок. Мальчик шмыгнул носом и открыл свои темные глаза, слегка отрывая голову от шеи и заглядывая в прорези маски принца, натыкаясь на холодные серые глаза. — Успокоился? Где твоя семья? — Н-нет. Её здесь нет, — тихо ответил он, всё также неотрывно смотря на принца. Глаза принца хоть и были безэмоциональные на первый взгляд, но мальчик чувствовал, что они самые теплые и добрые во всем мире. Никто никогда на него так не смотрел. Ваньнин смутился и нахмурился от пристальности этого ребенка: «А где они?» — Мама дома болеет… Чу застыл, что-то обдумывая, а потом кивнул. К слову, он уже догадался по одежде и виду, что мальчик явно не из полной и обеспеченной семьи. Ваньнин подозвал одного из своих близких стражников. — Отведи его домой. Не дай бог с ним что-нибудь случится, будешь отвечать головой. Только Чу хотел поставить на землю мальчика, как тот вновь вцепился своими руками за халат, слегка пачкая белую ткань. Его темно-пурпурные глаза смотрели с надеждой и грустью, а губы дрожали, будто тот готов закричать мольбы о просьбе: «Не оставляй меня!» — Мне надо идти, парад ждёт. Ты же не хочешь, чтобы он сорвался и меня наругали? — давить на совесть Ваньнин не хотел, но что ему оставалось? Как он и предполагал, мальчик, поджав губы, отпустил его и стал на землю. Ростом он был таким же, как Сюэ Мэн — по ребра. Чу достал из рукава небольшой холщовый мешочек и вручил в худые ручки. Он не сказал больше ничего, лишь развернулся под внимательно наблюдавшие взгляды толпы, что во время всё этой сцены тихо переговаривалась. Особо впечатлительные утирали слезы со щек, понимая, что Ваньнин такой же замечательный правитель, как и Чу Сюнь. И теперь точно могли знать, что в будущем всё будет хорошо. Когда купол опять тронулся, Мо Жань, как загипнотизированный смотрел вслед уезжающему Принцу, пока рядом нетерпеливо топтался стражник. — Пойдем, отведу тебя домой, — мужчина осторожно потянул Мо Жаня за руку, пробираясь через толпу, пока тот всё также смотрел вслед, нежно прижимая вкусно пахнущий тяжелый мешочек к груди. Кажется, он ошибся, и это всё-таки самый везучий день в его жизни. Парад, к слову, закончился хорошо. Разговор закончился безрезультатно.