Мой Король, ты всё такой же безнадёжный идиот!

***

https://soundcloud.com/s-ilo/asleep

***

      Безголовый сидел в убежище Коллекционера, где последний пытался обучить его тонкостям сурдоязыка. Гомункул то и дело отвлекался, снуя взглядом по комнате. Комнатушка была небольшой, Гомункул от скуки посчитал, что от стены до стены 4 шага, а между двумя другими их вовсе 3. Вытянув же руку и подпрыгнув, можно было достать до потолка. Из узких длинных оконцев виднелись лишь безжизненные берега.       Он охаживал комнату взглядом: в углу стоял старый дубовый стол и несколько громоздких ящиков, над столом на каменной стене висели длинные полки; на столе настоящий бедлам, каковой ещё ласково называют «творческий беспорядок»; полки уставлены коробками и баночками, склянками и пробирками с неизвестным содержимым. Гомункула не сильно интересовала вся эта кропотливая научная работа. Поодаль, около задней стены, свисала сухая виноградная лоза. Там же в углу валялись какие-то тетради, до краёв забитые бумажками и записками, тряпки, верёвки и прочий хлам, который следовало бы выбросить. Гомункул вновь обратил внимание на Коллекционера, что сидел перед ним.       Коллекционер потёр морщинистый лоб, поправляя задравшийся капюшон. Он был раздражён — это мягко сказано! Уже битый час они изучали сурдоалфавит. Безголовый дурачился и пытался выкладывать пальцами оскорбления, добавляя, что именно так бы он послал Гиганта.       — Согни средний палец, — Коллекционер начал говорить ещё медленнее, в надежде, что Гомункулу станет понятнее степень раздражения новоиспечённого «учителя», — Прижми его своим большим пальцем: это будет буква «Р». Буква «Н» — это прижатый таким же образом безымянный палец.       Обучать кого-то вовсе не было его любимым занятием. Наверное, поэтому у него был всего лишь один-единственный стажёр — его Подмастерье, что заменял его на посту не так уж давно. Вторым стал Безголовый, которого он стал обучать языку жестов, базовым навыкам алхимии и медицины, чтобы последний мог помочь себе сам в трудных ситуациях.       Конечно, в какой-то мере, его цели были корыстны: чем дольше протянет тело, подконтрольное Гомункулу, тем больше он принесёт ему материалов и клеток. Но, всё же, он проникся к своему творению симпатией. Алхимик уже не мог воспринимать его как Короля, которому он желал вечных мук и лишь использовал для добычи клеток.       Спустя долгие месяцы и недели проведённые в обществе заражённых, живых и мёртвых трупов, Гуллиана (слегка повёрнутого) и Подмастерья, Коллекционер был действительно рад поговорить с кем-то на равных. Подмастерье, хоть и был самым приятным из приведённого выше списка, однако с ним он поговорить мог разве что о детских забавах (это было единственное, что интересовало его Подмастерье). Пускай Безголовый был груб и излишне прямолинеен в своём чёрном юморе (шутки, задевавшие Коллекционера, вылетали из него частенько), Коллекционер всё равно видел в общении с ним отдушину.       — Кажется, что-то получается, — Безголовый с важным видом складывал пальцы. Вместо буквы «Р» он оттопырил средний и большой, маяча рукой перед лицом Коллекционера. Он устал не меньше него. Так и хотелось послать его к Чёртовой матери в Преисподнюю со своими заумными жестикуляциями.       Коллекционер уставши вздохнул. Он посмотрел на Безголового, а потом вновь на жест, который он показал. Столько раздражения и тяжёлой серой усталости читалось в его взгляде. Он собрал остатки благоразумия в кулак и мягко произнёс:       — Не получается, попробуй ещё раз, — Коллекционер плавно опустил руку, которая чуть ли не упиралась ему в лицо, — Кажется, ты делаешь наоборот, попробуй загнуть пальцы, как я и просил.       Безголовый возмущённо уставился на Коллекционера, кажется, у «ребёнка» отобрали всё веселье.       — Юмон — не твой конёк, — заметил Безголовый, показав жест «Р».       Коллекционер вяло улыбнулся:       — Ты же в курсе, что снова показал «Н» вместо «Р» в слове «юмор»?       Безголовый будто засмущался:       — Это инония.       Коллекционер делал заметки о его обучении, поведении. Гомункул заинтересовал его снова. Его работа начала приносить куда более весомые плоды, чем раньше. Коллекционер вновь почувствовал уверенность в важности своих трудов.       Алхимик был горд своим творением, словно отец своим дитя, что добилось высот. Он просто молча рассматривал его в ответ. Не важно, как воспринимал это сам Гомункул. Алхимик же просто вспоминал те бессчётные попытки воцарить жизнь после смерти, что бродили по Бессмертным берегам. Его охватывало какое-то окрыляющее чувство.       Он так привык пугаться Гомункула, залетающего на двери (которая в очередной раз слетела с петель) будто сёрфер, оседлавший дикую волну, что это вошло в его распорядок дня. Периодически они вместе ходили в Банк, где в Библиотеке Гомункул зачитывался старыми книгами. Коллекционер видел в нём большой потенциал, когда смотрел на то, как же быстро обучается это существо, и как мастерски обращается с оружием. Со временем уроки и обсуждения прочитанных книг сменились и простыми разговорами, всё чаще стали появляться вопросы «Всё ли хорошо?». Коллекционер стал заботиться о Безголовом. Кажется, Гомункул был последний, о ком ему оставалось заботиться на этом «мёртвом-живом» острове. Это было нечто большее, чем просто научный интерес.       С ним было приятно просто поговорить.       Каждый день он ждал Гомункула с таким же нетерпением, как и тот спешил к нему. Не было ничего интереснее светской беседы или диспута за чашкой уже (к сожалению) остывшего чая с Le Croissant. Хоть рта, как такового, Гомункул не имел, зелёная биомасса его «тела» могла поглощать пищу, но вкуса при этом она не имела. Пару раз Гомункул спрашивал у Коллекционера, какой вкус имеют эти французские булочки. Последний за гастронома не слыл, поэтому отвечал, что ему стоит взять под контроль тело со ртом, а не спрашивать у другого.       Безголовый уже живее перебирал пальцами и берёг их в боях, чтобы донести их до Коллекционера. Иногда он приходил даже слишком рано, наблюдая, как тот наполняет живительный фонтан или спит. Он осторожно устраивался на столе со склянками и ждал, когда тот заметит его или проснётся. Рассматривал склянки и ненароком что-нибудь ронял, от чего спавший Коллекционер подскакивал (как это полагалось, около полуночи), в спешке натягивая капюшон, хватая пыльный гнутый кинжал как оружие; после чего спокойно выдыхал, что это не очередной заражённый Хворью Изгнанник.       Коллекционер на время даже позабыл об этих грешных Клетках, за которые шла чуть ли не война между Отступниками. Позабыл и о Панацее, что снилась ему все эти долгие годы упорных трудов.

***

https://soundcloud.com/woonsodesu/midnight-1

***

      Королевство было населено множеством наций и народов. Каждый вкладывал в его развитие свои знания и части своей культуры. В обширной Библиотеке в глубине Острова можно было найти книги и письмена на различных языках. Учётные свитки со списками всех имеющихся в Библиотеке книг, говорили о присутствии на полках как и современных изданий со всего света, так и древних копий Илиады (таких же древних, как и сама повесть).       Безголовый не понимал художественную литературу, особенно философию. В чём смысл читать чьи-то истории, если можно создать свою собственную? Каждый раз он задавался этим вопросом, когда Коллекционер в который раз усаживал его за «Учёную скамью» и предлагал к прочтению очередные «христианские книжки с невыговариваемым названием» (как о них отзывался сам Гомункул).       — Кюо вадис, — Гомункул мученически посмотрел на Коллекционера, сидящего рядом с ним среди стопок читанных-нечитанных книг, — Ты пытаешься привить мне христианскую веру. Не иначе.       — Генрик вовсе не писал религиозную литературу. Он рассказал о трагичной судьбе Рима и столкновении миров разных людей, — Коллекционер открыл пыльную ветхую обложку, где была потрепанная надпись «Камо Грядеши», — Давай попробуем вместе. Художественная литература не так уж плоха, если отойти от практического смысла и погрузиться в неё душой.

***

      — Сегодня я прочитал несколько книг, — Безголовый водрузил на стол кипу пыльных фолиантов. Он отряхнул руки, посмотрел на громоздкую кучу книг, которые он пронёс через весь королевский Банк, и начал выкладывать пальцами очередное предложение.       Хоть Коллекционер его ни к чему не принуждал, даже не просил и не уговаривал, Гомункул всё равно чувствовал груз ответственности перед ним. Он читал. Да, читал, возможно, не вникая, не «поглузаясь дусооой», но читал.       Как-то накануне Гомункул отыскал справочник по сурдопереводческому ремеслу. Существо действительно быстро обучалось. Он уже выучил краткие жесты для часто используемых слов. Теперь не нужно было использовать много жестикуляций для того, чтобы сказать «здравствуй», «еда», «извини», «ночь», «день», «больно» и прочие слова общего обихода.       Коллекционер по-отцовски заботливо «выслушивал» пересказы художественной литературы, помогал подмечать важное в научных произведениях. Хоть Король ничего и не помнил, у него осталось пламя (теперь и в прямом смысле) в глазах и запал.       Горячие головы, горячие головы — невероятно похожи между собой. Периодически он восхищался сходству, забывая о истинной природе Гомункула.       — Экономика очень скучная, — Гомункул подпёр рукой пламя, без интереса перелистывая потрёпанные страницы, — Какая ещё невидимая рука? При чём тут призраки!       — Адам Смит действительно не прост в изучении, — Коллекционер отвлечённо ответил и усмехнулся через пару секунд, вспомнив про invisible hand of the market А.Смита.       Коллекционер что-то задумчиво мастерил, закручивая маленькие болтики в нечто, что напоминало часть большой центрифуги. Он вновь повернулся на Безголового, ожидая, что тот ему что-то ответит: Гомункул сидел, подперев, на этот раз чёрно-пурпурное, пламя рукой. Он листал научные исследования «О богатствах Королевств» Адама Смита, бегло и без интереса перескакивая со строчки на строчку. Коллекционер обратил внимание на пламя. Казалось, что если коснуться его — оно обожжёт. Не смотря на это, Безголового ничего не смущало в прикосновениях к огню его головы.       Он поднялся с громоздкого ящика, который выполнял роль стула, и поднёс руку к пламени: на удивление, оно не было горячим или даже тёплым. Не почувствовав боли, он из интереса погрузил руку в огонь удивительно глубокого цвета берлинской лазури. Это навеивало воспоминания о том, как Король приказал сшить ему атласный плащ подобного цвета. Его самолюбию не было предела… Коллекционер усмехнулся.       Прохладный «огонь» обволакивал кисть, и через несколько секунд ладонь погрузилась во что-то мягкое, напоминающее вату. Безголовый дёрнулся, резко оборачиваясь на раздражитель. Пламя разгорелось сильнее, меняя цвет ближе к красному. Коллекционера удивила зависимость цвета пламени от эмоций Гомункула. Лица у него как такового не было, как и рта, но всем своим видом он вопрошал: «Что ты делаешь?»       — Подожди, не совершай резких движений, — Коллекционер положил свою тяжёлую ладонь на плечо Безголового, снова медленно погружая в пламя вторую. Куски кандалов, свисавших с мускулистых запястий, время от времени жалобно позвякивали ржавым треском.       Безголовый недоверчиво съёжился, прогибая плечо, тающее под весом тяжёлой ладони. Пламя налилось красновато-стальным сияющим цветом и больше было похоже на раскалённый металл. Буквально пару секунд назад он ещё сидел на ящике. Безголовый начал сползать с него, в какой-то момент ему пришлось подняться. Отступать стало некуда, когда он упёрся в стол и медленно начал на него усаживаться. В голову пришла идея: он резко дёрнул за цепь на кисти не ожидавшего этого Коллекционера. Коллекционер прогнулся в спине. Безголовый мгновенно вскочил по ней, словно по части наилегчайшей полосы препятствий, он спрыгнул позади Коллекционера.       Единственное, что попалось под руку — кусок большого сломанного лабораторного штатива. Безголовый принял стойку, раскручивая обломок стального штатива словно посох. Всё произошло слишком быстро, прежде чем Коллекционер успел хотя бы застонать от внепланового вправления девятого грудного позвонка.       — Постой же ты! — Коллекционер с хрустом и стоном выпрямил шипастую спину, готовясь увернуться от удара, — Не бей ме-       Он не успел договорить. Замах — рогатый череп на плече слегка треснул от удара штативом. Он попытался выхватить палку из рук Безголового. Тот ловко раскручивал её, не давая даже прикоснуться. Воспользовавшись моментом Коллекционер схватил его за запястья, заводя их за спину. Штатив с хрустом сломался пополам, даже в этот момент Безголовый крепко сжимал обломки в руках. Коллекционер завел худые руки трупа, подконтрольного Гомункулу, ему за спину, одной рукой обхватив оба запястья, вынимая второй обломки штатива из рук Безголового.       — Успокойся, протестант, — Коллекционер кинул обломки к груде прочего неразобранного на детали мусора, — Я только прикоснусь.       Медленно вновь рука погрузилась в огонь. Затем в «вату». Понимание к нему пришло не сразу: это и был сам Гомункул. Коллекционер слегка сжал пальцы. Пламя порозовело, разгораясь прямо в руке. Он хихикнул:       — И впрямь, никто тебя не трогал, животное? — Он еще раз легко сжал пальцы, массируя мягкую субстанцию, — Приятно, наверное? Не сложно было догадаться, у трупа же нет нервных окончаний.       Он отпустил руки Безголового, что держал за спиной, тот от неожиданности припал на колени. Он уже успел расслабиться.       — Зачем драться надо было? — Коллекционер протянул руку Безголовому, потерянно сидящему на полу.       Тот не глядя опёрся на руку, встал. Безголовый растерянно осмотрелся. Ничего не изменилось, как и ожидалось. Вспомнив о языке жестов, он выложил:       — Я ожидал другого, — пламя слегка порозовело, — Это было приятно.       Коллекционер вопросительно на него посмотрел. Он обвёл глазами вьющееся пламя. Кажется, появилась новая тема для записей в его научном труде. Массив его был доверху наполнен разными заметками.       Коллекционер сам сшивал тетради, сам стругал стержни для карандашей. Хоть это и были труды всей его жизни, они валялись среди прочего хлама в углу. Жизнь каждой он старался продлить различными вклейками и сшивками. Стопка пылилась и медленно росла. В толщину она была в длину одного взрослого тунца (Гомункул вычитал это в рыболовном справочнике, на который случайно наткнулся в Библиотеке).       — Ты хочешь вытащить меня из тела, — Гомункул без слов понял вопрос в глазах Коллекционера. Безголовое тело поёжилось, от мысли о его изъятии из тела. Огонь вновь налился пурпурно-синим цветом.       Коллекционер погрузил руку в пламя головы Гомункула, нежно поглаживая:       — Потом попробую вытащить, а сейчас можешь расслабиться.       — Ты мне скажешь, когда будешь пробовать? — Гомункул уставился на улыбающегося Коллекционера.       — Нет, — он не переставал гладить «вату», — Ты же убежишь быстрее, чем я успею договорить.       Гомункул хихикнул про себя. Забавно было от осознания того, как верны предсказания. Он взглядом поймал трещину на наплечнике-черепе. Свет в одной из глазниц черепушки померк.       — Извини, — Безголовый слегка похлопал пальцами по ладони, делая волнистое движение рукой.       — Изучил новые краткие жесты? — Коллекционер довольно улыбнулся. Его радовало стремление его творения к знаниям.       Гомункул кивнул подставляясь под гладящую его руку.       — А ты быстро адаптируешься, — Коллекционер громко засмеялся. Смешно было наблюдать, с какой молниеносной скоростью всё живое привыкает к ласке. Он продолжил гладить Безголового.

***

https://soundcloud.com/tianaoh/sunset

https://soundcloud.com/flatsound/nov-13-do-you-believe-in-love

***

      — Сделай так ещё раз, — Безголовый донимал разбирающего королевскую пишущую машинку Коллекционера, то и дело дёргая его за за край накидки.       Молча Коллекционер опустил левую (временно свободную) руку в пламя, поглаживая ватное тельце Гомункула. Тот с довольным видом подставился под грубую, шершавую ладонь. Коллекционер вновь убрал руку, продолжая развинчивать ветхий корпус пишущей машинки. Он старался как можно аккуратнее извлечь её наполнение, казалось, она вот-вот рассыпится от любого небрежного прикосновения.       Очередное подёргивание отвлекло Коллекционера: по ржавому корпусу пошла трещина от неловкого нажатия большой ладони. Он рявкнул:       — Прекрати!       Гомункул выложил жестами: «Ты же знаешь, что я не могу сказать. Ты не смотришь на то, что я говорю». Пламя его головы отливало серо-зелёным. Коллекционер ещё некоторое время молчал, смотря на Безголового. То ли он не мог понять, что он сказал и долго раздумывал, то ли ему нечего было ответить.       Работа над Катализатором для Панацеи всё ещё шла. Его тело, как и время, не вечны, он это понимал. От осознания этого работать хотелось ещё активнее.       Коллекционер, спустя некоторое время раздумий, встал с ящика, приподнимаясь на лапах:       — Пойдём, — размяв когтистые пальцы на задних лапах, он небрежным жестом позвал Безголового.       Он пошёл в сторону лозы, что с виду уже давно засохла, мертвым весом свисая из трещин в стыке стены и потолка. При попытке её отодвинуть, она захрустела, зашелестела и посыпалась сухими листьями винограда. За широким расколом в стене была небольшая неотёсанная комнатка. В углу лежал ворох сена, поверх него неопрятно валялось с виду объёмное полотно, напоминающее одеяло. Поодаль лежали заметки, угольные карандаши и гнутый кинжал (Безголовый, что был весьма практичен, даже мысленно не находил ему применения, потому как кинжал не выглядел заточенным… или хотя бы используемым).       Комнату освещали узоры-созвездия. Гомункул не был силён в астрономии. Мог назвать разве что Ковш (малый и большой, естественно) и, наверное, Андромеду. Но путал её с Кассиопеей, или с Пегасом… В общем, он не был силён в астрономии… Когда-то Коллекционер приводил Гомункула с собой в Обсерваторию. Там он уже видел похожие люминесцентные начертания на стенах.       Коллекционер неловко плюхнулся на примятый ворох сена. Из вороха торчали цветы, пушистые колоски ковыля: сено было не сено — просто сушёные травы.       — Садись, приглашаю тебя, — Коллекционер пристально смотрел на робко входящего в полутьму комнаты Гомункула, — Это не похоже на мой дом, но именно здесь я живу уже который месяц. Можно сказать, добро пожаловать, «Новый Дом».       Гомункул сел рядом с ним, рассматривая стены, медленно двигаясь взглядом по комнате: васильки в сушёной траве; случайно затерявшийся в сухоцвете подстилки дубовый листок; оказавшееся тяжёлым твидовым пледом, одеяло; смешно растопыренные пальцы на лапах Коллекционера (Безголовый посмеялся бы, будь у него чем). Редко он так сидел перед ним. На пальцах были мозолистые, потёртые светло-голубые подушечки. На задних лапах красовались достаточно длинные острые чёрные когти, такие же изношенные и местами расслоившиеся. Выше шли разорванные кандалы из чёрного металла. Местами их проела беспощадная ржавь. Безголовый поднялся взглядом выше: поверх свободных потёртых карго висела длинная набедренная повязка, местами рваная, местами выцветшая, запачканная грязью и кровью. Верх карго опоясывала растрёпанная верёвка, выполнявшая роль ремня.       Взгляд остановился на торсе. Голубоватое свечение нутра Коллекционера завораживало. Внутри что-то переливалось, будто блики на кристально-чистой воде. Торс охватывали костяные отростки-рёбра. Выше шла мускулистая грудь, выступающие ключицы. Они встретились взглядом. Гомункул на время позабыл об отсутствии рта, попытавшись было что-то сказать, но быстро опомнился. Пришлось вспоминать как же пользоваться языком жестов.       Коллекционер прислонился спиной к стене, издал тихий хрип от удара о твёрдую и неожиданно холодную поверхность. Он прикрыл глаза, кивком головы подзывая к себе Безголового:       — Двигайся ближе.       Коллекционер вновь запустил грубые рабочие руки в пламя на голове. Он нежно и ласково поглаживал ватные облака его тельца. Безголовый поддался ласкающим рукам. Сам того не замечая, он медленно стал опускаться, будто засыпая.       Ещё долго он лежал на коленях Коллекционера, в полудрёме наслаждаясь нежными касаниями. Он утонул в неожиданно мягкой подстилке, закрыл один единственный глаз.       Комната была как колыбель, будто бы попал в само Царство Морфея. Всё, начиная с созвездий на стенах, заканчивая ласкающими руками, убаюкивало…       …Безголовый открыл глаз, было странно ярко. Это его очень удивило: в комнате вовсе не было окон. Проморгавшись от яркого света, он посмотрел на Коллекционера. Тот перестал его гладить.       Обыденно светящихся голубых глаз не было видно под капюшоном.       — Нравится? — Неожиданно спросил Коллекционер.       Гомункул резво кивнул, ожидая очередную порцию ласки. Коллекционер начал медленно наклоняться к лицу Гомункула. Он подхватил голову Гомункула рукой, притягивая ближе. Второй рукой обхватывая его «вату», сжал жилистой рукой… Гомункул закрыл глаз от сладкого удовольствия, разливающегося по лицу. Последовал лёгкий поцелуй.       Безголовому стало вдруг невероятно щекотно.       Открыв глаз (теперь уже по-настоящему) он спугнул сидевшую на его лице мушку. С тяжестью он поднялся с колен Коллекционера, что сидел в той же позе, дремля. Поднял тяжёлый твидовый плед, укрыв им длинные лапы Коллекционера.       «Спит», — подумал про себя Безголовый.       Обстановка наводила дремоту на всех посетителей «Нового Дома». Он вышел из комнаты, стараясь не шуршать сухой лозой, что висела у входа.       В убежище всё было без изменений. За окном мерцали звёзды, освещая море, что плескалось в дали за обломками.       Безголовый подошёл к окну. Безоблачное смоляно-чёрное небо приветствовало его скоплениями ярких небесных огней. На стол падал тусклый свет из окна, догорала потёртая керосиновая лампа. Среди раздвинутого в стороны хлама была полуразобранная пишущая машинка. Сбоку, по её шву, шла толстая трещина.       Безголовый сел на ящик, взяв в руки слишком большие для него пассатижи, отогнул осыпающийся корпус вдоль трещины. Перевернув машинку, он снял нижнюю панель. На обороте стальной пластины была потертая рваная вклейка: «About the usage and maintenance of a typewriter Caligraph New Century 6».       Читалась лишь половина пожелтевшего листочка:       1. Pull off the top-plate. If it is the hinge       undo the screws attaching it to the side-pla       4. Lift the ribbon of the slots near the type guide.             Some ribbon holders have to b             7. Pull the right-hand platen kno              platen shaft. Remove and store any wa              the shaft.       Так и не поняв, где валик, а где должна крепиться лента, и что нужно было отодвинуть… он принялся осторожно расковыривать содержимое.       Ржавчина затронула лишь внешние слои покрытия. В очередной раз можно было убедиться в том, что мануфактуры в Королевстве работали на славу: даже спустя года можно было отыскать что-то полезное внутри устройств, что там собирали.       Безголовый осторожно выложил детали в ряд. Ещё пару минут он их рассматривал, сложив руки на колени. Лампа погасла. Он посмотрел на неё.       Кажется, в грудах хлама была тара с керосином или маслом (на вид Безголовый бы не отличил одну лампу от другой). Безголовый нерасторопно подошёл к куче хлама, то и дело спотыкаясь о разбросанный мусор. Среди ящиков, обломков и неизвестно чем наполненных бутылей, стояла норовящая упасть стопка тетрадей и записных книг небрежного переплёта. Гомункул взял самую верхнюю тетрадь из пошатнувшейся стопки, наспех придерживая почти упавшую мини-копию Пизанской башни обеими руками.       Безголовый осмотрелся вокруг себя. Коллекционер уже когда-то просил его заполнить лампу. Кажется… Да, здесь! Гомункул отпустил восстановившую равновесие стопку, взяв в руки бутыль со смоляной жидкостью.       Он открыл затворку отсека для топлива, залил туда содержимое бутылька. Осталось лишь открыть вентиль и поджечь.       Комната озарилась тусклым светом. Гомункул сел за стол, отодвинув детали, осколки и иной (между прочим, очень важный) мусор. На стол он водрузил толстую тетрадь. Смахнул слой скопившейся пыли, открыл толстую обложку. Даже форзац был исписан, то пером, то углём.

      «Introduction. Methods. Эксперимент №48. В нашем исследовании мы решили сравнить влияние растворов с наличием sanguinis fluidum Дремлющего Храма на ткани и органы, их видоизменение, деформацию и последующее функционирование. Создание гомункула. Сознание после смерти физического тела.»

      Гомункул перелистнул страницу…

***