Мелисса Грэм де Ванили

      Первого сентября, а если быть точнее — в 08:47 утра, в нашем доме не было той шумихи, какая была обычно в моей прошлой жизни. Не было того шума, гама, нервотрепки и всего прочего. И Амели и Кольт — я ещё не могу до конца воспринимать их, как именно родителей; опекуны — возможно, но не более — были так спокойны, и сидя за столом, и одевая нас с Феликсом в бело-синюю школьную форму, сшитую на заказ. Мама даже согласилась сделать косу, вместо злосчастных хвостиков.       Сначала я, как обычный в душе человек, естественно, чувствовала дикую нервозность из-за такого важного мероприятия, называемого Первым Звонком, на котором я обязана не облажаться и не опозорить родителей.       Конечно, дурой полной или абсолютным неудачливым студентом я не являлась, да и английский свой за всё время, проведённое в этом мире, успела подтянуть, но всё равно, что-то меня постоянно нарягало — возможно то, что я, в принципе, не из этого мира. Я, начитавшись всяких исекаев, знала такие истории, когда мир старался избавиться от попаданца, убить его или выслать куда подальше, чтоб не мешал канону. До сегодняшнего дня ничего такого вроде не происходила и стою я сейчас жива-здорова, но всё же — такой исход событий вполне возможен.       Однако, увидев, что сами родители спокойны, словно удавы, а Феликс так вообще выглядит, как сын маминой подруги, тревожность невольно меня отпустила.       Мама смотрела на нас с братом с нескрываемой гордостью, а отец, перед выездом из дома, одарил нас лёгкой улыбкой, пропитанной одобрением и любовью.       Отдавать нас собирались в какую-то гимназию для богатых и умных, с прошаренным методом обучения — я сильно не интересовалась, предпочтя потом уже самостоятельно решить насколько это хваленое заведение хорошо. Название было таким длинным и выглядело так страшно, что я боялась его читать — уверена, что, прочитав его неправильно, вызову какого-нибудь демона.       Ровно в 09:20 мы выехали в гимназию, однако для начала собирались заглянуть в цветочный магазин и купить букеты учителям. Продавец передал нам два букета из роз прямо в машину, отец даже толком не выходил из неё — просто расплатился через окно.       Уже на подходе к гимназии, мама вручила мне букет с белыми цветами, а брату отец вручил жёлтые цветы, отправив нас за ручку в столпотворение из первоклашек, пока сами отошли в сторонку, видимо встретив кого-то знакомого.       Минут десять ожидания не происходило ничего, кроме шума, гама, ора и хаотичных движений паникующих детей. Однако резко все стихли и со стороны входа в здание гимназии послышался голос пристарелого мужчины, который и являлся директором этой самой гимназии.       Он говорил что-то о знаниях, их силе, о подрастающем поколении и том, как оно важно для будущего. Потом выступали выпускник этой гимназии, замдиректора, несколько учителей и дети со стихами. После этого первые классы, выстроившись попарно, под аплодисменты родителей и гостей прошли в само здание. Мы с Феликсом и ещё человек десять-пятнадцать шли шли самыми первыми, как 1А класс, в то время, как за нами следовало штуки три ещё таких же классов: 1В, 1С, 1D.       Учительница, коей оказалась невысокая женщина с милыми веснушками возле носа, провела нас вдоль по коридору и завела в один из кабинетов.       Я чуть не выронила букет, когда увидела насколько большим и роскошным был этот кабинет: небольшие диванчики с журнальными столиками по краям помещения, два больших шкафа из белого дерева, живой уголок с рыбками и роскошная люстра.       Захотелось сразу же выйти и, извинившись перед всеми, свалить в ближайшую государственную школу, лишь бы не чувствовать себя простачкой среди аристократов.       Учительница представилась Мисс Симоной. Я подошла к ней сразу за братом, отдавая в руки букет. Таких же букетов ей подарили ещё штук десять, как и коробок с дорогими конфетами.       После подарков, она сказала нам рассадиться, для того, чтобы начать наш первый урок.       Я сразу же дёрнулась в сторону Феликса, в надежде сесть вместе, однако его уже утащил какой-то мальчик, усаживая рядом с собой. Бросив паникующий взгляд на брата, который даже не смог на меня взглянуть, занятый болтовнёй соседа, я оглянулась в поисках свободного места и соседа или, желательно, соседки.       Я не успела ничего спросить, сказать или найти, как меня потянула за юбку, сидящая за партой сзади, девочка с рыжими двумя рыжими хвостиками.       — You can sit with me, if you want, — обратилась она ко мне своим звонким голоском, схожим на звон колокольчиков, после чего похлопала по соседнему стулу.       Я, решив не изматывать себя поисками другого соседа, кивнула на её предложение, усевшись рядом с девочкой.       Утихомирив сходящий с ума класс, учительница начала рассказывать нам о том, какие предметы будут нам преподавать, как будет распределен наш учебный день и кто из учителем кем является. Подытожила она тем, что мы, недельки через две, должны будем выбрать старосту из учеников своего класса. Хотя какой, к чёрту, староста в первом классе? Какой от него будет толк?       Просидев за разговорами и слушанием учительницы от силы полчаса, нам разрешили познакомиться друг с другом и, выждав тридцать минут, идти к родителям. Девочка сбоку сразу же переключилась на меня, интересуясь буквально всем и вся обо мне. Стараясь поддерживать разговор и фильтровать информацию, которую мне дозволено рассказывать, я прикладывала немало усилий, из-за чего у меня потом сильно разболится голова — я в этом уверена.       Девчушка представилась именем Саоми, сказала, что ей пять лет и она очень любит оливки, рисовать радугу, кошечек и улиток. Я, конечно, информацию приняла, отработала и сказала, что это всё очень интересно.       Саоми же сказала, что ей с самого начала понравилась моя косичка и у меня очень красивые волосы — кто бы говорил, у самой рыжие локоны.       Долго мы говорить не смогли, так как за ней почти сразу пришли родители.       Я надеялась просидеть эти несчастные двадцать минут в одиночестве и, дождавшись, когда Феликс освободится, свалить отсюда вплоть до завтрашнего дня. Однако пришлось послать эту надежду далеко и надолго, ведь возле моей парты остановился синеволосый мальчуган с двумя гиенами посипаками дружками, начав затирать что-то о положении своего отца в обществе и что вообще он весь такой крутой, и ему нужно чуть ли не поклоняться.       Я лишь кивала ему, как китайский болванчик, несмотря на нестерпимое желание размазать его жалкие попытки самоутвердиться, да ещё и за мой счёт, в пух и прах.       Наверное осознав, что от меня он ничего не добьётся, мальчуган и его компашка свалили в закат, а если быть точнее — к девчёнке, что сидела передо мной.       Через минут пять спокойного сидения за партой и трёх минут у аквариума, я уже была готова погладить шнурки, смазать лыжи и валить обратно домой. Брат тоже заканчивал свой разговор со своим соседом по парте, так как за вторым уже пришли родители. Я успела обрадоваться тому, что мы наконец уйдём домой, но с Феликсом завязала разговор какая-то темноволосая девченка, чей характер напоминал чем-то Хлою Буржуа.       Тяжело вздохнув, я уронила голову на сложенные на столе руки, наблюдая за тем, как какие-то два мальчугана безуспешно пытаются открыть аквариум и достать оттуда рыбку.       От разглядывания столь «увлекательного» процесса меня отвлекла наша классная руководительница, которая жестами подозвала меня к себе. Я мигом притопала к ней и выслушала её просьбу. Она попросила раздать, лежащие у неё на столе, сладости всему классу.       Я, сильно воодушевившись и взяв в руки коробку с конфетами, чем-то отдалённо напоминающими Рафаэлло, пошла по кабинету, дабы раздать их одноклассникам.       Одни их принимали, другие — нет, некоторые плевались гадостями, лишь завидев мою фигуру неподалёку. Я ох… офигела от того, что это всего-лишь какие-то малолетки, у которых почему-то чсв было выше небоскрёбов.       Последним человеком, к которому я подошла, стал невысокий мальчик со светлыми волосами и, божечки-кошечки, гетерохромией. Один его глаз был зеленоватым, а другой жёлто-коричневым. Я словила немалое дежавю, ведь этот мальчик был очень похож на одного моего одноклассника из прошлой жизни, к которому я некоторое время испытывала симпатию.       И чем дольше я на него смотрела, тем больше я находила меджу ними общих черт. Та же мимика, жесты, умиротворённый взгляд и заикание при разговоре, которое я слышала, пока он болтал с соседом.       Меня посетила мысль о том, что возможно это и есть мой бывший одноклассник, просто он — как, собственно, и я — переродился в этом мире. Я понимала, что это абсолютно абсурдное предположение, но не могла не проверить свою догадку.       — Как тебя зовут? — обратилась я к нему на русском языке. Если это действительно мой бывший одноклассник, то он сможет понять русскую речь, используя которую наш класс, в принципе, и общался.       Мальчишка недоуменно взглянул на меня, явно не поняв, что я сморозила, после чего обратился ко мне на английском.       — Sorry? Did you say something to me? — задал он вопрос, отвлекшись от своего соседа.       Я отрицательно замотала головой, протянув ему и его соседу коробку с оставшимися конфетами.       Не услышав от него ни русского, ни украинского говора, я почувствовала какую-то грусть, отчаянье и, в то же время, облегчение.       Очень резко и внезапно пришло осознание того, насколько сильно скучаю по прошлому миру, по настоящей реальности. Насколько сильно мне не хватает всего, что принадлежит той реальности: тех людей, того говора, той атмосферы, тех чувств и ощущений.       В то же время, я, скорее всего, не была готова к тому, чтобы кто-то, кроме меня, был попаданцем из другого мира. Это бы никак не уложилось в моей голове и, возможно из-за этого осознания я бы помешалась на этом человеке.       Но, несмотря ни на что, этот мальчик мне симпатичен. Тут сыграли роль и воспоминания, и в целом его приятное поведение. Да и что таить — его милые заикания покорили меня чуть ли не сразу. А то, что он ниже меня… Ладно, давайте опустим этот момент, ведь мне от этого ни жарко, ни холодно.       Только я собралась с мыслями, осознав, что не знаю даже его имени, как мой план, по узнаванию его позывного, рассыпался на мельчайшие осколки — ко мне, наконец, подошёл Феликс, чему я теперь была не очень рада. Я направила на него тяжкий взгляд.       Брату, такое ощущение, было абсолютно плевать с высокой колокольни на то, что здесь происходило, происходит и будет происходить. Не дав мне и возможности спросить имя у парнишки, он, схватив за руку, вывел меня из кабинета.       — What are you doing? — немного недовольно вопрошала я, направив на него недоумевающий взгляд.       — You can't be a friend of that boy, — начал Феликс. Я уже хотела было возмутиться, но он не дал мне и шанса вставить свои пять копеек. — His parents are not friends with our father, — отпустил он мою руку, продолжая и дальше идти прямо по коридору.       Я въехала в ситуацию, однако не смогла понять: что за жалкая пародия на Ромео и Джульетту?       Я кивнула брату, показывая, что всё поняла, после чего внезапно подбежала и вцепилась своими руками в его правую. Не ожидая такого от самой себя, я не знала как на это реагировать или же что ему говорить, чтобы он не принял меня за аутистку с синдромом Дауна.       — Вut will we be friends? — спросила я у него, с некой надеждой в голосе. Блондин в ответ обернулся на меня и, легонько улыбнувшись, ответил:       — Of course we will.       Возле следующего поворота по коридору нас ожидали родители.       Вернувшись домой, я пообедала и почти сразу же впала в отчаяние, от осознания того, что у меня нет возможности вернуться в свой родной мир.       Я прорыдала целый час, вспоминая семью, знакомых, друзей и родную реальность, после чего улеглась спать, обессиленная сегодняшними событиями и собственными эмоциями — для моего детского тела, это было слишком.