Всё, что ты заслужил

На следующий день Эмис и Леви старательно делали вид, что ничего особенного не произошло, однако разговоры их были столь неловкими, что после пары фраз за завтраком оба предпочли замолкнуть и до самого вечера не сказали друг другу ни слова. Они вообще старались не пересекаться. Кор сбежала проводить осмотр Коллинза, чем несказанно удивила Агнес, которая ожидала увидеть врача лишь через несколько дней, а затем весь день провела в приёмной, пытаясь сосредоточить мысли на рутинной работе, после которой отправилась в приют, чтобы наконец отдать учётные книги и проверить, получила ли Макдорманд положенные погребальные дотации. Получила. Леви же сразу после завтрака удалился на третий этаж, лишь бы быть подальше от голоса постоянно перемещающийся по этажу девушки, и засел в комнате отдыха с книгой и пластинками. Но как ни старался он отвлечься — мысли постоянно убегали куда-то не туда, отчего ему то и дело приходилось вспоминать уродливые титаньи рожи. В конце концов швырнув томик романа куда-то в подушки и убрав на полку пластинку с дурацкими песнями о любви, Аккерман доковылял до тихой комнаты и прозанимался там до наступления темноты. Эмис пыталась найти хоть одну причину не звать Леви на вечерний приём, но так и не смогла договориться с совестью и сдалась. Было около девяти вечера, когда она тихонько постучала в дверь его спальни и попросила подняться на осмотр. Недавно вышедший из душа Аккерман вздохнул, зажмурился, приводя мысли в порядок, и поднялся с постели, но завис в дверях. Он в красках представил возможный грядущий казус, если вдруг его ширинка вздуется уже при Эмис, и желание не идти и притвориться больным сделалось почти физическим. Однако он собрался, мысленно дал себе пощёчину за внезапную трусость и, сжав челюсти, прошагал на второй этаж. Девушка ждала его в операционной, умостившись на стуле спиной к двери, и корпела над своими записями. Она бубнила что-то про шрамы, но Аккерман не запомнил и слова — слишком шумела в ушах кровь, разогнанная предателем-сердцем. Леви угукнул что-то в ответ и уселся на кушетку, моля всех известных ему богов о возможности избежать позора, а те, кажется, услышали его. Когда Кор наконец повернулась, на лице её обнаружилась марлевая маска, за которой девушка пыталась спрятать красноту собственных щёк. Вспомнив её комичный яйцеподобный вид перед операцией, Леви ухмыльнулся и отвлёкся на воспоминания. Когда Эмис подошла к нему с баночкой эмульсии, до него наконец дошёл смысл ранее сказанных ею слов: покуда нога не беспокоит, осмотр колена можно отложить на несколько дней, а сегодня она будет обрабатывать только шрамы на лице. Облегчённо вздохнув, Леви расслабил напряжённые плечи и уставился в сторону, а Эмис начала молча наносить на застарелые рубцы жгучую смесь. Лицо запекло так, что через несколько секунд Аккерман и думать забыл о возбуждении. Ему хотелось материться, но он лишь сильнее сжимал челюсти и жмурился. Спустя полминуты, Кор прекратила пытку и стерла кислоту с лица. Ещё через минуту разглядывания ран она нанесла на шрамы успокаивающий гель, непозволительно долго задержав пальцы на расчёркнутых красной линией губах. Опомнившись, она резко развернулась и сбежала в угол комнаты. Делая вид, что ведёт записи, сообщила Леви, что тот свободен, и Аккерман поспешил удалиться. Расстались они ненадолго. Подначиваемые голодом, они встретились на кухне и, неловко перетаптываясь, похватали продукты из холодного ящика и разошлись по разным углам кухонной столешницы, не решаясь начать диалог. Нужно было что-то сказать, но во рту было сухо, а жар на щеках мешал мыслить здраво, однако после непродолжительных колебаний Эмис решила нарушить неловкое молчание исповедью. Она отвернулась к стене, поставила на конфорку сковородку для яичницы и постаралась сделать дрожащий от волнения голос более разборчивым. Взбивая в миске яйца, она смотрела на собственные ладони и невнятно оправдывалась. — Послушай, Леви. Мне очень стыдно за ночной эпизод. Я, кхм, совершенно забыла, что ты теперь можешь перемещаться по дому… Это, конечно, не оправдание, но… Ох, впредь я постараюсь не забывать халат и вообще, сожалею, что э-э… То есть. Я хотела сказать, что это дурацкая случайность, а я вовсе не какая-то там развратница, если вдруг ты подумал… Кхм, в общем, извини, этого не повторится. Я надеюсь, эта неловкая ситуация не… — Кор шумно выдохнула и отложила плошку с венчиком. — Давай забудем произошедшее. Слова складывались в предложения совершенно не так, как в голове Эмис. Леви слушал её сумбурную речь, не поворачивая головы, и по итогам услышанного делал выводы, безусловно, неверные. — Это твой дом, и ты можешь ходить, как вздумается. И ничего такого я не подумал, во всём этом только моя вина, — откликнулся он, тонко нарезая ростбиф. — Извини, что не предупредил, что буду заниматься. Но, в общем, да, конечно, забыли. Несмотря на то, что они вроде как всё прояснили, в тот вечер ужинала парочка в тишине, а сумбурные мысли терзали их до самого отхода ко сну. Даже когда первый день их странной пытки закончился и наступило следующее утро, легче не стало. Все последующие дни необъяснимые чувства лишь сильнее захватывали их в свои тиски. Стеснение понемногу отпускало, ведь каждый упорно делал вид, что всё как раньше, но жажда взаимности никуда не девалась, лишь росла сильнее с каждой жалкой попыткой заглушить собственные чувства. Находиться в доме стало нестерпимо. Невозможно было определить, кто из двоих истязается сильнее, но захватившие их чувства кружили голову и делали из умных взрослых людей стеснительных глупцов. Оставаться наедине было откровенно сложно, поэтому при любой удобной возможности они разбегались по комнатам или уходили из дома, не на шутку боясь сумасшествия, охватившего их души. Они продолжали жить, отрицая влюблённость, и выискивали причины невозможности более близких отношений, возводили стены и в целом вели себя по-детски: избегали зрительного контакта, отвечали друг другу невпопад и старались по возможности не пересекаться и дальше. А ещё отказались ото всех приглашений в гости от Нортонов — чтобы растерянным внешним видом не выдавать друзьям собственных переживаний. Даже в Западный район Кор съездила одна. Хотя ей было намного проще сдерживать возбуждение, она ловила себя на мысли, что беззастенчиво засматривается на Аккермана каждый раз, когда он попадает в поле зрения более чем на минуту. Она старалась, настойчиво убеждала себя, что перед ней всего лишь друг и ассистент, но образ его без рубашки то и дело всплывал в голове и поджигал тело непрошенным жаром. Кор спасалась работой — снова много читала и планировала. Несмотря на часто возвращавшуюся головную боль, сидела допоздна, чтобы уснуть от усталости — без лишних мыслей. О том, чтобы снова предложить Леви пост постоянного ассистента, Эмис и думать не хотела. Теперь, когда он привлекал её и морально, и физически, собственная затея вдруг стала казаться девушке очень глупой и даже предосудительной: одно дело, когда в доме временно проживает пациент или коллега-врач, помогающий в исследованиях, совсем другое, когда бывший военный остаëтся в этом доме насовсем в весьма неопределённом статусе. Не позовёт же её Леви замуж? Конечно, нет: кому нужна помешанная на открытиях, вечно занятая работой, эксцентричная дамочка? Явно не ищущему спокойствия Аккерману, которого Эмис, кстати, чуть не убила собственными руками! Даже если она закрыла бы глаза на свою симпатию, и они так и продолжили жить под одной крышей, это неизбежно породило бы пересуды и ненужные размышления публики о том, кем они приходятся друг другу теперь, когда лечение капитана закончено. Слухи и сплетни всегда были тем, чем дышал Норфолк, однако раньше Кор просто не обращала на них внимания, затыкая любого злословца, а теперь, когда ей потребовался удобный предлог, вероятная потеря репутации казалась весомой причиной оставить всё как есть. Аккерман тоже терзался болезненными сомнениями каждую ночь. Он всё чаще вспоминал предложение Кор стать её постоянным помощником, но собственные порывы согласиться и остаться в Норфолке казались ему эгоистичными и неправильными. Разумом он понимал, что после приглашения прошло слишком много времени — Эмис могла сотню раз передумать, а разгорающиеся чувства к ней только всё усложнили бы: одно дело — вынужденно жить под одной крышей с врачом и другом, совсем другое — с тем, кому вполне осознанно симпатизируешь и кого несдержанно желаешь. Все мысли его неизбежно сводились к тому, что даже если он решился бы открыть ей свои чувства — дать девушке ему было решительно нечего, а оставаться для неё только ассистентом ему совершенно не хотелось. Леви ненароком задумывался о чём-то большем, чем об обычной роли помощника, но ясно помнил, что Кор в замужестве заинтересована не была и в прошлом упоминала об этом не раз — с чего бы ей менять своё решение ради отставного калечного вояки? Даже с залеченными ранами и шрамами он самому себе казался отвратительнейшей партией для столь талантливой и прекрасной девушки, потому дальше развивать свои мысли Леви не пытался, лишь одёргивал себя каждый раз, когда в голове всплывали пустые мечты о том, что Эмис когда-нибудь могла бы стать только его. Чем больше дней проходило с той злополучной ночи, тем тяжелее было выносить заполняющее весь дом напряжение. Хотя после операции Леви не видел полноценных кошмаров, то, что приходило ему во сне, заставляло его мучиться похуже вида отрубленных голов друзей. Сны истязали: в них он практически всегда искал Эмис и никак не находил. Редко, но ещё более жестоко ему снилась их страстная близость, он просыпался с ощущением её рук на своей шее и груди, но в постели, конечно же, был один. В такие дни перед выходом из комнаты приходилось ждать, когда спадёт возбуждение, а после — охлаждать разгорячённое тело под холодным душем. Теперь вообще приходилось сильно сдерживаться, чтобы не смотреть на девушку дольше положенного и не краснеть, вспоминая всё то, что его возбуждённый мозг показывал в жарких снах. Помимо снов истязала его и реальность. Приходящий на массаж Конне вызывал ревность одним своим голосом. Во время его визитов Леви никогда не выходил в коридор, но стоило ему услышать мелодичное приветствие и стук захлопнувшейся за Эстасом с Эмис двери приёмной, и ярость искажала лицо капитана, поднимая по лестнице на третий этаж, где в тихой комнате Аккерман несдержанно избивал ни в чём не повинную тренировочную створку. В остальное время Леви постоянно скрывался за дверями собственной комнаты либо уходил на прогулки, до вечера петляя по немноголюдным улочкам, нервно отбивая ритм тростью по брусчатке и бесполезно охлаждая голову, прежде чем, как на пытку, явиться в операционную на очередной осмотр и процедуры. На следующих приёмах Эмис держалась довольно профессионально и вела себя почти как раньше. А вот Леви каждый раз при взгляде на неё испытывал на себе широкий спектр эмоций, оправданий которым он никак не хотел находить. Казалось, Эмис не только лечила его — каждой своей манипуляцией она в принципе превращала его в совершенно другого человека, и Аккерман никак не мог понять, нравится ему это или нет. В очередной раз размышляя о Кор перед сном, капитан прокручивал в голове все их взаимодействия: от несуразной встречи в Ребелио до сего дня. Чем дольше думал, тем сильнее осознавал, как не похож он стал на прошлого себя. Того хладнокровного бойца, что так бесстрашно бросался в бой, давно уже не было. Хоть его по привычке звали капитаном, после Последней битвы и всех пережитых потерь, что-то надломилось в нём, и от военной выдержки, хладнокровия и суровости не осталось и следа. Остались лишь бесконечная усталость и нежелание стремиться к чему-то. Оттого прошлые три года Леви только и делал, что ворчал из глубины инвалидной коляски и бессмысленно глядел в окно на чужую, пробегающую мимо жизнь, иногда бросая колкие шуточки в пустоту собственной комнаты. Он смирился, сросся со своим недугом, стал немощным и безразличным — даже приезжать сюда не хотел, но что-то подстегнуло его, толкнуло к изменениям и снова сделало кем-то другим. Эмис сделала. Её не нужно было строить, перед ней не нужно было притворяться, с ней не нужно было держать маску суровости. Она с первого мгновения была искренней во всех своих словах и действиях — и потому Леви, сам того не заметив, открылся и стал искренним для неё и, кажется, самого себя. Он не мог вспомнить точного дня, но преображение его точно произошло здесь, ведь в Норфолке ничто не напоминало ни о службе, ни о титанах, ни даже о его, Аккермана, неполноценности. Кор привлекала его к делам без оглядки на травму, показала радости простой мирной жизни и даже ненавязчиво влила в круг своих друзей, постепенно сделав Леви мягким, и, о ужас, слегка романтичным. «Чего только стоил тот подаренный браслет», — фыркнул Аккерман, усаживаясь на постели с недовольным лицом. Собственные дружелюбие, открытость и мечтательность ему теперь совершенно не нравились. Он сам себя привык считать суровым, простым и немногословным, держащим все чувства под замком, но сейчас реальность шла вразрез с этим самоощущением. Внутри Леви уже давно зрела вера в грядущее счастье, но горький опыт прошлого показывал, что надежды никогда не воплощаются в жизнь. То, что Леви сам себя добровольно довёл до таких мечтаний лишь ещё больше напрягало его и усиливало внутренний конфликт, противоречивые мысли о том, какой он на самом деле, заставляли его как прежде хмуриться и даже злиться — думать больше не хотелось вообще. В конце концов резко откинувшись на подушки, Аккерман насильно заставил себя уснуть, остатками засыпающего сознания прокручивая мысль, что он не какой-то там подросток, витающий в мечтах, никакая семья ему не нужна, а от отношений явно одни лишь проблемы. Однако чувства его так и не оставили, желание хоть какой-нибудь близости лишь росло. В отсутствие общих с Кор дел Аккерман либо маялся бездельем, либо тренировался, либо гулял. Он практически перестал читать, ведь в большинстве книг сюжет крутился вокруг чужих отношений, и вслух — когда Эмис не было дома — поносил авторов, которые называли любовь чудесным чувством. — Бабочки в животе? По мне так дерьмо собачье эта ваша любовь, и несварение — самый безобидный из её симптомов, — бормотал Леви, отбрасывая очередной роман на пол. Спустя несколько мгновений он, конечно, подорвался и поднял книгу, проверяя её целостность, а затем вернул на полку шкафа — но лишь из уважения к вещам Эмис, на деле чёртовы страницы хотелось вырвать и затолкать кому-нибудь в глотку, чтобы показать, каково на самом деле это ощущение влюблённости. Леви так жгло изнутри, что от пары последних осмотров он отказался, сославшись на то, что нога не болит, а он устал. К концу второй недели лета ни о каком изгибе ресниц он уже не думал: доселе дремавший внутри него голодный зверь проснулся и требовал воплощения в реальность подавленной страсти, а не всей этой бархатной чуши об объятиях и тёплых взглядах. Временами ему хотелось и на второй глаз ослепнуть, лишь бы не видеть Эмис в этих лёгких летних платьях — может, так было бы легче — но всё прочее время он жадно стремился прозреть и глядеть на неё несколько бесконечностей — такой прекрасной теперь она ему казалась. Удовлетворяясь в душе, Аккерман каждый раз стыдился, но убеждал себя, что это лишь животная физиология, присущая здоровому мужчине. Однако сожалеть о своих грехах он не переставал и продолжал представлять свою близость с Эмис, от чего ему было то ли слишком дурно, то ли очень хорошо. В один из июньских дней Леви надоела эта бесконечная пытка, и он всё-таки решил сделать над собой усилие, чтобы раз и навсегда перестать предаваться разврату и уж точно не мечтать об Эмис. А затем в дверь дома на Ред Лайон позвонили, и посыльный сообщил ему, что в ресторан при Совете наконец доставили марлейского краба. Желая удивить девушку, Леви заказал его ещё в день открытия Университета для девиц и заплатил за доставку какие-то баснословные деньги, а теперь не знал, как не провалиться под землю, приглашая Эмис на ужин после всего случившегося. В очередной раз терзаясь стыдом и сомнениями, Леви тут же вышел из дома и, наконец решившись переговорить с Нортоном, направился в паб за дружеским советом, однако Билла он там не застал. Помощник сообщил, что бармен убыл принимать поставку алкоголя для праздника Солнцестояния, и Аккерману пришлось вернуться в дом ни с чем. Он побродил по кухне и, бессмысленно пытаясь найти успокоение, заварил себе крепкий ромашковый чай. Однако работал отвар откровенно плохо: спокойствие не пришло, зато волнение — будто перед боем — не думало затухать. Хотя ему следовало всего лишь позвать Эмис прогуляться до ресторана, такое простое приглашение казалось ему чем-то столь важным, от чего теперь зависела его жизнь: будто откажись Кор — и что-то в груди рисковало оборваться и свести его в могилу. Разозлившись на самого себя за не присущие опытному воину глупости, Аккерман стукнул кулаком по столу так, что оставленная чашка жалобно звякнула. — Да какого хрена… — пробормотал Леви, и входящая в кухню Эмис испуганно вскрикнула. Аккерман развернулся и вмиг выпрямился, а Кор как зависла в дверях, так и осталась стоять, не смея пошевелиться. — Всё хорошо? — выдохнула она. — Да. Мы идём в ресторан. Собирайся. — Сейчас? — не поняла Эмис. — Сейчас, — кивнул Леви и решительно направился из кухни в свою комнату мимо Кор, не давая той времени на размышления. Уже за дверью он обозвал себя кретином и дал себе затрещину, но услышав тихий скрип лестницы, по которой Эмис поднялась к себе, слегка расслабился. Самую малость — потому что мысли в голове теперь и вовсе превращались в кашу, отчего Аккерман ощущал себя глупым мальчишкой, не знающим, что делать. Весь его скромный опыт отношений сводился к случайным, совсем не романтичным связям с сослуживицами и был совершенно не тем, что нужно было ему сейчас. С Эмис ему хотелось быть совсем другим. Нормальным. Обычным. Нет. Не обычным, а лучшим — той версией себя, которой, ему казалось, он никогда не станет. Но он хотя бы мог попробовать. Окружил бы её заботой, решал бы те проблемы, в которых хоть что-нибудь смыслил, сопровождал бы в поездках, защищал от невзгод и даже изо всех сил старался бы не ворчать… Уже надевая уличную рубаху, Леви вдруг опомнился — опять размечтался о какой-то романтике и отношениях, хотя уже сотню раз твёрдо решил даже не пробовать переступать границы дружбы. Разум Аккермана был в таком смятении, что складывал воедино вообще всё, о чем думал мозг: ему хотелось быть для Эмис партнером, мужем, помощником, другом, любовником — всем сразу и никем одновременно — выбрать для себя какую-то одну роль он никак не мог. Леви просто хотелось счастья для Эмис. И саму Эмис. А ещё ему хотелось бы заткнуть нервный поток мыслей и просто здраво соображать, и для этого ему пришлось начать говорить с собой вслух. — Ну и бредятина! Это же просто ничего не значащий поход в ресторан, — вздыхал Аккерман, совсем не понимая своих чувств. Он хотел было выйти умыться, но так и завис в проёме, нерешительно сжимая дверную ручку. — Этот ужин совсем ничего не значит. Какого же хера я чувствую себя так, будто иду на казнь? — Кхм, Леви, я готова, — тут же послышалось из коридора, и от прилива стыда Аккерман с громким стуком подбил дверь лбом. «Идиот. Сказочный идиот. Соберись уже, мать твою! Чёртов сильнейший…» Наконец дёрнув ручку, Леви вышел из комнаты и тут же обомлел. Теперь на Эмис было обычное белое платье, и эта его простота будто подчёркивала все её достоинства разом: копну роскошных волос, янтарные глаза, изящные запястья, красивый изгиб талии и поистине исцеляющую улыбку. — Ты… — выдохнул он, не находя подходящих слов. «Невозможно быть такой прекрасной». — М-м? — не поняла его Кор и сделала шаг ближе, пытаясь расслышать, но получила лишь недовольное замечание. — Издеваешься… — Э-э, не поняла, — неподдельно удивилась Эмис, хлопая ресницами. — Ничего, — опомнился Леви, ускользая к двери и расстегивая ворот собственной рубахи из-за того, что вдруг стало нечем дышать. — Идём. — Л-ладно, — Кор всё ещё была в замешательстве, но дальше расспрашивать не стала и лишь последовала к выходу, где мужчина уже облачался в уличную обувь. — У тебя есть какой-то план? — Нет. То есть да. Прогуляемся до Капитолия, а потом поедим. — В ресторане при Совете, видимо? — Именно, — кивнул Аккерман, уже оглядывая трость в руке, лишь бы не пялиться на Эмис. Кор отозвалась всё ещё удивлённо. — Не думала, что такие вычурные места в твоём вкусе. Может, лучше к Биллу? Мы давненько не за… — наконец посмотрев в серые глаза, Эмис стихла, будто читала всё, что Леви выражал одним лишь взглядом. — Ладно, тогда сбегаю за повозкой. — Не нужно повозки, давай пройдёмся и проветримся. По дороге посмотрим подарки для ребят. — Пойдёшь без наколенника? — девушка кивнула на ногу. — Да. Теперь трости достаточно, — уверил Леви, решительно выходя из душного дома. Неловкость его никуда не девалась, но эфемерная прохлада вечера слегка упорядочивала мысли, и Леви смог внятно изложить свои мысли по поводу грядущих покупок: было бы неплохо подарить Габи с Фалько патефон и несколько пластинок, Армин с Энни были бы рады любым детским игрушкам, которые хоть ненадолго могли занять их сорванца, Конни подошёл бы кожаный ремень или портупея, Жану — бритвенный набор. Что подарить Микасе, Пик и Райнеру, Леви не придумал, но и с уже озвученным списком было справиться не так легко. Многие лавки, несмотря на светлый вечер, уже не работали. Чтобы обойти те, которые на памяти Кор закрывались позже, парочка брела к Блю Лайон окружным путём. Молча шагая практически всю дорогу, они встретили по пути огромное множество знакомых: от помощника машиниста Гилберта, до полисмена Смита, от Остера Буна, хозяина химической лавки, до мецената Фреда Перри, от театральной актрисы Анны Горра с компанией подруг, до прачки Анны Готтард в сопровождении детишек. Здороваясь с ними, Эмис с Леви испытывали ещё большую неловкость, будто каждый прохожий подозревал их в каких-то непотребствах. Все направленные в сторону пары взгляды теперь казались не приветственно уважительными, а пронизывающими и насмехающимися. Передохнуть от чрезмерного внимания удавалось, лишь забегая в какой-нибудь магазинчик, но и там им не удавалось избежать красных щёк. В последней лавке подслеповатый продавец, не узнавший Кор со спины, ни с того, ни с сего вдруг спросил у Аккермана, не нужен ли гребень для роскошных волос его супруги. Эмис пискнула короткое: «Нет, спасибо», — и вылетела на улицу, оставив Леви краснеть в одиночестве. Когда путники наконец добрались до Капитолия, среди покупок их был лишь пакет с бритвенным станком и помазком с резными ручками, а в кармане Аккермана покоился чек на доставку винилового проигрывателя. Подходя к ресторану, они заметили отъезжающий автомобиль, наверняка принадлежавший Брустверу, но тот завернул за угол, не заметив знакомых. Они не проронили ни слова и даже с приветливым швейцаром не поздоровались, когда тот повёл их к столику. Хотя жара уже спала, из-за глупых переживаний и необъяснимого волнения, разгорячённые тела покрылись испариной. Эмис попросила у подошедшего с меню улыбчивого официанта кувшин талой воды и упёрла взгляд в картонку, расписанную витиеватым почерком. Леви последовал её примеру, всё больше ощущая себя идиотом, а затем растерявшийся от их молчания служка непонимающе поинтересовался. — Мистер Аккерман, э-э, можем начинать готовить основное блюдо уже сейчас? Леви смущённо угукнул. Эмис вопросительно зыркнула на него, показавшись из-за меню, и сообщила, что им нужно ещё несколько минут на выбор, отправляя официанта восвояси. — Что происходит? — честно спросила она. — Сюрприз, — покаялся Леви. — Или попытка отплатить тебе за моё исцеление. — Хм. Допустим, — Эмис нахмурилась, всё ещё не понимая происходящего. — И какое же вино подходит к этому «сюрпризу»? — Я не знаток, но на раутах к нему обычно подают белое. — Ладно. Пусть будет так, — кивнула девушка и, чтобы не сидеть в тишине, начала описывать здешний алкоголь. — Шато Норфблан совершенно дрянное, кстати. Наши и раньше не умели делать вино, а уж после Гула, когда все древние бочки были уничтожены, пить местное и вовсе стало невозможно. То ли дело Монтефьоре. Пока Кор тихо говорила, Аккерман успокаивался и заслушивался её мелодичным голосом. Стеснение отступало, и мужчина вдруг решился повторить историю про марлейское вино, которое обратило его сослуживцев в титанов. Эмис слушала его завороженно, но в конце повествования печально вздохнула. Ей хотелось найти слова поддержки, но она лишь многозначительно и сочувственно взглянула на него, а Леви, понимая всё без слов, вдруг начал тонуть в её глазах. — Дурацкая история, прости, — пробурчал он, грустно ухмыляясь. — Я вообще вспомнил её только потому, что ты предложила взять Марлейское, а у меня от него ассоциации лишь с головной болью. — Н-да, кажется, теперь я в жизни не захочу выпить его снова. То-то оно мне никогда не нравилось. Но все так нахваливают… Буквально через пару минут к их столику, неся несколько разных тарелок и кучу столовых приборов, вернулся официант. Пока Леви заказывал напитки, Кор окинула взглядом ножи-щипцы-ножницы и сощурилась, но ничего не сказала. А через миг дверь из кухни в зал отворилась, и с огромным подносом и чем-то красным на нём к столику проплыл улыбающийся во все зубы детина-повар. Эмис сощурилась сильнее, а затем разглядела краба, и брови её поползли вверх. — Ч-чего… — пробормотала она, хлопая ресницами, когда перед ней поставили блюдо с гигантским морским гадом. А затем перевела взгляд на Аккермана. — Э-это как? Это же… Н-не может быть. — Деньги, — Леви скромно пожал плечами, — видимо, делают всё невозможное чуточку возможным. Эмис нервно то ли фыркнула, то ли хохотнула, и в тот же миг с парой бокалов и бутылкой на подносе у столика возник официант. Он разлил вино по фужерам и уточнил, не желают ли они заказать чего-нибудь ещё и не требуется ли помощь с разделкой краба. Кор попросила принести соус айоли и свежего хлеба, и уверила, что краба разделает сама. — Спасибо, — сказала она Леви, оглядывая деликатес, — такого я даже представить себе не могла… — А я не мог представить, что вновь буду ходить, — отозвался тот, поднимая бокал. А потом, глубоко вдохнув, произнёс серьёзно и совсем не стесняясь своего порыва. — Ты волшебная. Чудесная. Просто невероятная. Я очень рад, что провидение заставило меня сесть на тот корабль и приплыть с тобой в Норфолк, иначе я бы так и доживал свою никчёмную жизнь, не ощутив еë вкуса. Так что это тебе спасибо. Аккерман протянул фужер, и Эмис, признательно кивнув, звякнула по нему своим, молча впитывая похвалу и благодарность, от которых еë сердце будто обволакивало мягкое тепло. Ей захотелось поцеловать Леви, но она лишь сомкнула губы на стеклянной кромке бокала и поспешила заглушить мысли, жадно глотая алкоголь. А затем нарочито бодро приподнялась и нависла над столом, чтобы начать разделку краба. — Ты, наверное, часто ел их дома? — спросила она, переводя тему. — Никогда, — отозвался Аккерман. — Морским гадам я предпочитаю обычное мясо. — Как же так? — недоверчиво спросила Эмис. — Неужели никогда-никогда, прямо ни разу в жизни даже не пробовал? — Ни разу. Ну только посмотри на этого уродца, — Аккерман кивнул на тарелку, — он же даже выглядит как ходячий кошмар. Не знаю, какой извращенец первым придумал их варить и есть, но у него явно было что-то не в порядке с головой. — Так, по-твоему, я извращенка? — девушка зависла с щипцами и состроила недовольную гримасу. — Ну не перевирай. Не ты, а тот экспериментатор, что поймал это чудище, а потом вдруг решился его сожрать… — Я, вообще-то, тоже экспериментатор… —… Ну кому в трезвом уме придёт в голову вскрывать морского паука-переростка и искать внутри него что-то съестное? — Ничего ты не понимаешь. У них нежнейшее мясо — чистейший белок, Кор закатила глаза. — Но объяснять бесполезно, сейчас сам убедишься! Эмис со знанием дела крутанула одну из фаланг, отрывая клешню, а через секунду они с Леви зажмурились от летящего во все стороны сока. Когда они открыли глаза, по щекам их стекали капли крабового бульона. Пару секунд они серьёзно смотрели друг на друга, а затем, сперва Эмис, а за ней и Леви, вдруг расхохотались на весь ресторан, привлекая внимание даже тех, кто сидел в другом зале. К ним тут же подлетел официант с полотенцами, он щебетал извинения за то, что повар не обсушил краба как следует, но Кор отправила его и ещё долго истерически всхлипывала, а затем просто улыбалась, стараясь продолжать разделку осторожнее. С несдержанным смехом растворилось накопленное напряжение, и они наконец смогли снова смотреть друг другу в глаза. Ещё немного провозившись с ножницами и щипцами, девушка избавилась от хитина и выложила мясо из фаланг на чистую тарелку. Подхватив принесённую подогретую булку, Эмис разломала её, смазала соусом, а сверху водрузила краба и придвинула к Леви. — Ну? — требовательно спросила она, сидя с набитыми щеками и не спуская заинтересованного в реакции взгляда с Аккермана. Тот, сделав пару глотков вина, жевал с обычным бесстрастным лицом, но наконец откликнулся. — Не так плохо. И Монтефьоре к нему действительно подходит. — Фафой тфы фсё-таки фофчун, Лефи, — выдала Эмис, довольно щурясь, а когда наконец проглотила свой кусок, добавила. — Краб просто чудесный! — Главное, что тебе нравится. — Очень нравится, — вздохнула Кор с лёгкой улыбкой, думая совсем не о еде… Вино разморило после долгого нервного дня. Накопленная за прошлые дни неловкость отступила, и парочка вдруг ощутила себя как никогда спокойно и расслабленно. Эмис тихо радовалась такому неожиданно приятному поступку Леви, а тот наконец усмирил внутренних демонов и радовался сдержанной благодарности девушки. Они завели тихую душевную беседу, подобную тем, что вели до неловкой встречи в коридоре, и просидели за разговором до самого закрытия ресторана. Шагая домой, они прошлись по тихим тёмным переулкам. Чтобы разговаривать подольше, не сговариваясь завернули к озеру, а от него — лишь потому что их заели москиты — наконец свернули на Ред Лайон. Вернувшись домой, они медленно и молча, попрощавшись одними лишь глазами, разошлись по своим комнатам. Уселись на кровати, сложили руки на коленях и уставились в пол. А затем одномоментно признали страшное, но очевидное: «Я… Люблю». А мигом позже оба прикрыли веки и откинулись на спину. Мысли пожирали, сердца болезненно бились о рёбра, воздуха не хватало. Было душно, тяжело и в то же время до эйфории хорошо. Мысли метались, взвешивая все «за» и «против», души рвались на части, выискивая аргументы для признаний или молчания, губы их то растягивались в улыбках, то раскрывались, жадно глотая спёртый воздух. Каждый вёл незримую битву то ли сам с собой, то ли со всем остальным миром, в котором всё вдруг стало так чертовски сложно. Однако, страх одержал победу, и когда они открыли глаза, потолки разных комнат услышали такие одинаковые фразы: «Но мы просто не можем быть вместе». Они долго лежали, не смыкая глаз. Прибитые к постелям. Потерянные. Раненные в самое сердце. Но теперь — спокойные. Смирившиеся с тем, что их чувство — лишь блажь одинокого сердца, не имеющая никакой надежды на счастливый финал. Ощущая себя безнадёжно больными, они ничего не могли — не хотели делать с этим. В конце концов ночь убаюкала их и ненадолго проглотила тревоги, вместе со снами принося принятие любви. Следующее утро было спокойным и тихим. Теперь, когда они признали свою слабость и то, что ничего с ней делать не будут, им снова было легко проводить время вместе, словно теперь от них больше ничего не зависело, и они лишь плыли по течению, не пытаясь выбраться, и смирились с тем, что рано или поздно утонут. Леви вернулся с рынка и потащил покупки на кухню, где Эмис варила кофе, затем разложил продукты, нарезал свежий хлеб и принялся поджаривать тосты. Они стояли перед плитой, почти касаясь друг друга локтями, и обменивались фразами о какой-то ерунде. А потом в дверь позвонили. Сняв сковородку с конфорки, Аккерман поплёлся открывать, надеясь, что привезли виниловый проигрыватель. Но в дверях был почтальон, протягивающий связку писем. Уже на автомате шагая в кухню, Леви проглядел конверты, отложил для Эмис её корреспонденцию и сообщил, что наконец пришёл ответ от ребят. Они разлили кофе, уселись за стол, и Аккерман принялся читать про себя, а Кор — ждала, молча сканировала лицо напротив, невольно засматриваясь на такого сосредоточенного Леви — уж этого у неё никто не мог отнять. Аккерман быстро прочёл письмо и нахмурился. Затем пробежал взглядом по буквам ещё раз. А после медленно прочитал снова, давая себе время принять информацию и сформулировать мысли в слова. Наконец, отложив лист, он упëр взгляд в Эмис и набрал больше воздуха в лёгкие — ему отчего-то впервые в жизни было действительно страшно — собираясь с силами, прежде чем заговорить с ней. Взгляд Эмис искрился искренней надеждой на то, что с ребятами всё в порядке, отчего у Леви ещё сильнее перехватило дыхание. Он явственно ощутил, что стоит на настоящем распутье и в следующий миг обязан сделать решающий шаг, наконец выбрать между тем, что нелегко, но правильно и по крайней мере понятно, и тем, что страшит неизвестностью, но может сулить ему счастье. — С ними всё хорошо? — поинтересовалась Кор, так и не услышав от Аккермана ни слова. Леви решительно кивнул, и губы Эмис расплылись в легкой улыбке, а сама она облегчённо выдохнула, делая глоток кофе. И её лицо, её глаза, её… всё было для Леви слишком желанным и нужным. Потому, вопреки логике и в угоду собственному страху, он впервые в жизни капитулировал по собственной воле. Наконец отведя глаза, он смял письмо здоровой рукой, встал, повернулся к Эмис спиной и тихо произнёс. — Ребята в порядке, но… Они готовят операцию по смещению власти йегеристов, пока те не накопили силы и авторитет Хистории ещё хоть что-то значит. Мне… — он сипло вдохнул и всё-таки обернулся через плечо, — нужно ехать. Кор моргнула раз, затем другой, а на третий её лёгкая улыбка померкла, лицо стало таким серым и сосредоточенным, будто на него легла тень. — Чт… Что значит «нужно»? — девушка говорила медленно, пытаясь сдержать раздирающие горло эмоции, и переходила на шёпот. — Ты… Ты не можешь просто так… Если это приказ, то я подтвержу, что ты ещё не готов. Тебе нельзя… — Не нужно ничего подтверждать. Я хочу помочь ребятам восстановить справедливость и наконец положить конец тому, что стоило завершить ещё несколько лет назад, — оправдывался Леви, снова разглядывая кухонную стену. — Если мы сейчас не изничтожим йегеризм полностью, то Элдия снова на многие годы окунётся в кровавые распри. Я не могу оставаться в стороне. — Не можешь или не хочешь? — Какая разница? — выдохнул капитан, передёргивая плечами. — Огромная, Леви! Разве ты не на заслуженной пенсии?! — раздражалась Кор, и голос её становился звонким и дрожащим. — Не ты ли говорил, что уже спас достаточно жизней? А что теперь, снова вернёшься к службе после всего, что пережил? — Я вышел на пенсию лишь потому, что был прикован к коляске! А теперь, когда ты восстановила меня, я могу быть полезен. Могу спасать жизни. — Если хочешь спасти кого-нибудь, не обязательно для этого рисковать собой, просто дай мне исследовать твою кровь. — Я не хочу быть для тебя… подопытным. Прости. Но всё намного сложнее, чем тебе кажется. Тебе легко говорить: ты каждый день находишь себе новое занятие, а я ничего другого не умею, Эмис, служба — всё, чем я был хорош. К тому же мне нужно расплатиться с тобой за все твои старания. — «…А ещё — сбежать от чувств, потому что терпеть эту пытку хуже, чем отдаться на растерзание титану». Снова услышав про деньги, девушка мгновенно вспылила, забыв все свои внутренние установки, и поднялась, звучно отъезжая на стуле. — Не пойму, когда ты стал таким идиотом, Леви! Я не для того поставила тебя на ноги, чтобы ты только-только восстановившись, бросился в бой! А сколько раз я говорила, что твои деньги мне не нужны? Дурак! Ты хорош во всём. Во всём, за что берëшься! Мог бы и дальше помогать мне с больными. Или, не знаю, открыл бы чайную лавку! Написал бы автобиографию — и такую книгу читал бы весь свет! Теперь мир для тебя вновь открыт — лишь протяни ему руку. Для этого я дала тебе второй шанс на спокойную жизнь, но ты снова… — Эмис почти кричала и забывала дышать, а когда в груди кольнуло, она стихла и медленно вдохнула через нос, тщетно пытаясь успокоиться. Но выходило плохо, и она лишь бросала ядовитые слова в того, кого ей хотелось оберегать больше всего. — Ай, да что я в самом деле… Я тебе не нянька, поступай, как знаешь. Езжай в свою Элдию и умирай любой смертью, которая покажется тебе наиболее почётной! Бросив это, раздосадованная Эмис вылетела из кухни, хлопнув дверью. Леви не хотел размышлять, чем вызвал столь бурную реакцию — уж кто-кто, а она, по его мнению, должна была понимать его отношение к долгу и чести как никто другой. Выйдя за ней в коридор, Аккерман хотел было окликнуть девушку, но Кор не оборачиваясь выбежала на улицу и не возвращалась домой до позднего вечера. «Вот идиот! Как можно так пренебрежительно относиться к своему здоровью? Да что там… к жизни?!» — повторяла девушка про себя по дороге к пабу, то ли злясь, то ли тоскуя. Без лишних слов забрав с собой бутылку джина у опешившего Нортона, Эмис направилась на вокзал, а оттуда — в Западный район. Всю поездку в поезде она просидела, глядя в пол перед собой, даже не замечая текущих по щекам слёз. В Западном, пройдя вдоль восстановленной улицы, она завернула в разрушенный переулок и прошла дальше знакомой, но сильно изменившейся тропой. Когда-то здесь был её дом. Теперь на его месте были только руины, до которых теперь никому не было дела, как и до её чувств. Девушка села на камень, некогда составлявший наружную стену, наконец откупорила бутылку и глотнула алкоголя, даже не щурясь от едкой горечи. Душа болела. Эмис чувствовала, что скоро произойдёт что-то жуткое и фатальное, но никак не могла выразить свои предчувствия в мыслях. Конечно, она знала, что рано или поздно день расставания наступит, но верила, что случится это не так скоро. Не тогда, когда она наконец решилась признать свои чувства перед самой собой. За эти пару недель смятения и переживаний Эмис чего только не представляла себе, обдумывала она в том числе и отъезд Леви в Марлию, однако даже прожив его в мыслях, всё равно оказалась не готова к такому быстрому развитию событий. Было что-то неправильное в том, что Аккерман должен был уехать сейчас — теперь она знала это наверняка, и не потому что чувства к нему захватили её сердце — нет, было здесь что-то иное. Она могла бы отпустить Леви домой, если бы знала, что там с ним всё будет в порядке, но смириться с тем, что она вылечила его только для того, чтобы он снова окунулся в пекло очередной войны, не могла. Кор почти физически ощущала, что грядущая битва окажется для Аккермана последней, ясно представляла, его бездыханное окровавленное тело на своих руках, а затем горько усмехалась этим картинкам: будь она с ним там, на поле боя — непременно спасла бы, что бы ни случилось. Только вот ни в какую Элдию она не поедет, останется спасать жизни норфолкцев, а Леви отправится защищать своих земляков. Они расстанутся и больше никогда не увидятся. «Чертовы войны никогда не останавливаются, сколько бы людей ты ни вылечила — жертвы никогда не закончатся, и ты всегда об этом помнила. Спасала, даже зная, что шансов нет и через несколько дней человека не станет, так почему теперь тебя так волнует чужое решение?— пьяно спрашивала Эмис сама себя и тут же отвечала. — Потому что оно не чужое. Он не чужой. Он… мой, и всё должно быть не так. Ведь мы… должны быть вместе…» Сердце гулко ухнуло, под ребром снова кольнуло. В унисон мерзкому самочувствию Кор, где-то на востоке вспыхнуло небо, и загрохотал гром. Поминутно крепший ветер нёс за собой ливень. Остатки трезвого разума подтолкнули возвращаться, но до вокзала Эмис намеренно шла медленно — под дождём было весьма удобно не стирать с щёк слезы, а грохот грома хоть и страшил, но временами заглушал болезненные мысли. За неполный час пешего пути девушка промокла до нитки. В здание, где обычно проводила приёмы, даже не стала заходить, пока ждала на открытом перроне поезд, уговорила всю небольшую бутылку джина. Домой она вернулась ещё более разбитой и злой. Ей даже пришлось выпить успокоительное, чтобы заглушить все кричащие о неправильности происходящего мысли. Мрачный Леви нашёл её, мокрую до нитки, в кухне, где девушка тянула оставленный с утра холодный кофе и смотрела в одну точку. — Почему не сказала, когда придёшь? — тихо спросил он. — Потому что не знала, к-когда вернусь. К чему пустые претензии? Ты меня в свои планы тоже не посвящаешь, — отозвалась Кор, не прекращая гипнотизировать стол перед собой пьяным взглядом. — И потому ты решила заставить меня переживать? Билл заходил, и… — Переживать? — перебила Эмис, тут же повышая тон. — Глядите-ка, оказывается, ты знаешь значение этого слова?! — Представь себе, я весь чёртов день просидел у окна, ожидая твоего прихода, а потом… — Наверняка это была отличная тренировка выдержки перед т-тем, как ты снова отправишься в бой, — рыкнула Эмис, звякая кружкой и поднимаясь со стула. Язык её заплетался. — Пригодится, ког-гда будешь сидеть в засаде! — Ты что, пьяна? — Какая тебе, к чёрту, разница?! Лучше скаж-жи спасибо за то, что я всесторонне тебя подготовила! — Кор металась по кухне, разыскивая в настенных шкафчиках новую порцию алкоголя, и злилась ещё больше, не находя. — Жаль, что моего леч-чения хватит ненадолго. — Ну что ты несёшь? — Правду, — она оглушительно хлопнула дверцей и решительным шагом направилась к Аккерману. Подойдя совсем близко, Эмис тыкнула пальцем ему в грудь, а во взгляде её заплясали зелёные огоньки. Она раскраснелась, дышала тяжело и смотрела в глаза капитана с яростным вызовом. — Это будет твоя последняя война! И ты идиот, если ещё этого не понял. В эту секунду Аккерману нестерпимо хотелось заткнуть рассуждения Эмис грубым поцелуем. Он прождал её весь день, не находя себе места, затем всё-таки вышел разыскивать её, но, поблуждав по улицам, вернулся домой один, и теперь вместо понимания получил претензию, подпитывающую его желание остаться. Но оставаться с ней было невозможно! Ему нужно сбежать хотя бы на поле боя, чтобы эта дурацкая, явно безответная любовь не терзала сердце. Чтобы чувство долга заглушало желание близости. Чтобы её волосы, глаза, нежные руки не мелькали перед лицом, а томный голос не пробирался в самую душу. Но Кор ни черта не понимала! И, ведомый собственной яростью, капитан сделал шаг ей навстречу и сделался ближе настолько, что чувствовал обжигающее пьяное дыхание на собственных губах. Ещё миг — и Леви не сдержался бы, но в тот же момент в дверь снова позвонили, и гулкий звон вдребезги разбил густое напряжение. Леви злобно сморщился, раздражённо рыкнул и рывком метнулся в прихожую, то ли чтобы сбежать, не наделав глупостей, то ли чтобы прогнать позднего посетителя и затем всё-таки тех самых глупостей наделать, однако стоило ему открыть дверь, в него прилетела тяжёлая сумка, затем его окатило водой с закрывающегося зонта, а после мимо прошествовала гордого вида седая дама, отчаянно напоминающая Эмис, постаревшую на двадцать лет. — Бонсуар, мсьё. Ах, то есть доброго вечера, милок. Ох, ну и лицо у тебя… — сочувственно бормотала женщина, оглядывая Аккермана и скидывая зонт и мокрую уличную обувь, — и ведь вечно Эмис выбирает себе в помощники самых куцых беспризорников. Прости, надеюсь, она тебе прилично платит, время-то уж позднее, а там такой дождь. Как только вас из приюта отпускают в такую погоду… От такого нахальства Леви не сразу нашёл, что сказать. Он так и завис, пялясь в ответ и сжимая в здоровой руке тяжёлую сумку, пока на звук чужого голоса из кухни не выплыла, держась за стенку, непонимающая Эмис. — Э-э. Тётушка? — растерянно окликнула гостью Кор, моргая слишком часто. — Надо же, ты ещё помнишь свою старуху? А я вот уже почти позабыла, как ты выглядишь! Не приезжаешь в гости, все по джунглям своим рыскаешь, а ведь я не молодею. Помру, а ты даже на похороны приехать не соизволишь! — Ну какие похороны, — возмущалась Эмис, трезвея на глазах, — судя по твоему цветущему виду, ты проживешь еще столько же. — Будет тебе, обманщица, не льсти! И что за воспитание, пить при ребёнке? — гостья кивнула в сторону неподвижного Аккермана. — Я не жалуюсь, конечно, но от тебя несёт, и пора б тебе отпустить мальчишку в приют, а то его наверняка хватятся. Несколько раз непонимающе хлопнув ресницами, Эмис сделала мысленное усилие, и до неё наконец дошло, о каком мальчишке говорит тётка. Она, ощутив внезапное головокружение, почесала лоб и принялась разъяснять. — Кхм. Сдаётся мне, тетушка, тебе нужно выписать очки, потому что перед тобой никакой не мальчик. Это мой пациент и… друг Леви Аккерман. А это, Леви, моя тётушка Кенна. — Что-о? — женщина достала из карманов юбки монокль и тут же приставила к правому глазу. — Тот самый, про которого ты писала ещё пару месяцев назад?! А я, э-э, не признала. Он выглядит совсем иначе, чем в газете! Пока тётка охаживала Леви, Эмис, сменившая гнев на милость в присутствии внезапного посетителя, одними губами шептала ему: «Прости, не знаю, что она здесь делает». Ей было неудобно и неловко. А ещё плохо от недосказанности и одновременно раздирающих грудь тоски и злости. Хотелось честно поговорить с Леви о чувствах, о том, что он совершает ошибку, о том, что всё должно быть иначе, но столь внезапный незваный гость делал их честный разговор невозможным. Кор лишь слабо обняла дрожащие плечи и оперлась влажной спиной на стенку. Мысли в хмельной голове водили хороводы, всё тело горело, Эмис совсем ничего не понимала, слабела, судя по всему, стремительно заболевая, и почти не слышала последующих слов тётушки: — Я ни в коем случае не хотела вас задеть, господин Аккерман! Простите мои слабости, мне и правда пора носить очки, да только я в них выгляжу слишком старой, вот и… — дама опомнилась и встала перед Леви, протянув руку в приветственном жесте. — В общем, я Кеннандра. Или Кенна. Для друзей просто Кенни.