Пути страсти

      Хеди всегда плохо переносила перелёты, но никогда ее не тошнило так, как сейчас.       Кайзер не ожидал, что она полетит с ним в Японию. Оформлять визу, проходить контроль — все это изнурительно, а Хеди ненавидела суету.       Но, по ее словам, проект Блю лок обещает быть масштабным, а значит, Кайзера могут задержать.       «К тому же, — улыбаясь, утешала она, — мне всегда были интересны страны востока». Ложь. Наглая, откровенная, бесстыдная. Которую Кайзер проглотил. Которую позволил ей произнести с мягкой улыбкой на губах.       Лететь предстояло сутки с тремя пересадками. Хеди приняла таблетки, но ее все равно укачивало. Она старалась уснуть, но лишь впадала в краткую дрёму, сопела и постанывала во сне.       Одно дело — страдать самому, другое — смотреть на страдания близкого человека. Лучше бы Кайзер облевал свое кресло, чем беспомощно наблюдал за бледным лицом Хеди.       В очередной раз, когда она раскрыла глаза, он передал ей минеральную воду — она улыбнулась с благодарностью, но в этом тоже не было ничего, кроме лжи — беспощадной, отвратительной лжи.       Она сделала несколько мелких глотков, словно птица поклевала, и передала бутылку. Он смял ее, сдерживая гнев, и вместо этого увлек Хеди незатейливым рассказом о тренировке перед поездкой в Японию.       Хеди слушала с рассеянным вниманием — Михаэль забеспокоился, что утомил ее, но дело было не в нем. Долетели в Хельсинки с горем пополам. По приезде Михаэль забронировал номер люкс в отеле.       Хеди пришла в себя только в такси. Она беспомощно, как ребенок, заморгала и подергала Кайзера за рукав кофты.       — Разве у нас не самолёт? — ее голос был требовательным: она не понимала, что происходит, и больше всего на свете не любила быть не в курсе. А он не любил, когда она врала, чтобы он не беспокоился.       — Самолёт подождёт.       — Что ты наделал?       — Ничего, что повредило бы тебе.       И это правда. Он никогда не врал ей даже в благих целях. Хеди стушевалась. Она чувствовала неловкость из-за того, что стала причиной, по которой Михаэль отменил самолёт.       — Я ценю твою заботу, но вовсе необязательно…       Он не дал ей договорить, пресек любые возражения жёстким, что бритва, взглядом.       — Я решаю, что обязательно, а что нет, Хеди.       — Хорошо, — выдохнула она, обречённая на смирение.       Такси остановилось. Хеди вышла, словно подталкиваемая в спину попутным ветром. Сейчас ей показалось, что решение, принятое Кайзером, было не сентиментальным, а рациональным.

***

      Утро не принесло долгожданного облегчения. Хеди проснулась, привстала на локтях и сонно протёрла глаза. Она помнит, как Кайзер распахнул дверь в номер — впустил ее первую, и она, словно беглянка, опасливо заозиралась по сторонам. Ощущение какой-то надвигающейся опасности преследовало ее по пятам. Она быстро приняла душ и легла спать.       Михаэля рядом не было. Она пригладила смятые холодные простыни и жалобно заскулила. Так одиноко она себя никогда не чувствовала. Но как же хорошо, что она настояла на совместной поездке! Она бы с ума сошла в таком состоянии без его поддержки. Возможно, с некоторых пор Хеди стала зависима от его оценки, его внимания… Наверное, это плохо, но она подумает об этом позже. Не сейчас, когда у нее раскалывается голова.       Дверь приотворилась, и в спальню с грацией кошки проскользнул Михаэль. Хеди скрыла облегчение, которое испытала при его виде. Белый махровый халат был ему к лицу. А ещё больше — серебряный поднос с завтраком, который он ей передал.       Она улыбнулась глазами и отпила апельсиновый сок. Аппетита не было, но под вниманием голубых глаз ей пришлось немного перекусить омлетом. Она почти не слышала телевизора, который Михаэль включил для фона — передавали какие-то новости на финском — Хеди не понимала ни слова, зато отчётливо ощущала пульсацию на запястьях.       Она отодвинула поднос и уронила голову на плечо Кайзера.       — Мне кажется… то есть, я предполагаю… возможно, я беременна.       — Я думал об этом.       — И… что нам делать, если так?       — Я не боюсь ответственности, если ты об этом. И я тебя не брошу.       «Даже если мы расстанемся», — он подразумевал это, и Хеди показалось, что по комнате загулял ветер, сквозняк; мурашки прошлись вдоль ее позвоночника, ступни холодило. Сама мысль о том, что они расстанутся, приводила Хеди в уныние и печаль. Точно ощутив ее настроение, Михаэль приобнял ее за плечо, погладил по макушке, ероша каштановые волосы.       — Тебе нечего бояться в любом случае. И не нужно додумывать лишнего. Идёт?       — Идёт, — Он протянул ей руку, и она пожала ее, будто они были бизнес-партнёрами. — В детстве я часто сбегала из дома, когда ссорилась с родителями. Это было моим рычагом давления. Я была капризна и делала все, чтобы заполучить желаемое. Я не думала о чувствах родителей. А потом, когда мне было лет пятнадцать, я не уследила за питомцем. Псом. Его звали Хитч. Его сбила машина. И тогда я… впервые осознала, что несу ответственность за свою жизнь не только перед собой.       — Дай угадаю: ты не хочешь, чтобы за тебя переживали.       — Да-да, — слова вылились, подобно тому, как бьёт из земли гейзер. — Я поняла, насколько утомляют переживания. Я не хочу быть причиной, из-за которой у близких не останется нервных клеток. Понимаешь, о чем я? Просто я…       Михаэль взял ее руку, поцеловал тыльную сторону ладони нежно, почти невесомо — словно бабочка пролетела и задела крыльями.       — Ты недооцениваешь количество моих нервных клеток. Больше переживаний мне доставляет твоя неискренность. Понимаешь, о чем я?       — Прости меня…       Михаэль отмахнулся.       — Больше меня удивило, что ты сбегала, чтобы манипулировать чувствами людей. А по тебе и не скажешь, маленькая проказница.       Хеди усмехнулась и прильнула к его груди.       — Ну, знаешь, люди умеют удивлять.       — Того же я жду от Исаги Йоичи.       — Пожалуйста, давай не о работе!       — Даже не знаю, а что мне будет за молчание? — он игриво зарылся носом в ее волосы. Хеди шутливо ущипнула его за бок.       — Вообще-то, господин Кайзер, я собираюсь родить вашего ребенка! Могли бы проявить капельку уважения.       — Ну, разве что капельку…       — Михаэль!