Общага "Бродячих"

«сегодня день тишины» Джисон, развалившись на диване, читает сообщение и понятливо хмыкает. Быстро отправляет смайлик с поднятым вверх большим пальцем, давая понять, что он увидел и принял к сведению. Хан замечает, как сидящий рядом Феликс очаровательно хмурит брови, ему Чан тоже написал. — Это нормально для их вида, — парень в знак утешения сжимает чужое плечо, но Ли этого явно мало, потому он жмется к другу всем телом, кладет голову ему на плечо. — Русалы тяжело приспосабливаются к жизни на суше. Такие приступы естественны. — Они слишком частые, — голос Феликса обеспокоенный. Он убирает телефон, силой заставляя себя перестать гипнотизировать дурацкие строчки в надежде на то, что они изменятся на что-нибудь приятнее. — Вдруг ему станет плохо прямо на занятиях? Хан укладывает на себя парня чуть удобнее для них обоих, обнимает двумя руками и старается дышать ровно. Ликс остро реагирует на его сердцебиение, поэтому было важно показать, что Джисон не переживает, что он уверен в собственных словах. Если он правильно помнил, размеренный ритм «родного» сердца успокаивает вампиров. Ох, стоп, или это про церберов с оборотнями? — Они частые, — встряхнув головой, Хан отогнал лишние мысли. Тело над ним напряглось, услышав подтверждение, поэтому пришлось обнять вампира чуть крепче, — но они становятся все короче. Помнишь, как в начале он три дня не покидал свою комнату? Сейчас Минхо справляется за полдня. Это значит, что он адаптируется и, возможно, совсем скоро уже полностью избавится от этих приступов. К началу занятий ему будет значительно лучше, а в случае проблем там будет Хенджин, он присмотрит за ним. Феликс выдыхает. Он не выглядит слишком убежденным, но ему хватает этого, чтобы немного успокоиться. Тем более, Минхо правда перевели в группу к Хвану как раз на случай непредвиденных обстоятельств. В их университете не так много монстров, было безопаснее держать их ближе друг к другу, чтобы они помогали товарищам в случае проблем с контролем или с ситуациями, когда кто-либо из людей подмечал «странности». — И Чан ему поможет, — уверенно говорит Хан, вызывая слабую улыбку у друга. Да уж, если кто и способен помочь с адаптацией, так это их альфа. — Готов поспорить, он даже сейчас сидит отвратительно близко, и Минхо ему это позволяет. Вампир хмыкает и на пару секунд закрывает глаза, сосредотачиваясь. Поскольку почти все они разных видов, было просто отличать запах крови друзей. Ли не нравилось подсматривать за стаей, но иногда он принюхивался к воздуху, чтобы понять, кто из парней дома и в порядке ли они. После событий прошлого у Феликса был пунктик, который Сынмин называл отвратительным словом «паранойя». Стая знала об этой феликсовой почти привычке и против, конечно, не была, но вампир все равно чувствовал себя некомфортно, осознавая, что просто нарушает личное пространство своих друзей. Судя по запаху, Чан уже был в комнате Минхо, и, как и говорил Джисон, хены находились так близко друг к другу, что их запахи начали смешиваться. Пришлось поспешно открыть глаза, теряя всю концентрацию. Он не собирался подсматривать за чужими эмоциями, просто хотел убедиться, что Минхо сейчас с альфой и они оба в порядке. — Я же сказал, — важно хмыкает Хан, когда Ликс полностью расслабляется, очевидно, уже проверив обстановку в комнате Лино. Джисон не видит, но почти физически ощущает, как Феликс закатывает глаза, и это вызывает новую порцию улыбок. — Ты же знаешь, Минхо-хен упертый, он уж точно добьется полной адаптации. Ли кивает, чувствуя джисоновские пальцы в своих волосах и тихий стук его сердца. Ликс, кажется, действительно накручивает себя слишком сильно, но ничего не может поделать с паническим страхом от мыслей, что Минхо страдает, что ему плохо на суше, а он терпит непонятно для чего. Лино за короткий срок сумел стать настоящей семьей, полноценным членом стаи, и видеть его страдания было невыносимо. Даже Хенджин, строящий из себя ледяную статую, был обеспокоен и всегда одним из первых порывался сделать что угодно, лишь бы помочь старшему. В тайне от него, конечно же. — Все будет хорошо, — Хан слабо дергает за светлую прядку, привлекая к себе внимание и снова вытягивая друга из мыслей. Феликс почти мурлычет, когда его начинают мягко поглаживать по голове, нежными движениями отгоняя все тревоги. — Чанни-хен написал мне, что они в порядке и приступ проходит легче, возможно, часика через три Минхо-хена уже отпустит, — в дверном проеме появилась рыжая макушка Чонина, привлекая к себе внимание парней, — но они хотят запереться в комнате до конца дня, чтобы отдохнуть от… всяких штук. Мы с Сынмином подумали сходить за продуктами и приготовить им чего-нибудь. Пойдете с нами? Дважды спрашивать не пришлось, тем более Феликсу все равно хотелось выплеснуть куда-то все негативные мысли, и поход по магазинам был отличным вариантом. Похлопав Джисона по рукам, парень дождался, пока его отпустят, а потом поднялся на ноги. Сам Хан ожидаемо решил остаться дома, ему выходить на улицу всегда было лень, особенно сейчас, когда за окном стояла такая жара, что, не будь их одежда зачарованной, все бы они сплавились, как восковые свечи. — Купите мне мармеладок, — кричит он удаляющейся парочке, окончательно растекаясь на диване. После ухода Феликса стало как-то пусто и грустно. Обниматься с тем было не только комфортно и приятно, но еще и прохладно, потому что Ликс был ледяным и отлично остужал в такую отвратительную погоду. — Чанбин будет зол, когда узнает, что ты думаешь о его парне как о ходячем кондиционере. Джисон, медленно проваливающийся в сон, подскакивает от неожиданности. Крутит головой, пытаясь отыскать источник голоса, но тот раздается как будто со всех сторон. Хан закатывает глаза и широко ухмыляется. Кое-кто сегодня тоже без настроения, раз активно прячется. — Бинни давно знает, что я использую их с Феликсом, — делится парень с хитрой улыбкой, прикрыв глаза. Ругаться с парнем на тему того, что тот снова залез ему в голову, было бесполезно, да и Хан особо против не был. Все, что нужно спрятать, он спрятал еще несколько лет назад, так что скрывать собственные мысли сейчас ему нет необходимости. — Ты ревнуешь? Прямо над ухом разносится пренебрежительное фырканье, и Джисон ощущает, как на него аккуратно приземляется тело, вжимая в диван. Хенджин недовольно сопит, утыкаясь в чужую шею носом, слегка щекоча нежную кожу. Хан хмыкает, обвивая руки вокруг тонкой талии своего парня, прижимая его к себе еще ближе. Видимо, запах Феликса слишком сильно осел на нем за то время, что они провели вместе, раз уж Хван с таким усердием пытается перебить его своим. Джинни был очаровательным, даже когда вел себя как чертов собственник, Джисон не смог этого отрицать. Возможно, Хан слишком влюблен, чтобы посчитать это странным. Было глупо ревновать, когда у тебя в стае целых три альфы и один супертактильный Феликс, Хван понимал это, но ничего поделать с собой не мог. Иногда в нем просыпались эти собственнические нотки. И пускай никто, кроме оборотней, не сможет ощутить его запах на Джисоне, самому Хенджину становится уже легче от мысли, что он там есть. Потому что Хан, пропитанный аурой и запахом Хенджина — одна из самых успокаивающих штук в мире. — Ты ужасен, — хихикает Хан, — Ты ведь даже не знаешь, есть ли на мне чужой запах или нет. — Я вижу следы Сынмина на тебе, — недовольно бухтит парень, слабо покусывая чужое плечо, вызывая новый тихий смешок. Ах, так все дело в утренних обнимашках от Сынмина. — Не только оборотни защищают свою территорию, знаешь ли. Ведьмы тоже могут это делать. И тебе очень повезло, что я такой терпеливый и заботливый. — Мне сказать спасибо за то, что ты не пичкаешь меня травами? — Да, было бы неплохо. — Засранец, — с теплотой, которую ничем не скрыть, мурлычет Хан, поглаживая парня по лопаткам и целуя в макушку. — Чем ты занимался сегодня целый день? Я искал тебя в мастерской, но ты там не появлялся. — Чан попросил наложить на комнату Минхо побольше заклинаний. Он, кажется, научился предвидеть его приступы, понятия не имею, как у него это получается. Но, да, я весь день зачаровывал, сейчас даже руки поднять не могу. Магия тишины слишком сложная для кого-то моего уровня. Хван устало хнычет, слишком наигранно пряча беспокойство. Джисон вдыхает поглубже. Что ж, сегодня, видимо, день, когда он комфортит свою семью и убеждает всех, что Ли Минхо не грозит никакая опасность. — Джинни, — тихо зовет Хан. — Хочешь поговорить? Он не уточняет, потому что Хенджин сам прекрасно все понимает. Он молчит какое-то время, после чего неуверенно машет головой в отказе, все еще не поднимая ее от джисоновой шеи. Чужой запах успокаивает, аура уверенности и спокойствия мягко окутывает, заставляет верить, что все будет хорошо. Ему не нужны слова, пока он чувствует, что Хан не волнуется. — Хорошо, — кивает Джисон и, не сдержавшись, целует парня куда-то в висок, — Ты в любом случае отлично справился. — Ты не знаешь, насколько хорошо я зачаровал, — Хван говорит больше из желания покапризничать и получить побольше комплиментов, они оба это знают, но Джисон не видит в этом ничего плохого. Если его парень нуждается в похвале, он с радостью в очередной раз напомнит ему, какой он замечательный. — Минхо не ворвался в комнату с криками о том, как мы все его раздражаем, так что, очевидно, твоя магия очень хороша, — Хан слышит смешок и улыбается, — а еще ты упорный, я помню все твои тренировки, в которых ты выкладывался на все триста процентов. Ты потрясающий, и твоя магия тоже. И я очень горжусь тем, что ты столько работаешь над собой. Мы все очень это ценим. Ты очень нас выручаешь. Хенджин всхлипывает. Беспокойство за друга и усталость из-за потраченной магии сильно его истощили, вымотали как морально, так и физически, потому держать какую-либо маску сейчас было невозможно. Он так нуждался в этих словах, в поддержке, в тепле. Ему важно было знать, что все его старания не уходят в пустоту. И, да, конечно, он делал это не для того, чтобы его потом за это благодарили, но слышать, что окружающие наконец-то не воспринимают его постоянное истощение как должное, было так хорошо. — Ты хорошо поработал, Джинни, — Джисон оставляет маленькие поцелуи везде, докуда дотягивается, руками продолжая поглаживать Хвана по спине. — Ты такой молодец, так много стараешься. Парень снова всхлипывает и медленно поднимается с Хана. Тот ожидает увидеть слезы на любимом лице, но щеки и ресницы Хенджина сухие. Хван садится на чужих бедрах, смотрит сверху вниз и выглядит таким разбитым и прекрасным, что у Джисона во рту пересыхает. Он тянется к нему, гладит по щеке. Джинни льнет к его руке сильнее, словно кот, требующий ласки, оставляет поцелуи на чужих ладонях. — Такой хороший, — продолжает Хан чуть тише, садится ровнее. — Самый лучший. Первым вперед подается Хенджин, целует отчаянно, выплескивая все свои эмоции разом. Джисон задыхается от их количества, однако не подает вида, отвечает, сам сминает чужие губы, постепенно перехватывая контроль. Их поцелуй сладкий, но имеет горький привкус непролитых слез и невысказанных переживаний. Хван цепляется за него, впивается в плечи длинными пальцами, сжимает футболку. Хан держит в ладонях чужое лицо так, словно это было самым ценным сокровищем, контролирует темп, не позволяя ему ускориться, и расслабляет разум, позволяя проникнуть в собственные мысли. Хенджин почти оглушен мыслями и образами о себе, у него перехватывает дыхание от того, каким видит его Джисон. Первая и единственная слеза скатывается по его щеке, но Хан так и не дает ей сорваться, сцеловывая сухими губами, продолжая оставлять поцелуи по всему лицу. — Я люблю тебя, Сони, — выдыхает Хенджин, крепко обнимая парня за шею, снова пряча лицо у того на плече. — А я люблю тебя. И всегда буду.