***
Нико был серым кардиналом. Он правил на поле из тени. Больше всего на свете он не любил выделяться. Он прятался от мира под челкой, черной мешковатой одеждой и школьными учебниками. Его устраивал скромный образ жизни типичного аутсайдера: сидеть за последней партой, не создавать себе проблем и ни с кем не общаться. Исключением разве что стал спорт. Одноклассники присвистывали от удивления, узнавая, что он состоит в футбольном кружке и даже преуспевает. Люди не любят, когда ярлыки и стереотипы, под которые они подгоняют окружающих: «стерва/гопник/тихоня», разбиваются о суровую реальность — суровую, потому что многогранную. Они не могли поверить, что выдающимся спортсменом может быть тот застенчивый парень за последней партой. Словом, Нико не отличался человеколюбием и не думал, что когда-нибудь влюбится — по крайней мере, в юношестве — но любовь не стучит в дверь, она обрушивается безудержным цунами, сметая прошлые установки, принципы, морали. И оставляет после себя только пепел. Нико собрал горстку и развеял по ветру. Это произошло не сразу, а постепенно. В начале года, когда все одноклассники стали знакомиться между собой, он не обратил на нее ни малейшего внимания. Да, она была шумной, хоть и не слишком, но в общем и целом, ничем непримечательная девчонка. Так он думал до ряда мелких происшествий, которые заставили его взглянуть на нее под другим углом. По пути в столовую одна девушка чуть не поскользнулась, но Эйна схватила ее за локоть, и они упали на пол вместе, весело смеясь. Парадокс в том, что Эйна начала что-то тараторить про клише американских комедийных мультфильмов двухтысячных. Это было странно. Нико всегда привлекало все странное. Тайна, которую не терпится разгадать. Потом, на следующий день на уроке химии им сказали распределиться на группы, и она из жалости вызвала изгоя класса. Никто не гнобил его, потому что она была его заступником. Эйна имела какой-то не вполне объяснимый авторитет; его нельзя было озвучить, но можно было почувствовать. И таких ситуаций было много. Просто Нико, равнодушный ко всем, не замечал этого. Эйне просто не повезло заинтриговать его. Но Нико прекрасно понимал истину: любовь — это соперничество. Нужно действовать, иначе Эйну уведут у него из-под носа. Она ведь общительная. Яркая. Открытая миру. Совсем не такая, как он. Полная противоположность. Могли бы они быть вместе? Ему хотелось верить, что да. Он неоднократно порывался подойти к ней, тронуть за плечо, заговорить, но… не мог. Ком вставал поперек горла, лоб покрывался испариной, и к нему неприятно липла длинная челка, дыхание учащалось настолько, что грудную клетку распирало обилие кислорода. «Я умру так, умру», — думал Нико мрачно, почти безнадежно. И стал следить. Ненамеренно. Он не вторгался в личное пространство Эйны — во всяком случае не преследовал такой цели — просто хотел признаться ей подальше от школы. Но не мог. Пока однажды она не поймала его с поличным. И он понятия не имел, что сказать в свое оправдание.***
— Так, значит, это правда, Нико? Ты влюблен в меня? Эйна смеялась с облегчением; откинув голову, она задрожала — открылся прелестный вид на длинную шею, и Нико любовался зрелищем, кусая внутреннюю сторону щеки и коря себя за неуместную пошлость. — Все так, — подтвердил он неловко. — Но ты напугал меня до чёртиков! — Прости. Я этого не хотел. — Я верю тебе, — улыбка спала с ее лица, и она спросила серьезно: — но что нам теперь делать? — Я бы хотел загладить свою вину свиданием, если ты не против. — Я подумаю, — пообещала Эйна, кивнув с неожиданным пылом, — но ты должен поклясться: больше никаких преследований. Это по-настоящему жутко. Нико принес традиционную клятву, соблюдая все правила, и они с Эйной скрепили договор крепким рукопожатием. Сухой и теплой была ее ладонь. К ней хотелось прижаться губами, но он не стал. У него ещё будет время порадовать ее рыцарскими жестами.