ID работы: 12345028

Белый кролик

Гет
NC-17
В процессе
83
Lu Kale бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 75 страниц, 10 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
83 Нравится 15 Отзывы 36 В сборник Скачать

Часть 3

Настройки текста
Селене снится зеркало. Такое большое, особенно по сравнению с её маленькой фигурой. Застеленное тёмной тканью, что вырисовывала острые «рога» его рамы. Казалось чем больше она смотрела на него, тем больше оно становилось в размере. Комната вокруг была явно заброшена, но в приличном состоянии. Ни пыли, ни паутин в ней не было, но присутствовал специфический запах затхлости, что устойчиво висел в воздухе. Помещение не было похоже ни на что, что видела бы Селена раньше. Огромные окна с витражом являлись жемчужиной, такой блестящей и притягивающей внимание. Они были действительно гигантскими, от пола до потолка, их обрамляла серебряная рамка. Такая сверкающая, пускающая блики. Через цветные стёкла проходил странное, красноватое сияние, придающее комнате зловещий шарм. Но не это делало этот витраж таким особенным. Не это заставило тело Селены пустить холодный заряд по всей длине позвоночника. Всего окон было пять, каждое плотно прилегало к друг другу и вырисовывало историю. Историю сожжения, что была известна каждому волшебнику. Вот он, гигантский крест, удерживающий на себе тонкую фигуру осуждённой. Вот она, уродливая, ревущая толпа во главе со священником, облачённом во всё чёрное. Его костлявые пальцы сжимали книжку с идентичным прошлому крестом. Лица толпы были в размытом выражении ярости, неудержимой ненависти. Ни у кого из них не было глаз, кроме одной женщины. Осуждённая, виновница сей процессии. В одной только сорочке, крепко обвязанная гркбыии верёвками, с длинными, рыжими волосами. Она была единственной кому мастер подарил глаза. Большие, с пугающе зелёной радужкой и отсутствием зрачка. Её выражение было самым чётким, запоминающимся и жутким. Рот, раскрытый в агонии, вытянутая шея, оттопыренные кисти рук, обращённые к небу глаза. Она будто спрашивала у небес: «За какой грех я так расплачиваюсь? За что эти люди ненавидят меня?». И пламя. Ярко рыжее, в тон волосам так называемой ведьмы. Которые волнами поднимались вверх, подобно тому же пламени. Огонь уже достиг ног женщины, стремясь сожрать её всю, не оставив и одного нетронутого участка кожи. Такой ненасытный и опасный. Такой неизбежный. Отчего-то Селене хочется рыдать. Отчего-то стекло перестаёт быть таковым. Нечёткие и пустые лица обретают более человечный вид, фон перестаёт быть смесью крупных кусков стекла и превращается в вид деревенских домов, а пламя становится всё более реальным, ровно как и агония которую источала несчастная осуждённая. Всё становится больше похоже на маслинную картину, более плотную, живую и жуткую. Такую жуткую, что хочется отвернуться, отшатнуться от неё, отвести взгляд от такого зверского людского деяния. Но Селена не могла. Она могла думать лишь об жаре огня, об пререкании толпы, что видела пред собой ничто иное, как дьявольское отродье. Существо недостойное ни жалости, ни жизни, ни лёгкой смерти. Селена знала о сожжении ведьм. Конечно, ведь её любящий историю дядя Эклипс подарил ей однажды одну книжку про те времена. Она помнит как  негодовала Ерания, видите ли ребёнку девяти лет это рановато читать. И может в некотором смысле она была права, ведь тогда это не всполошило в Селене тех чувств, которые должны былы забушевать в душе. Видимо, действительно юная девочка не смогла понять всего ужаса того времени и тех «судов». Но зато сейчас, увидев эту сцену, стенки желудка Ашлинг неприятно зазудили.  Её руки дрожали, а тревога, такая знакомая, стала перекрывать всякие другие чувства. Она сама не поняла как прижалась всем телом к ранее упомянутому зеркалу. Её пальцы твёрдо сжимали в тиски ткань, такую грубую, напоминающую мешковину. Селена слышала стук собственного сердца и чувствовала как сильно сжималась её челюсть. Сама того не осознавая, она резким движением сдёрнула, укрывавшую зеркало от чужого взора, ткань. И всё исчезло, превратившись вновь в нечёткие фигуры из стекла. Но Селена не успокаивается, всё сильнее вжимаясь в собственное отражение и желая проснуться. Она пыталась посильнее зажмуриться, закрыть глаза, дабы открыть их уже в реальном мире. Однако все попытки были тщетными. —Селена.—шипящий, змеиный голос раздался прямо у её уха. Он был пропитан предвкушением, скрытой забавой, наслаждением. Обладатель голоса наслаждался безумной истерикой, что накрыла её. Он как хищник, учуявший добычу, предвкушая вкус крови. В одно мгновение Селена почувствовала себя жалко, а в другое тонкие руки обвили её сзади за талию. Жёсткие, лишённые нежности объятия сковали Ашлинг как верёвки, сковывающие рыжую ведьму. Он сжимает её, ломает рёбра, впивается зубами в сонную артерию, пуская такую желанную кровь наружу. На обозрение таким же алым глазам. Она просыпается. Хватаясь за горло она чувствует как задыхается, чувствует фантомная боль от укуса и вонзившиеся в кожу клыки. Тело Селены дрыгается, в попытке отбросить уже несуществующие руки и убежать от настигнувшего её человека. Хотя в глазах Селены он больше походил на чудовище, что хочет казаться таковым. —Уходи-уходи-уходи-уходи-уходи!—в бреду забормотала девочка пиная одеяло и матрас, что издавал серию крайне громких пружинных звуков. Изголовье кровати ударялось об стенку, с каждым разом всё сильнее и сильнее. А тело Селены, всё ещё в жутком бреду, выгибалось и падало обратно. Её ноготки впились в нежную кожу плеч, казалось преследуя цель убрать невидимый след чужих рук. Она была недостаточно вменяема чтобы услышать как в комнату ввалился напуганный до ужаса брат. На его крики сбежались уже и родители, отец стоял с готовым пузырьком успокаивающего зелья. В эту ночь Джьюд Ашлинг впервые узнал про кошмары сестры.

***

—Вы мне не написали!—кричал Джьюд во всё горло, взбешённый и злой. Его магия скручивалась в злую пружинку, готовая выстрелить и разбить все хрупкие сервизы Ерании. В свою очередь сама женщина с пристыжено склоненной головой смотрела на свои пушистые тапочки, не желая встречаться взглядом с сыном. Барри же крепко сжимали в руках руки жены, тревожно сжимая губы в полоску.—Ни одного Мордредого слова об этом! Ни одного! Вы не посчитали нужном уведомить меня, что моя сестра сходит с ума! —Она не безумна!—рявкает на сына Барри, сильнее моржа лицо в смеси ярости и жалости.—Эти кошмары…это вещие сны. —О, да ладно вам!—разочарованно прокричал парень, раскинув руки в стороны.—С меня хватит ваших бредней. Я терпел это всё, когда это не касалось меня или Селену. Но сейчас вы подвергаете её жизнь опасности из-за своих идиотских убеждений! —Это не бредни и не идиотские убеждения!—вступилась за мужа Ерания, успокаивающе водя большим пальцем по костяшкам мужчины. —И какие же из этих «вещих» снов, сбылись?—сказал Джьюд специально выделив тором слово, да в показать весь уровень своего скептицизма. Однако Ерания не растерялась, а с решимостью начала перечислять: —В прошлые выходные ей приснилось как сын Эллы, новой соседки, упадёт с лестницы и переломает себе обе ноги. Невероятно точное описание события, от того в какой позе он приземлился до большого синяка на лбу мальчика. Она даже увидела имя лечащего целителя во сне! —Это…—парень запнулся, его голос потерял былую уверенность и стал гораздо тише, чем до этого.—Это всего лишь совпадение. Дети часто с лестниц падают, а целитель…мало ли где-то слышала. —Джьюд, ты хоть сам в эти оправдания веришь? Хорошо! Давай другой случай. Селена и я ходили в гости к Жану и Клодин, поздравить с годовщиной. Так она с порога как ляпнет про беременность! Начала поздравлять со скорым пополнением и всё такое. А эти бедные понятия не имеют о чём она. Я как-то перетекаю с этой темы тихонько. И вот через пару недель узнаю, что девочка то и правда беременна! И срок как раз такой же, про какой мне потом говорила Селена. Откуда же ей знать про беременность, если даже сами родители понятия не имели? —Селена очень чувствительна к магии, она могла почувствовать изменения в магии Клодин.—продолжил отстаивать свою точку зрения Джьюд. —Она не настолько чувствительна к ней, чтобы заметить беременность на таком малом сроке. Мерлин, я даже не уверена что это вообще возможно!—уже срываясь на крик, раздражённо сказала Ерания. Поведение сына стояло ей уже поперёк горла, перекрывая ей воздух. Этот мальчишка словно и не их вовсе, а какой-то магловский подкидыш. Он иногда вёл себя как особо гадкий простак, отрицающий всё и вся, нелепыми доводами. Столь невежественный к таким элементарным вещам. —Джьюд, у меня тоже были такие видения в её возрасте. У Ленарда, у Даены, у Айзека, у всех в нашей семье были такие сны. Правда не в таком количестве, но всё же.— последнюю часть Барри пробормотал нехотя, так будто не хотел признаваться в этом.—Ни с кем ничего не случилось. Он самих снов ещё никто не умирал. —Пока что. К тому же есть вещи по хуже смерти. Вы видели её? Она была в истерике, не могла различить сон от яви. Не услышь я стука её кровати, она бы наверняка ещё сильнее навредила себе! Вы видели её плечи? Ей нужен целитель. —Мы уже отводили её к целителю.—вставила своё Ерания, при этом отхлёбывая уже остывшую чашку чая, продолжался смотреть либо себе в ноги, либо на скудное содержимое сахарницы. За последние полчаса, Джьюд опустошил её почти полностью.—Абсолютно здорова, не считая того что мы уже знаем. Целитель уверил нас, что бояться нечего и что у детей в этом возрасте часто бывают подобные приступы. Они чувствительнее и впечатлительнее, чем обычно считалось бы нормой. Одиннадцать лет, это период, когда магия достаточно созрела для различных манипуляций. И разумеется, у многих детей в этот период происходят разные «приступы». Это был своеобразный пубертат у магов. Которому были свойственны вспышки ярости, истерия, особенно сильная непроизвольная магия и многое другое. Магия внутри маленьких волшебников бурлила, желала высвобождения. Джьюд мог вспомнить такие вспышки ярости у себя, когда он на пустом месте мог разгромить весь сервиз на полках в гостиной, просто потому что он был зол. После ему всегда было ужасно стыдно, ведь казалось он совсем не контролировал себя и свои эмоции. Он помнит, как подолгу извинялся перед матерью и отцом за испорченные вещи. То же было с его младшими кузенами, Гейр без остановки рыдал, да орал, точно как резанный. Оллин и Реид непроизвольно крушили всё вокруг, заставляя загораться скатерти и шторы, один раз даже подожгли мантию дяде Ленарду. Бедный, потом ещё месяц к ним близко не подступал. Но что-то подсказывало Джьюду, что-то глубоко у него в сердце, говорило что дело было вовсе не в этом «магическом пубертате». Однако, верить в версию про вещий сон ему однозначно не хотелось. —Это звучит нелепо.—тихо говорит Джьюд, сжимая руки в кулаки, настолько сильно, что костяшки побелели, а ногти впились в мягкую часть ладони. Барри покачал головой. —Джьюд, мы обратились к трём целителям, каждый говорил, что волноваться не о чем. Мы знали что ты отреагируешь именно так, поэтому и не стали говорить сразу.—голос отца звучал так, будто он разговаривал с особенно тупым ребёнком. А взгляд был уставшим и незаинтересованным.—Если ты закончил этот бессмысленно долгий разговор, пожалуй мы пойдём. Глава семейства поманил жену за собой, но она лишь покачала головой, всё ещё глядя на дно чашки. Её волосы, обычно заколотые сзади в аккуратном пучке, сейчас свисали с головы, образуя подобие занавеса. Плечи были сгорблены, а пальцы в странной манере сжимались вокруг фарфоровой чашечки. Ерания будто состарилась лет на десять, настолько подавленно она выглядела. Когда со второго этажа раздался хлопок двери в родительскую спальню, женщина оставила сервис в покое, придвигаясь ближе к сыну. —Джьюд, я понимаю тебя. Тебе сложно принять это. —Ещё как.—фыркнул парень, закидывая в рот кубик сахара. —И я понимаю твоё беспокойство. Не думай что ты один боишься за Селену. И я, и Барри, мы ужасно беспокоимся за неё. Но всё что мы можем делать, это поить её успокаивающим зельем и ждать. Всё. Нам остаётся лишь наблюдать, да ждать когда это прекратится.—всё тело Ерании дрожало, ровно как и её голос. С редких ресниц падали крупные капельки слёз. Непроизвольно, из её горла вырвались громкие всхлипы. Они вели себя несправедливо по отношению к Джьюду. Он не был ни в чём виноват, да и реакция его была само собой разумеющейся. Но она была на взводе, и не могла здраво рассуждать, пробуждая свою эгоистичную сторону. Это она переняла у Барри. Утешающие объятья, что для неё, что для Джьюда, около комнаты сына чуть придали женщине уверенности. Он хотя бы не ненавидел их. Может, не всё потеряно. Но тут же её сердце перенесло удар, стоило её глазам упасть на соседнюю дверь, белую, с вырезанными в дереве узорами в виде цветов и стеблей, похожих на лозу. Ерания бы хотела, больше всего на свете хотела бы, что бы все эти страдания её малышки улетучились. Чтобы Селена снова могла беззаботно болтать за завтраками о каком-то безумно гротескном сне, а не об этих уродливых кошмарах, предвидящих будущее. Впервые в жизни Ерании захотелось поверить в то, что всё это бредни, ничего кроме игр разума и невероятных совпадений. Потому что некоторые видения Селены не на шутку печали её. Да и не только её. Барри в последнее время пристрастился к бутылочке огневиски. Он не напивался до беспамятства, как любил делать Ленард, но это всё равно угнетало женщину. Вся эта ситуация сильно давила и на него, Ерания видела это. Как она могла не видеть? Её муж подолгу сидел за своим письменным столом в спальне, смотря в проём открытой двери и буравя взглядом дверь на против. Дверь от комнаты Селены. Его взгляд был выжидающим. Он казалось ожидал, что вот-вот к ним выбежит их маленькая девочка, вся в слезах после очередного кошмара. Барри полностью разрушил свой режим сна, иногда вовсе не ложась спать. В некоторые, особенно напряжённые дни, он выпивал всю бутылку огневиски, вместо обычных двух стаканов. Барри стал нервным, отстранённым и холодным. Он перестал заводить непринуждённые разговоры за завтраком, не появлялся на ужинах, очень редко стал проводить время с детьми. Барри полностью погрузился в себя и свой мир, что кончался за пределами его кабинета. Однажды когда Ерания попыталась обнять его в постели, он грубо отвернулся от неё, пробормотав что-то про очень сложный день. Ерания старалась быть понимающей. Она знала насколько сильно всё это печалило Барри. Не только ситуация с Селеной, но и явная пропасть, что образовалась между ними и Джьюдом.Она знала что он чувствует себя виноватым. Но отчего-то тот момент подобно остро наточенному кинжалу пронзил её сердце насквозь. Впервые за долгие двадцать лет со дня их свадьбы, она почувствовала себя такой разбитой и маленькой. Ерания была нелюбимой сёстрами, а родители отчаянно притворялись что она лишь безобразный предмет интерьера. Не то чтобы спустя годы хоть что-то изменилось в их отношении. Из сестёр она общалась лишь с Катриной и Дженной, хотя те всё равно никогда её не навещали. Были лишь короткие открытки и обрывки информации, которую ей приходилось склеивать как мозаику. Смотря на более-менее дружное семейство своего супруга, Ерания ощущала себя неполноценно. Будто её лишили чего-то по истине ценного, беззастенчиво обокрали. Она любила Эклипса, своего старшего брата, единственного кто притворялся, что всё нормально. Он закрывал глаза на очевидные интриги сестёр, на постоянные упрёки отца, на колкие комментарии матери. В такие моменты, как бы жестоко это не звучало, Ерания рада, что была ненужным ребёнком. По крайней мере она избежала целого поезда проблем, которые могли привнести в её жизнь родственники. Даже без их прямого вмешательства, произошло достаточно много конфликтов, считая тот, что был на Рождество. Ерания не видела любви со стороны матери, поэтому и пыталась быть лучше неё. Ей так сильно хотелось быть хорошей матерью для своих детей. Она помнит тот день, когда узнала о своей первой беременности Джьюдом. Барри был так рад, что чуть ли сознание не потерял. А Ерания почувствовала как тяжёлый груз рухнул на её узкие плечи. Не подумайте, она была на седьмом небе от счастья, это был один из самых радостных дней в её жизни. Но понимание того что внутри неё сидит будущий человек, личность которую она должна воспитать, подарить ему жизнь, свалил её с небесного трона прямо на жёсткую землю. Тогда Ерания была молода, всего двадцать лет от роду, только недавно окончила Хогвартс, мелкая журналистка в такой же мелкой газетке, которую никто толком и не читал. Барри старался помогать, был так внимателен и осторожен с ней, что она чувствовала себя такой бесконечно любимой. Она чувствовала ту любовь, которую не смогли дать ей родители и сёстры. Для Барри Ерания была центром мира, а для неё он был единственным источником света во тьме. Она боится что может потерять то немногое, что делает её счастливой. Медленно, боязливо, женщина стучит в двери собственной спальни. С другой стороны раздаётся невнятное разрешение, после которого миссис Ашлинг осторожно дёргает ручку. Оставив узкий проход, она боком проходит в комнату, запирая крепкую дверь на ключ. Барри сидел на своём мягком кресле у балкона. Шторы развивались на ветру, они то поднимались до самого потолка, то сдувались, как воздушные шарики, очерчивая фигуру мужчины. В его руках была, обожаемая им же, курильная трубка, из его рта выходили кольца дыма. Он всегда пускал их, когда о чём-то думал. Треск ветвей и листьев, был единственным звуком наполняющим сознание обоих. Вот особенно сильный порыв ветра, из-за которого волосы Ерании беспорядочно закружились вокруг её головы, становясь ещё более растрёпанными, больше походя на птичье гнездо. В нос ударил сильный запах табака. Но несмотря на дискомфорт, появившийся на периферии чувств женщины, она тихими и размеренными шагами направилась к супругу. Её руки сразу же легли на его плечи, чувствуя напряжённые до предела мышцы. Ерания видела как венка на его шее опасно пульсирует, и то как сильно была сжала его челюсть. Он был безумно расстроен. Будь она менее внимательной женой, ей бы показалось, что Барри зол. Но она знала его вдоль и поперёк, каждую его привычку и эмоцию. Тёплые руки женщины начали разминать окостенелые мышцы плеч, стараясь быть достаточно нежной. Барри откидывает голову назад, на спинку кресла, в блаженстве закрывая глаза, а Ерания позволяет себе улыбнуться своей маленькой победе. Ещё немного так посидев, мужчина открыл глаза и посмотрел на жену полу прикрытыми глазами. Его голубые глаза блестели в свете свечи, что стояла рядом на шатком столике, вместе с его пепельницей и мешочком с табаком. В такие моменты, он напоминал Селену, такую же нежную и тактильную. —Я разрушил твою жизнь, не так ли?—тихо пробормотал Барри. Ерания еле услышала его голос, затерявшийся в звуках июньской ночи. Она замерла, как испуганная олениха, заслышавшая в кустах подозрительный шелест. Её глаза вновь наполнились слезами, а рот скривился в печальной гримасе. Из иссохшего горла еле вырвались обрывки её мыслей. —Нет. Нет, ты никогда…никогда не причинял мне боли.—ложь, такая наглая и ничем не прикрытая, что щёки женщины запылали от стыда—Я благодарна судьбе, что она свела наши пути вместе. —Выйди ты за Тимоти Тэтчера, тебе бы никогда не пришлось беспокоится, не сходит ли ваша дочь с ума.—уныло усмехнулся Барри, уже собираясь вернуться в своё прежнее сутулое состояние, но был остановлен ладонями Ерании, что бережно гладила очертания его скул. Она старалась улыбаться, но слёзы продолжали душить её. Превращая улыбку в нечто похожее на оскал. —А мне не нужен Тимоти Тэтчер и его скучно-унылая жизнь. Я всегда любила лишь тебя, Ашлинг. И несмотря ни на что,—голос резко сорвался, а слёзы ручьём покатились по щекам—я буду с тобой. Всегда-всегда. Барри целовал её раскрасневшиеся и влажные щёки, а она цеплялась за его не слишком широкие плечи. Впервые за пол месяца, они заснули в объятиях друг друга.

***

Селена не знала что ей делать. Она была так растеряна внезапными объятиями, которыми её одарили тётя Анита и дядя Айзек. Они просто ворвались в её спальню, видимо забыв про всякие нормы приличия, застали её в одной сорочке, но не удосужились хотя бы выглядеть неловкими. Тётушка, быстрее молнии, подбежала к растерянной девочке и сжала её, как маленькую плюшевую игрушку. Нелепые рукава с крупными кружевами, приносили неприятное раздражение нежной коже, а её дыхание было слишком судорожным, чтобы казаться нормальным. Анита воркующим голоском шептала всякие бредни, в которые Селена даже вслушиваться не хотела. А дядя Айзек подошёл к ней сзади, наклоняясь со своего высокого роста, дабы обвить руки поверх рук кузины. Его лицо было бледным, он не говорил вообще ничего. Взгляд мужчины был направлен в никуда, пугающе пустой и одновременно печальный. Селена стояла так довольно долгое время, не понимая что она должна была делать, дабы не показаться грубой и при этом вывернуться из слишком долгих объятий. В тот момент ей было глубоко наплевать на наготу, в которой её застали её родственники. Ей просто хотелось избежать неловкости, которую видимо чувствовала лишь она одна. Хотя это продлилось не долго. В своей обычной манере, Селена мгновенно отвлеклась на пару пёстрых птичек, что видимо были новой диковиной игрушкой соседской детворы. Из спин птиц торчали заводные ключики, что кружились против часовой стрелки. Они были совсем как настоящие, хоть и слишком яркие для  климата в котором они жили. Их чириканье было раздражающе однотипным, как заевшая магловский пластинка. Игрушки явно были дешёвыми, но ранее таких она не видела, видимо привезённая из-за границы. —Анита, Айзек!—крик бабушки Азалии вывел всех троих из того состояния в котором они пребывали, заставляя их синхронно вздрогнуть.—Не докучайте девочке, ей нужно пространство. Властный голос пожилой женщины пробирал до самых косточек. Как жаль, что ни один из её отпрысков не унаследовал и половины той же властной стати. Анита несколько оскорблено покосилась на мать, после чего, чмокнув племянницу в нос, удалилась из комнаты. А вот дядя Айзек не очень торопился с этим, он переводил хмурый взгляд то на Селену, то на бабушку Азалию. Он нехотя повторил действия своей кузины и так же плавно вышел в коридор. Дверь за его спиной оскорбительно громко захлопнулась. Бабушка Азалия обводит взглядом просторную комнату Селены, не особо спеша покидать её вслед за племянником. Наоборот, она невербально придвинула стул, что был завален листками пергамента и парочкой энциклопедий и словарей. Пробормотав какое-то заклинание, женщина переместила всё это на кровать. С небольшим трудом сев на стул, Азалия выжидающе посмотрела на внучку. А Селена опять понятия не имеет что ей делать. Младшая Ашлинг склонила голову на бок, будто без слов пытаясь показать своё замешательство. —Барри и Ерания нам всё рассказали.—коротко поведала пожилая дама, терпеливо на блюдах за реакцией девочки перед ней. И вот, Селену осенило. —Про те странные сны?—желая полностью убедиться в своей догадке, спросила она, садясь на край кровати. Твёрдый кивок был ей ответом. —Мне хочется поговорить с тобой об этом.—нотки нервозности в голосе Азалии, заставили Селену встрепенуться.—Видишь ли, мой покойный муж, Биллиус, тоже страдал этими снами. Как и его брат, а позже  и его собственные дети. Это была особенностью их рода. Хотя те кто владел этой особенностью, называли её проклятьем. Многие поколения это проклятье передавалось вместе с кровью, что течёт в жилах Ашлингов. Но после того как Ерания забеременела Джьюдом, все видения прекратились и не проявлялись ни у одного из последующих детей. Кроме тебя. Затяжная тишина повисла в воздухе. Селена видела как сильно руки бабушки сжимали короткую палочку, лежащую на её коленях. Сама девочка закусила нижнюю губу, получая отрезвляющую и колкую боль в ответ. Она знала про то, что увлечение пророчествами и видениями было семейным. Но даже не догадывалась, что это было далеко не простое увлечение. —Ты…Ты рассказывала кому-то ещё про эти видения? Или пыталась предупредить кого-то о том что видела в своих видениях?—не похожим на свой голосом спросила Азалия, потирая рукоятку палочки большим пальцем. —Нет. Папа запретил кому-либо говорить об этом. —Хорошо-хорошо. Умница.—Селена не очень поняла к кому обращалась похвала, ей или её отцу. Второе ей казалось более вероятным.—Не говори никому, даже не заикайся об этом. Не пытайся предупредить, или пресечь события которые ты видишь во сне. —Но почему? Почему я не могу предупредить человека об опасности? Это могло бы спасти столько людей! —Нет!—громко крикнула женщина, её магия, полупрозрачная пелена, резко стала отчётливее ощущаться в воздухе.—Не смей даже думать об этом! В мире есть законы которые нельзя нарушать! —Что это за законы такие?!—отбросив всю свою воспитанность, крикнула в ответ Селена, не чувствуя ни капли стыда и раскаяния.—Почему я не могу помогать своими видениями? Зачем они вообще нужны? —Потому что мир всегда требует что-то взамен!—ошеломляюще резко, яростно и громко произнесла Азалия.—Ты не можешь безнаказанно изменить течение судьбы! Не можешь просто взять и предотвратить чью-то смерть! Твоя доброта и сострадание вернуться смертноносным бумерангом. Женщина замолкает, она роняет голову на открытые ладони, закрывая лицо от постороннего взгляда. Её фигура не по женственному горбится, сворачивается чуть ли не в спираль. Её чёрное платье, свидетельство вечного траура, покрылось неаккуратными складками, а заколка с сапфирами вовсе упала на пол. И вот сейчас чувство вины полностью поглотило разум Селены, она быстрым шагом добралась до несчастной фигуры бабушки и обвила тонкими руками её плечи. Она не знала как может успокоить её. Мерлин, что могла сделать маленькая девочка, чтобы утешить рыдающую восьмидесятилетнюю ведьму? —Бабушка, прости. Я не хотела кричать. Прости, пожалуйста.—Селена знала, что не она была причиной такого срыва. Возможно лишь частично. —Нет, ты не виновата.—приглушённо отозвалась Азалия. Её голос не звучал заплаканно, скорее устало.—Многие члены семьи Ашлингов умирали из-за таких же идей, что кружатся сейчас в твоей голове. В их числе и мой супруг. Однажды, ему приснился магловский мальчик, которого должен был убить родной отец. Билл не смог забыть то зрелище, что открылось ему в этом видении. Он нашёл этого мальчика. Как, не знаю. В один день он вернулся весь такой радостный с мальчишкой под боком. Билл уговорил меня принять его, не слушал моих волнений. Его бедная мать, что была уже при смерти, умоляла его не идти против судьбы. Он никого не послушал. А на следующий день его нашли мёртвым в собственном кабинете. Селена не помнила своего деда, но видела множество его картин в доме бабушки Азалии. Мужчина был сильно похож на смесь Барри и Ленарда с щепоткой Марлен, а образ жизнерадостного хохмача, который изображал оживший портрет в гостиной, придавал особый шарм. У него было крепкое телосложение, с широкими плечами и массивными руками, что напоминало дядю Ленарда. Но строгие костюмы с узорчатыми жилетами, напоминали Барри, как и черты лица и форма челюсти. А ещё у них обоих были усы, хоть и разные. У Биллиуса они были пышные, больше похожие на шторку для верхней губы, нежели на что-то иное. Это было забавно. Отец много рассказывал про него. Всегда с грустной улыбкой, говорящей о скорби. Однажды Ерания упомянула невероятно сильную любовь между старшей четой Ашлингов. Не каждый бы решился всю оставшуюся жизнь проносить лишь траурный чёрный. Дядя  Ленард с энтузиазмом рассказывал про нередкие походы в лес на охоту, при этом в конце всегда разочарованно говоря про незаинтересованность своих сыновей в данном увлечении. Тётушка Марлен нежно рассказывала про то, как отец баловал их все возможными игрушками и одеждами, не жалея потраченных галеонов. Тётя Анита же, всегда по дамски хохоча в ладонь, говорила про смешные проделки мужчины. Для дяди Айзека он был как отец, как однажды признался он сам в не очень трезвом состоянии. Единственными кто никогда не упоминал Биллиуса были Даена и Азалия. Первая всегда была крайне странной, на скромный взгляд Селены. Все волшебники были странными, но странность Даены была какой-то действительно раздражающей. А бабушка, как ей объяснил отец, всё ещё пребывала в скорби, становясь темнее тучи, стоит ей мельком услышать имя покойного супруга. —При всём уважении, но это выглядит как… —Совпадение, да.—перебила Селену женщина, выпрямляясь и поправляя потрёпанную причёску. Собравшись, Селена подняла упавшую заколку и учтиво подала её бабушке.—Но до этого, он много раз нарушал данное правило, отчего и частенько попадал в разного рода неприятности. Поймал карманника на косом переулке, в тот же день его поймали на развилке в лютный и обокрали вплоть до панталон.  И таких случаев было сотня и больше! Этот мужчина был до невозможности сердобольным. Крошечная улыбка украсила морщинистое лицо бабушки Азалии. Она некоторое время сидела молча, очевидно, отдаваясь воспоминаниям. Селена даже услышала хриплое хихиканье. А потом глаза Азалии перевелись на лицо девочки рядом. Большие, точно совиные, глаза любопытно наблюдали за сменой настроения бабушки. Губы были приоткрыты, обнажая передние зубы, слишком большие для такого маленького личика. Платиновые волосы, как всегда растрёпанные и мягкие. Азалия сама не поняла как потянулась, дабы пригладить торчащие волоски на макушке. —Я не хочу чтобы ты повторила его судьбу. Судьбу многих до тебя и него. Мной движут лишь благие намерения. У маглов есть одна занимательная фразочка. Благими намерениями вымощена дорога в Ад. Позже, намного позже после этого разговора, Селена сидя на коленях самого Дьявола, думает, смерть была не так плоха. Может, даже очень хороша. В это время в одном из многочисленных магловский приютов, некий Том Реддл с нетерпением ждёт начала сентября.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.