glued

В полицейский участок Хэнк, на удивление, прибыл довольно быстро — удачно пролетев на всех светофорах на зелёный и выйдя несколько раз на обгон. Лихачить на дорогах, в отличие от напарника, он не любил от слова совсем и считал этот риск неоправданным — перспектива оказаться намертво стиснутым в собственной машине, превратиться в кровавое оригами, сложенное с хрустом костей и вырывающимися из грудной клетки криками боли, ничуть не прельщала, как и вылет в кювет на пустом участке дороги. К тому же, он часто прокручивал в голове одну и ту же горькую мысль о своём невозвращении домой, и та непременно сопровождалась драматичной музыкой. Хэнк представлял, что будет чувствовать Коул, потеряв отца — сердце болезненно сжималось и раньше, но теперь оно было готово разорваться на мелкие кусочки. Хэнк накручивал себя, и его разум говорил словами из социальных роликов нулевых, но отличие состояло в том, что близкие уже не казались безликой массой, а имели вполне чётко выстроенные образы. Каждый раз, садясь в салон автомобиля — любого, даже службы такси, Андерсон дёргал ремень безопасности, проверяя, и обязательно пристёгивался, протягивая его правильно, через бёдра, а не через слегка округлый живот. Многие крутили пальцем у виска и воздерживались от комментариев, лишь приоткрывая окно в салоне с намёком на излишнюю духоту. В машине едва слышно играло радио, настроенное на случайную частоту — Хэнк боялся, что начнёт потряхивать головой под привычные ему песни в жанре метал и отвлечётся от дороги, но, как на зло, выкрутил на испаноязычную станцию, и зажигательные ритмы экспрессивной поп-музыки всё-таки заставили его слабо постукивать пальцами по рулю на наиболее безопасном участке дороги. Он уловил несколько знакомых слов из текста — «malo», «niño», и «tonto», но этого было недостаточно для понимания смысла всей песни — глянет перевод как-нибудь на досуге. Припарковавшись и выйдя из машины, Хэнк поёжился и, застегнув пальто, глубоко засунул руки в карманы. Непогода бушевала который день, и это изрядно выбешивало, выводило из себя — хотелось скрыться от всего мира под тяжёлым зимним одеялом и не вылезать из-под него ни при каких обстоятельствах. Однако, суровая действительность разбивала это желание, прямо как хрупкую вазу из тонкого хрусталя при броске о кирпичную стену — вдребезги. Как только Хэнк переступил порог участка, по ушам ударил гул разговоров и единичной ругани, шум работы стареньких принтеров и громких шагов туда-сюда, и мужчина поспешил найти Гэвина, чтобы наконец получить разъяснения. Рабочий стол Рида пустовал, и его владельца не было видно поблизости, поэтому Хэнк принял решение усесться в кресло и дождаться на месте, одновременно с тем немного приходя в себя. На столе, в опасной близости от клавиатуры, стоял почти пустой бумажный стаканчик из-под кофе, и рядом ещё один, наполненный уже наполовину. Хэнк коснулся его кончиками пальцев — тёплый, значит, Гэвин отошёл совсем недавно, но отпивать всё-таки не решился. Покрутив в руках первый стаканчик и ковырнув ногтем перфорацию квадратной ручки, Андерсон скрючился и выбросил его в корзину под столом. — Эй, я хотел поздороваться лично с тобой, а не с твоей старой задницей, — гундосо, но довольно неожиданно раздалось из-за спины, и Хэнк немедленно разогнулся, ударяясь головой о край стола. Рид едва ли не прыснул со смеху, и с огромным трудом сумел удержать условно-невозмутимое — кривую ухмылку можно было и не считать, — выражение лица, пока Хэнк с недовольным шипением потирал рукой больной затылок. Спустя мгновение, Рид протянул ладонь для крепкого рукопожатия и на мгновение задержался подушечкой большого пальца на небольшом белом шраме — Сумо, будучи щенком, заигрался и цапнул хозяина в мягкое место между большим и указательным, — почти сразу соскальзывая, чтобы не вызвать этим странным жестом каких-либо подозрений. — Что по поводу дела? — хмыкнул Андерсон, одëргивая полы незаправленной в брюки рубашки — он удивился, как напарник ещё не разразился хохотом, похожим на гиений, от собственной потенциальной шутки по поводу его внешнего вида, слишком официального для полицейского участка — даже курсанты в Академии так не ходят. — Я-то думал, ты не терял зря времени, — Гэвин поднëс ко рту стаканчик с чуть тëплым кофе, чтобы сделать глоток, но остановился. Скосив глаза в скудную пену на напитке, он продолжил, — Надеюсь, ты туда не плюнул, я не планировал обмениваться с тобой слюнями. Хэнк пропустил очередную издëвку мимо ушей, стараясь, наконец, сосредоточиться на материалах дела — в последние дни он слишком сильно отвлекался, что мешало ему вникнуть в суть, и поэтому уже знакомое описание казалось ему совершенно новым. Он видел всё своими глазами, изредка кивал заключениям Рида, но в памяти не отложилось ни единого момента, связанного с расследованием. Встряска, как ни странно, пошла ему на пользу, и впервые за несколько дней расплывающиеся буквы стали чëткими и сложились в слова, а те, в свою очередь — в предложения. В голове Андерсона прочно засело лишь имя убитого — Джереми. Был у него в Академии один Джереми — просил прикрывать, не трогать его лишний раз, и сторчался, так и не доучившись. Для её наркомании было слишком много причин: от неразделëнной любви и до участия в преступной группировке — конечно, ради крепкой связи её участников с Джереми и гарантий безопасности, но план провалился, и весь состав «Фебреро» удалось вычислить и задержать почти сразу после смерти того зелëного недополицейского. Развал легко объяснялся отсутствием чëткого плана действий, а также слабой иерархией влияния, и вчерашние подростки с трясущимися конечностями (от страха? от ломки? от грëбаного, мать его, холода?) перечеркнули себе всю жизнь синтезом наркотических веществ в подвале заброшенного дома. «Кучка идиотов», — усмехнувшись, Хэнк щëлкнул суставами пальцев и вернулся к материалам недавнего дела. Он по-хозяйски сидел в кресле Рида и пробегался взглядом по экрану, изредка прокручивая колëсико мышки, пока сам Гэвин стоял возле него, оперевшись о стол, и в нетерпении сверлил взглядом седеющую голову. — То есть, главный подозреваемый — бармен? — Хэнк повернулся в кресле, и то жалобно скрипнуло под его весом. — На данный момент, да, — Гэвин, поднявшись, зевнул не прикрывая рта ладонью, и Хэнк отвернулся, чтобы не заразиться, но спустя пару секунд подавлений сдался, — И он нас ожидает, — с лëгкой усмешкой он махнул тëмной папкой у лица Андерсона и кивнул в сторону допросной. Бармен, — Хэнк вспомнил, что видел его во время вызова, — оказался долговязым пареньком лет двадцати-двадцати трёх, настолько худым, что напоминал собой паука-сенокосца с длинными тонкими конечностями. В глаза сразу бросилась длинная пушистая чëлка, не вплетëнная в дреды, такие же растрëпанные, но, как ни странно, эта неряшливость была ему к лицу. Парень поднял голову, как только мужчины вошли, и постарался скрыть волнение, но сбитое дыхание и влажные ладони выдавали его. Жёсткая папка звучно опустилась на стол и резкостью прервала тишину в помещении — юноша испуганно вздрогнул, но Хэнк этого не хотел. — Ларри, значит, — Андерсон опустился в кресло напротив и, открыв папку на странице с фотографией жертвы, подтолкнул еë к подозреваемому, — Ты узнаëшь этого человека? — Это допрос? — Ларри повëл плечами и съëжился от прохлады в помещении. — Просто разговор, парень, — Хэнк слегка наклонился вперëд, касаясь рëбрами края стола, и вновь указал на фотографию, — Но советую тебе быть сговорчивым, на моëм месте мог быть детектив Рид. Не буду говорить о его методах, но тебе стоит принять верное решение как можно скорее. Парень сглотнул. — Да, я же говорил, это Джем, — он неопределённо махнул рукой и свëл брови на переносице, уставившись на фотографию, — Заходил часто, почти каждый день… Всë как обычно. — Ты уверен? — прервал его Хэнк. — Ну, да… — Ларри смутился, — Я его лицо вижу чаще, чем мамино. Видел, — он опустил взгляд к рукам и сорвал заусенец с указательного пальца. Проступившая на повреждённой коже капелька крови немедленно расползлась под коротко остриженным ногтем, — У него мочки, типа, со шрамами, из примечательного, я тоже говорил. — Опиши его обычный визит. Что пил, что делал, с кем общался, — терпеливо пояснил Андерсон, — Нужна вся информация. — Обычно? Три-четыре коктейля за весь вечер, а там как пойдëт. Душу мне, правда, ещё не изливал… Играл много, с разными людьми, выигрывал, — он пожал плечами, — Обычные карты, не сильно разбираюсь. Ларри замолчал. Он был явно напуган происходящим, и хотя прекрасно понимал, для чего находится в участке, не мог осознать реальность до конца. Спустя пару минут он вновь заговорил, озвучивая события того вечера. В последний раз Хилл появился в клубе вечером, выпил двойной Лонг-Айленд и сыграл в карты с каким-то кретином, после чего удалился в туалет. — Тело было найдено днëм, — твëрдо напомнил Хэнк, сбивая Ларри с мыслей. — В последний раз я видел его вечером, — Хэнк почувствовал, как голос юноши задрожал, — Лонг-Айленд, затем Маргарита — ничего примечательного, составляющие из бара, потом карты, и… — Ларри старался выцепить из памяти что-то полезное о том вечере, но добавить было нечего, — Да, после я его не видел. Не сказал бы, что слежу за всеми гостями, у меня и без того работы много. Вроде бы, первой его обнаружила Лиза, — он уточнил, — Уборщица. Хэнк старался записывать все интересующие его детали — по старинке, огрызком простого карандаша в блокноте на пружине. Мелкий быстрый почерк скакал меж строчек и устремлялся вниз у самых краëв страницы. В конце-концов, он обвëл в кружок словосочетание «смена работы» — юноша не забыл упомянуть об этом желании, поблагодарил бармена за беседу и, уронив блокнот с карандашом в карман брюк, вышел. За беседой, как и ожидалось, всë это время внимательно следил Гэвин. — Твоя версия звучит слабовато. По крайней мере, сейчас, — отвлекшись, Рид утëр текущий от простуды нос бумажным платком, — Допустим, он подсыпал что-то в напитки, но в чëм резон гадить целому заведению? — Не догоняешь, Рид, — Хэнк кашлянул в кулак и открыл блокнот на нужной странице, — Вероятно, подпортить рейтинг, чтобы выбить заведение из топа и сделать его менее конкурентоспособным. Народ стечëтся в другие клубы и сделает им нехилую выручку, м? А он будет спокойно работать в «Лагуне» при лучших условиях, если не попадётся. — Стоит копнуть глубже, старик, — Гэвин не собирался отступать и желал гнуть свою линию до конца, — Даже мы чьи-то пешки.

***

— А где папа? При определении человеческого голоса программа Коннора автоматически вышла из режима ожидания, и андроид обернулся, одаривая сонного мальчишку дружелюбной улыбкой, но тот в ответ лишь потëр кулачками заспанные глаза. — Его срочно вызвали на работу, — Коннор осторожно присел, оказываясь с Коулом на одном уровне, — Не беспокойся, он скоро вернётся. Ты голоден? Коул отрицательно мотнул головой и, подавшись вперёд, протянул руку — Коннор замер без движения, пока детские пальчики ощупывали ткань его костюма. От прикосновений к голубым вставкам на ткани на мгновение проявились более тëмные следы — отпечатки пальцев, и так же стремительно исчезли, а фирменный треугольник КиберЛайф разошëлся беловатым сиянием, когда на него попал луч света. — Хочешь порисовать или прогуляться? — голос Коннора звучал как обычно спокойно. Он не желал нарушать инструкции Хэнка, но заложенный в программе механизм предоставлял ребёнку свободу выбора для выражения собственного мнения и большей уверенности в себе. Но программа не предполагала того, что ребёнок просто сбежит, не ответив на вопрос. Коннор не спешил начинать игру в догонялки, ведь уровень отношений с Коулом ещё не дорос до отметки «тëплый», и едва ли переступал уровень «дружелюбный нейтральный». Сдвинувшись с места, немного неловко, пластиковой болванкой, он почти бесшумно прошёлся вдоль стены и осторожно заглянул в детскую — оттуда, не глядя по сторонам, выбежал Коул, чудом не влетев в корпус андроида. — У меня карандаши новые! — опомнившись, он тряхнул ярко-розовым тубусом и в предвкушении одного из любимых занятий расплылся в широкой улыбке. Мальчишка схватил Коннора за указательный палец — сенсоры защекотало мелкой дрожью, и андроид заморгал, стабилизируя систему от багов. Он был создан для этой работы и должен чётко выполнять свой функционал без каких-либо сбоев. Он не должен остро реагировать на улыбки людей, на их счастливые эмоции, на жесты, похожие на доверительные или таковыми являющиеся, он — всего лишь робот, созданный человеком. Созданный служить, выполнять просьбы и приказы, он не должен иметь собственного мнения и не предусмотренных системой реакций. Поддерживать, но не привязываться — он всего лишь машина, которую в любой момент могут заменить на более продвинутую. Но с ребëнком очень трудно быть неискренним. Система стабилизирована, ошибок не обнаружено. Задача: порисовать с Коулом — Ты хорошо рисуешь, Коул, — выдавливая улыбку, почти механически произнëс андроид. Он взял один из рисунков в руки и коснулся подушечками пальцев тëмно-зелëного монстра с рыжим животом, — Я не видел таких чудовищ прежде, кто это такой? Ты сам его придумал? — Звездокрыл! — не задумываясь, ответил Коул, — Он летает и… и всегда ест печенье! — своë описание он сопроводил кручением на месте, и Коннор, готовый поймать мальчишку, если тот вдруг запнëтся о собственные ноги, выставил руки вперёд, и, как оказалось, без надобности — Коул, удержав равновесие, плюхнулся на низкий детский стульчик и, взяв синий карандаш в левую руку, склонился над листом бумаги. — Ты хочешь нарисовать свою семью? — Коннор по-щенячьи склонил голову вбок, стараясь просчитать, согласится ли ребëнок принять это задание. Коул кивнул и, чего не мог ожидать Коннор ни при каком из вероятных путей развития событий в программе, сдвинул карандаши в его сторону: — Ты тоже рисуй. Малыш не вкладывал скрытого смысла в эту простую фразу, но Коннор замялся. Объяснить ребëнку, что он всего лишь машина, а у машин не бывает семьи? Изобразить производственный конвейер и ленту, с которой сходят идентичные его модели роботы? Нарисовать себя одного в белой пустоте листа бумаги? Чей стиль рисунка нужно копировать при отсутствии индивидуальности? Чью маску надевать, на кого быть похожим? Каждый человек неповторим, не бывает идеально схожих лиц и тел, но андроиды одной модели одинаковы. Человек не похож на другого в исполнении каких-либо вещей, но андроиды схожи как один, абсолютно пусты в творческой деятельности — они ограничены данными в программе, и не имеют в себе творческого начала. Программа вновь засбоила, и андроид попытался прикрыть ладонью отчаянно мигающий диод на виске — Коннор не мог объяснить то, что ощущает. Ему было… страшно? В механизмах что-то скреблось, и андроид не понимал, что должен делать, в программе просто не было решения на этот счëт. Он сжал карандаш в свободной руке — от чьего лица ему рисовать? — подражать рисункам Коула или копировать реальностью с идеальной точностью? Стабилизировать систему не удавалось, на каждую попытку выскакивала ошибка. Коннор дрожал. Больше всего он боялся навредить ребëнку, оказаться дефектным товаром, и в первые же сутки настолько сильно разочаровать владельца. «Смотри!», — чей-то высокий голос звучал как под толщей воды. Восстановление системы — девяносто пять процентов. Пожалуйста, дождитесь завершения процесса. «Эй?», — голос стал отчётливее, но всё ещё звучал издалека, словно из другой комнаты. Система стабилизирована. Ошибки устранены Коннор широко распахнул глаза. Ощущения сенсоров престранно обострились — Коул крепко сжимал предплечье андроида через рукав униформы. — Ты в порядке? — спросил он, вкладывая свежий рисунок в расслабившиеся руки андроида. — Это очень красивый рисунок, — Коннор проигнорировал вопрос, переключая внимание ребëнка на его творчество, — Расскажешь, почему мама так далеко? Фигуру матери Коул изобразил синим карандашом — в цвет формы, как далее пояснил мальчишка, — она стояла возле полицейской машины, в самом краю листа, слева, в середине стояли отец, сын и огромный мохнатый шар на таких же огромных мохнатых лапах — Сумо. — Потому что она далеко, — протянул Коул. Коннор посчитал ответ исчерпывающим на данный момент времени. По крайней мере, теперь он знал, от чего следует отталкиваться в дальнейшем. По рисунку программа считала, что отношения ребёнка с отцом были более близкими, чем с матерью, и даже домашний питомец был более важной фигурой. Полицейская машина, то есть, завуалированная работа, вероятно, являлась и объединением, и раздором для родителей ребёнка, породившим расхождение. Произведена корректировка линии поведения