***
Будучи любознательным и шкодливым, естественно, Соник обнюхал все углы в доме его соперника, какие только мог, включая подсобку под лестницей. Прачечная была последним пунктом на первом этаже — следовательно, остались ещё второй, гараж и сад. К разочарованию синего героя, в гостиной ему не удалось найти чего-то примечательного: всё было отвратительно на своих местах, и вместо плакатов или картин стены были усыпаны книжными полками. Книги по астрономии, физике, механике, биологии, ботанике и куче других научных вещей, от которых у лазурного ныло в глубине живота, разбавляемые различными жанрами прочей литературы. На некоторых из них покоились диски. Он уже видел гостевую комнату и душ, но на верхнем этаже оставались ещё две, как минимум одна из которых должна быть хозяйской спальней. Соник остановился перед первой интересующей его дверью и дёрнул ручку, но, увы, она оказалась заперта. Кобальтовый спидстер проверил вторую — и опять неудача. Но, разумеется, лазурный не собирался так просто спускать это с крючка. Он проверил ручку двери гостевой комнаты, обнаружив там аналогичный замок: он представлял из себя небольшую защёлку на самой ручке, при повороте которой блокировался нажим. Противостояние злу всегда требовало некоторой изобретательности (ввиду всех ловушек, приготовленных для его шкуры), потому Соник быстро смекнул, что с обратной стороны замок можно было довольно легко повернуть любым плоским предметом. Быстрейший из живых вернулся на кухню за ложкой, которая в этой конкретной ситуации должна стать непревзойдённой отмычкой, просунул конец ручки в замочную скважину, повернул и… есть! Дверь со щелчком отворилась. Спальня была очень тёмной для такого раннего времени суток: стены выкрашены в какой-то мрачный цвет, а окно в качестве единственного источника освещения максимально плотно зашторено чёрной тканью. Соник немного приоткрыл занавески, чтобы осмотреться. Комната казалось ещё более пустой, чем гостевая (а из-за цвета стен ещё и меньше): здесь снова были эти дурацкие книжные полки, тумбочка и платяной шкаф. Самым крупным предметом мебели оказалась кровать, которая была даже больше, чем в комнате для гостей, (Король? Калифорнийская Королева?) заправленная такими же тёмными простынями. Синий герой бросил взгляд на тумбочку, стоявшую вплотную к постели, поднял один из двух одиноких предметов, находящихся на ней, и улыбнулся. Всё-таки он её сохранил. Чёрно-белая фотография Марии и Джеральда блестела в тонкой полоске утреннего солнца в его ладонях. Вещь, которую, казалось, его соперник бросил ещё в смотровой колонии, когда твёрдо решил оставить прошлое позади. Он вернулся за ней? Соник ещё несколько мгновений рассматривал улыбку покойной девочки, прежде чем вернуть рамку на место и вновь занавесить шторы. Герой подсуетился, чтобы оставить всё ровно в том виде, в каком оно было до его небольшого вторжения. Вторая запертая комната не представляла интереса, потому что являлась по сути своей рабочим местом его соперника. Книжные стеллажи достигали рекордного количества (здесь даже имелось кресло, вероятно, для чтения), в ящиках рабочего стола пылились только какие-то скучные секретные материалы GUN, в которых у спидстера не было ни малейшего желания копаться. Он предпринял попытку залезть в ноутбук, но, поскольку варианты «СраныйПароль», «Мария» и «чилидог» не подошли, быстро бросил эту затею. Гараж стал аналогичным разочарованием, потому что это было просто мрачное помещение с деревянными стендами, занятыми случайными садовыми или ремонтными инструментами и машинным маслом. Чердак, вход на который он обнаружил в своём исследовании, оказался и вовсе пуст. Осталось осмотреть только участок. Как передний, так и задний двор оказался очень ухоженным с подстриженным газоном, на последнем даже расположились цветочные клумбы. Каждый сорт обозначен небольшой табличкой, какие могла поставить в своём огороде только ваша забывчивая бабушка. Соник тихо хихикнул. Он сам не боялся признать, что любит цветы, но чтобы это был кто-то с таким серьёзным и каменным лицом, вроде Шедоу… Лазурный провёл голой ладонью по прохладным лепесткам шафранов и ткнулся носом в гладиолус; свежий ветерок ласкал его иголки, и кобальтовый спидстер приземлился прямиком на молодой газон в своей любимой позе: закинув ногу на ногу, а руки — за голову. Отличный день, чтобы подремать на травке среди цветов.***
Это был долгий день. Один и тех, когда Командир особенно сильно приседает тебе на мозги. Шедоу вышел из душа, относительно расслабленно вздыхая, промакивая мягким полотенцем свои всё ещё влажные головные иглы, и уже хотел открыть свою спальню, но… Эбонитовый ёж присел на корточки, чтобы получше рассмотреть расколотую крошку грифеля, которую он вставлял в дверные петли на случай незваных гостей. Заметить тонкий стержень было практически невозможно даже опытному агенту, если он не знает о трюке, — метод, который он использовал со времён, когда жил с Руж. И в данный момент в этом доме был единственный живой, который мог быть ответственен за непростительное происшествие. Гибрид оскалился и стиснул кулак, сдерживая рычание. Ярость захлестнула его жилы и грозила излиться неконтролируемым потоком. Необузданный гнев сменило хладнокровное спокойствие, и он разжал кулак. Придурок получит урок.***
— Фейкер. В данный момент Соник посочувствовал несчастной двери, которая с гулким стуком ударилась о ближайшую стену, заставив ранее расслабленного ежа подпрыгнуть — иглы рефлекторно ощетинились в ответ на действие. Одно это уничтожающее слово было пронизано несоизмеримым количеством яда, который своей смертоносностью мог пристыдить даже чёрную мамбу. — Воу-воу, полегче, приятель. Ты чем-то расстроен? Плохой день? Лазурный взглянул на своего соперника — и тут же шумно проглотил комок, подступающий к горлу. Алые глаза были нехарактерно широко распахнуты, зрачки сужены и, казалось, светились оттенком по меньшей мере на десять тонов светлее и ярче. На лице эбонитового отсутствовал оскал и даже эта морщинка между глазами, которая указывала на вечно опущенные и сведённые в недовольстве или раздражении брови. Рубины зафиксированы точно на нём, а губы сжимаются, превращаясь в две тонкие параллельные линии. Он мог почувствовать эмоцию, висящую в воздухе, но она так кардинально отличалась от его гнева в пылу сражения или битвы. Дыхание ровное, даже слишком, так, что заставило похолодеть кончики персиковых пальцев. Кобальтовый спидстер обычно из тех, кто смеётся в лицо опасности, но сейчас в этом было что-то совершенно неправильное. И когда герой отметил, как на виске другого вздулась вена, Соник понял, что надо бежать. Быстро. Голубое Пятно тут же вскочил со своего насеста, но, поскольку агент всё ещё занимал дверной проём, выскользнуть так легко ему ни за что бы ни удалось. Шедоу поймал его движение ударом рукой, который Соник на сверхчувствительных рефлексах умудрился парировать, но это заняло крупицу его внимания, которой было достаточно для того, чтобы гибрид сориентировался и подбил его ноги. Герой был уже наполовину в воздухе, но его лодыжки сжали до боли в костях, и он споткнулся, поцеловавшись лицом с полом. Надо было прыгать в окно — подумал он уже постфактум, ведь его мышцы всегда шевелились быстрее извилин. С другой стороны, оно ведь тоже было закрыто. Лазурный агрессивно принялся вырываться, но в то же мгновение вокруг его ахиллов обвился витой материал (Ублюдок пришёл подготовленным!), гибрид туго зафиксировал в первую очередь синие ноги, наученный опытом, что они представляют из себя наибольшую угрозу. — Расстроен? Я нахер в бешенстве, — в ушах лазурного зазвенел ледяной, ядовитый тон. Каждое слово приправлено густой желчью, и Соник был точно уверен, что никогда прежде не слышал такого тона из уст своего соперника, даже когда они были официальными врагами. Он продолжил попытки вырваться, ползая на руках и вскидывая теперь уже связанные ноги, но его тело легко было прижато чужим, искусственным, и герой предполагал, что учёные явно не пожалели другому тестостерона. Вслед за лодыжками верёвка обожгла и его кисти, — Если помещение закрыто, значит, тебе не следует совать туда свой нос, ёжик. Я научу тебя хорошим манерам. Я же закрыл за собой дверь. Как только манила была затянута наверняка, почти сдавливая его кожу, лазурного бросили спиной на кровать — предмет мебели обвиняюще заскрежетал в ответ на оскорбительное обращение, и синие уши прижались к голове от звука, а веки зажмурились. На пару десятков коротких секунд весь мир вокруг замер, и, когда Соник открыл глаза, каждый нейрон его тела кричал ему, что сам Ад мог замёрзнуть от этого взгляда. Рубины яростные, блестят нехорошим блеском, заставляя шевельнуться доселе почти незнакомое чувство страха, такое, что холодели кончики его пальцев. Треугольники прижимаются ещё ближе к черепу, когда резкий, хлёсткий звук прорезает воздух, кожа щёлкает о кожу, и Соник видит, как его соперник сжимает в руках кнут, что даже сквозь чёрную шерсть видно, как белеют костяшки его пальцев. Очевидно, он не собирается его щадить. Откуда он всё это вообще достал? Он же осмотрел каждый угол в этом чёртовом доме! Эбонитовый растягивает пересохшие губы, клыки угрожают, когда рот открывается достаточно широко, чтобы они могли быть замечены. «Стоп-слово?» На секунду лал смягчается, призрачно выражая что-то обнадёживающее и заверяющее, но только до того момента, пока Соник, незаметно сглотнув, не назовёт слово. «Салат». — Очень хорошо, — герой регистрирует свист в воздухе, прежде чем его уши заложит, и невольно кричит, когда материал почти разрывает его плоть, и толстая полоска немедленно краснеет на его животе, — Что ты помнишь хотя бы эту важную информацию. Второй следует почти сразу и приходится по соскам, и в этот раз лазурный запрокидывает голову, чтобы кричать. Как может кто-то бить с такой силой? Кнут хлещет так, что, поставь перед гибридом скалу, он расколет её надвое одним только этим гибким оружием. Случайная мысль посетила ум Соника — интересно, что больнее: получить по полной Хаос Копьём или этот грандиозный удар. Сам факт того, что он всерьёз вообще задаётся этим вопросом, говорит о том, что он несколько нездоров. — Я научу тебя уважать чужую частную жизнь. Стремительная сессия из трёх беспрерывных ударов прослеживает всё его тело от низов до груди, и кобальтовый спидстер кряхтит, смутно припоминая, как его когда-то швыряли. С каждым щелчком его член выглядывал из щели на дюйм больше, трясясь и оставляя за собой свежую белую каплю. Яркий румянец разлился по персиковым щекам и стёк на шею от уязвимости и обнажённости его текущего положения. Я действительно мазохист. — Герой? Шлюха Мобиуса подходит тебе гораздо больше. Следующий проходит в критической близости от его члена, и Соник скулит от беспощадного обращения с его паховой зоной. Финальный коронный проходит практически параллельно его позвоночнику, очерчивая весь его торс и грудь. Удовлетворённый, Шедоу опускает плеть, осматривая, как в некоторых местах крупинки крови наклюнулись под неразорванной кожей. Семь ударов — разумная ставка для начинающего. Всё его тело исполосовано и грозит стать похожим на одного Хранителя. В следующие минуты в его голове всё почти, как в тумане. Агент поднимает его связанные ноги и оставляет их в воздухе перпендикулярно кровати. Кобальтовый слишком ошеломлён, чтобы реагировать. Отношение с его тылом такое же грубое, но всё же он почему-то даже не думает выкрикнуть тут же стоп-слово. Герой обвиняет в этом сухость во рту, а не свою потребность, желание. Может, он действительно хотел, чтобы его так использовали. У него никогда не было времени, чтобы исследовать свои сексуальные предпочтения. Соник не в состоянии держаться долго, когда его трогают там, пока чувства чрезмерно обострены, и ему кажется, что он кончит всухую, потому что его яйца чувствуются практически полыми, учитывая, сколько уже он протёк. Ожидаемо, Голубое Пятно изливается раньше совсем тонкой струйкой остатков своих резервов, кончая нетронутым, и сокращающиеся мышцы не становятся для другого помехой. Шедоу продолжает точки, пока не дойдёт до пика и не спустится с него, и только тогда вызволяет подёргивающееся синее тело. Обе их пары ног ловят страшные судороги, от которых хочется лезть на стену, и пока один может откинуться на промокшей от пота кровати, ноги другого чуть не подкашиваются, что он вынужден поддерживать себя о матрас. Эбонитовый отстраняется и видит, что недавно белые бинты окрасились багровым цветом. Его уставшие глаза тут же распахиваются, в спешке он прорезает их когтем, а затем смотрит на рану. — Твою мать, — тихо скрипит он сквозь зубы, удаляя белые лохмотья, пока они не прилипли за счёт свежей крови, — Если бы ты с самого начала как следует её перевязал, она бы не открылась сейчас, — Алая кровь хлещет фонтаном из глубокой царапины, пролегающей прямо через артерию. Пелена уходит из зелёных глаз от звука чужого голоса, и голова Соника бодро обращается к причине их дилеммы, — Теперь нужен шов. Чёрно-красный ёж метнулся к аптечке, покоящейся на столе; руки едва заметно дрогнули, когда коснулись шприца. Агент продезинфицировал ладони и вынул иглу. По комнате пробежал запах спирта. Когда он наполнил её препаратом, постучал по корпусу и чуть толкнул поршень, на пробу выпустив несколько капель, лазурный уже собирался начать свою атаку вопросами, — Я зашью. Спиртовая салфетка прижалась к зоне недалеко от ранения, герой вздрогнул сначала от холодка, а затем от короткого укуса шприца, введённого в его тело, — Если ты хочешь спать, тогда ложись. Этой дозы не хватит, чтобы вырубить тебя полностью. — Это отсылка к распространённому анекдоту про глухого хирурга? — съязвил Соник, чувствуя, как онемение уже закрадывается под его кожу. — Фейкер, — его двойник с жаром подчеркнул обращение, — Я пытаюсь спасти твою сраную жизнь. Сделай одолжение — заткнись нахуй. — Ладно, ладно, я понял. Не кипятись во второй раз. Лазурный напоследок добротно зевнул, даже не впечатлённый, и закрыл глаза, захрапев от истощения слишком уж быстро. Чёрные руки всё равно предательски задрожали и опустились, как только синие веки сомкнулись. Он сжал кулаки, чтобы попытаться быстрее унять дрожь. Анестетик не будет действовать вечно. Он просто тратит своё драгоценное время. Успокойся. Последнее, что ему нужно — это твоя чёртова паника. Вдох. Выдох. Повторить. Шедоу вынул хирургическую иглу нужных размеров и принялся накладывать стежок за стежком. Медленнее, чем ему хотелось бы. Медленнее, чем он должен был.