токийские потрахушки

             ужасно хотелось закрыть глаза. а лучше и вовсе накрыть лицо ладонями и спрятаться от пристального аметистового взгляда, что возвышался, даже когда снизу-вверх смотрел.       даже когда активно насасывал.       они уже проходили это. какуче должен смотреть. обязан следить за каждым движением языка. неотрывно наблюдать, как припухшие, постепенно краснеющие губы растягиваются вокруг его члена, блестят от слюны и так мягко скользят, принимая глубже, пока головка не упрется в стенку горла, а смуглые ладони не начнут до синяков сжимать контрастно бледные бедра.       двигаться нельзя.       смотреть, покорно принимая ласки своего короля, и негромко стонать, прислушиваясь ко всем мокрым, хлюпющим, причмокивающим звукам, словно изана сейчас не крупным членом давился в попытке протолкнуть его глубже в горло, а обсасывал быстро тающий на солнце и до одури сладкий замороженный лед.       так вкусно и пошло, что щеки горели лихорадочным румянцем, а возбуждение лишь усиливалось с каждым движением языка. и член ожидаемо становится больше. потому изана отстраняется. издевательски медленно соскальзывает, чуть задевает зубами головку, вырывает рваное шипение сквозь зубы и скалится от этого довольно. плотно обхватывает пальцами основание и смотрит притворно обижено.       — я чуть не подавился.       голос тихий, хриплый, глубокий. такой же глубокий, как и его глотка. и от внезано всплывшего в мыслях сравнения хитто сильнее заливается румянцем, отводит взгляд и чем угодно старается голову забить, лишь бы не думать о том, как же внутри изаны горячо, узко и мокро. хорошо даже от одних его пальцев, что вроде как кончить не дают, но вместе с тем сильнее заводят.       — снова растешь, — движение руки по пульсирующему члену слишком ленивое, чтобы желаемое дать. — ты ведь обо мне думаешь? — кольцо пальцев крепче обхватывает основание, вырывая короткий всхлип. — лучше тебе думать обо мне.       когда по нижней губе неторопливо проходится острый язык, который до этого выписывал спирали на члене какуче, хочется взвыть, прикоснуться к мягким снежным волосам и притянуть обратно. только это скорее курокава стянет брюнета на пол, сядет ему на грудь и выжидающе размажет предэякулят по сомкнутым губам.       тоже прекрасный сценарий. какуче даже сам ляжет и приглашающе откроет рот, ожидая своего короля… но сперва хотелось бы кончить. а для этого придется согласно кивнуть, слегка прикрывая глаза волосами. и вздрагивая от прикосновения горячих пальцев к лицу.       — не прячься от меня, — спасительная вуаль из волос пропадает. — ты же знаешь, что это плохо закончится, — фиалковые глаза широко раскрыты в ожидании нового согласного кивка. — хороший мальчик. а теперь продолжай краснеть для меня.       и больше ни слова. смазанно касаясь рваного шрама, изана опускает ладонь обратно, сжимая бедро любовника так, что вены на руке вздулись от напряжения. а потом вздутые от возбуждения вены обводит кончик языка, дразнит, пока основание по-прежнему сжато.       изана так и продолжит просто дразнить, пока оттенок алого на щеках хитто недостаточно насыщенным будет, пока из искусанных губ не начнут вырываться более громкие стоны и поскуливания.       до этого курокава всего лишь играться будет. облизывать собственные губы, ни на миг не разрывая зрительный контакт. следом облизывать пульсирующий в руке член, обильно смачивая слюной. посасывать одну лишь головку, кончиком языка в уретру толкаясь. причмокивать и опять облизываться, словно попробовал только что невероятно вкусный леденец и теперь раздумывал, сразу его съесть или до невозможности растягивать удовольствие.       — если бы у твоего румянца был вкус, он был бы клубничным или вишневым?       — о чем ты?       иногда казалось, что даже сам курокава не знал, что творилось в его голове и откуда там появлялись подобные мысли, которые так и вертелись без ответа и объяснений.       или вообще мгновенно улетучивались, стоило какуче вновь почувствовать, как плотно его обхватывают губы изаны, наконец-то ускоряясь и стремительно пропуская глубже. постанывая в процессе, помогая рукой, языком и даже взглядом — уверенным, наслаждающимся, удерживающим контроль, даже когда начало сбиваться дыхание.       даже когда губы окрасились белым, а семя по подбородку стекать начало, смешанное со слюной и полностью игнорируемое, ведь куда лучше прямо с головки слизывать. подхватывать языком стекающие капли, казалось, даже вкуснее было. особенно если при этом и дальше вгонять какуче в краску своими непонятными мыслями.       — представь, как хорошо было бы, будь твоя сперма на вкус как молочный коктейль. и чтобы еще немного клубничный от румянца. я бы не выпускал тебя изо рта.       — ты и так это делаешь…       — видишь, какой ты у меня вкусный?