В университете после произошедшего парни ведут себя как обычно, и Фёдор украдкой наблюдает за Сигмой, но тот, похоже, и думать забыл о его словах недавно и действительно не собирается никому рассказывать. У Достоевского за три пары абсолютной нудятины созрело семь вариантов того, как заткнуть Сигме рот и заставить всех не верить ему в случае чего, но Фёдору крайне не хотелось к ним прибегать.
Особенно к тому, в котором есть пункт про цианид в чае.
На одной перемене Фёдор заметил, что Сигма колеблется и хочет подойти, и паренек всё же решился спустя пару минут внутренней борьбы. Федя одернул Колю, который продавал гематогенку с ёжиком одногруппнику, уверяя его в том, что она из Австралии, и рисунок на ней - вовсе не ёж, а австралийский дикобраз, а значит раритет, и Гоголь обернулся, явно умилившись с того, что Достоевский дёрнул его парой пальцев за рукав, и радостно поздоровался с подошедшим Сигмой:
— Привет, Сигма-кун! Опять надо от хулиганов спасти? Покажи, где, ух я им наваляю. p(╬ Ò ‸ Ó)q
— Коля, долдон, тебе лишь бы подраться. Сигма, ты в порядке? Чего-то хотел? — подобные вопросы от Фёдора всегда звучат как сделка с самим дьяволом, и Сигма нервно сглатывает.
— Эээ... Да.. Я в порядке. Я хотел поблагодарить вас за то, что вы помогли мне и.. Если вы хотите, кое-какие ребята собираются сходить в бар в честь предстоящих выходных. Я не знаю это заведение, но ребята хорошие, и я подумал, что в благодарность могу угостить вас парой коктейлей или вроде того.
— Я счастлив, что мы смогли помочь. — Фёдор немного лукавит. — Я лично ничего не сделал, но думаю, не ошибусь, если скажу, что Коле только в радость влезть в подобное. — Достоевский кидает на Николая немного злобный, недовольный взгляд, но лишь в профилактических целях. — И спасибо за приглашение, Сигма, но мы вынуждены отказаться.
Коля, прежде улыбавшийся во весь рот, теперь крайне возмущен.
— Ну Доооость-кун! Ну пойдём, будет весело!
— Я такое не люблю. Хочешь - иди. — равнодушно говорит Фёдор, доставая учебник из сумки.
— Ну Дооооость-кууун. — Гоголь разнылся и не отстанет, и пока Сигма рядом, ему это особенно не на руку.
— Ладно, что ж, мы можем подумать... — и в голосе Достоевского отчётливо слышна настойчивость в сторону Николая. —... а ты, Сигма, дай мне свой номер телефона, и я тебе сообщу.
— Оу, у Коли уже есть мой номер.
ХЛОП!
На этот раз это не кружка чая, на этот раз это увесистый учебник хлопает по столу
хотя Достоевский хотел бы хлопнуть им по лицу Сигмы. с разбега. можно и не только по лицу.
— Ах, точно. — и снова голос Фёдора холоднее арктических льдов. — Запамятовал.
— Хорошо. Тогда... Буду ждать сообщения? — робко спрашивает Сигма. Фёдор в ответ кивает, но парень остаётся стоять рядом, и Достоевский злится.
— Ты хотел чего-то ещё?
— А.. Эм. Ну как бы... Нет, простите.
Сигма удаляется, а через минуту в аудиторию входит лектор. Фёдор с Гоголем сидят ещё одну пару, и перед последней, пятой (день сегодня вышел загруженным), Достоевский ловит Колю, общающегося с кем-то, кажется, о пользе иглоукалывания, в коридоре.
— Коль. Мне надо уйти пораньше.
— Но ты же никогда не прогуливаешь пары. Что такое, Дость-кун? Ты заболел? Плохо себя чувствуешь?
— Нет, но...
— Ты обжегся тогда? Я видел, как ты потирал руку. — и снова Коля поражает его своей наблюдательностью.
—... — Достоевский в ответ молчит, а Николай достаёт из портфеля с кучей аниме-значков на нем... упаковку пластырей.
— Вот, Дость-кун. Давай налеплю пока, а дома обработаешь как следует.
Гоголь открывает один пластырь и, протерев руку Феди антибактериальной салфеткой, налепливает его Достоевскому на большой палец.
— ... Серьёзно, Коль? Пластыри с динозавриками?
— Ага! Я очень люблю динозавриков! — Достоевский прикрывает глаза, но лишь для вида, на самом деле он ни капли не удивлён. — Ну так куда Дость-кун уходит?
— Я как раз хотел сказать, что если ты не будешь спрашивать, я позволю тебе прийти и... Боже, не верю, что говорю это, но мы всё же досмотрим то дурацкое гейское аниме.
— Оно не дурацкое! Но... Я ещё хочу, чтобы Дость-кун согласился пойти в бар.
— Ты-.. Ты мне сейчас условия ставишь? Скажи спасибо, что я вообще предупредил тебя, что ухожу, Коля.
— Ну Дооость-кунннн!
— Я обещаю, что... Мы поговорим об этом. Дома. Ладно?
— Ладненько! Будь осторожен, Дость-кун!
И Фёдор уходит. Он вышел из университета и поёжился от холода. Ноябрь выдался в этом году особенно мерзопакостным. Бррр. Достоевский направляется в магазин, в котором такого как он заинтересовать не может абсолютно ничего, а вот одного белобрысого джокера...
***
Фёдор успел за 1,5 часа, как и планировал. Хорошо, что тот магазин недалеко. Теперь он стоит на ступенях у входа в университет с большим пакетом и ждет Колю. Тот выходит в одной только рубашке, на улице уже почти стемнело и заметно похолодало, хотя только 17:20 вечера, и Фёдор рад, что принял то решение, которое принял.
— Дость-кун! — кричит Гоголь, завидев своего друга. — Ты пришёл обратно! Зачем?
Фёдор видит как Коля ёжится от холода. Даже ему в такую погоду нужна...
— У меня есть кое-что для тебя.
Фёдор протягивает Гоголю пакет, и тот достаёт оттуда... Куртку. Тёплую зимнюю куртку. Она голубого цвета и на ней изображено много-много жёлтых уточек. Глаза Коли светятся, и Фёдор... Он чувствует, как что-то внутри него трепещет... От... Счастья?
— Чтобы ты не замерз, долдон. Ноябрьская погода в этом году просто омерзительна. — Фёдор слабо улыбается.
Коля засиял ярче самой мощной лампочки, казалось, что и его лицо, и глаза были оснащены светодиодной лентой. Радостный щенячий писк вдруг поднялся из его глотки, вырвавшись наружу, и сразу же затих. Коля сунул руку сначала в один рукав, потом во второй,
а потом в третий и довольный, с улыбкой до ушей, вертелся на месте, пытаясь рассмотреть себя и забавный узор. Подняв глаза на Фёдора, он улыбнулся ещё шире и покружился вокруг своей оси, отчего подолы куртки подлетели вверх.
— Ха-ха-ха!!! Как красиво и мило, Дость-кун! Это самый лучший подарок, спасибо! — Коля вновь счастливо улыбнулся, сунув руки в карманы, и раскрыл куртку наподобие крыльев. А после... Он неожиданно бросился с объятиями на Федю, пряча худое, уже успевшее замерзнуть, тело своего друга себе под куртку. — И Дость-кун тоже очень красивый и милый!
Фёдор явно не ожидал, что его вот так вот, без стеснения и совести, посреди белого... вечера, без суда и следствия, обнимут, так что пару минут просто стоял в ступоре. Он опустил глаза вниз, заострив свой взгляд на видневшейся из-под рубашки, ярко выступающей ключице на мгновение, и немного усмехнулся.
— Долдон. Мы ведь на улице, пусти.
— Дость-кун такой тепленький. Как грелочка! А мне тааак холодно!
— ... Дурачьё. — говорит Фёдор, прижимаясь ближе к Коле вопреки своим прошлым словам.
Пару минут они стояли молча, прячась под огромной курткой и грея друг друга в объятиях, прикрыв глаза. Фёдор позволил это лишь потому, что на улице никого не было, а вовсе не по собственной прихоти. По крайней мере, ему
было удобно так думать.
Шел несильный снег, и снежинки оставались у них на волосах, медленно тая от тепла их тел. На белобрысой Колиной макушке их было почти не видно, но зато они были ярко заметны на волосах Фёдора. И Гоголь думал, что это делает его ещё в сотню раз красивее. Маленькие белые снежинки аккуратно ложились на тёмные, как вороное крыло, волосы Феди, и пару секунд Коля наслаждался разглядыванием узора каждой из них, после чего они таяли, исчезая навсегда. И Коля даже немного расстраивался, когда они так быстро "погибали", образуя крошечные капельки воды на тёмных волосах.
Коля отстранился первым, и кратко, чтобы никто из случайных прохожих ненароком не заметил, нежно поцеловал Федю в лоб, мягко улыбнувшись.
— Пойдём домой, Дость-кун. У тебя такие холодные руки, заболеешь ведь снова.
— А из-за кого мы сейчас тут стояли так долго?
— Хе-хе, из-за меня! — Коля ярко улыбается, освещая улицу своей лёгкой улыбкой словно фонарик, и крепко берёт Федю за руку, согревая её в своей ладони. — Так может Дость-кун...
Согреется во мне?
Фёдор не отвечает. Вернее, возможно он и хотел что-то сказать, но предпочел промолчать, пару мгновений глядя в глаза
своему Коле, будто пытаясь пробраться в его душу. Он покрывал собой все Колины мысли, рождая новые, которые вспыхивали в голове белобрысого так же ярко, как новые звезды на небе.
Это чувство было настолько чистым, будто непорочность ангелов, что даже грязным, словно самый страшный грех. Фёдор молча сжал Колину руку и повёл его вперёд по улице. До самого дома Достоевский молчал, слушая нескончаемые истории Коли.
***
Тёплый чай, идеально заваренный умелыми руками Фёдора, стоял в больших кружках на прикроватной тумбочке. На ноутбуке, покоившемся на смятом одеяле на другом конце кровати, шла очередная серия того самого "дурацкого гейского аниме". Фёдора клонило в сон, и он сидел, опираясь головой на Колино плечо, потихоньку засыпая. Тепло от пледов и чужого тела, а также тепло от его излюбленного горячего напитка в грудной клетке слишком его разморило. Запах крепкого чёрного чая щекотал нос Коли, пока он, не касаясь ладонью, одними только пальцами перебирал мягкие шелковистые волосы на голове Фёдора,
задыхаясь от страха и восхищения, не веря своим собственным ощущениям. Он легко перебирал тонкие пряди, пропуская их сквозь пальцы, не сводя с них нежных влюблённых глаз, в которых словно отражались яркие звёзды вечернего неба. Хотя нет. Не звёзды. Над Питером ведь никогда не видно звёзд из-за городских огней. Снежинки. Снежинки, которые не так давно покрывали чужую макушку. Это просто немыслимо, какое это странное, страшное и одновременно возбуждающее чувство.
Теплый аромат, исходящий от тела Достоевского, и лёгкий запах его необычного шампуня вызвали в Колиной душе бурю неизвестных эмоций, от которых у него скрутило низ живота. Сейчас ему просто не верилось, что он сидит дома, рядом с... другом.
Федя его лучший друг, так ведь? То, чем раньше была жизнь Николая, не идет ни в какое сравнение с той идиллией (да, Коля считал этот момент идеально прекрасным), что царила в этой комнате сейчас. Сложно, едва ли возможно поверить в то, как чья-то жизнь, а может и судьба, могут измениться настолько кардинально. Тогда он был пуст. Не ощущал ничего, абсолютно ничего. Не было ясно, что хорошо, а что плохо.
«А что чувствовал ты?»
«Я? А что я?»
Улыбка.
«Тебе было больно?»
«Больно? Что это? Боль»
Улыбайся. Держи лицо.
Но теперь тепло тела Фёдора согревало Колю лучше пледа и чая. Хотелось гладить его
всегда, и просто быть с ним
всегда. Не важно когда и в каких отношениях. Друзья или любовники. Он хотел быть с Фёдором. Очень. Неимоверно сильно. С самого первого дня их знакомства ему понравилось в Достоевском всё. Его острые черты лица, выраженные брови, будто выточенные из камня губы, всегда лёгкое недовольство или же хладное безразличие на лице. Его совершенно отличающийся от других острый ум, хладнокровие и неприступность. Даже когда Фёдор злился на кого-то настолько, что, казалось, мог убить одним лишь взглядом, и даже когда он ясно дал Гоголю понять, что
видит его насквозь, сказав, что никогда бы не заговорил с ним, если бы правда считал его глупым... Всё это только сильнее влекло Колю к нему. Пусть это и странно. Он бы вечность гладил эти мягкие волосы, если бы Фёдор не грозился отрубить ему руку за назойливость в касаниях. В тайне, хотя и не всегда в тайне, Коля восхищался Фёдором, глядя на него, заваривающего чай, сидя на кухонном стуле и просто слушая его всегда спокойный и ровный голос. Каким же прекрасным человеком он считал и считает до сих пор своего Дость-куна...
— Дость-кун. — наконец нарушил тишину непривычно тихий голос Коли. — Ты спишь?
— Нет. Ещё нет.
— Мне нравится эта сцена с мёдом и...*
— Нет. — тут же отрезал Фёдор, немного напрягшись. Они конечно, кхм, друзья, но не настолько близкие. — С ума сошёл?
— Тогда... может хотя бы ту сцену в автобусе? Мы могли бы...
— Нет.
— Тогда быть может просто сходим с Дость-куном на выходных в бар?
— Ладно, это звучит уже лу-... Нет, Коля, я не пойду. Если хочешь, иди без меня.
— Я хочу идти, но только с Дость-куном!
— Ты и без меня прекрасно повеселишься.
— Ну лааадно... Там ещё Сигма-кун будет, он классный, так что он точно за мной проследит. — Коля хитро улыбается.
— ... Удачно вам повеселиться. — спокойно сказал Фёдор, сузив глаза.
— Но если Дость-кун не пойдёт, то я дорогу домой могу не найти. Потеряюсь ещё. Глууупостей натворю.
— Ты неубиваемый, Коля, делай что хочешь. Попроси Сигму тебя проводить, раз он тебе так нравится.
— Но без тебя там мне будет грустно и скууучно.
— Долдон, меня таким не возьмёшь. — Достоевский тяжело выдохнул. — Вот скажи мне, зачем я тебе там нужен?
— Я не хочу идти туда без тебя. Нужен, потому что ты мне всегда нужен. И там тоже очень-очень будешь нужен. Кто же будет останавливать меня, чтобы я не напивался?
«Я не усну так никогда под его нытье, легче согласиться. Что мне, один раз сходить. Главное, чтобы было не слишком громко»
— ... Ладно. — кивает Достоевский и пожимает плечами, а Коля, который поначалу ничего не понял, ожидая услышать очередной отказ, продолжил распинаться.
— Да и вообще, там будет куча незнакомых людей, и... Чего? "Ладно"? Ты...
— Я пойду. — ещё раз повторил Фёдор.
Бедный Коля. За секунду его мозг остановился, перезагрузился, отключился и умер, а новый мозг никто так и не подвёз. Он действительно завис, глядя на Фёдора. И это зависание было таким долгим, что Достоевскому пришлось помахать рукой перед его лицом, чтобы привести обратно в чувства. И стоило дурной голове снова заработать, как лицо Коли мгновенно засияло ярче солнца. Не успел Федя опомниться, как белобрысый заключил его в свои объятия, повалив на кровать и укутав в плед, пища на грани издать ультразвуковую волну.
— Дость-кууун, спасибо, спасибо, спасибо!!! Ты самый лучший!
Фёдор оказался закутан в плюшевый плед раньше, чем успел обозвать Колю дурачьем, и получил сотню благодарностей в ответ.
— Погоди ты, надо Сигме написать.
Фёдор взял в руки оба их телефона, нашёл контакт Сигмы, мысленно похвалив Колю за то, что тот подписал его без эмодзи сердечка,
иначе сегодня точно кто-то умер бы и перепечатал себе, сохранив в контакты.
«Здравствуй, Сигма. Это Фёдор Достоевский. Коля уговорил меня пойти. Мы будем, скинь адрес и время, пожалуйста»
Не успел Достоевский нажать кнопку "отправить", как Колин телефон зазвонил. Опенинг из "клуба Яричин" разбудил полусонного Фёдора окончательно, и он закатил глаза, увидев, что это Сигма.
— Коля, скажи на милость... Нахрена он звонит тебе в 10 вечера?
— А мне откуда знать?
Коля тянется к своему телефону, но Достоевский шлепает его по руке, и сам подносит телефон к уху, нажимая кнопку "принять вызов". Он молчит, чтобы не спалить раньше времени, что на этом конце провода вовсе не Коля.
— Алло? Коля, это Сигма.. Эм.. Извини, что я поздно звоню. Ребята хотят заказать вип-комнату, чтобы не толпиться в общем зале и... В общем, мне нужно знать, сколько человек скинется. Это срочно, поэтому я позвонил.
Фёдор облегчённо выдыхает и собирается ответить, как вдруг
чувствует горячее дыхание Гоголя на своей шее. По нему пробегают мурашки, и от неожиданности он дёргается, но этого уже достаточно, чтобы Коля, который секунду назад хотел просто послушать разговор краем уха, поменял свои планы...
— Здравствуй, Сигма. — говорит Достоевский, и чувствует как прохладный кончик носа Коли ведёт вниз по его шее. — Это Фёдор.
— Ой... Вы вместе? Простите, я, наверное, вам помешал...
— Ничего страшного, Сигма. — перебивает парня на том конце провода Достоевский, пока тот не успел лишнего сболтнуть, и выпрямляется по струнке, когда чувствует
Колины губы на своей шее. — Просто Коля забыл у меня свой телефон.
— А, оу... я понял. Вы ещё не решили, хотите ли пойти?
Фёдору требуется
приложить усилие, чтобы держать голос ровным и спокойным, когда Коля
запускает пальцы под его домашнюю майку, оглаживая торс и чуть зажимая его талию ладонью. Он попытался оттолкнуть Николая от себя, но этот идиот весит как три Достоевских, он просто несдвигаемый...
— Мы пойдём, Сигма. Я... — Колина рука коснулась соска под его майкой, а так вышло, что они у Фёдора очень чувствительные, и Достоевский от одного лишь касания запнулся и скривил лицо. — ... Извини, на кошку отвлёкся. Я как раз хотел тебе написать.
— О, это просто отлично, тогда я скину вам адрес, хорошо? Мы собираемся в 6 часов вечера завтра, я очень старался нормально это всё организовать.
Пока правая Колина рука блуждает под его майкой, левая тянется к подбородку Достоевского и поворачивает его лицо к себе. Они снова в опасной близости, и следующая фраза Достоевского
остаётся тёплым дыханием на Колиных губах.
— Благодарю за старания, Сигма. До встречи.
Достоевский вешает трубку, и единственное, о чем он думает, так это о том, что у него уже кулаки чешутся, настолько сильно ему хочется заехать Коле по роже за его неописуемую наглость сегодня, но он не из тех людей, что попусту агрессируют, и он хочет осадить Гоголя немного, и полное его имя почти срывается с его губ, как вдруг...
— Нико... гхм.. — Коля его целует.
Причём не неловко, как на улице, или когда он "извинялся", притащив в его квартиру вишневую фабрику. Этот поцелуй уверенный, даже слишком. Глаза Достоевского округляются, но после он чувствует знакомый
запах карамельного попкорна, Колины руки сжимаются на его талии, и его веки сами прикрываются. Он отвечает на поцелуй, и Колин телефон падает из его рук на кровать.
Гоголь снова водит своей рукой под майкой Фёдора, считая ребра на болезненно худом теле пальцами, и плед, накинутый на плечи Достоевского, падает на пол. Коля снова кусает его губы, и Фёдор хмыкает, но
ему на самом деле нравится. Он слышит лёгкий хруст губ между зубов, и чувствует, как Колин язык касается его языка. Достоевский, кажется, впервые в жизни по-настоящему краснеет от смущения и, самое главное, не думает ни о чем. Он очень хотел спать недавно, он действительно устал сегодня за пять пар, его голова отказывается думать, и уж тем более генерировать панику. Тишину нарушает лишь характерный звук поцелуя и лёгкое гудение ноутбука, немного перегретого за целый вечер работы.
Когда Гоголь наконец отстраняется, Достоевский еле может открыть глаза от усталости. Картинка перед лицом очень размытая, потому что на его глазах по какой-то причине появились слезы. Когда Фёдор сморгнул их, он увидел перед собой довольную улыбку Коли. Он, словно чеширский кот, сидел на его кровати и радовался такой мелочи. Феде казалось, что Бог забыл дать ему уши и хвост, когда создавал, потому что слишком сильно старался, делая для него эту белоснежную лучезарную улыбку.
— Чего ты улыбаешься, дурачье? Я из-за тебя чуть Сигме не спалился.
— Дость-кун неплох во всем, что касается лжи и притворства, разве нет? А ещё ты очень-очень похож сейчас на Такато, Федь!
— Отвали, Чунта. — Фёдору показалось, будет забавно посмотреть на реакцию Коли, если он случайно "оговорится". — То есть Коля. Спать хочу, извини. — ухмыляется Фёдор, видя Колино удивление.
