токийские потрахушки

             Спать с Хаджиме холодно.              Харучие каждый раз замерзает, оставаясь с ним в одной кровати. Каждый раз отказывается уходить и только ближе льнет, со спины обнимает и целует свежий след от укуса, за который утром недовольный взгляд получит, колючий и молчаливый.              Потому что им тепло, лишь когда тела сливаются и в едином ритме двигаются. И чтобы чужих имен не называть, приходится за тонкую шею кусать, в сторону черные волосы отбрасывая.              Приходится жестче толкаться, ведь обещал как-то отомстить за каждое утро, когда из-за боли в пояснице было сложно с постели встать. И Коко под ним ожидаемо громче стонет, выгибается. И глаза жмурит, наверняка своего щенка представляя. И однажды Санзу обязательно уговорит его волосы выбелить как у короля и наконец-то сможет их на кулак намотать, ближе к себе притягивая, снова и снова кусая за острые плечи.              У самого такие же, усыпанные блядскими засосами, что неприятно ноют под белой формой. Зато красиво темнеют в тусклом свете настольной лампы, что побуждает желание вновь губами прикоснуться. Сперва едва ощутимо, обманчиво нежно, чтобы спустя миг зубы сомкнуть и толкнуться особенно сильно, вынуждая Хаджиме лицом в подушки вжаться в попытке хоть как-то голос заглушить. Слишком большая роскошь, которой он вечно лишает Харучие, удерживая за волосы, чтобы ни одного стона не упустить.              Они друг друга с первых дней привыкли со спины брать, вдалбливая в кровать или стену, чтобы лица не видеть. Потому-то постоянно холодно, а губы искусанные, ни единого поцелуя не получив. Используют друг друга, когда настроение особенно паршивое и хочется всю свою злость на кого-то выплеснуть.              Или наоборот подставиться, чтобы больше не приходилось слезы сдерживать. Просто контроль потерять, подаваясь навстречу грубым толчками в наивном желании хоть как-то свое одиночество скрасить.              В желании согреться.              И Харучие впервые переворачивает Коко на спину, вглядывается в мокрые и покрасневшие глаза, целует и вновь проникает в напрягшееся тело. Это необычно, со вкусом соли и сдохших бабочек, переплетая пальцы и снова наращивая темп. Но теперь сцеловывая каждый стон, задыхаясь в чужие губы, когда Хаджиме расслабляться наконец-то начнет, ноги на поясницу забросывает и шепотом попросит не сдерживаться.              Чтобы больше не думать, что впервые встречает день рождения не с ним.              И может, однажды удастся забыть стеклянные чайные глаза. Особенно если упереться взглядом в расширенные зрачки и совсем тонкую радужку невесть какого цвета. Плевать уже, из-за темноты это, возбуждения или безымянных таблеток, лишь бы Санзу продолжал долбить его со всей силы, от чего дыхание сбивалось и голос срывался на хрип, обещая к утру полностью пропасть.              Главное что сейчас можно чужую спину царапать и на пробу перекатывать на языке цветочное Харучие.              Тихо так, по слогам. Ха-ру-чи-е.              И Санзу удивленно замирает, не верит. Почти забыл, как собственное имя звучит. Особенно нараспев, когда толчки замедляются до невозможного, чтобы вновь услышать. Едва заметное тепло почувствовать.              Наверное, им не так уж и плохо вместе. Наверное, даже получится неплохой симбиоз организовать, где оба от невзаимной любви загнуться готовы, но отчего-то держатся до сих пор, хватаются за искусанные плечи друг друга и сливаются смазанном мокром поцелуе, что до самого последнего толчка длится.              До утра, когда так и не удается уснуть, выжав друг из друга все соки.              Когда просто будут сидеть на подоконнике и курить одну на двоих самокрутку. Коко даже не спрашивал, что за трава там, Санзу решил не уточнять. В голове зато приятно пусто и, может, сил хватит на еще один заход, чтобы наконец-то выбросить старую скрипучую кровать и что-то солиднее купить, удобнее, чтобы с резным изголовьем, идеальным для экспериментов с цепями. И обязательно одеяло новое.              Потому что спать с Харучие по-прежнему холодно, теплее прежнего, но зима все не желала их покидать.