***
Вместе с отъездом Леви солнечные, жаркие дни кончились, и Норфолк накрыла привычная всем жителям серость и прохлада. Дни Эмис слились в одно невнятное пятно. Она отдавала себе отчёт, что в таком упадке духа не может хорошо лечить, и заранее отменила поездки в Западный, письмом сообщила Совету, что в этом месяце не появится в Университете для девиц, вернула на дверь старую табличку «НЕТ ПРИЁМА». Она извинилась перед Агнес за перенесённые занятия с Филом, но написала девушке советы для самостоятельных занятий. Неимоверных сил ей стоило не промочить слезами сдержанное письмо для Леви, в котором она интересовалась, как он добрался, и ещё больше усилий ушло на то, чтобы дойти до почты и опустить конверт в ящик. Домашние дела были заброшены, а дети из приюта, пришедшие убираться, отправились обратно, получив карманные деньги просто так. К Биллу в паб Эмис тоже не заглядывала, практически всё время проводя в комнате Леви. Она не открывала окно, чтобы вместе с застывшим воздухом сохранить хотя бы тень его присутствия, и страдала от печали, сжимающей всё её тело невидимыми тисками. Выходила она, лишь чтобы покормить кота и, сидя вместе с Найтом на кухне, выпить чаю. Дождливым вечером, спустя три дня после похорон, к ней снова пришла Энни. Эмис видела её из окна, долго не открывала, не желая показываться подруге на глаза, но свет прикроватной лампы явно выдавал её присутствие, и Кор пришлось впустить недовольную женщину. — Ты со своей тоской забыла обо всех приличиях, дорогая! Я вся промокла, пока ждала, что ты откроешь! Это уже ни в какие ворота не лезет! Эмис лишь промолчала на колючую реплику и сцепила руки за спиной, смиренно ожидая продолжения тирады. Но её не было. Энни скинула плащик, сняла ботинки, отставила зонт и какой-то свёрток в сторону и, отряхнувшись, заключила Эмис в объятия. — Как ты держишься? — прошептала Нортон, отстранившись. — Я… Ничего. Как обычно. — Мне-то не ври. Выглядишь бледнее тени. — Просто утомилась. Смерть Хелены была слишком неожиданной. Меня подкосило, но скоро это пройдёт. Будет как раньше. Энни недовольно поджала губы и повела Эмис на кухню, а там — усадила хозяйку за стол, поставила чайник греться и начала бесцеремонно лазить по шкафчикам. — Уверена, за эти дни ты ничегошеньки не ела и… Ой, фу, Эмис, этот пирог давно пора было выбросить! Гадость какая, дожили! — Энни вытащила тарелку с плесенью из холодного шкафа. — Даже не верю, что я отчитываю тебя за беспорядок. — Можешь для разнообразия не отчитывать: мне хватило нотаций в проведённую с Кенандрой неделю. Зачем ты вообще пришла? — Убедиться, что ты, моя дорогая, не умираешь тут. Но вижу, ты именно умираешь. Мы с Биллом даже поспорили, и вот теперь он должен мне бутылочку отменного вишнёвого ликёра. — Что-то я не соображаю. На что вы спорили? — Ой, ну. Мой дражайший Уильям говорил, что ты сильная и быстро переживёшь отъезд, но я-то женщина, я знаю, как хрупки наши девичьи сердца. Понимаю, насколько это тяжело. И помню, что даже влюблëнность не проходит быстро. — Теперь я, — Эмис запнулась, — ещё больше не понимаю. — Я про Леви. — В каком… Смысле? — Божечки, Эмис, ну насколько же ты порой… Хватит отнекиваться. Нам всё про вас было понятно давным-давно. — Что «всё»? — Что вы влюблены. — Ничего мы не… — щёки Эмис густо покраснели от прилива крови, но девушка всё равно пыталась протестовать, отрицая оцевидное. — Не было ничего такого. — Эмис. Хватит, — тон Нортон стал угрожающе серьёзным. — Если ты ещё хоть раз соврёшь мне прямо в глаза, я уйду из этого дома и больше никогда не назову тебя своей подругой. — Я… Просто… Не в силах сдерживаться, Эмис внезапно заплакала, сотрясаясь всем телом, а Энни подскочила к ней и обняла так крепко, что на несколько секунд им обеим стало нечем дышать. — Ну-ну. Ничего-ничего, милая. Всё наладится. — Нет, Энни. Ничег-го не наладится. Мне так плохо. Я т-так боюсь… Он умрёт там. Этот ужасный д-дурак умрёт! — Никто не умрёт, не надо так говорить. Вы, тугодумы, обязательно ещё встретитесь. Ну что ты, милая, не плачь попусту, я верю, что всё будет хорошо. Вы же созданы друг для друга! — М-мы? С-созд-даны? — всхлипывала Эмис. А Энни утешала: — Конечно, созданы… Он мрачный, рассудительный, спокойный и исполнительный. И ты, горящая, постоянно спешащая, жаждущая вечного прогресса. Оба с дурацкими амбициями спасти весь мир, и, желательно, чтоб при этом вокруг вас было чисто. Таких невероятных баранов точно только пара на весь свет. Эмис набрала воздуха в лёгкие и разрыдалась ещё сильнее, всё это время Нортон тихонько гладила её по дрожащей спине. Прошло несколько минут, прежде чем Кор смогла успокоиться и связать слова в разборчивые фразы. — Нет, Энни. Даже если… Ему будет лучше б-без меня. В Ребелио остались все его б-близкие, а я… Кто я ему? Просто врач. Уверена, он прож-живет счастливую жизнь, а я всё порчу, словно проклята. Я г-грешным делом думаю, что Хелена умерла из-за меня. Я так часто говорила с Джоном о ней, что… Эмис снова всхлипнула, но Энни отстранилась, схватила руками её заплаканное лицо и посмотрела с самым серьёзным видом. — Милая, ты хоть и умная, но такая дура! — Чег-го? — Эмис шокировано уставилась в ответ. — Что слышала. Поверить не могу, что слышу от тебя такие глупости. Ты же учёный, какие к чёрту проклятья?! Да если бы всё было так, как ты себе надумала, то наши с Биллом кости давно бы уже истлели. Или мы для тебя никто? — Нет, конечно. В-вы моя семья, — Эмис шмыгнула носом. — Но вокруг меня всег-гда слишком много с-смертей. — Эмс, дорогая, ты же хирург! Это чертовски логично, что ты видишь смерть чаще других. Но это ведь не правило, а лишь… стечение обстоятельств. Все когда-нибудь умрут, но ты будто совершенно забываешь, что спасла больше людей, чем кто-либо на этом грешном острове. — Н-но и они… — И ты не можешь спасти всех и каждого! — Но я… я хотя б-бы пытаюсь. — И за это мы все будем благодарны тебе до конца наших дней. Но, милая, может, тебе стоит сперва спасти себя? — Я… Что это з-значит? От чего м-меня спасать? — От того состояния, в которое ты себя загнала. Ты всю свою жизнь отдаёшь другим, но о себе не заботишься совершенно! Ты станешь дуться, но я и Билл с твоей тёткой сообще-то согласны. Чтобы помогать другим, действительно помогать, ты должна быть счастлива. Но ты даже любить себе не позволяешь, надумываешь какую-то ерунду, хотя на празднике Солнцестояния вы, мои слабоумные друзья, только друг на дружку и смотрели. И не заметить это мог либо очень глупый человек, либо совершенно бессердечный. Я не знаю, как вы расстались, но уверена, ты нужна Леви не меньше, чем он тебе. Вы ведь так и не признались друг другу? — Нет. Я… Не знаю, Энни. Это так глупо, но ведь я ничего не замечала. Мне казалось, что всё это т-только в моей голове, эти чувства. Потому я с ним даже… Даже не поговорила. Всё бегала. То от него, то от Кенни. И, чёрт, какая же я идиотка… На конфорку брызнула и зашипела вода. Энни спохватилась и отошла к давно закипевшему чайнику, а Эмис покачнулась и осела обратно на стул. — Хочешь, принесу вина? — Нет, Энни. В жизни не буду больше пить. Я, каж-жется, и так уничтожила все здоровые клетки мозга. — Кор тяжело вздохнула и упёрла лицо в ладони. — Боже… Ты п-правда думаешь, что ему не всё равно? — Правда. — Но ведь он не уехал б-бы, если бы что-то чувствовал. Он же раз-зумный взрослый человек. — Да-да, ты тоже когда-то была разумной. А теперь несколько дней подряд не ешь и только копишь в раковине грязные чашки. А могла бы позволить сердцу слабость и отправиться к своему Леви. — Энни, — вздохнула Эмис, наконец поборов дрожь в голосе. — Я должна быть здесь, без меня… — Вот! Вот оно! Ты так глупо оправдываешь свои действия тем, что ты кому-то что-то должна! Что если Аккерман уехал, чтобы так же исполнить свой долг? Он наверняка не привык жить по-другому и тоже не может поставить собственное счастье выше блага других людей, — Нортон поставила перед Кор чашку. — Ох… Я лишь сейчас понимаю, что влюблённые воистину слепы… Просто послушай и поверь мне, Эмис. Без тебя Норфолк не рухнет, тут есть и другие врачи. Не такие профессионалы, как ты, и тем не менее пока ты тоскуешь в затворничестве, они ведут приёмы и ничего, вылечивают людей! Так что ни от кого не убудет, если ты… Входная дверь хлопнула, и из коридора послышался оклик Билла, а вскоре и сам он появился в дверях кухни, неся тот свёрток, что притащила с собой Энни. — Ну и дождина зарядила, уф! А у вас тут что? — бармен тряхнул мокрой головой и поставил свою ношу на стол. — Я смотрю, про горячее вы совсем позабыли. — Да, Билли, было не до еды. Я битый час пыталась донести до нашей глупой девочки важность следования зову сердца… — А-а. И как? — Всё, как я и говорила… С тебя наливка, милый.***
В прошлом одиночество приносило Эмис облегчение. Она упорно шла вперёд к своим целям в одиночку: так никто не задерживал её на пути, никто не отвлекал, никто не навязывал своё мнение. Целый мир был открыт для неё, и Кор жадно хваталась за каждую подходящую возможность. В прошлом ей проще было сделать всё самой, чем тратить силы и переделывать за другими. Ведь никто не был так хорош, чтобы понимать её с полуслова. Никто не был так педантичен и чистоплотен, последователен и в то же время скромен в своих запросах, как она сама. В прошлом никто не ценил её душу сильнее, чем ум, положение в обществе, лицо и, быть может, даже тело. Не заботился о ней так бескорыстно и обыденно, словно это само собой разумеется. Когда-то в далёком прошлом её любили просто так, но та любовь была безвовзратно потеряна, а все последующие почитатели непременно ценили в ней что-то конкретное, но не её всю. Всю свою сознательную жизнь Эмис считала, что незаменимых людей не бывает, и полагала, что любое испытание и утрату со временем можно пережить. Родителей, возлюбленного, даже Грету и других сирот она смогла отпустить. Но он… Эмис каждым сантиметром кожи чувствовала, что Леви стал для неё незаменимым. Слишком близким. Слишком нужным. Слишком своим… Хотя с приходом Нортонов и долгим, почти мучительным разговором по душам, обнажившим перед друзьями её сердце и душу, Эмис осознала и наконец приняла свои чувства, она не бросилась собирать вещи. Проводив Энни с Биллом, девушка завернула в приёмную комнату, оглядела пустые кушетки, где обычно лечила приходящих пациентов, и задумалась о смысле своей жизни. Перед глазами мелькали десятки, сотни, тысячи побывавших здесь людей, но их лица стирались перед мысленным взором; добрые слова отдавались гулким эхом, полученные благодарности превращались в достаток и чужое уважение, но всё это уже не оседало в душе и не делало её счастливой. Эмис была опустошена, потеряна и несчастна без присутствия всего лишь одного человека, и тоска по Леви разбивала её. «Какая же ты дура…» Эмис впервые в жизни чувствовала вкус проигрыша и собственной глупости. Она долгие годы открещивалась от чувств, не желала их, но, сама того не заметив, поселила Леви в сердце и теперь не могла дышать от мысли, что, возможно, никогда больше не увидит его. Боль снова переполняла каждую клетку её тела. Осознание того, что она ничего никогда и никому не должна была, добивало её разум. Злость на саму себя начинала подниматься из самой глубины израненной души. В неконтролируемом порыве эмоций Эмис выбежала из приёмной, хлопнув дверью так, что стекло в ней звонко треснуло. Она забежала в теперь уже свою комнату и кинулась на кровать. Отчаяние, тоска и злоба переполняли её, а жажда избавления от страданий была почти физической. Кор прокручивала в голове уверения друзей о взаимности её чувств, сжимала в своих руках чужую подушку, пытаясь хотя бы мысленно ощутить тепло объятий, но у неё ничего не выходило. За окном мелькнула вспышка, через несколько секунд грянул гром, порыв ветра сотряс окно гулким ударом. Эмис поднялась с кровати, чтобы проверить форточку, и на миг ей показалось, что за пеленой дождя на площади перед домом стоит Леви. Но то был лишь случайный прохожий, быстро скрывшийся за углом. И это видение, эта глупая мелочь добила её. Она крошилась на части от желания жить по-другому и в темноте душной комнаты осознавала. Даже если она не сможет спасти всех. Если не сможет спасти кого-то из своих самых близких людей. Даже если весь остальной мир обрушит всю свою тяжесть на её плечи. Особенно, если этот мир постарается уничтожить её саму… «Я не сдамся». Потому что должна быть рядом с Ним. Кем угодно, как угодно. Весь этот чёртов мир для неё теперь ничего не стоил без Леви. Без твёрдости его рук, стали глаз, спокойного тона, перманентной аккуратности, глупой самоотверженности, еле заметных ухмылок и ненавязчивых заботливых жестов. Она должна быть рядом с ним, рискнув оставить позади всё то, чего она достигла. Эмис отвернулась от окна и несколько раз обошла комнату. Ей всё ещё казалось, что чувства невзаимны, но выплеснуть их и узнать, что Леви чувствует на самом деле было единственным правильным вариантом действий. Она говорила с собой, уговаривала, но действовать не спешила. «Ехать глупо. Ты даже не знаешь, где он сейчас. Наверняка ещё не уехал на Парадиз, потому лучше сказать ему. Признаться. Или станет поздно, и ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Быть может, он… может, он вправду чувствует что-то большее, чем дружеская привязанность? Нортоны не могли придумать такое, они бы не шутили так… И тот его взгляд на лестнице был красноречивее слов. Но почему он уехал? Ведь мог остаться, но… Мог ли и он струсить? Или же он держится за свой долг и желание спасти всех, прямо как ты?.. Чёрт. Просто напиши ему письмо, его передадут даже на передовую. И так даже в глаза ему смотреть не придется! Пока он жив. Пока ты жива. Пока не стало поздно, признайся, мать твою, что любишь! Ему, а не миру, которому всегда было плевать на твои чувства…» Эмис решилась. Уселась за письменный стол. Написав первое письмо, она смяла исписанный лист и бросила в урну — слишком откровенно — потом написала ещё одно и ещё. Исчиркав восемь страниц, она все ещё оставалась недовольной содержанием послания. Изливать душу на бумаге было страшно. Стыдно. Больно. Нужные слова словно разом вылетели из головы, и вместо них одно лишь «люблю» грохотало в ушах биением сердца в унисон с громом за окном. Эмис выкинула очередной лист, но затем потянулась обратно к корзине, стараясь вспомнить написанную пару писем назад фразу, которая, быть может, всё-таки подошла бы для признания. Помимо её черновиков, в мусорном ведре покоилось ещё несколько скомканных бумаг, и Эмис вдруг замерла, схватив одну из них. А затем достала и все прочие, исписанные чужой рукой. Глаза Кор бегали по строчкам, сперва не передавая разуму смысла, но уже вызывая в сердце невыразимое тепло от того, что эти слова писал сам Леви. Список покупок, выписанные из книги цитаты, черновик письма. На четвёртом листе почерк сменился, и только пробежав глазами до подписи, Эмис узнала в записях послание Армина.…помогут Хидзуру. Надеюсь, вы останетесь в безопасности. Мы же, как только закончим операцию и передохнëм, сможем наведаться в Норфолк и проведать вас. Ещё раз передавайте наши благодарности мисс Кор, если бы не её лекарства…»
Эмис сглотнула подступивший к горлу ком и отложила чужое письмо. Бездумно схватила следующий скомканный лист, на котором снова почерком Леви было выведена какая-то каракуля. Приглядевшись, она разобрала в ней своё имя, перечёркнутое множество раз — так, чтобы его не было видно. Этот лист она тоже отложила. Затем встала из-за стола. Снова прошлась по комнате. Вернулась к прикроватной тумбе. А спустя миг Эмис взвизгнула и отправила оставленную с утра кружку в противоположную от окна стену. — Чёрт!!! Ы-а-а-а-а!!! Прокричавшись, Эмис тряхнула головой и села обратно. Она разодрала на куски и сгребла в урну все исписанные листы, а затем вывела чернилами на девственной белизне свежей бумаги всего одну сдержанную строку.«Пожалуйста, вернись ко мне. Навсегда».
Все другие мысли улетучились, эмоции утихли, разум замолк, потому что эта фраза как нельзя лучше передавала всё, что Эмис чувствовала своим сердцем. Промокнув изящные буквы промокашкой, она уверенно запечатала лист в конверте, написала адрес и, схватив зонтик, вышла в дождливую ночь. Она не помнила дня недели, но петляла по душным улицам Норфолка, истосковавшимся по дождю и получавшим его сполна, не в силах дольше томиться дома. Не заметив, как проделала путь до почтового отделения и оказалась перед ящиком для посылок, Эмис выудила заветное письмо и почти уже отпустила конверт в прорезь, но совсем близко за её спиной послышался плеск луж под тяжёлыми ботинками, и девушка инстинктивно обернулась. В воздухе перед ней пролетела здоровенная лапища, и Эмис на автомате выставила вперёд ручку зонтика, тут же вырванного из её рук и полетевшего в сторону. В неярком свете газового фонаря Эмис разглядела взмокшего, смутно знакомого хмурого мужчину. Мгновение Кор не понимала, чего этот здоровяк хочет, а потом тот схватил её тонкую руку и потянулся за конвертом. До неё наконец дошло, что она в опасности, пальцы на бумаге непроизвольно сжались, и Кор дёрнулась в попытке вырваться из стальной хватки, но молчаливый бугай даже не шелохнулся и тоже ухватился за конверт, разрывая мигом размокшее от дождя письмо. Пока обе руки его были заняты, Эмис резко замахнулась ногой и ударила нападавшего в промежность. Его хватка ослабла, и Кор припустилась бежать, петляя по улочкам и дворам, чтобы запутать за собой след. Очутившись дома, Эмис захлопнула за собой дверь, закрыла её на все замки и сползла на пол. Лёгкие горели. В руке был зажат серый ком бумаги, не так давно бывший самым важным в её жизни письмом. Девушка была мокрой до нитки, никак не могла отдышаться и всё сидела в тёмной прихожей, пытаясь осознать, что произошло. Только восстановив дыхание, Эмис поняла, что, пока бежала, стёрла пятки в кровь. Скинув лоферы, она села на колени и опустила кулаки и лоб на пол. Не в силах сдерживаться от переполняющих эмоций, она снова закричала от злости, безнадежности и полного непонимания, однако, в очередной раз совладав с переполняющими эмоциями, Эмис поднялась на ноги, пихнула ком из погибшего письма в карман юбки и схватилась за лоб. Криками делу не поможешь. «Думай!» И Эмис, на автомате схватив тряпку, чтобы вытереть мокрые следы на полу прихожей, думала. Чем дольше размышляла, тем сильнее её окутывал липкий страх. Ей давно казалось, что за ней следят, но пока Леви был рядом, она ощущала себя в полной безопасности. Расслабилась настолько, что сегодня даже не взяла с собой револьвер, но ей несказанно повезло: если бы тот бугай соображал получше, она, возможно, не была бы сейчас дома. Теперь даже здесь Кор не могла ощущать себя в безопасности. Нападение не могло быть случайным. Оно не походило на ограбление. Это было целенаправленное и осознанное действие, мотивов которого она, впрочем, пока не понимала, но отдавала себе отчёт: если она нужна кому-то так сильно, что на неё рискнули напасть на улице — её найдут, за ней придут вновь, ведь каждый в Норфолке знает её адрес… «Что если они уже сейчас…» Подгоняемая страхом, Кор мигом взбежала по лестнице и нырнула в кабинет. Она рывком отодвинула ящик стола, схватила револьвер и проверила обойму — полная. Затем выбежала в гостиную и крадучись подобралась к окну, тихонько отодвинув шторы, чтобы незаметно взглянуть на площадь. За стеной дождя было сложно уловить движения, но казалось, что улица была безлюдной. Девушка молила небо о молнии, но внезапный раскат грома заставил Эмис вздрогнуть. А через мгновение она поняла, что это был не гром вовсе, а грохот разбивающегося окна с другой стороны её дома. От осознания, что кто-то пробирается внутрь, сердце подскочило к горлу. Разум кричал, что нужно срочно прятаться, но Кор не могла заставить себя пошевелиться и теряла драгоценнные минуты. А потом… Она вдруг поняла, что нужно делать, и ноги понесли её к коридору. Эмис крадучись подошла к двери, прислушалась к шуму на первом этаже, раздававшемуся с кухни, и мигом проскочила в кабинет, а там — в потайную комнату с архивом. Кровь била в ушах, во рту было сухо, пальцы стальной хваткой сжимали револьвер. Эмис казалось, что биение её сердца и рваное дыхание было слышно в каждом уголке дома, но когда по кабинету кто-то прошёлся — её укрытия так и не обнаружили. — Её здесь нет! — вдруг крикнули в коридоре, и Эмис вся сжалась от страха, застыв в шаге от стены. — И без тебя вижу, — отозвался второй, хриплый и отдалённо знакомый голос. — Херово… Он нам бошки оторвёт. — Может, тогда записи какие прихватим? — Ага, какие? Этот вот рисунок оторваной ноги? Или эту херню с формулами, которую ни один нормальный человек не поймёт? Если что-то пропадёт, девка заподозрит… — Она и так заподозрит, мы окно ей вынесли. — Это можно списать на бурю. Притащим ветку да положим так, будто она стекло разбила. — Ладно. Но искать-то мы её где теперь будем? — Нигде не будем. Пошёл бы к чёрту этот ливень. До утра посидим тут, вдруг вернётся. Но до рассвета надо свалить, мало ли заметят. А, да, найди-ка где-нибудь в грязном белье полотенца, надо обтереться и следы вытереть. Если она вернётся днём, нужно, чтоб всё выглядело как обычно. Там уж босс придумает, что делать… — Ладно, поищу. — Нет, стой. Сперва ветку какую-то притащи к окну. А то дважды вытирать придётся. — А чего это я? — А кто вообще девку упустил? Чего ты только сунулся к ней в открытую, остолоп? — Дык сказано было, проследить за отправками… — Ага, и где теперь её письмо? И сама она где? Ась? Дубина… Вали уж поскорее! Эмис слушала чужой приглушённый разговор будто из-под толщи воды. Чувства метались в ней, накопленный от страха адреналин заставлял уставшее тело быть в постоянной готовности броситься куда-то и что-то сделать для собственного спасения, но Кор была заперта в четырёх стенах, а лучшим из того, что она могла сделать, было бездействие. И она бездействовала. Подслушивала диалог заговорщиков, сидя на полу архива, и пыталась понять, кому и зачем понадобилось её похищать. Хотя в поисках злодея ей нестерпимо хотелось проштудировать все свои записи, лежащие прямо здесь, перед её лицом, она опасалась брать папки с полок, ведь любой звук мог выдать её укрытие. Эмис не знала, сколько времени прошло, но просидела в напряжении и без сна до тех пор, пока в кабинете не послышалось хриплое «уходим». Её одежда давно высохла на разгорячённом теле, но девушка не могла поверить, что следы её возвращения остались незамеченными, и ещё долго не могла покинуть укрытия. Устав маяться от неизвестности в глухой тишине, она на пробу — услышит кто или нет — вытащила пару папок с полки и всё-таки пролистала записи о тех, кто не разделял всеобщей любви к ней или мог подставить её из зависти. Смит, Роудс, тот же Костэн… Или, быть может… Кор делала предположения, но не могла поверить в столь жестокую подлость кого-либо из этих людей. А потом она вдруг вспомнила хриплый голос Тодда Готтарда. И нападавшего у почтового отделения. Это был тот же мужчина, что ошивался в подворотне с Готтардом и дал прикурить, когда она возвращалась домой после расставания с Конне. Осознав, что нервно сжимает подаренный Леви браслет, Эмис безнадёжно выдохнула: «Нет, только не Эстас…» Ей было чертовски страшно от неизвестности, но полный мочевой пузырь подгонял наконец выйти, а тишина за стенкой давала хоть какую-то надежду. В конце концов, осторожно отодвинув шкаф с книгами и снова схватив револьвер, Эмис вылезла из архива и прислушалась. За окном было светло, в доме — тихо. Прокравшись к двери, она оглядела коридор и несмело крикнула: «Эй, я здесь!» Никто не ответил, и Эмис припустилась в ванную. Запёршись на замок, она сходила в туалет, а сразу после залезла в ванну, чтобы смыть с себя ужас прошедшей ночи. Оттирая кожу от едкого пота, она выстраивала в голове план действий, ясно понимая, что оставаться в Норфолке больше не может — не только из-за чувств, но и из-за нависшей над ней опасности. Эмис была вынуждена отправиться в Марлию, отыскать Леви и… С последующими действиями было сложно, но она придумала бы что-то на ходу. Сейчас же страх подгонял её предпринять хотя бы что-нибудь, чтобы оказаться в безопасности. Несмотря на бессонную, изматывающую ночь, после ванны Кор действовала, как заведённая. Она неизменно приладила скальпель к плечу, не расставаясь с револьвером, пробежалась по дому, собрала самые нужные вещи и всю наличность, какая была. Подготовив документы, Эмис всё сложила в саквояж и полетела обратно в кабинет. Там она спрятала в архив все важные документы и фото с Леви, а затем неровным почерком она — из наивной надежды, что Аккерман может вернуться в Норфолк тогда, когда она его покинет начала выводить письмо, спеша излить на бумагу своё страшное предчувствие. Но голова туманилась, мозг работал на износ, руки дрожали от слов, которые она записывала, возможно, не имея возможности когда-нибудь сказать их Леви в лицо. Утерев непрошенные слёзы с щёк, Эмис положила конверт сперва на стол своей-Леви комнаты, а затем вдруг убрала его под подушку. Вылетев в прихожую, Эмис начала обуваться и только теперь ощутила боль в натёртых пятках. Она поморщилась от саднящих ощущений и подалась в приёмную, чтобы обмотать ноги бинтом перед дорогой. Уже выходя из комнаты, она чуть не пнула Найта, а от осознания того, что чуть не забыла про животное, стукнула себя ладонью по голове. — Чёрт, и точно. Что же с тобой… Билл! С котом в одной руке и саквояжем в другой, Эмис влетела в бар Нортона и наткнулась на непонимающий взгляд из-за стойки. — Привет, Эмс. Там чего, опять дождь? — Что? — Ну, у тебя голова мокрая… — Моя голова? Ай, неважно. Я уезжаю, оставлю тебе Найта. — А уезжаешь ты… — В экспедицию, — Эмис красноречиво смотрела на друга, пытаясь одним лишь взглядом передать то, что его посетители не должны были слышать. — Ах, точно, — ухмыльнулся Нортон, переведя взгляд на непривычно маленький саквояж. — Надолго? — Ты же знаешь меня, как пойдёт… Я обязательно напишу тебе, как только смогу. А пока, кхм, — Эмис возвысила голос, чтобы услышали все, кто хотя бы теоретически мог их подслушивать, — не мог бы ты сделать одолжение. У меня в кухне от бури стекло разбилось. Как будет время, попроси кого-нибудь из парней закрыть пробоину. Стеклом или ставнями. Эмис протянула другу ключ и на его немой кивок, развернулась, собравшись выходить. Но уже в дверях она крутанулась, вернулась, обошла стойку и крепко обняла Билла. — Я буду скучать, — прошептала она, чтобы никто больше не слышал. И, погладив напоследок кота на руках у недоумевающего бармена, вышла на улицу и направилась к вокзалу. Примерно помня расписание поездов до Линдона, Эмис торопилась на полуденный рейс. Она расчитывала, что днём её неудачливые похитители не рискнут нападать, и всё равно выбирала лишь людные улицы и широкие проходы, тратя драгоценное время на передвижения в обход. Она почти уже бежала по проезжей части из боязни не успеть на поезд, как вдруг еë окликнули. — Эмис, дорогая. Притормози. Из окна чёрного авто, подъехавшего сбоку, выглядывал Бруствер. Кор от счастливого совпадения открыла рот. — Джон! — она ухватилась за неожиданную возможность, как за спасательный круг. — Молю, скорее отвези меня на вокзал! — Куда угодно, дорогая. Садись. Эмис мигом уселась на переднее сидение, и машина резко покатила вперёд. Несколько секунд в салоне звенела неловкая тишина, а затем Эмис нашла в себе силы спросить: — Как ты? — Ничего, — отозвался Джон, не поворачивая головы. — Пытаюсь жить дальше. А ты? Я заметил, что тебе было не очень хорошо на панихиде… — Д-да, я… Прости, что не заходила в эти дни, всё как-то закрутилось. Мне в последнее время снова нездоровится. И твоя потеря… Сожалею, что меня не было рядом, но я понемногу прихожу в себя, стараюсь жить дальше. В конце концов, что нам ещё остаётся? Пока они петляли по улочкам, Бруствер монотонно рассказывал, что самое странное после смерти жены — придумать, что делать с её вещами. — Наряды, украшения, косметика… Ума не приложу, куда их девать. Эти вещи так знакомы мне, но без их владельца они не имеют никакого смысла. И это странно, — размышлял он, глядя на дорогу, а Эмис лишь спустя время поняла, что они движутся в неверном направлении. — Джон, прости, что отвлекаю, но мы не туда повернули, нам… — Я знаю, куда нам, — убеждённо кивал друг. — Не переживай. Скоро доставлю тебя, нам ещё пару поворотов. — Ладно, но, прошу тебя поторопиться. Я правда очень спешу. — Куда, позволь узнать. Западный? — Я… — Эмис не хотела говорить Брустверу о Леви и зачем-то снова лгала. — Меня позвали в срочную экспедицию. Мой корабль… Машина резко затормозила, и Эмис пришлось выставить руки, чтобы не приложиться головой о лобовое стекло. Бруствер начал дёргать рычаг, но спустя пару мгновений виновато обернулся. — Чëрт, дорогая. Прости, но мы, кажется, встряли здесь. Что-то с двигателем, наверное. Эмис проглотила все вмиг всплывшие в голове ругательства и вместо них выдала смиренное: «Ничего, я дойду пешком». Однако, стоило ей вылезти из машины и завернуть в ближайшую подворотню, её бесцеремонно схватили, приложили к лицу какую-то вонючую тряпку, а спустя несколько мгновений мир потух.***
Когда Эмис очнулась от короткого сна, то обнаружила себя на весу в чьих-то руках. Она ничего не видела, но инстинктивно начала брыкаться, и её резко опустили на землю, отчего Кор зашаталась и упала на колени. Сориентироваться было невозможно. Запястья были связаны за спиной, на голове, по-видимому, был мешок. — Что за глупые шутки? — возмущалась Эмис, сквозь боль. — Отпустите. Мне нужно… Я спешу на корабль. — Прости, ты никуда не едешь, Эмс. А ещё… — она различила голос Бруствера и взвизгнула, снова ощутив стальную хватку на запястьях. — Ещё я буду очень тебе благодарен, если мы обойдёмся без драмы и ненужного насилия. Просто иди туда, куда тебя ведут, и будь паинькой. — Какого хрена?! — протестовала Эмис, но ей прилетел удар в ребро, и девушка смолкла. — Неси её внутрь, — приказал кому-то Бруствер. — Упёртая дрянь, я мог даже не стараться… И Эмис снова взяли на руки и куда-то потащили. Она слышала чужое тяжëлое дыхание, стук дверей, шаги по лестнице, эхо длинных коридоров, а потом — скрип и хлопок. Наконец её куда-то посадили и сдëрнули с головы мешок. Небольшая комната, где она оказалась, была погруженна во мрак, освещаемый лишь крошечным пламенем одинокой настенной свечи. Кроме обшарпанного пола и стен перед собой, Эмис ничего не могла разглядеть. — Я не буду ходить вокруг да около. Знакомый документ? — Бруствер без предисловий выплыл сбоку, извлёк из принесëнной папки какой-то лист, и Кор узнала в нëм завещание Роулинга. — Откуда он у тебя? — глухо спросила Эмис, проморгавшись. А Джон улыбнулся. — Какая разница? Важнее то, что на нём не хватает твоей подписи. — Тебе-то она зачем? И что вообще происходит? Это совсем не смешно, развяжи меня! — Как много вопросов, Эмс. Давай по порядку. Я не развяжу тебя. Пока что. Происходит следующее: я похитил тебя. Если будешь душкой, объясню зачем, но сперва мы обсудим детали, а уже потом… Пока тебе всё понятно? — Допустим, — кивнула Эмис, хотя не понятно было ни черта. Она все ещё не верила в происходящее, но сам факт того, что Бруствер держал её связанной в неизвестном месте, наталкивал на весьма неприятные выводы. Кор вертела головой по сторонам и пыталась разглядеть окружение: других людей в комнатушке, конечно, не было. Всё, в особенности излишне серьёзное выражение лица Джона, говорило о том, что это явно не был розыгрыш. — У тебя будет ещё много времени, чтобы привыкнуть к этой комнате, — ласково позвал Бруствер, взмахивая папкой. — Так что давай сперва поговорим о делах. — Зачем тебе моя подпись в чужом завещании? — Эмис перевела на него взгляд, пытаясь сохранять спокойствие, хотя всë её естество протестовало и рвалось на свободу. — За тем, что люди охотнее поверят святой Кор, чем кому-либо ещё на этом грешном острове. Подпишешь бумажку, и… Ух, тут же такие деньжищи зарыты, и все они после смерти нашего дорогого мецената пойдут… Ты ведь читала и прекрасно знаешь, куда. — В Совет. — Именно. А глава совета сейчас…? — Ты. — Отлично, дорогая, просто обожаю твою сообразительность! Думаю, даже с этими деталями до тебя уже доходят первые цели моего чудесного плана. Давай, соображай, для чего мне твоя подпись. Джон присел на корточки и с лёгкой улыбкой уставился в глаза Кор. У Эмис от внезапного осознания закружилась голова, а перед глазами замелькали звёздочки. Она несколько раз моргнула и шокированно уставилась в ответ. — Ты стал главой Совета и, одновременно с этим, попечителем городского фонда. Тебе нужна моя подпись, значит… Ты хочешь, чтобы я подтвердила это завещание Роулинга, а затем… Убьëшь Пола и присвоишь деньги себе? — Умничка. Почти всë так. С твоей подписью всё это станет более чем возможным. Без неё — ушлые родственники Пола начнут затяжную тяжбу, оспаривание и делёжку его наследства в обход Фонда. Но тебе, дорогая, верит весь город, и даже эти жалкие идиоты не посмеют перечить твоему авторитету. — И всё это представление лишь для того, чтобы казна Совета лопнула от чужих денег?! — Конечно, нет, Эмс. Я и про собственное благополучие не забыл, и здесь мы подходим к самой приятной части моего плана, — Бруствер ядовито оскалился. — Эмис Грейс Кор, до момента славной смерти уважаемого господина Роулинга ты должна, просто обязана стать моей женой. Брови девушки взметнулись. От возмущения Эмис задохнулась. — Ты в своём уме?! — Более чем, дорогая. Ты же не забыла, что по тому же завещанию тебе станет причитаться пять процентов многомиллионного состояния Роулинга? Ах да, ты же не была замужем, так что я подскажу: нажитое в браке в равных долях принадлежит супругам при разводе, а вот при смерти — наследуется уже целиком. Смекаешь? — Я… Что… Ты всё это ради… — Эмис не находила слов. — Как можешь ты думать о деньгах и таком бесчестном браке, едва оправившись от похорон жены?! Недели не прошло со дня похорон!!! Бруствер фыркнул, отложил папку на пол и улыбнулся уголком губ. — Ну не кричи. Буду откровенен, из-за Хелены я в этой жизни нечасто переживал. Скучная была женщина, наивная глупышка даже не замечала, что что-то не так с её ужинами, пока не стало поздно. Мир её праху. — Т-ты что… Погоди. Ты отравил её?! — Ну, скажем так, я самую малость помог, — одной рукой Джон почесал ус, а другой — потянул Кор за подбородок, заставляя смотреть на себя. — Не драматизируй, Эмис. Она просто не вписывалась в мой безупречный план. Лучше радуйся тому, что ты в нём есть. — Я н-не понимаю… Ты же при мне лил по ней слезы и… — О, всплакнуть мне пришлось лишь единожды. Я первым делом поехал в паб, чтобы твой дорогой Билли поскорее разнёс всем весть о безутешном вдовце, а к вечеру сплетни о бедном, убивающемся от горя мне уже обсасывали в каждом грязном углу Норфолка. Всего-то и стоило до красноты потереть глаза. Но ты бы знала, каких усилий мне стоило не улыбаться, пока ты была в моём кабинете. Трудно сдерживаться, когда всё так отлично складывается, словно само проведение на моей стороне. От чужого гордого тона и довольного лица во рту Эмис стало сухо. Она перевела взгляд на пол перед собой и начала судорожно соображать. Кажется, всё это время она была настолько увлечена исцелением Аккермана, что позволила себе забыться, нырнуть в вихрь чувств, совершенно не замечая разворачивающейся вокруг паутины интриг. Пазл в её голове почти сложился. Ничего нового — богатство и власть — незыблемые пороки, правящие этим миром, однако неизвестных деталей головоломки всё ещё было слишком много. — Подожди, а Костен?! В доле? — Нет, старикан отдыхает в психушке, хотя ты и отсрочила его отставку тем, что засадила Роудса за решётку. Но да ладно, это я вполне могу тебе простить, тем более, что Коди никогда мне не нравился. Эмис часто моргала, неровно дышала и мысленно сплетала в голове узлы этой гнилой паутины. — Знаешь, я всё же не могу понять… Ты же получишь наследство Хелены, уже имеешь должность и зарплату Костена, а теперь планируешь заполучишь восемьдесят процентов богатств Роулинга через городской фонд и ещё пять через фиктивный брак со мной… У меня лишь один вопрос. Зачем? Этих денег тебе одному не потратить за десяток жизней. — Оу, Эмс, ну ты же не думаешь, что я настолько приземлëнный? У меня есть амбиции. Я хочу больше полноценной власти. Очень надеюсь, что мы пойдём войной на Марлию, пока она слаба и у неё под боком брыкается непокорная Элдия. С такими богатствами перед нами откроются невероятные возможности отмщения. Ты ведь тоже ненавидишь Империю за всё, что сделали с твоей семьёй? Бруствер встал, легонько погладил Эмис по щеке и нежно улыбнулся, словно после этих фраз надеялся на полное принятие. Но Кор не могла скрыть ни разочарования, ни сомнений во вменяемости друга. — Поверить не могу, Джон. Человечество только оправилось от одной войны, а ты собираешься развязать новую. Никто не пойдёт за тобой на смерть. Не теперь. Да и ради чего? У Норфолка даже нет боеспособной армии… — Ты прекрасно знаешь, что войны никогда не прекращаются. И в курсе того, что творится на Парадизе, а ещё и своего невысокого дружка, у которого руки по локоть в крови, оправдываешь. Ты — вишенка на моём торте. Уверен, твои чудесные мозги и наши будущие финансовые возможности позволяет нашим гениальным разумам создать что-то адски смертоносное. Я уже много лет как замечаю на твоём рабочем столе эскизы различных изобретений. Быть может, ты уже что-то придумала? Не отпирайся, я знаю, что вы провернули поставку экспериментального газа на Парадиз, и Хеллмунд делал для этого специальные баллоны, значит, ты наверняка в курсе той же технологии УПМ. «Откуда он всё это знает?! Откуда, чëрт возьми…» —… а армия — дело наживное. Люди верят тебе беспрекословно, каждый знает о твоей любви к норфолкской культуре, народ так подбадривал тебя при назначении, что тебе не остаётся ничего другого, кроме как проводить для них публичные лекции, которые будут выгодны нашему новому курсу. Поверни народную любовь в другое русло — и тут же найдëтся повод отомстить Марлии за сожженные учебники истории и разорённые святилища предков. За твоего отца, в конце концов. И за моего отца тоже. Рот Эмис наполнила кислая, вязкая слюна. Она не замечала, что из глаз давно катятся неконтролируемые слёзы. Все еë былые переживания теперь казались незначительными, а происходящее казалось страшным, извращённым сном, из которого она никак не могла выбраться. Язык не поворачивался, разум отказывался воспринимать слова Бруствера, но безумцу нужно было что-то ответить. Хотя бы попробовать переубедить. — Как бы я ни ненавидела Марлию за всё былое, уничтожать Империю в мои планы никогда не входило. Мы должны остановить кровопролитие, иначе жестокость будет вечной. Мы должны принять врага и сделать выводы, чтобы наши потомки никогда не знали, что такое бремя войны. Кто-то должен остановиться первым, и Гул… — Нет, Эмис! Это всё чепуха. Мы должны возвысить нашу культуру, искоренить несправедливость и обезопасить наших потомков, уничтожив любую угрозу. И на самом-то деле сделать это легче лёгкого: растрезвоним в газетах страшную сказку об общем враге, соберем войско ополченцев, и в нужный момент обернём защиту нападением на всех несогласных с нашей самостоятельностью. Всё точно как в Элдии, раз этот алгоритм сработал на йегеристах, сработает и здесь. Безостановочные слëзы на щеках Эмис оставляли саднящие борозды. От коварства, от такого неожиданного предательства друга в груди еë зияла чернейшая пустота. Вероломство и жестокость поступков и слов не укладывались в голове. Йегеристы. Элдия. Леви. — Джон, молю тебя, остановись сейчас же, ты не в себе. Скажи, что всё это шутка? Прошу… Умоляю. — Никаких шуток. Я слишком долго шёл к этому, тщательно продумывая все действия, как механизмы своих головоломок. Я уже достиг подобия величия, но этого мне мало. Мне нужно всё. Эмис тяжело вздохнула. Довольный собой Джон начал наворачивать круги по комнатке. — Кто ещё замешан? — Я же не идиот, чтобы рассказывать тебе столь важную информацию. Даже не думай, что обведёшь меня вокруг пальца. Я знаю, что ты весьма сообразительна, но предупреждаю сразу, либо ты принимаешь правила моей игры, либо… — Джон улыбнулся. — Есть достаточное количество людей, чтобы они могли превратить в ад жизнь твоих любимых Нортонов или там… случайно устроить пожар в приюте. Если этого тебе недостаточно, то помни, что фундамент нашего новенького института благородных девиц может обрушиться в любой момент. Я могу перечислять бесконечно, но, думаю, ты и так поняла, что отныне нам суждено быть вместе, — он подошёл к Эмис и почти любовно погладил её шею. — О, кстати! О суициде даже не думай, если решишь убиться, чтоб не помогать мне — я из принципа изничтожу каждого, кто был тебе дорог. — Ты болен… — Не надо ставить мне диагнозы, Эмс, — просил Бруствер ласково. — Иначе я никак не могу объяснить твою жажду наживы и мнимого величия. Это… это… — Да мне насрать, как ты это назовешь. Выбор у тебя невелик. Помогаешь мне, и я сохраняю жизнь хотя бы твоим близким. Не помогаешь — и умирают все. А твоя голова отправится срочной посылкой Аккерману. — При чем тут… он? Сердце Эмис позабыло, как биться, но она старалась придать лицу самое безразличное выражение. Кор судорожно пыталась вспомнить, что Бруствер мог знать о степени их с Леви близости, и начинала паниковать с каждой секундой всё сильнее. — Из той же мести. Не знаю, что там у вас за отношения, но раз этот калечный сбежал в Марлию, то, выходит, не такие уж романтичные, как мне доносили. Тем не менее твой Леви доставил мне много неудобств: не приедь он — мой план начал бы воплощаться намного раньше. А так — пришлось дожидаться, когда коротышка наконец укатит обратно на континент. — Значит, ты его опасался… А теперь думаешь, если он получит мою голову, то так это и оставит? Ты же сам себе противоречишь. Если ты пошлёшь ему мою голову, это будет самая большая глупость в твоей жизни, которая поставит всю твою затею под удар. — Твой Аккерман представляет опасность, только если им руководит кто-то с мозгами. Будучи здесь сейчас, он, может, и мог бы защитить тебя, а вот вернись он в Норфолк после вылазки в Элдию — ну, чего бы он добился, пытаясь узнать, кто отправил ему твою голову? Я хорошо заметаю следы, раз даже ты всё это время ни о чём не догадывалась. Да и вообще, с текущим положением дел в на Парадизе, ему явно будет, чем заняться. Но твоя гнилая голова, должно быть, порадует его перед смертью, — кузнец улыбнулся ещё шире, ещё бездушнее. — Но все это, конечно, если к моменту её доставки он ещё останется в живых. Подскажи, ведь он забрал головоломку с собой? Больно закусив язык, Эмис промолчала, судорожно вспоминая, где остался подаренный Джоном цилиндр, а мужчина нетерпеливо схватил её за подбородок. — Отвечай! Забрал или нет? — Я не знаю, — прошипела Эмис гневно. — Мои пациенты отчитываются передо мной лишь о своём здоровье. На остальное мне плевать. Как и моим выздоровевшим пациентам — на меня. — Почти верю. И Аккерман меня мало волнует, если честно. Если что, я всегда могу отправить твою головушку тётке. Но ей и так недолго осталось, так что в такой посылке, должно быть, будет мало шарма… — Какой же ты… больной извращенец. Джон влепил Эмис пощёчину. Склонившись вбок, она зажмурилась и затряслась, но не от боли, а от бессилия. Её давний друг, похоже, совершенно обезумел. Он подставил своего коллегу ради власти, хладнокровно убил свою жену ради наживы и мнимой свободы действий, собирался вновь развязать войну, в которой Эмис должна стать его покорной сообщницей — иначе все еë близкие люди погибнут. Её собственное будущее было предрешено, и теперь никакого Леви в нём быть не могло. Ради самого Леви. Сил принять всё, что озвучил Бруствер, не было, сдерживать слёзы — не было смысла. Держаться было не за что. Эмис лишь зажмурилась посильнее и отвернула от Джона раскрасневшееся, вмиг постаревшее лицо, но чужие пальцы скользнули в волосы и сжались, болезненным движением запястья заставляя её повернуть голову обратно. — Дорогуша, я рассказал даже больше того, что тебе нужно знать, и в моём предложении всё предельно ясно, так что решай быстрее и не заставляй меня скатываться до варварских методов убеждения. Я хочу услышать твой чёткий ответ. И Бруствер мгновенно отпустил её голову и снова улыбнулся своей самой елейной улыбкой. Он опустился на одно колено, поравнявшись с лицом Эмис, и посмотрел в её донельзя уставшие от слëз глаза. — Ну так что, дорогая, ты выйдешь за меня?