Отучившись в меде, Юкико выслушала множество разных историй — удивительных и не очень — от врачей и пациентов. Ее подруга хирург говорила, что врач — это профессия тяжёлая в первую очередь психологически; врач может быть и ангелом, и демоном — он может забирать чужие жизни с той же лёгкой непринужденностью, с которой их спасает. Коллеги, услышав слова Касуми, немедленно оспорили бы их, но Юкико, знавшая ее с первого курса, понимала, почему она судит такими категориями.
Такие как Касуми рождены для того, чтобы лечить людей. Успешные операции давались ей без особых усилий, что вызывало зависть коллег и желание подпортить ей жизнь. Но она равнодушно пожимала плечами на любые, даже самые обидные подначки.
Юкико нередко вступалась за нее, чем заслужила репутацию стукачки. Короче говоря, в коллективе ее не жаловали — и, может быть, заслуженно.
Юкико же выбрала более «лёгкую» профессию — физиотерапевт. Хоть она и не ставила диагнозов и не занималась диагностикой болезней, но могла точно определить, нужна пациенту физиотерапия или нет, сколько процедур потребуется, есть ли противопоказания.
Меньше всего в работе Юкико нравилось вести документацию. Она понимала, что это необходимо, поэтому не пренебрегала своими обязанностями, но, каждый раз заполняя документы, она грустила — без документов человек считается потеряшкой. Трудовая и медицинская книжка, паспорт и реквизиты банковских счетов. Можно ли по этим бумажкам судить, как жил человек и жил ли он вообще?
У Юкико был слишком прозаичный взгляд на такие вещи. Она была менее практичной, чем следовало бы в ее возрасте; ее профессия не воспитала в ней цинизм и скептицизм, что странно — эти качества были присущи многим врачам.
«У тебя ещё вся жизнь впереди, — как всегда пожимала плечами Касуми, — радуйся своей наивности, пока можешь. На смену ей придет недоверие и извечное ожидание подвоха».
Ожидание подвоха воспитывается не годами, а опытом. Юкико ещё не встречались люди, которые бы закалили ее характер, но все происходит впервые.
Касуми, как выдающемуся специалисту, предложили работу в частной клинике — и она согласилась с условием, что они также примут Юкико. В частной клинике, к удивлению, работы прибавилось, а не наоборот, но ей нравилось работать с вежливыми пациентами.
Иногда она с сожалением вспоминала, как невнимательно слушала преподавателя на парах по квантовой медицине — славные были времени, почти беззаботные по сравнению с нынешним укладом.
А во вторник — она даже помнит приблизительно время, в час змеи — явился некто по имени Саэ Итоши. Он выглядел так, словно его заставили сюда прийти — и, судя по заискивающим воплям его менеджера, так и было. Он и прогнал потенциального пациента, а сам, пыхтя и вытирая пот со лба, плюхнулся на стул. Он представился Джироланом Давади и поспешно заговорил на японском:
— Итоши-чан пришлось вернуться в родную, презираемую им страну из-за ситуации в мире, сами понимаете.
— И, тем не менее, вы тоже здесь.
— Да, я получил японское гражданство и обжился здесь с семьёй. У вас прекрасная страна. Но сейчас не об этом, — он спохватился, вспомнив, зачем он здесь, и откинул мешающую длинную челку со лба. Похоже, если бы не спешка, он бы с удовольствием рассказал о себе. — С Итоши-чан непросто, но, я прошу вас, позаботьтесь о нем и назначьте ему лечение. Ему уже давно не восемнадцать, а он не хочет признавать, что все мы стареем, и он не исключение. Вы даже не представляете, с каким трудом я каждый год уговариваю его пройти медицинское обследование.
— Боитесь, что это что-то серьезное?
— Вряд ли. Он ведёт здоровый образ жизни. Но полгода назад он получил травму колена. Все было хорошо, он прошел лечение, но…
— Вы хотите избежать этого в дальнейшем.
— Верно.
— Я сделаю все, что в моих силах, но без участия пациента ничего не получится.
Юкико посмотрела в окно. Июль — сезон дождей; она бы хотела сегодня прогуляться по парку после работы, но придется вернуться сразу, чтобы не намокнуть и не простудиться.
— Он будет делать как надо, хочется ему того или нет, — скрипя зубами, произнес Давади-сан и раздраженно откинулся на спинку стула. Саэ Итоши наверняка за годы совместной работы нехило помотал ему нервы.
— Вы многое делаете для него, — Юкико переступала субординацию, но ей было слишком интересно услышать ответ, прежде чем проститься. — Он того стоит?
— Он гений в футболе, — закивал Давади-сан почти с фанатичной преданностью. — Я прощаю его капризы именно поэтому.
Юкико улыбнулась. Ох уж эти безумные фанаты футбола. На какие они только жертвы не идут, чтобы быть поближе к кумиру. У Давади-сан вон как глаза горят, когда дело касается его «подопечного». Он несёт за него ответственность и, похоже, питает искреннюю признательность. Это даже трогательно.
— А вы не боитесь, что он сбежал? — Юкико подперла рукой подбородок и кивнула на настенные часы.
— Он взрослый мальчик, — не без усталости выдохнул менеджер, — уверен, он бродит где-то неподалеку.
Так и вышло: Саэ Итоши не слишком-то любил сидеть на месте. Когда они остались наедине, Юкико просматривала его медицинскую книжку и задавала уточняющие вопросы, на которые он отвечал с ленивой неохотой. А потом и вовсе встал, походил взад-вперёд, и кинул небрежно:
— Выпишите мне лекарства и покончим с этим цирком. Я здоров.
Юкико выдавила из себя формальную улыбку и сдержала настойчивое желание закатить глаза.
— Все не так просто, Итоши-сан. При проведении процедур используются электрический ток, магнитные поля, ультразвук. Я не могу просто выписать лекарства и отпустить вас. Нужно пройти лечение.
Он, в отличие от нее, не стеснялся закатить глаза. У Юкико нервно дёрнулась бровь, но она держала себя в руках. Избытки профессии, связанной с людьми — ничего особенного. Саэ Итоши — крепкий орешек, но и его она со временем расколет. В смысле, привыкнет к его заносчивой манере поведения. Трудные пациенты попадаются — это нормально; главное — не падать духом.
— И что мне делать
сейчас?
— Могу предложить вам лечебный массаж. Мы можем назначить на завтра или…
— Сегодня вы свободны?
— Д-да…
За исключением вечера у нее был назначен лишь один постоянный пациент. Ее график специально освободили для «влиятельного гостя», как выражался главный врач.
— Значит приступим немедленно.
— Хорошо, — она невозмутимо кивнула, прошла к раковине и махнула на кушетку. — Раздевайтесь.
— Прям полностью? — она мыла руки, стоя к нему спиной, но почему-то не сомневалась, что он ехидно ухмыльнулся.
— Достаточно снять рубашку.
Когда она подошла, он уже лежал на животе. Она приступила к массажу, расслабленная тем, что ей не придётся выслушивать его колкости — обычно массаж успокаивал людей, заставляя сосредоточиться на ощущениях собственного тела, но Саэ не изменял себе.
— У вас ручки слабоваты. Не поломаете запястья?
Если бы он увидел ее лицо, то, наверное, позлорадствовал. Юкико перекосило от гнева — ей действительно недоставало физических сил для выполнения некоторых лечебных практик, из-за чего она считала себя недостаточно компетентной. Он понял это, едва взглянув на ее хрупкую фигурку — и это задело ее за живое.
— Если вы будете лежать спокойно, то нет, — вопреки своим словам она надавила на лопатки сильнее, чем стоило, и Саэ шикнул:
— Полегче, дамочка, вы должны лечить меня, а не калечить.
«Само остроумие», — она ощетинилась, но собралось с духом, чтобы ее раздражение не сказалось на качестве массажа. Она профессионал. Профессионал. Професси… Убеждая себя в этом, она и не заметила, как сеанс подошёл к концу. Саэ ожидаемо не попрощался с ней, на что она выдохнула с облегчением.
Заскочив перед уходом в бухгалтерию и уточнив вопросы с зарплатой, она вышла на крыльцо под ливень, раскрыв черный зонт, и уныло побрела до метро.
Вдруг в ее локоть вцепились чьи-то теплые руки. Она остановилась, взглянув в чужое лицо.
— Ты меня напугала, — дождь барабанил под навесом зонтика, и Юкико прислушалось к этому звуку, чтобы унять бешеное сердцебиение.
— А ты меня не подождала, — выкинула претензию Касуми, недовольно поджав губы. Они продолжили путь. Им было в одну сторону.
— Прости. Мне сказали, у тебя ночная смена.
— Это был не мой выбор. Я отказалась.
— Тебе не страшно? — Юкико подозрительно скосила глаза на подругу: на ее месте она бы смиренно приняла свою участь, не решившись оспорить это с начальством.
— Это они должны бояться, а не я. Добавлять лишние часы без ведома сотрудника — не по закону.
И правда. Юкико пригласила Касуми на чай, на что она согласилась и в итоге переночевала. У нее завтра выходной, и она могла себе это позволить — Юкико же вышла на работу в гадком настроении. Ей предстояло пройти целый терапевтический курс вместе с Саэ Итоши.
Его «шпильки» со временем приобрели более мягкий, лояльный характер, а затем и вовсе сошли на нет — между ними установились пусть и не доверительные, но уважительные отношения — по крайней мере, ей так казалось. Они работали молча, и ее это вполне устраивало. До некоторых пор.
Саэ определенно входит в категорию людей, которым нужно свыкнуться с существующим порядком вещей. «Он озлоблен на мир и никому не доверяет, поэтому грубит», — решила для себя Юкико, уверенная в том, что она недалека от истины.
Она читала статьи про романы докторов и пациентов — ей была интересна этическая сторона этого вопроса: в обществе это порицалось, что неудивительно — это похоже на искусственно вызванную привязанность, ведь пациент открывает свои слабые стороны врачу — будь то педиатр или уролог — не по собственной воле. Регулярные медицинские обследования необходимы в ряде профессий, и Саэ Итоши не был исключением.
Проблема в том, что сочувствие способствует влюбленности. У всех людей есть определенный круг эмпатии. Кто-то жалеет животных и даже насекомых как живых, дышащих существ. Что уж говорить о людях, так похожих между собой? Себя запросто можно поставить на их место.
После нелестного замечания Саэ о ее слабеньких ручонках она стала тренировать пальцы, добиваясь большей подвижности и гибкости, а затем приступила к кистям. «Как ты стараешься ради мужчины, — шутила наблюдательная Касуми, которая такие вещи замечала с пятиста метров. — Это бывает опасно, милочка».
«Я делаю это для себя», — убеждала ее Юкико, но подруга не слишком-то верила. Она хотела стать лучше, просто откладывала занятия в долгий ящик, поскольку ей нечасто приходилось делать массаж — обычно состоятельные пациенты нанимали специально обученных массажистов, она лишь составляла программу и рекомендации.
К тому же глав врач недавно недвусмысленно намекнул, что за избытком свободного времени ей следует начать самостоятельные исследования — это хорошо скажется на репутации клиники. Времени на себя почти не оставалось, поэтому она сочла это достаточным оправданием для отсутствия прогресса. Саэ лишь стал причиной, по которой она правильно расставила приоритеты. В каком-то смысле его замечание сослужило хорошую службу.
После одной из ужесточенных тренировок Саэ заработал растяжение лодыжки. Менеджер поднял такую панику, будто его подопечный находился при смерти. Сначала она успокоила его, подав стакан воды и погладив по спине. Ее руки вдруг покрылись мурашками. То холод, то тремор. Она обернулась — Саэ смерил ее надменным и, как ей показалось, ревностным взглядом, но она отбросила эти мысли, сосредоточившись на главном.
Попросив Давади-сан выйти, Юкико осмотрела ногу Саэ — растяжение было несерьезным, и она почти рассмеялась от облегчения и от преувеличенно панической реакции менеджера. И все же она интересовалась пациентом из-за тонкой ниточки привязанности, что установилась между ними в процессе лечения. Она смотрела матчи с его участием — он был предельно осторожным и собранным во время игры. Ни капли волнения. Полная сосредоточенность на том, что делает.
А после она пошарилась по интернету в поисках интервью разных годов. Он был самоуверенным с самого детства, но таким милым, обаятельным. Многие осуждали его за высокомерие и заносчивость, и она понимала прессу, но, как и Давади-сан, прощала Саэ скверный характер гению, которого он взращивал с малых лет. Это было достойно уважения. На поле ему не было равных.
Говорят, каждый человек, занимаясь тем, для чего был рожден, сияет. На примере Саэ она убедилась, как красивы люди, следующие за своей мечтой. Интересно, а красивой ли была она, заполняя документы? Вряд ли.
В любом случае тело Саэ отныне было не только его делом. Закончив осмотр, она уперла руки в бока.
— Вы должны беспокоиться о своем здоровье, Итоши-сан.
— Я-то буду, но это не твои заботы, — он уже давно фамильярничал с ней; странно вообще, что в первое время соблюдал формальности — по нему не скажешь, что условности его занимали.
— Вы — моя работа. Ваше здоровье для меня важно точно так же, как и для вас — футбол. Проявите ко мне хоть толику уважения, как к человеку, который горит своей профессией точно так же, как и вы.
— Я горю
игрой, — сказал он, имея в виду не только футбол. — Ты горишь мной. Это разные вещи. Их нельзя сравнивать.
Гнев почти сочился из его ушей, но Юкико в упор не замечала причину, по которой он злился на нее. Что она сделала не так? Он задернул штанину и вышел, не попрощавшись. Как всегда. Но в этот раз ей захотелось остановить его отчаянно, почти до боли. Она выбежала следом, окликнув его:
— Стойте.
Но он не послушал ее. Никогда не послушается.
***
Когда его растяжение зажило, он все еще немного прихрамывал, но не давал лишних поводов для беспокойств, зато Давади-сан причитал днями напролет. Они даже сдружились — он нередко жаловался Юкико на подопечного, и из его потока жалоб она иногда узнавала любопытную информацию.
Например, что единственный день, когда Саэ позволяет себе выпить — это день рождения. Десятого октября бутылочка темпранильо стояла на ее столе.
Юкико не была уверена, какой алкоголь предпочитал Саэ, поскольку информации об этом нигде не было, и выбрала на собственный вкус, надеясь, что не прогадала. К тому же, сорт вина родом из Испании. Возможно, это напомнит Саэ о стране, в которой он воспитал себя как профессионального футболиста.
Она не была обязана праздновать с ним, но это была ее инициатива. Это ведь не преступление? Если они вместе выпьют, то ничего страшного не случится. Никто не будет тыкать в нее пальцем на улице. Хотя если об этом пронюхают журналисты…
Юкико шлепнула себя по щекам, приободряясь. Все будет хорошо. В ее кабинете — только они вдвоем. Он придет с минуты на минуту, и тогда она…
— Праздник? — сухо поинтересовался Саэ с порога.
Юкико растерянно теребила рукав халата и, встав, ощутила неловкость.
— У тебя. С днем рождения, Са… Итоши-кун.
— Как мило, — ответил он, усевшись в кресло напротив и пропустив мимо ушей ее оплошность. В уме она звала его просто Саэ, поэтому, растерявшись, сплоховала. — Значит, ты хочешь выпить со мной?
— Если ты не против, — замялась она, не сразу устроившись на месте.
Саэ белозубо улыбнулся. Это случалось настолько редко, что Юкико приоткрыла от удивления рот.
— Когда угощают, грех отказываться.
А вот это уже в его духе. Саэ с завидной легкостью откупорил крышку, и Юкико разлила по бокалам вино. Опьянев, она принялась травить студенческие байки. Поймав в отражении зеркала свой взгляд, она смутилась — у нее раскраснелись щеки.
Шел седьмой час вечера. Пора закругляться. Когда она известила об этом Саэ, он предложил ей секс. Без прелюдий. И это тоже было в его духе. Когда она стала отпираться, он возразил:
— Не притворяйся, что не хочешь этого.
Он был прав. Она уже исхлестана жгучей плетью страсти. Он ей нравился. И плевать на профессиональную этику, доводы разума, а впрочем… не плевать.
Юкико огляделась по сторонам. Ее кабинет был уютно обустроенным местечком. Разве могла она заниматься здесь непотребствами? Как она будет работать и дальше как ни в чем не бывало, зная, что здесь произошло? Проследив за ее взглядом, Саэ покачал головой.
— Это всего лишь кабинет. Не наделяй его святостью, которой нет и в помине.
Для любого труженика место его работы священно. Юкико посмотрела бы, как Саэ трахается на поле. Ему такое в голову, должно быть, не пришло бы. Он не уважал чужие ценности и приоритеты.
— Не здесь, — заупрямилась Юкико, по-детски оттопырив нижнюю губу.
— Здесь, — не отступал и Саэ: голос его упал на октаву, и в нем появилась сталь, которой раньше не было. — Я не хочу ждать.
— А если кто-нибудь зайдет?
Саэ без спроса порылся в ее ящичке и вынул оттуда связку ключей. Нашел нужный и запер двери.
— Вот и все, — он отряхнул руки так, словно только что выполнил грязную работу.
— Безумие.
— Раздевайся, — Юкико почему-то послушалась без промедлений.
Халат медленно соскользнул с плеч, она повесила его на спинку стула, сняла кофту, под которой не было бюстгальтера, расстегнула и приспустила джинсы с низкой талией и села на край кушетки, вдруг осознав, как давно она не занималась ни с кем любовью. Последний раз — подумать только! — на четвертом курсе.
Она никогда не спала с кем-то, с кем не состояла в отношениях. Саэ будет первым. Он приблизился, положил руку на голое плечо и, склонившись к ней, прошептал в ухо:
— Ложись.
Кушетка будет трястись, — подумала Юкико, раскрасневшись пуще прежнего, — очень. Если кто-нибудь в коридоре пройдет в это время мимо, он поймет, в чем дело. И от этого сердце ее налилось предвкушающим волнением.
Она легла, пристроив руки по бокам, словно застенчивая девственница-школьница. Вспомнился первый раз, первый партнер. Это было ужасно. Ее тело — напряжение в чистом виде.
Саэ приласкал ее, словно она была кошкой — и вот-вот замурлычет от удовольствия. Но мурчания не было. Он провел чуть мозолистой ладонью по ее груди, зажал меж пальцев сосок, без всякого интереса поигрался с ним и опустился к животу. Поцеловал место рядом с пупком и, отстранившись, погладил ее ладонь.
— Расслабься, — он не обещал, что не причинит ей боль, но и не приказывал. Повелительная интонация отступила, сменившись нежностью. Это была просьба. И Юкико приложила усилие, чтобы выполнить ее.
Она сделала короткое дыхательное упражнение и порывисто кивнула. Готова. Саэ без промедлений стянул с нее джинсы вместе с трусиками. Сначала он не продолжал. Просто смотрел на нее. И этот взгляд ужалил ее больнее тысячи пчел. Она всхлипнула, отвернувшись.
Она не в силах смотреть на него — такого властного, неподражаемого. За все время знакомства с ним она чувствовала между ним и другими людьми дистанцию — и это чувство не пропало, несмотря на то, что и она обнажилась перед ним. Он не пожирал ее глазами, а изучал, и от этого исследовательского интереса ей сделалось не по себе.
— Раздвинь свои чёртовы ноги, — выплевывает он без прежней нежности. Юкико делает как он просит, потому что
боится. Она растягивается на узкой кушетке — ее ноги свисают и почти касаются холодного пола.
Проблема не в сексе, а в партнере. Она и представить не могла, что это случится так скоро — и что это случится вообще.
Зашуршала одежда. Судя по звукам, Саэ небрежно сложил ее и бросил на кресло. Он уместился между ног Юкико, поцеловал ее внутреннюю сторону бедра, почти укусил. Дыхание стеснялось в груди. Она замерла, ожидая боли, но ничего не произошло. А когда в нее вошел палец, она ахнула от удивления и распахнула глаза. На ресницах задрожали слезы. Свет ослепил ее, резанул по сетчатке.
Юкико почему-то не рассчитывала на то, что Саэ будет ее подготавливать и даже не думала просить об этом. Ее первый парень просто хотел ее девственность. Просто хотел кончить. Но Саэ — пусть и в своей манере — не было все равно. Это тронуло ее, и она сглотнула горький ком, подступивший к горлу, чтобы не разрыдаться перед ним окончательно. Он не поймет ее сентиментальный порыв.
Саэ задвигался внутри, подключив второй палец и доведя ее до изнеможения. Она не кончила, но это было приятно. Тревога внизу ее живота разгладилась, принеся и облегчение, и томление в равной степени. Когда он вынул влажные от ее смазки пальцы, то вытер их о свое колено, и это показалось ей и смущающим, и трогательным.
Сегодня он сводил ее с ума.
— Пожалуйста… — бездумно залепетала она: у нее едва ли не заплетался язык, но она не стыдилась.
— Пожалуйста — что? — ехидно переспросил Саэ — он оперся о локти и навис на ней так близко, что его волосы щекотали ее лицо.
— Позволь мне кончить.
— Какая ты бестолочь, — он беззлобно усмехнулся и чмокнул ее по лбу. Только сейчас она осознала, что вспотела. — Такая доверчивая.
Все это — часть игры, но иногда такие подшучивания приносили боль и огорчение. Юкико сморгнула слезы, гордо вздёрнув подбородок. Она не позволит ему увидеть даже ее слезы. Он встал и стал одеваться. Разочарованная, она вскочила на ватных ногах. У него все еще стоял. Она обиженно скрестила руки на груди.
— Ты тоже хочешь.
— Хочу. Но я потерплю. И ты тоже.
— Это нечестно.
— Мир жесток и несправедлив, — Саэ пожал плечами: он уже оделся и ждал только ее.
— Так себе оправдание. Мы же не подростки, Саэ. Необязательно со мной сюсюкаться, как будто меня травмирует любое дуновение ветерка.
— Надо же, какие связные предложения, — он притворно удивился и даже прикрыл рот рукой. «Не выйдет у тебя съехать с темы, даже не думай», — Юкико нахмурилась и прожигала его взглядом, полным неодобрения.
— Не уходи от ответа.
Саэ задумчиво почесал бровь. Поняв, что ему не отвертеться, он подошел ближе и по-дружески потрепал ее по макушке.
— Именно потому, что мы не подростки, я с тобой сюсюкаюсь. Если бы мне было восемнадцать, я бы взял тебя без раздумий.
— Даже если бы я заплакала?
— Скорее всего, меня бы это завело, — настолько честно, что сбивает с толку. Юкико отпрянула.
— Садист и извращенец!
— Это в прошлом.
— Ну-ну, — она недоверчиво хмыкнула. — Проваливай.
— Еще чего, — Саэ взглянул на нее как на умалишенную. — Ты пьяная, возбужденная и не в адеквате. Я тебя подвезу.
Юкико скептически вздернула бровь.
— Не боишься, что я на тебя, бедного и невинного, наброшусь в машине?
— Сгораю от нетерпения, — он подал ей джинсы под ее неодобрительный взгляд. — Я куплю тебе новые шмотки. Только поторопись.
И Саэ, повернув ключи, так и оставшиеся в замочной скважине, вышел вон. Если Касуми узнает, она упадет. Потому что нечто настолько безумное не вытворяла даже она.
***
Шмотки Саэ ей действительно купил, хотя в этом не было нужды. И даже предложил официальные отношения. Странно, что не узаконить.
Давади-сан, узнав об этом, крепко пожал ей руку, вытер скупую мужскую слезу и от души попросил позаботиться о Саэ. «Я и так делала это», — думала Юкико, но молчала. Менеджер был осчастливлен их союзом даже больше, чем они.
С одной стороны все произошло стремительно, но в то же время закономерно. Влечение Саэ к ней казалось… естественным до безобразия.
Они проработали достаточно, чтобы привыкнуть друг к другу. Между ними установилось доверие и даже понимание. Они занимались оральным сексом, но, дойдя до порога, Саэ останавливался. Возможно, потому, что она по-прежнему была напряжена.
Они не спешили съезжаться, но, когда это произошло, Юкико узнала много нового. Саэ стал ещё более раскованным.
Он привык к камерам. Он мог спокойно сфотографировать ее, если его попросят, без ее разрешения, поскольку он не видел в этом ничего смущающего и находил ее привлекательной. Он просто не мог понять, что это могло быть неприятным.
Иногда он фотографировал ради собственного удовольствия. Юкико делала все про запас, и, как правило, готовила в свой единственный выходной много, на неделю.
Она колдовала у плиты весьма оперативно — солила, перемешивала, тушила, зачастую дёргала Саэ, залипшего за телефоном, прося его попробовать подливку на вкус или мясо на прожаренность.
Обычно он отвечал односложное «норм», «неплохо» или типа того, но Юкико это вполне устраивало. Уловив щёлкающий звук камеры, она вихрем обернулась, угрожающе сжимая деревянную ложку в руке.
— Ты только что сфотографировал, как я готовлю рамен?
— Да. И что ты собираешься с этим делать? — со скучающим вызовом бросил он, скорее издеваясь, чем развлекаясь. — Возьмешь мой телефон, чтобы удалить?
— Ты такой маленький засранец.
— Кто бы говорил.
Не то чтобы Саэ можно было назвать бытовым инвалидом, но он мало чем интересовался, кроме футбола, хотя иногда в качестве развлечения, пробовал себя в чем-то новом. Как-то раз, устроившись на диване с блокнотом и карандашом, он старательно выводил какие-то каракули.
Юкико приземлилась рядом, заглянула в блокнот, бесцеремонно нарушив чужие личные границы. Он нахохлился, как птенец, но она игнорировала его попытки отстраниться.
— Саэ, что ты вообще делаешь?
— Заткнись, я пытаюсь рисовать. Ты разрушаешь мою концентрацию.
Юкико не удержалась и прыснула в кулак.
— Ничего не изменится, даже если ты будешь стараться.
— Ты делаешь все для того, чтобы получить по носу карандашом.
— По-моему я делаю всё, чтобы этого избежать. Ой.
Юкико, потирая ушибленный нос, позвонила Касуми и пожаловалась на парня. А потом заметила подозрительную бархатную коробочку, торчащую из его пиджака на вешалке, и уронила телефон к чертовой матери.
