токийские потрахушки

             не то чтобы изана совсем не любил трахаться, ему это просто не надо было.              но какуче хотел его. часто и настойчиво. вился рядом, отводя взгляд и сверкая алыми щеками. если достаточно долго игнорировать его, то скулить начинал, прижимаясь со спины, обнимая настолько крепко, что дыхание спирало.              — неужели ты не замечаешь, как я хочу тебя?              изана любил это его нетерпеливое состояние. любил еще сильнее дразнить, выпутываясь из объятий, отходя подальше, посмеиваясь над ним.              — я занят, — и улыбается самодовольно. — а у тебя есть руки.              а в кабинете курокавы есть небольшой кожаный диван, где какуче читать любил.              где сидит, полностью обнаженный, и не сводит взгляд с работающего изаны. работал он только для видимости, чтобы довести хитто до крайней степени желания, когда он больше не сможет сдерживать голос и начнет выпрашивать, чтобы изана хоть посмотрел на него.              облизал взглядом с ног до головы и обратно, приказывая не шуметь сильно и поиграть со своими сосками, пока курокава старательно делает вид, что дописывает какой-то отчет или ищет нужный документ, или еще что-то неважное, лишь бы подразнить подольше, в какой-то момент заставляя убрать руки и просто ждать, ведь все эти стоны и хлюпанье мешают работать.              зато заводят тихие мольбы какуче, что послушно раскинул руки по подлокотникам и лишь тяжело дышал, пока болезненно твердый член истекал предэякулятом и пульсировал в ожидании продолжения. изане лишь несколько пометок осталось сделать и оформить заказ на игрушки для какуче, чтобы в следующий раз ему веселее было.              и когда курокава на него взгляд поднимает, хитто уже почти плачет, умоляя хоть что-то сделать.              сперва поцеловать, ударяя по рукам, что к его плечам потянулись, — он не разрешал пока шевелиться. лишь скулить прямо в губы, что снова и снова от него убегали, и смотреть, как изана медленно стягивает с себя одежду. прекрасный и недоступный, как настоящее божество, к которому запрещено прикасаться, можно лишь получать немногие дары и едва заметно толкаться бедрами, когда курокава их оседлает, снова целуя. снова дразня медленными прикосновениями и укусами, следы от которых не скроет ни одна рубашка.              а тонкие стены их офиса не скроют нетерпеливого стона какуче, когда изана немного назад подастся, чтобы член хитто меж его ягодиц скользить начал. и сперва этого будет достаточно, лишь с небольшим давлением соприкасаться и чувствовать в себе извивающийся язык любимого.              и достаточно было лишь одной мысли о том, чтобы почувствовать изану в себе, как член снова твердеть начал. и извиняющийся взгляд больше не помогал, да и зачем убегать, когда изана уже во всю терся своим возбуждением о его живот, пачкая в смазке и наконец-то позволяя прикоснуться к себе.              заставляя собрать со спины всю сперму и ею начать растягивать, прерывая любые слова поцелуем и мысленно отмечая, что смазку тоже заказать придется, спрятав по всему офису, ведь никто не знает, когда и где какуче начнет отчаянно алеть щеками и прятать бугор на штанах. ему прежде и так приходилось в туалете дрочить, пока изана случайно не заметил. такое сокровище не должно от него прятаться. но какуче этого знать не обязательно, пусть и дальше стыдится и краснеет, проникая в курокаву пальцами, осторожничая, словно впервые.              послушно выполняет все приказы, разводя пальцы в стороны, добавляя еще слюну, вставляя четвертый палец, чтобы после не приходилось шипеть от тянущей боли. чтобы не приходилось признавать, что какуче слишком большой для него и способен до состояния слезливой лужи довести, если однажды сорвется и перестанет слушать указания курокавы, просто вдалбливая его в любую подходящую поверхность или даже навесу. про последнее стоило подумать позже.              сейчас стоило осторожно опускаться на хитто, сдавливая его шею, чтобы не расслаблялся и крепче за бедра удерживал. и изана все же любит вид синяков на своем теле, но ни за что ему в этом не признается и после обязательно отчитает за оставленные метки, заставит вылизывать их и потеки спермы на загорелой коже, возможно, еще разочек возбуждаясь, чтобы заставить какуче хорошенько отсосать, глядя прямо в глаза, как курокава тому и учил. и неважно совсем, что они вроде как вместе друг на друге учились, имея при себе нулевой опыт и лишь скудные познания из интернета.              какуче всегда позволял изане быть наверху. двигаться самостоятельно, не убирая рук с бледной шеи, постепенно наращивать темп и полностью игнорировать тонкие офисные стены. пусть все знают, что какуче лишь ему принадлежит. такой покладистый и возбужденный, что едва сдерживается, чтобы не опрокинуть изану на этот диван, наконец-то срываясь на бешенный ритм. послушно ждет команду.              и послушно исполняет ее.              и так день изо дня до скончания их вечности.