***
https://soundcloud.com/ag-songs/pleasures-of-soho
***
Король открыл глаза.
Да здравствует Король?…
Позабыв об оставленном в Тронном Зале арбалете, Гомункул пошёл в обратный путь к Умывальням. Ему не терпелось показать Коллекционеру свою новую оболочку. По пути он разминал челюсть, снова учился говорить, двигать непослушным языком, вдыхал различные запахи. — Голос, — Гомункул разговаривал сам с собой, наслаждаясь даром речи, — У меня красивый голос! Он с довольством гладил свои кудрявые волосы, наслаждался тем, как они приятно щекочут лоб. От наплыва ощущений голова была готова взорваться (вновь оставив его безголовым). Может теперь он оценит те самые пряные душистые ароматы лаванды, о которых говорил Коллекционер. Дверь в Умывальни распахнулась. Новые чувства закружили его, он вовсе позабыл о Банном Четверге, приличии и стуке. В обширной комнате было жарко, душно и влажно. Гомункул вдохнул что-то цветочное. Или ягодное? А может ванильное… В любом случае, что-то аппетитное. — Где ты? — Гомункул прошёл вглубь сладко пахнущего тумана, — Посмотри на моё тело! Коллекционер лежал в ванне с горячей водой. Гомункул осмотрел его голову, на которой отсутствовал капюшон: острые скулы и тонкие черты лица, светлые полосы на коже, что так же украшали лицо кузнеца Смита и Гуллиана… и ушки? Коллекционер открыл глаза. Зрелище его, мягко говоря, вовсе не обрадовало. Кажется, тот, кто разрушил весь его небольшой мир, стоял перед ним. В его глазах читался ужас, а уши, что недавно смотрели вверх, прижались к вискам. Тело Короля мертво. Оно сгинуло, сгнило. Он погиб, он умер, он не должен быть здесь! — Я могу говорить! — Воскликнул Гомункул и стал подходить ближе, — Я говорю! Я чувствую! Он был так взбудоражен всеми теми красками, окружившими его, что стал подходить ближе, от радости не замечая ни выражения его лица, ни его положения. Ему хотелось обнять, поднять, вскружить Коллекционера и станцевать чечётку (движения коей он вовсе не знал). — Отойди от меня. Не подходи ко мне! — Коллекционер начал судорожно вылезать из ванны, хватаясь за всё, что попадалось под руку. Гомункул вцепился в его запястье, подорвавшись с места. Коллекционер стоял в полупустой ванне, воду из которой он расплескал в попытке отдалиться от Короля. Только через пару секунд Гомункул заметил, что его — теперь — узник, стоит совершенно голый. Голый, полный ужаса и ярости. Лицо у него было крайне выразительное, на нём всё читалось и без лишнего «анализа». Гомункул отвел взгляд в сторону, закрыв лицо свободной рукой. — Я не отойду, — Гомункул старательно не смотрел на него, как бы ему не было интересно. За эти одиннадцать с половиной недель проведённых вместе, Коллекционер смог научить Гомункула уважать его личное пространство (и неважно каких трудов ему это стоило), — Почему я должен уйти? — Ты, — Коллекционер перестал вытягивать руку из хватки Короля, садясь на край полупустой ванны, — Кто ты? Ты знаешь, кто ты? — Нет, но эта новая оболочка мне к лицу, — Гомункул сказал это с усмешкой в голосе. Интерес поборол "манеры" Гомункула — он начал медленно убирать руку с лица: Коллекционер сидел на краю ванны, сгорбленный, мокрый, ошарашенный и… недовольный, да? Ну точно что-то такое. Его уши говорили за него. Это выглядело нелепо. Гомункул расхохотался, отпуская запястье Коллекционера. Тот отряхнул руку и поправил обломок передавившей запястье цепи. — Знал бы ты, чьим телом завладел, ты бы не смеялся, — Коллекционер встал с края ванны, вылез из неё и ступил на холодный мокрый мраморный пол. Он совершенно не закрывался. По всей видимости, теперь скрывать что-либо было бесполезно: этот безнравственный зелёный комочек уже всё видел. — Чьим? — Гомункул с неким азартом и интересом уставился на Коллекционера, наклонил голову в бок и застыл в ожидании. — Ты забрался в свою собственную шкуру. Он медленно прошёл в сторону мраморного туалетного столика, отряхивая воду с лап через каждый шаг. Из стопки белоснежных вафельных полотенец он взял верхнее, тщательно протёр ушки снаружи, изнутри; вытер воду с лица и головы; взял следующее: вытер руки, торс, спина, костистые выступы, торчащие рёбра; ещё одним он вытер ноги, когти на лапах; последним ягодицы, пах. Гомункул слишком***
— …Веленью божию, о Муза, будь послушна, — наигранно театрально произнёс Коллекционер, — Обиды не страшась, не требуя венца, хвалу и клевету приемли равнодушно… — Это так утомительно, — Гомункул посмотрел на улыбающегося Коллекционера. — Пушкин, русский поэт, тоже любил французский, — Коллекционер посмотрел на Гомункула, — Дюма, так вообще, превращал этот язык в музыку! Они неспешно спускались по длинной винтовой лестнице. Гомункул усердно имитировал скучающий вид умирающей венецианской девы. Он надеялся, что разговор о высоком всё же кончится. Его театральные навыки, увы, не были оценены по достоинству: — У Пушкина был аттический диалект: утонченный, остроумный, особенно яркий. Он сливал воедино два наипрелестнейших языка в моём багаже знаний. — Ты же знаешь, что я не люблю художественную литературу. — Знаю, — Коллекционер с некоторой заботой посмотрел на Гомункула. Тот с недоумением смотрел в ответ. Винтовая лестница, казавшаяся бесконечной, кончилась. Выход из Замка был уже неподалёку. Вечно настороженный Гомункул успел позабыть о вездесущих всевозможных опасностях. Хвалёное чутьё дало трещину — за дверьми замка их ожидал очередной Копьеносец. — Ну, сделай же что-нибудь, защитник, — Коллекционер попятился назад от наступающего Копьеносца, смотря на испуганного Гомункула. — Я з-забыл арбалет, — Гомункул виновато запинался, — В Тронном З-зале… где осталась моя прошлая оболочка… Коллекционер вздохнул, сглотнул слюну, вставшую комом в горле: придётся предпринимать что-то самому. Он принял стойку, резко схватил Гомункула за руку, заводя его к себе за спину. Тот от неожиданности припал на пол. Копьеносец выжидать не стал: взмахнув копьём, повёл его на поражение. Коллекционер перехватил удар, схватив обеими руками древко копья. Выбив его из рук Копьеносца, он откинул копьё в сторону. Коллекционер шагнул к нему, схватил его обеими руками за голову. Тот было хотел вырваться, взявшись за запястья Коллекционера. Но не успел. Послышался пронзительный хруст. Руки, что впились в запястья Коллекционера, ослабили хватку, опав, словно бесформенная материя — Коллекционер свернул ему шею изрезанными от усилий венами руками. Не отпуская его головы, Коллекционер взмыл в воздух обмякшее тело, ударяя его лицом об пол. Раз за разом разможжая череп о мрамор. Монотонно, ритмично и безэмоционально. Тяжело дыша, удар за ударом, он смотрел как истекающее кровью лицо (точнее его остатки) теряло форму, превращаясь в кровавую кашу из осколков костей и разорванной от ударов плоти. Гомункул прищуривался каждый раз, как Коллекционер ударял Копьеносца об пол; он пришёл в себя от весьма неожиданного поворота событий и нерешительно встал. Гомункул подошёл к Коллекционеру, что сидел близ избитого, облитого кровью трупа. Коллекционер вытирал руки платком, смотря на результат своих действий. Он убрал окровавленный платок в сумку, наклонился ближе к трупу и взял в руку осколок моляра, что лежал рядом с остатками лица. — Копьё — подарок, — Коллекционер воткнул зуб в изорванную плоть бывшей щеки; встал, поправляя штаны. — В каком смысле? — Гомункул всё ещё пребывал в лёгком шоке. — Мой — тебе, в коллекцию, — он поднял с пола копьё и сунул его в руки опешившему Гомункулу. Кучерявый Король сосредоточенно рассматривал острие длинного копья. — Ты идёшь? — Коллекционер уже стоял в дверном проходе, ведущем на улицу, — Или тебе так понравилось здесь, что ты решил остаться в рядах ублюдков с копьями? Гомункул молча посмотрел на Коллекционера. Он помедлил еще пару секунд, рассматривая разбитое лицо трупа; после чего двинулся к выходу.***
https://soundcloud.com/cheesepeoplemusic/sacrifice
***
В убежище Гомункул сделал уголок со своими «безделушками». Три арбалета, мачете, 4 разных кинжала (3 из которых он отобрал у Заражённых), змеиные клыки (что он вырвал у несчастных Наг в Святилищах), 2 меча, странный свисток… Теперь и копьё. Коллекционер устал пересчитывать весь этот «хлам». Гомункул несколько раз предлагал Смиту заплатить за то, чтобы он сделал кованную стойку для его оружий. Коллекционер же, наоборот, уговаривал Смита, давая ему бóльшую сумму, отказывать Гомункулу. В какой-то момент из вредности, в какой-то уже из принципа. Гомункулу нравилось собирать разное необычное оружие, особенно он любил применять его на практике. После чего он часто возвращался с ранениями. Тяжёлыми ранами или же просто ссадинами — не имело значения: теперь они беспокоили Коллекционера куда больше обычного. Тело ведь живое. — Отстань от моих ушей, — Коллекционер ударил Гомункула по руке, которой он мял кончик дёргающегося уха, — Дай мне тебя перебинтовать! Коллекционер взревел от безысходности, схватил Гомункула за запястье: — Лежи спокойно! У тебя идёт кровь! Коллекционер нервничал, в очередной раз обрабатывая рану на рёбрах. Нервничал из-за того, что не мог на это повлиять. Тело не бессмертно, а Гомункул относился к нему как к очередной оболочке. Просто чувствующей и требующей ремонта. «Даже тело своё разрушил», — Коллекционер вздохнул, с усердием разорвал бинт, завязав его чуть ниже рёбер. — Почему ты остался на острове? — неожиданно спросил Гомункул и потёр саднящие бинты, — Ты мог сбежать, сотню раз. — Если ты не можешь быть Грецией, будь Римом: владей и наслаждайся. Я всегда был доволен тем, что имею. Всегда старался спасти то, что было мне близко, — Коллекционер сел рядом с Гомункулом на сено; вопрос хоть и показался неуместным, но он ответил совершенно спокойно и складно, — И я не читаю морали. Береги себя. И тело и сознание. — Переживу, — Гомункул сложил руки на груди, рассматривая бинты. — Переживи, — Коллекционер гладящим движением убрал кучерявые волосы со лба Гомункула, — Пожалуйста. Гомункул скептически поднял взгляд на Коллекционера. Тот выглядел напряжённо. — Ужасно хочу отдохнуть от всего этого, — Гомункул отвернул голову к стене. — Я попробую помочь тебе… — Коллекционер слегка коснулся его руки. — Чем? — Усмехнулся Гомункул. — Спорим, тебе понравится? — Если это собрание литературного кружка, то — нет, — Гомункул всё так же лежал лицом к стене. Повисла тишина. Гомункул тяжело и трепетно поднял грудь, шумно вдохнув, он тихо произнёс: — Полежи рядом, пожалуйста, мне очень больно.***
https://soundcloud.com/ayten-musaieva/untitled2-1
***
Коллекционер ушёл рано утром. Удивительно рано. Удивительно, что он, вообще, ушёл. Гомункул приходил к нему с самого утра, но, даже так, он не успел его застать — только записку с просьбой «ожидать его и ни-в-коем-случае-не-беспокоиться». Гомункул прикрыл за собой дверь, снял с себя тяжёлую саю, что висела на поясе, сел на ящик, вытирая пот и кровь с лица. Дорога сюда вновь заняла некоторое время. Король уже снял парадные доспехи. Коллекционер заказал для него у Тэйлора не менее красивый костюм: чёрная облегающая майка из баллистического нейлона с высоким воротником, штаны из него же, туго зашнурованные французские кожаные la bottine… Гомункулу нравился выбор и вкус Коллекционера. Ему нравился непромокаемый нервущийся нейлон, нравился чёрный цвет его одежды. В целом, нравилось то, что давал ему Коллекционер. Как бы Коллекционеру не хотелось нарядить Гомункула в укороченный бушлат по последнему писку французской моды или в пальмерстон цвета ночного декабрьского неба, он ценил практичность Гомункула. Коллекционер не заказал у Тэйлора ничего лишнего. Совершенно ничего. Безголовый скучающе ходил по комнате. Периодически попинывая ящики, высовываясь из распахнутого окна. Единственная слабая сторона этого новомодного нейлона была его ужасная душность. Жара августа убивала Гомункула, превращая его в яйцо на сковородке. Он снял майку, в очередной раз высовываясь в окно. На улице было ещё хуже. Графин, доверху наполненный водой, что маняще стоял на подоконнике, привлёк его внимание. Кажется, это был единственный способ остыть. Некоторое время колеблясь, Гомункул схватил графин. Он поднял его над своей головой, резким движением вылив воду на себя. Он глубоко и громко вдохнул, вытер ладонью лицо, убрал назад намокшие волосы. Приступ эйфории был прерван открывшейся дверью. — Excellent, exquis, charmant… — Коллекционер застыл в дверях, с досадой смотря на мокрого от ушей до пят Гомункула, — С каждым днём ты преподносишь мне что-то новое. Он прошёл в Убежище, медленно закрыв скрипучую дверь. Несколько раз отряхнув лапы, из-за того, что случайно наступил в лужу, сделанную Гомункулом. Он подошёл ко столу, расстегнул холщовую наплечную сумку. Гомункул посмотрел на бутылки, которые Коллекционер достал из неё. — Я предлагаю нам отвлечься от всей окружающей нас суеты и выпить, — Коллекционер положил руку на одну из трёх бутылок, второй доставая из сумки бокалы, завернутые в ветошь. Он взял одну из бутылок, свободной рукой прихватил два бокала и неспешно скрылся за шуршащей лозой. Гомункул, пытаясь отдышаться и понять, что замышляет Коллекционер, оглядел комнату. Задумчиво нахмурившись, он вытер рукой стекающую по лицу воду и пошёл за ним. Глухой хлопок, бутылка открыта — лёгкое журчание тёмно-бордового вина, льющегося в бокалы. Гомункул сел рядом с Коллекционером на сено. Коллекционер протянул ему бокал. — Чокнемся? — Коллекционер мягко улыбнулся, — За нас? — За нас, — слегка неуверенно ответил Гомункул. Коллекционер сделал глоток, облизнул сухие губы и посмотрел на Гомункула. Это было густое вино с нотками шоколада, терпкой корицы и сладкого южного чернослива… — Не ожидал подобного, от такого варвара, как ты, — он покрутил бокал в пальцах, — Это явно французские barrique из черешчатого дуба… А единственная на моей памяти плантация таковых — Лимузен. — Ты… э-э-э, — Гомункул выпил пол бокала за глоток, ни про какие «лимузины» он не знал, но процентаж ощутился ударом по голове, — Сомелье, да? — Нет, но выпить люблю, — Коллекционер рассмеялся, вслед за ним залился смехом и Гомункул. Аромат этого вина, действительно, говорил о французском происхождении бочек, где оно настаивалось: фиалки смешались с дымной ванилью и нежно отдавали сладчайшей карамелью. Это было что-то невероятное. Ещё одного уверенного глотка-в-полбокала Гомункулу хватило, чтобы почувствовать покачивающее, нежное и туманное опьянение. Всё-таки, вино приобретает с годами в бочках не только вкус, но и проценты. В Королевстве делали шикарные вина, пьянящие и ароматные, с глубоким насыщенным вкусом, никак не «прозрачные», яркого бордового цвета. — Я могу путать его со скальным дубом, потому что Чёрный Дрозд, в целом, имеет сливовые и нежные сладкие ароматы, — Коллекционер потупил взгляд, размышляя, мог ли он ошибиться. Улыбка сияла на лице Гомункула, хоть и пьяная, но довольно искренняя. Ему, со временем, стало крайне интересно слушать его монологи и размышления. — Что такое Чёрный Дрозд? — Гомункул подлил в пустой бокал вина, вальяжно откинулся спиной к стене. — Merlot, сорт винограда, — Коллекционер покусывал язык, задумчиво смотря в потолок, — Ягоды у него чёрные, поэтому Чёрный Дрозд, — он перевёл взгляд на улыбающегося Гомункула. — Спасибо, — Гомункул продолжал улыбаться и смотреть ему в глаза. Внутри было тепло, грел алкоголь и мысли о нём. — Да уж не за что, пока что, — Коллекционер опрокинул в рот бокал, будто это стопка; сжал губы, тяжело вздыхая. Гомункула удивляло его всеобъемлющее спокойствие в речи, движениях, мыслях и приятная мягкость, когда он говорил с ним. Он всегда был такой, независимо от ситуации: заботливый, наверное, даже слишком; спокойный, щедрый, щадящий. Гомункул витал в облаках своих праздных размышлений, пропуская мимо ушей, всё то, что рассказывал ему Коллекционер. Он резко поднялся с места, заключая полулежащего Коллекционера в объятья. Гомункул уткнулся в его жилистое плечо, выдыхая теплый воздух в выступающую ключицу. Он закрыл глаза, сжимая его широкую спину руками, то и дело хватаясь за выпирающие костяные выросты. Вдыхал сладковатый запах его кожи, вжимаясь так, будто это была попытка слиться с ним и раствориться в его теле. Коллекционер ещё пару секунд ошарашенно сидел, смотря на голую спину обнимающего его Гомункула. Отталкивать его не хотелось. Он мягко приобнял Гомункула под рёбра левой рукой, не выпуская из правой бокал. Гомункул тёрся носом о ткань его капюшона, крепче сжимая руки за его спиной. Они сидели так ещё долго. — Ты спишь? — Коллекционер спросил Гомункула, когда ощутил, что возня прекратилась; он потормошил его голую спину, поглаживая вверх-вниз. — Нет, — Гомункул зарылся лицом в ткань капюшона, — Не сплю. Коллекционер улыбнулся, вытягивая длинные лапы перед собой: — Спасибо. — Не понял, — смято пробормотал Гомункул, — За что? — Меняешь мой мир, мои мнения и цели. Коллекционер потянулся за бутылкой, приподнялся, поднимая вместе с собой лежащее на нём тело, придерживая его за спину рукой. Он взял бутылку, грузно, с хрипом, падая обратно. Вновь послышалось журчание вина. — Поверь, не специально, — проурчал Гомункул, потираясь носом о плечо Коллекционера. — Иногда появляется ощущение, что ради тебя и живу, занимаюсь Панацеей, с кровати встаю… — Коллекционер отпил вино из бокала, теперь уже полного, — Мне некого здесь больше любить. То ли от скуки, то ли от гордости с принципами «Хорошего Бога», то ли ты просто такой обаятельный получился. Сам не понимаю, от чего к тебе привязался. Даже стыдно иногда: создание своё же ближу к себе. Думаю потом: но ты же самостью не обделён, сам для себя решаешь с каким софизавридом здоровье портить… — Он вновь налил в опустевший за время рассказа бокал вина, — И мораль у тебя своя, своя идея… Никогда бы не подумал, что симпатизировать буду склизкому зелёному комку. Да и мама моя бы и подумать не могла никогда, что я здесь окажусь… Он замолчал, бесцельно смотря куда то в даль. В целом, мама Алхимика не оценила бы большую часть его жизни, уже начиная с увлечения «сказками для доверчивых детей»… Гомункул тепло и тяжело дышал ему в ключицу. — Не знаю даже, зачем я это всё сказал, — Коллекционер всё так же смотрел в никуда. Спустя некоторое время тишины, Коллекционер вновь спросил: — Ты уснул? В ответ последовала тишина. Он подождал. Вновь тишина. С некой досадой вздохнув, он поцеловал Гомункула в кудрявую макушку: — Иногда я рад переменам. — Все вы, романтики эпохи возрождения, такие, да? — Гомункул оторвал лицо от плеча Коллекционера. — Какие? — Слегка смущённый неожиданностью Коллекционер посмотрел на Гомункула. — Пьяницы и любители выкладывать хмельные откровения таким же пьяницам, — он с некой издёвкой смотрел в тень капюшона, предполагая вид его лица, — И потом называете это эстетизм и декаданс? — Сочту это за оскорбление, — Коллекционер улыбнулся, смотря на раскрасневшиеся от алкоголя нос и щёки Гомункула, — Отдыхаешь, кстати? — Отдыхаю? — Ты говорил мне накануне, что хотел бы отдохнуть от всего, — Коллекционер невзначай, легонько провёл стеклом бокала по его руке, — Я зарёкся помочь тебе. Гомункул умилённо рассмеялся: — Ты победил. — Я и не боролся, — Коллекционер допил вино из бокала. Отставив его в сторону, он приподнялся вновь. Подняв Гомункула за собой, словно тот ничего не весил, он постарался устроиться на мягком сене. Давно Гомункул не испытывал ничего подобного. На его памяти — вечность. Тепло его тела, мягкость объятий… Можно было легко отбросить все предрассудки рядом с ним. Это хотелось сделать. Он не был мужчиной, женщиной, софизавридой; он не имел статуса и званий. Он был чем-то теплым и нежным, тем, что хотелось держать ближе, вдыхать, не отпускать и злобно подшучивать над его философией эстетизма… — Не дёргай, пожалуйста, ногами, — Коллекционер прервал его витание в облаках, — Ещё чуть-чуть и ты попадёшь по мне своими чудесными боттинами. И не надо сейчас намеренно это делать! Коллекционер выдернул из под него плечо, резко нависая сверху: — Остано- Говорить, кажется, было уже поздно: носок кожаного ботинка ударил чётко в цель. Судя по всему, издёвки и злобные выходки входили в тот безмерно громадный список вещей, которые хотелось сделать с Коллекционером. — -вись! Коллекционер зашипел, взвыл и застонал от резкой боли, подгибая пальцы на лапах. Лупить Гомункула в ответ не особенно хотелось. — Я уже жалею обо всём сказанном! — Коллекционер яростно зашипел, — Маленькое сатанинское отродье! Бессчётные часы моих трудов! Коллекционер убрал волосы со лба нелепо улыбающегося Гомункула: — Мой Король, ты всё такой же безнадёжный идиот! Коллекционер налил последние бокалы вина. Первая бутылка кончилась. Он отставил полные бокалы в сторону, поодаль положив опустевшую бутылку. Он нежно улыбнулся, потрепал всё ещё влажные волосы Гомункула: — Я пойду возьму ещё одну. Уложив Гомункула на сено, он встал, потягиваясь, неторопливо вышел из комнаты. Убежище освещал лунный свет. Было около 11 часов. Коллекционер взял бутылку, стоявшую на столе. Некоторое время он рассматривал её. Мысли нахлынули на него. Иногда он погружался в размышления о собственной жизни и ему становилось невероятно тошно и отвратительно грустно от безысходности. Часто он входил в ступор, понимая, что в целом никого уже не спасти. Что стоят его труды, если никто не узнает о них, никто не оценит вклад и никто не применит то, что он изобрёл? Он сел на ящик и взялся за голову, которую так и тянули вниз вязкие, словно мазут, мысли. Его утомляла действительность. Казалось, будто он в очередной раз совсем один, против всего. Время незаметно шло, но успокоиться всё никак не получалось. Вдруг в темноте зашуршала сухая лоза. В комнату медленно и развалисто зашёл Гомункул. Лунный свет очерчивал его тело. Коллекционер поднял на него взгляд: рельефный торс, выступающие мышцы пресса, красивая подкаченная грудь, узкая мускулистая талия, сильные зубчатые мышцы, подчёркивающие её. Всё это было усеяно мириадами шрамов. Большими и маленькими, глубокими и поверхностными, старыми и вот-вот затянувшимися. — Волшебно выглядишь, — он мягко улыбнулся, рассматривая тело Короля. Он мог легко успокоить Коллекционера даже просто своим присутствием. «Он радовал душу и глаз». Радовал его взгляд, его внимание, его похвала, его заинтересованность… Особенно радовала его улыбка. В какой-то момент стало недостаточно просто быть рядом, просто общаться и исследовать свой труд (если вообще его сейчас так можно было назвать…). Хотелось сделать его счастливым. Хотелось быть причиной его радости. Хотя бы косвенно. — Скажи что-нибудь красивое, что-то из твоего репертуара, — Гомункул пьяно ухмыльнулся, напоказ напряг руки и грудные мышцы. Кажется, пьяным, мнение Коллекционера волновало его больше обычного. Коллекционер ненадолго задумался, с улыбкой рассматривая позирующего в лунном свете Короля: — Ты, словно звон коровьего колокольчика в седьмой симфонии Шостаковича, — Коллекционер говорил это медленно, словно очарованный его взглядом и телом; он не отрывал своих глаз от его. — Да, экзотично звучит, ты справился, — Гомункул положил ему руки на плечи, — То есть я неплох? — Безупречен, — он кротко поцеловал руку, что лежала на его плече, слегка приоткрыл губы, выдыхая горячий влажный воздух; вновь кротко целуя избитые костяшки его пальцев. Это мгновение казалось одним из самых приятных за последние годы его жизни. Гомункул вынул бутылку из его рук, с усилием откупорил зубами пробку, выплюнув её куда-то в сторону. Он сделал несколько жадных глотков. Слегка прищурился, вытирая тыльной стороной руки губы. — Почему пришёл? — Коллекционер ласково тёрся щекой о руку Гомункула, лежащую на плече. Раз за разом нежно, кротко целуя, будто это последние прикосновения его рук. — Тебя долго не было, — Гомункул замолчал на пару секунд, — Подумал: всё ли в порядке? Гомункул гладящим движением руки спустился по его предплечью. Он взял Коллекционера за руку. Было достаточно слегка его потянуть и Коллекционер тут же пошёл за Гомункулом. Гомункул вальяжно лёг на сено. Коллекционер медленно подошёл к нему, сел у его ног. Он стал аккуратно развязывать шнуровку на его ботинках. Сняв первый, он приступил ко второму. Коллекционер снял второй ботинок, после чего уставился на ноги Гомункула: ровные изгибы, аккуратные пальчики, слегка мозолистая грубая кожа, вовсе небольшой размер… «Симпатичные», — неожиданно для себя, обнаружил Коллекционер. Он рассматривал их достаточно долго, прежде чем отпустить, поглаживая каждый пальчик, осторожно ведя пальцами по стопам. Гомункул всё это время смотрел на него, не шевелясь. Заметив на себе взгляд пары пытливых глаз, Коллекционер улыбнулся: — Обезопасил себя, — констатировал факт Коллекционер и лёг рядом с ним, вынимая бутылку из его рук, — Да и выглядишь ты так весьма миловидно, — Коллекционер ухмыльнулся, смотря на недоумевающего Гомункула. — Ты так уверен в своей безопасности? — Он рассмеялся, собравшись нанести очередной меткий удар, но теперь уже кулаком. Коллекционер перехватил его кулак своей большой ладонью: — Мне, возможно, ещё понадобится моя репродуктивная система. Прекрати. Гомункул усмехнулся, вырывая кулак из его ладони. Он лёг набок, повернувшись к Коллекционеру лицом. К концу стала подходить и вторая бутылка, а время уже близилось к полуночи. Они долго лежали вместе, разговаривая ни о чём. Это была та самая коварная стадия опьянения, когда о содеянном часто приходится жалеть. Гомункул множество раз за этот вечер разрывался от безумного желания поцеловать Коллекционера. Отдать ему всего себя. Сделать то, о чём потом бы им вряд ли хотелось бы говорить. Начались пьяные забавы и баловство, которым Коллекционер всецело потакал. — Сними капюшон, — Гомункул рассматривал Коллекционера, — Покажи ушки. Коллекционер улыбнулся, начав развязывать подвязку. Он отложил в сторону чёрную ткань, подвигаясь к сидящему напротив Гомункулу чуть ближе. — Ну как? — Коллекционер смотрел на Гомункула. В полутьме голубые глаза софизавриды слегка мерцали. Словно блики на прозрачной воде или звёзды, завязшие во взрыве туманности, где-то в далёком космосе. Гомункул ничего отвечать не стал, лишь осторожно коснулся его ушей. Он начал нежно их массировать, от основания до самых кончиков. Они напоминали от части кошачьи, но куда большего размера и без шерсти. Гомункул улыбнулся, смотря в глаза Коллекционера. Наверное это был лучший момент, чтобы воплотить свою мечту о поцелуе, но Гомункул не стал опошлять момент. Такого сияющего влюблённого и по-детски счастливого взгляда, как у него, Коллекционер не видел никогда, это завораживало. — Тебе нравятся мои уши? — Коллекционер осматривал лицо Короля, слегка подёргивая ушком из-за щекочущих прикосновений. Гомункул активно закивал, улыбнувшись. Коллекционер не обижался, даже и не думал о том, что это может быть в негативном контексте. Он был рад, что может доставить Гомункулу радость, ничего не делая. Отстав от ушей, Гомункул спустился руками ниже, ласкающе провёл ими по скулам Коллекционера, его жилистой плотной шее, выпирающим ключицам; груди, чуть задевая соски. Он остановился у выступающих костистых отростков, напоминающих рёбра. Он с интересом ощупывал их, вдруг подняв на Коллекционера взгляд. Несколько секунд они смотрели друг на друга. — Я хочу погрузить туда руку, — Гомункул кивнул на голубую субстанцию, сияющую под рёбрами. — Нет, — Коллекционер помотал головой, улыбка на его лице сменилась осуждением. Гомункул вздохнул, убрав руки. Ещё пару минут он упрашивал Коллекционера. Тот позволял ему всё, но в рамках разумного. Коллекционеру в целом нравилось любое внимание от Гомункула, хоть и на «тактильности» Коллекционер вовсе не уповал. Был приятен массаж, приятно было, когда он осматривал его когти, было приятно когда он засматривался на него или невзначай касался его паха. Гомункул улёгся на колени к Коллекционеру, тот мягко поглаживал его кудрявые волосы, свободной рукой держа бокал. Гомункул обратил внимание на потолок, там были созвездия, такие же как и на стенах. Он отрешённо спросил: — Что над твоей головой? — Он кивнул куда-то вверх, — Это же просто полоска с двумя точками. Коллекционер задумчиво поднял голову, помедлив пару секунд он ответил: — Это Гончие Псы, — он продолжал гладить волосы Короля, опустил голову вниз, вновь рассматривая его лицо. — Это странно, — Гомункул улыбнулся, смотря в глаза Коллекционеру, — А рядом Большая Медведица? — Да, в самом центре Малая и змеевидное созвездие Дракона, что будто её оплетает, — Коллекционер ласково улыбнулся, делая глоток вина, — Неподалёку созвездие жирафа. — Оно не похоже на жирафа, — Гомункул нахмурился, скептически рассматривая светящиеся рисунки на потолке, — Оно похоже на точки и полоски, даже формы не имеет. — Петер Планциус считал иначе, — Коллекционер провёл ладонью по щеке Гомункула, — Он видел в нём жирафа. Как Гумилёв считает, что грациозный тонкошеий жираф — это помощник в борьбе с дамской тоской, — Коллекционер нарочито грубо высказался, дабы Гомункулу стали понятнее тема и посыл. — Кто это? — Гомункула никогда не интересовала поэзия, но слушать Коллекционера было невероятно приятно. Его негромкий бархатный голос был словно музыка, ласкающая слух, даже если он говорит о стишках. — Современный писатель, — Коллекционер чуть нахмурился, вспоминая, — Его сборники привезли в Библиотеку буквально за пару лет до наступления Хвори. Уже тогда его пятистопный амфибрахий въелся мне в память. Гомункул непонимающе посмотрел на Коллекционера, услышав непонятные конструкции из букв, каковые ещё называют словами. — Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд, и руки особенно тонки, колени обняв, — Коллекционер говорил медленно и выразительно-ласково, смотря на Гомункула, — Послушай: далеко, далеко, на озере Чад изысканный бродит жираф. Ему грациозная стройность и нега дана, и шкуру его украшает волшебный узор, — он провёл по щеке Гомункула рукой, поглаживая его лицо, — С которым равняться осмелится только луна, дробясь и качаясь на влаге широких озёр. Гомункул смотрел на Коллекционера, его голос в этой нежной ночной тишине звучал особенно красиво; в голубом свете созвездий, что обрисовывали его тело в полумраке комнаты, он сидел почти недвижимо, лишь гладя Гомункула. Он вновь посмотрел в голубые глаза Коллекционера. — Вдали он подобен цветным парусам корабля, и бег его плавен, как радостный птичий полет, — он сделал небольшую паузу, слегка приоткрыв рот, застыв, смотря на улыбку Гомункула, — Я знаю, что много чудесного видит земля, когда на закате он прячется в мраморный грот. — Я знаю весёлые сказки таинственных стран про чёрную деву, про страсть молодого вождя, — Коллекционер взял Гомункула за руку, подтянул её к себе; он поцеловал его руку, тихо продолжив, — Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя. И как я тебе расскажу про тропический сад, про стройные пальмы, про запах немыслимых трав… — Он слегка сжал руку Гомункула, смотря ему в глаза, — Ты плачешь? Послушай: далеко, на озере Чад изысканный бродит жираф. Гомункул слабо сжал его руку в ответ, улыбаясь. — Красиво, — он вдруг понял, что изменяет своей неприязни, что уже переросла в принцип, — Красиво прочитал, — он усмехнулся, прикрывая глаза, — Никогда не начну понимать поэзию. Гомункул приподнялся с колен Коллекционера, он обнял его, вновь уткнувшись ему в грудь, он тяжело прерывисто дышал. Коллекционер поставил бокал на пол, приобнимая Гомункула. Время шло незаметно, здесь оно искажалось, секунды превращались в часы, тая и вновь вытекая в скоротечные мгновения. Коллекционер уткнулся носом в густые волосы Короля, потираясь о них щекой. Пушистые кудри щекотали его грубую кожу. — Хочу ещё выпить, — Гомункул чуть отстранился от Коллекционера, будто набираясь смелости или опьянения, чтобы что-то сделать. Коллекционер подал Гомункулу бокал с остатками вина, наблюдая за его движениями. Последний бокал оказался самым пьянящим. Возможно, это был осадок. А возможно, Гомункул просто выпил литр вина. Он пошатнулся, улыбнувшись. Губы поблёскивали от влаги, он слегка приоткрыл их, готовясь что-то сказать. — Знаешь, — Гомункул сделал последний глоток, смотря на Коллекционера, — Мне кажется, я тебя люблю. — А мне кажется, что третья бутылка будет уже лишней, — Коллекционер одёрнул левое ушко, будто что-то мешалось, — Ибо после неё, видимо, будут происходить не совсем приятные вещи. — Какие же? — Гомункул расплылся в пьяной улыбке, медленно облизнув губы. Он наклонился к Коллекционеру, кладя руку на его пах. — Например, интоксикация и рвота, — он недовольно уставился на слегка покачивающегося Гомункула, стараясь не реагировать на прикосновения. Не смотря на собственные желания (в том числе и открыть третью бутылку) Коллекционер старался сохранять рациональность и трезвость ума. Иногда, смотря на такие влажные облизывания, он хотел отбросить все те рамки приличия, устои, принципы морали и чести, любое уважение к Королю и его телу (пускай, и не очень трезвому, и не очень прилично себя ведущему) и накинуться на него словно животное. Это было неплохой (хоть и внеочередной) тренировкой выдержки и силы воли. — Ладно, мы думаем о разном, — Гомункул закатил глаза, тяжело вздыхая. — Ошибаешься, — Коллекционер сохранял спокойное и холодное выражение лица, — Об одном и том же. Он сжимал кулаки, дёргал ткань штанов, стучал по полу пальцами… Делал всё, только бы не думать об одном и том же с Гомункулом. Коллекционер посмотрел на пьяное лицо Гомункула: невнятная смесь удивления, радости, похоти, обиды и эйфории в одном флаконе. Гомункул стал подниматься с сена: — Я хочу ещё выпить. — Хватит, пожалуйста. Коллекционеру ничего не приходило в голову, что бы такого сказать, чтобы он остановился. Недолго думая, он выпалил вслед шатающемуся и запинающемуся о собственные ноги Гомункулу: — У меня не встанет член, я слишком пьян, — он тяжело вздохнул, сжимая губы, — Остановись. Давай спать. Коллекционер закрыл лицо руками, массируя его. Было унизительно говорить это ему, будто это очерняло их по истине близкую связь. Но ничего другого в голову не пришло. Гомункул обернулся на него, попустил взгляд, разочарованно застонал и плюхнулся на сено. Коллекционер стал массировать пальцами переносицу. Это было скорее неприятно, чем неловко. — Прости, я перегнул, — Гомункул упал лицом в плед. — Всё нормально, всё хорошо. Давай продолжим тему о твоей любви после того, как поспим? — Коллекционер убрал руки от лица и посмотрел на Гомункула. Гомункул полностью перевернулся на живот, не двигаясь и, будто бы, вовсе не дыша. Коллекционер осторожно вытянул плед из-под его головы, так же аккуратно ложась рядом. Он накрыл его голые ноги и свои лапы пледом. Гомункул лежал на животе, лицом вниз. Коллекционер посмотрел на него, вздохнул и постарался аккуратно переложить постанывающее от того, что его тревожат, тело набок. Он нежно приобнял Гомункула, укрыв его голые плечи пледом. — Спокойных снов, Мой Король, — Коллекционер ещё долго раздумывал на счёт сделанного и сказанного, на счёт своих чувств и ощущений. Он всё рассматривал спящего, в свете люминесцентных начертаний на стенах, Гомункула.***
https://soundcloud.com/mbdpvvg0nq9h/lobotomy-corporation-ost-binah-theme-4th-binah-meeting
https://soundcloud.com/mbdpvvg0nq9h/lobotomy-corporation-ost-awake-in-death
***
…Гомункул шёл по яркой аллее. Было удивительно приятно вдыхать пряные, душистые ароматы подсушенных августовских трав и цветов. Он сел под раскидистый дуб, вытянув ноги. Хотелось задремать — он закрыл глаза… Время незаметно шло. От вечернего сна его отвлёк голос: — Ты тут? Гомункул открыл глаза. Перед ним стоял Коллекционер. — Я давно уже тебя ищу, — в тени капюшона не было видно привычных голубых глаз, — Пойдём со мной. Гомункул удивлённо приоткрыл рот, опираясь на руку, которую ему протянул Коллекционер, чтобы встать. Они шли в Астролабораторию. Они не были там уже несколько месяцев. — Я почти закончил свою работу, — Коллекционер шёл впереди Гомункула, — Хочу, чтобы ты взглянул. Поднявшись на самый верх, они вошли в Обсерваторию. В центре зала стояло громадное сооружение с большим отсеком, доверху заполненным клетками. — Это Катализатор для Панацеи, — Коллекционер окинул рукой сооружение, — Цель всей моей жизни. — Я рад, что ты смог завершить начатое, — Гомункул мягко улыбнулся, смотря на Коллекционера, стоящего к нему спиной. — Остался лишь последний шаг, — Коллекционер повернул голову в сторону Гомункула, — Мне не хватает всего одной единственной клетки, — он выдержал паузу, — Твоей. Улыбка с лица Гомункула стала медленно уходить, её сменило непонимание и недоумение: — Я смогу пойти и добыть ещё клеток. Ты же знаешь, что это не проблема. Коллекционер усмехнулся: — Никого не осталось, — он вновь окинул рукой устройство исполинских размеров, — Они все здесь. Коллекционер начал подходить к Гомункулу. — Остался ты и я. — Это шутка? — Гомункул попятился, нервно заулыбавшись, — Гуллиан, Смит, Тэйлор, твой Ученик… Это шутка? Коллекционер схватил Гомункула за запястья, моментально начиная их связывать. — Иногда наука требует жертв для достижения цели, — он толкнул Гомункула на пол, наступая большими тяжелыми лапами на его ноги. Гомункул не мог ничего сделать от неожиданности и шока. — Остановись, — в глазах Гомункула читался ужас и страх. Он беспомощно смотрел на то, как Коллекционер связывал его щиколотки, потом колени и бедра… Коллекционер не проронил ни слова. Он взял Гомункула за связанные кисти и потащил по каменному полу, словно мешок. После он уложил Гомункула на стол. — Остановись, я прошу тебя! — Гомункул вскричал, надеясь, что его услышит тот, кто был ему действительно близок и дорог. Коллекционер привязал его ремнями ко столу. — Я постараюсь сократить твои страдания, — Коллекционер взял с медицинского подноса сверкающий металлическим блеском скальпель. — Хватит, пожалуйста, остановись, — Гомункул умолял его, пытаясь вырваться, но безуспешно, — Не делай этого… Я прошу тебя… Гомункул начал всхлипывать от переполняющего его страха и беспомощности. Всхлипы прервались пронзительным криком и плачем, когда Коллекционер сделал глубокий надрез.***
Гомункул подскочил, тяжело дыша. Он очнулся в спальне. Рядом спал Коллекционер. Он закрыл лицо руками, пытаясь отдышаться. Ему уже очень давно не снились кошмары. Он встал с сена, укрывая Коллекционера пледом. Вышел из комнаты, стараясь не разбудить его. В свете от окна он добрёл до стола, взял бутылку, трясущимися руками откупорив её. Он пил, пил, пил. В глазах начало темнеть, только тогда он оторвался от бутылки. Он почти на ощупь схватил саю, вынул из неё катану, бросив на полу ножны. Вышел из убежища и сел на землю поодаль стальной калитки. Хотелось уничтожить что-нибудь. Себя или мир вокруг — значения не имело. В пьяном бреду он побрёл в высокой траве, как казалось ему, к Берегам. Опустевшую бутылку он выкинул где-то на полпути. Внутри томилась какая-то тошнотворная усталость от жизни. Он рубил, резал и раскраивал, словно полотна тончайшего шёлка, тела Заражённых, что встречались ему на пути. В очередной раз потеряв равновесие, он опал на влажную землю, завопив, с яростью сжимая и вырывая траву и молодые ростки под своими руками, не то от боли, не то от всеобъемлющей тоски и печали, которую в нём отыскал алкоголь. Он закрыл глаза, прерывисто тяжело дыша, словно вот-вот изойдётся на плачь. Мир, что его окружал, будто выедал его изнутри. Он абсолютно так же устал жить здесь. В какие-то моменты это было просто невыносимо. Скучно, больно и ужасно одиноко. Он лежал, сжимая руки до побеления костяшек раз за разом, будто пытаясь разорвать на мельчайшие кусочки саму реальность. Он схватился в порыве бреда за лезвие лежащей поодаль от него катаны. Он взвыл, словно дюжина воющих от отчаяния псов, когда кожу ладони прорезало острие закалённой стали. Горячие пьяные слёзы покатились по его лицу, смешиваясь с грязью и кровью. Он посмотрел на разрез, откуда вытекала и капала алая кровь; закричав, не то от боли, не то от омерзительных чувств, переполняющих его и встающих комом в горле при попытке низвергнуться наружу. Он провёл рассечённой рукой по лицу, вытирая горячие слёзы. Вновь он закрыл глаза, свернулся комком, поджав колени к груди. Не было сил находиться в сознании. Слёзы всё не прекращали идти. От бессилия и усталости он уснул.***