В первые секунды пробуждения ему показалось, что всё было дурным сном. Боль вернула его к действительности. Он лежал. В чужой кровати, в чужой комнате. Отец был убит. Дядя ранен. Как же Лань Чжаню хотелось отправиться сейчас к нему, узнать о его самочувствии, поговорить с ним. Скорее всего дядя уже пришёл в себя.
«Если ему успели рассказать про «комнату пыток», то при первом же моём виде он всё поймёт», — думал Лань Чжань, стоя перед зеркалом.
На рассвете он отправился к источнику. Нужно было нарвать той же травы. За ночь некоторые раны немного подсохли. Всё ещё кровили только особо глубокие порезы и те, которые были на спине, куда он не мог как следует втереть лекарство.
Утро было чистым и тихим. Звонко пели птицы, словно накануне ничего не случилось, словно разрушение древней святыни было лишь сном. Лучи солнца пробивались сквозь зелёную листву и струящимися потоками опускались на землю. Лань Чжань шёл по ковру из опавших листьев, лесных цветов и трав. Вскоре он выбрался на небольшую полянку. Помимо того, что он искал, здесь росли и другие травы, отвар из которых обладал заживляющим и обеззараживающим эффектом. Вырвав почти всё, что смог найти, он тщательно спрятал ценный груз под одежды и отправился обратно.
Когда до входа в здание, где располагалась его комната, оставалось совсем чуть-чуть, к нему подошли несколько адептов ордена. Как же Ванцзи хотелось быстрее скрыться от чужих глаз. Однако у него были обязанности перед орденом.
— Остались те, которым не хватило комнаты, еды или вещей? — после краткого приветствия спросил он.
— К счастью места хватает всем. Вещей тоже достаточно. Многие ученики других кланов бежали. К тому же… Число убитых возросло до тридцати шести. Мы селим оставшихся людей в их комнаты.
Лань Чжань кивнул.
— У нас много раненых?
— К счастью всего шесть человек.
— У них есть всё необходимое? Если не хватает лекарств, я пошлю кого-нибудь спуститься за ними в Гу Су.
— Не беспокойтесь, — поклонились одновременно все четверо. — На рассвете я говорил с целительницей, она всю ночь не отходила от больных. Она сказала, что у неё есть всё, что нужно.
— Хорошо.
— Вчера вечером мы нашли нечто ужасное, — внезапно заявил тот, что стоял к Лань Чжаню ближе всех. — Одну из комнат они превратили в камеру пыток. В стену вбиты цепи. А пол весь залит кровью. Мы тщательно собрали все улики. Это станет ещё одним неопровержимым фактом злодеяний ордена Вэнь.
— Всем известно, что означает для девушки благородного происхождения свидетельствовать о таком злодеянии в её сторону, — перебил его другой адепт. — Второй господин Лань, я уже говорил, что против этого. Вся резиденция сожжена. Для засвидетельствования злодеяний этого вполне достаточно, чтобы не бросать тень на чью-то честь и репутацию, — закончил он. — Второй господин Лань, вы так бледны. Вы не ранены?
— Со мной всё в порядке.
— Может нам всё же стоит позвать целителей? Сейчас вы и ваш дядя наша единственная надежда и защита. Мы все очень переживаем за ваше благополучие, — он поклонился.
— Я просто опечален недавней трагедией как и все мы.
Поклонившись в ответ, он направился к своему дому. Взгляды, устремлённые ему вслед, были почти осязаемы. Лань Чжань шёл медленно, стараясь скрыть хромоту. Его одежда чистая, безупречная, как и всегда. Волосы аккуратно причесаны и собраны в пучок. На лбу лента. Обыденная непринуждённость. Которая ещё никогда не давалась ему такими усилиями.
«Почему я, не раз защищавший всех жителей Облачных глубин, теперь, когда меня самого постигло несчастье, должен скрывать свои раны. От всех», — думал он, готовя себе ванну. Напоследок влив туда отвар собранной травы, он погрузился в теплую приятную воду.
Сейчас самые серьёзные раны были на спине, чуть пониже лопаток. Он надеялся, что отвар поможет очистить и подсушить их. Но больше всего его по прежнему беспокоили раны в паху оставшиеся после изнасилования. Он должен был справится с этим сам, без помощи целителей. У него просто не было выхода.
В голове то и дело всплывали слова адептов. Разными фразами они говорили одно и то же. Изнасилование всегда бросает тень на чистоту жертвы как моральную, так и телесную. От того, факта, что он не женщина, а мужчина, было только хуже. Узнай они, что в этой комнате побывала не неизвестная ученица, а Второй Нефрит ордена Лань… Он не хотел даже думать о том, что было бы дальше.
Перед выходом он долго стоял у зеркала, глядя на своё отражение. Ничто, кроме чрезмерной бледности, не выдавало его нынешнего состояния. Спину он плотно обмотал тканью, чтобы сквозь халат внезапно не проступила кровь. Он уже хотел идти, как в дверь постучали. На пороге стоял Цижэнь.
— Дядя… — в растерянности проговрил он и поспешно поклонился.
— Здравствуй, мой племянник.
— Я собирался проведать вас сейчас, — честно сказал он. — Рад видеть вас в добром здравии. Вас ранили? Как ваше самочувствие?
— Всё хорошо. Ничего серьёзного. Лучше скажи мне, как ты? Ты слишком бледен.
— Я подвёл всех.
— Не бери на себя много. Твой брат спасал свитки. А меня оглушили почти сразу. Ответственность за случившееся лежит на всех нас, на всём ордене.
— Знаю, но…
— Нет никаких но, — мягко сказал Цижэнь. — Ты сделал всё, что мог. Все мы сделали всё, что было в наших силах. Случившегося не изменить и погибших не вернуть. Твой отец и мой брат… — он осёкся, сдерживая подступающие слёзы, и со вздохом продолжил: — Пройдёт время, и мы отстроим Облачные глубины. Главное, что ты и твой брат целы, вы для меня самое важное.
С этими словами Цижэнь положил ему руку на плечо.
Лань Чжань чувствовал тепло его ладони. Его голос был спокойным и мягким. В нём слышалось любовь и волнение, мысленно переносившие его в глубокое детство, когда он совсем маленький прибегал к дяде жалуясь на очередной сбитую во время тренировок коленку. «Мне больно дядя». А тот вопреки суровым принципам воспитания, прижимал его к себе, гладил по голове. «Это всего лишь ушиб всё пройдёт, вот увидишь».
«Мне так больно, дядя, ужасно больно. Боль во всём теле не смолкает ни на секунду. Мне нужны лекарства, но я никому не в силах довериться, даже тебе. Я почти сломлен и не знаю, что делать», — на губах застыла фраза, которую он никогда не решится сказать вслух.
***
Последующие несколько дней дались Ванцзи невероятно трудно. Он вернулся к своим привычным делам, вместе со всеми помогал наводить порядок в Облачных глубинах после нанесенных разрушений. Через скорбь по погибшим и боль от утрат, жизнь постепенно возвращалась в прежнее русло. Никто не замечал, что Лань Чжань с момента разрушения Облачных глубин стал ещё более молчаливым и замкнутым.
Его регулярные походы к источнику за лекарственными травами всё так же оставались незамеченными. От постоянных лечебных компрессов вечером и тугой повязки с утра, место перелома стало постепенно заживать. С ноги спал отёк. И при ходьбе Лань Чжань больше не испытывал такой сильной боли. Множественные раны от кнута затягивались, переставали кровить. Его физическое состояние постепенно приходило в норму. Неизменным оставался лишь страх перед днём, когда слухи о случившимся расползутся по всем известным ему кланам.
Но отчего же Чао с самого начала не предал всеобщий огласке его недавний позор? «Ещё поговорим», — была одна из его последних фраз. Что он имел в виду? Этот вопрос не давал Ванцзи покоя.
Ответом на него стало неожиданное письмо, с которым к слову «очищение» добавилось ещё одно новое, не менее унизительное слово — «перевоспитание». Орден Цишань Вэнь ждал адептов из всех известных орденов в своём тренировочном лагере. В письме отдельно оговаривалась, что несмотря на то, что глава ордена вправе сам выбирать каких адептов он отправит в лагерь, присутствие Лань Ванцзи было обязательно и не подлежало обсуждению. Объяснялось это тем, что Лань Чжань собственноручно помешал обряду очищения, убив при этом несколько десятков адептов ордена Вэнь.
Второй Нефрит клана Гу Су Лань воспринял это с должностным мужеством. Всё это время он чувствовал, что на этом выпавшие на его долю испытания не кончились. Сегодняшнее письмо было тому лучшим доказательством.
***
По приказу Вэнь Чао все покорно отдали мечи. Гордые представители самых известных кланов, кто с яростью, кто со смирением в глазах подчинились этому жалкому ничтожеству. «Быть может кто-то из них разделил мою участь? И теперь подчиняется так же как и я, боясь за свой дом и семью», — думал Ванцзи.
— С адептами Гу Су Лань кажется что-то не так… Смотри, смотри! — до его слуха донёсся голос Вэй Усяня. — Ванцзи тоже отдал меч.
— Все отдали мечи, — раздражённо отозвался Цзян Чэн. — Даже такой придурок как ты, ищущий проблемы на наши задницы.
— Хе-хе, но он ведь — это ведь другое дело. Он же Нефрит ордена Гу Су Лань. Разве этот упрямец может быть таким послушным?
— И что? Ты не заметил, что сделал с тем парнем Сжигающий ядра? — Цзян Чэн задал риторический вопрос.
Их спор заглушил шёпот, пронесшийся по толпе. Первый шаг на пути к «перевоспитанию» звучал так, словно он же был и последним. От них безоружных требовалось поймать некое чудище, информация о котором сводилась к тому, что до него было больше дня хода. Любые попытки оспорить приказ были восприняты как вопиющие неповиновение. Всем оставалось надеяться, что в количестве, сплотившись и помогая друг другу, им удастся выбраться из передряги живыми.
После собрания Вэнь Чао приказал незамедлительно выдвигаться в путь. Им предстояло идти многие километры следом за повозками, где восседал он сам со своим ближайшим окружением.
