***
Недели две — Саэ считает — Тофуко избегает его как паразита. Ее школьные подружки-сплетницы, конечно, это замечают и перешептываются, бросают вопрошающие взгляды. Всем так интересно, какой же между друзьями произошел разлад. Саэ привык на эти взгляды показывать язык, но в последнее время к языку прибавился дразнящий средний палец. Многие обижались. О, пусть они подавятся своей обидой! Твари проклятые. Многие школьники выходные проводили в торговых центрах. Объедались фастфудом, разносили сплетни между школами, громко смеялись, ходили в кинотеатры и за покупками. Не то чтобы Саэ был исключением. В субботу он поймал Тофуко в коридоре: он шел в туалет, она возвращалась. Зов природы притупился необходимостью встречи с ней. Саэ перехватил ее за запястье, хотя она отвернулась, сделала вид, что это ошибка, попыталась вывернуться, но он держал крепко, потому что знал — добрым словом ее не удержать, только силой. — Так и продолжишь избегать меня? — Ты сказал, чтобы я приходила, когда разберусь в себе. Ну, я ещё не разобралась, поэтому не ищу встреч с тобой. — «Не искать встреч» и «избегать» — это противоположные понятия. — Но они друг другу не противоречат. Буду рада, если ты оставишь меня в покое. — Не хочу. — Почему, когда просишь ты, я должна подчиняться? Законы, работающие в одну сторону — это признак лицемерия. Ты лицемер? — впервые она посмотрела на него, и взгляд этот звенел вызовом, но таким фальшивым, причиняющим ей боль: она сама не верила в то, что говорила, и в то, что делала. — Бросай это дело — провоцировать. Херово у тебя получается. — Ты можешь воспринимать мои слова не как провокацию, а как выражение негодования? Я искренне хочу, чтобы ты оставил меня в покое. — Ты уже дала мне ответ, — Саэ тронул ее серёжки в форме сиреневых тюльпанов. Он подарил ей их в этом году на четырнадцатое февраля, но она проигнорировала — не то чтобы намеренно, просто подумала, что Саэ шутит, измывается над ней, он ведь такой скептик, совсем не романтик, он не мог… Словом, она сама себя убедила в том, что он не питает к ней чувств. У Тофуко был целый список отверженных Саэ девушек. Она просто не могла поверить, что была исключением. Лишнее внимание всегда смущало ее. Короче говоря, теперь-то Тофуко поняла значение этого подарка. И не дура она, чтобы эти сережки просто так надевать. Но глазки-то отвела и все равно тихо молвила: — Саэ… это ничего не значит. Они мне нравятся. Только и всего. Жалкое оправдание! — Значит, тебе понравлюсь и я. Саэ врезался в ее рот так, будто плоть оторвать хотел, будто десны кровоточили, будто кровь вместо слюны увлажняла. Поцелуй вышел настырным, кровожадным даже — таким же, как и растущее из года в год желание Саэ. Тофуко залилась краской. Когда Саэ отстранился, она обозвала его нахалом, но больше не отрицала свое безмолвное согласие.Саэ/ОЖП
17 мая 2023 г. в 01:13
Большой резиновый пузырь лопается с характерным звуком, напоминающим хлопок. Саэ неприязненно морщится и косится на школьную приятельницу с недоброжелательностью, но она этого словно и не замечает.
Ноги ее с пружинистой лёгкостью отталкиваются от земли; будь у нее за спиной слабые, ни на что негодные крылья — она бы все равно взлетела, да хоть бы от счастья. Энергии в этой девчонке хоть отбавляй.
— Саэ, а можно вопрос? — вдруг заговорила она, раздражая своим писклявым голоском.
— Один ты уже задала. Хватит с тебя.
— Пожалуйста! — взмолилась Тофуко, дёргая его за рукав рубашки.
— Ну, началось… — Саэ мученически закатил глаза. — Ладно, что у тебя там?
— Почему ты повёл себя с Мари как подонок? Она очень милая девушка, а ты отверг ее. Как и Нори, и Оми… И многих других. Тебя вообще не заботят их чувства?
— Начну с конца: почему меня вообще должны заботить их чувства? Чужие ожидания — не моя ответственность. В моей картине мира значение имею лишь я.
— Ну да, по тебе видно, — Тофуко фыркнула так громко и так естественно, словно на другой ответ и не рассчитывала.
Спрашивается, к чему вообще эти отчаянные расспросы, как будто она пытается ухватиться за ниточку надежды, что Саэ отнюдь не такой жестокий, каким ей видится. А ее представления о нем, между прочим, самые что ни на есть истинные. Вот вечно с этой девчонкой одни хлопоты.
— Мы живём в век героев, — со снисходительной учёностью пояснил Саэ: Тофуко, впрочем, притихла, прислушиваясь. Она удивительно доверчиво внимала наставлениям других. — Каждый сам для себя — главный герой. Это нормально. Ненормально навязывать остальным второстепенные роли.
— Да разве это возможно, раз все считают себя главными героями?
— Ты недооцениваешь силу человеческой глупости, — Саэ пожал плечами, не придавая своим словам значения: все, что он повторял Тофуко, он давно и муторно повторял себе, пока не поверил в это сам.
— Пожалуй, что так. Ты многое знаешь о глупости, не так ли?
— Скорее ведомости, — неопределенно ответил Саэ, нахмурившись.
— Твой брат, Рин, он ведь воплощение ведомого.
Саэ подозрительно сощурился. Ладони в карманах брюк вспотели, вытереть их захотелось незамедлительно, но тогда он рисковал привлечь ненужное внимание к своему волнению, а этого никак нельзя допустить; умереть от сердечного приступа здесь и сейчас будет предпочтительнее.
— На что это ты намекаешь?
— Лишь на то, о чем говорю, — Тофуко небрежно отвернулась, разглядывая вишнёвое дерево, мимо которого они проходили. Саэ с заметным облегчением вытер потные руки о брюки, но зудение, клешнями впившиеся ему в кожу, вытереть не мог.
— Ты не росла с нами, — внушительно проговорил Саэ: тучное настроение в небе его души грозилось разразиться громом и молниями.
Тофуко злой не была по натуре, но чувствовала слабости окружающих и давила на них не вполне осознанно, скорее от внутренней обиды на мир в собственном сердце. Кто обижал эту жизнерадостную дурочку — Саэ не имел никакого представления и не то чтобы хотел знать, но хищное любопытство грызло изнутри кость здравого смысла.
— Не нужно знать вас с детства, чтобы прийти к такой простой мысли. Ты извини, но ваши отношения очевидны. Кто доминирует, а кто подчиняется.
— Не смей опошлять мои с братом отношения. Ты переступаешь черту, и это моя вина — я многое тебе спускаю с рук.
— Слушай, Саэ, я просто хочу понять тебя, — ее оправдание было настолько же наивным, насколько и нелепым. Саэ, быть может, и хотелось довериться ей, но довериться кому бы то ни было — значит совершить ошибку.
— Ты не хочешь понять — ты хочешь спровоцировать.
— Может, и так. Меня обижает твое равнодушие.
— Обида за кого?
— За этих девушек.
— Или за себя?
Тофуко медленно соображала, но тут посреди дороги остановилась как вкопанная. Щёлкнуть ее по носу хотелось, да побольнее, чтоб скорее в себя пришла и не отнимала драгоценное время. Язык ее еле шевелился, когда она раскрыла губы — свои красивые, алые, манящие-будь-они-прокляты, губы:
— Ты же не хочешь сказать, что…
Саэ не смог удержать в себе злую, распаленную долгим ожиданием гневливую радость.
— Что ты от меня без ума? Ну, вообще-то, это очевидно даже для меня, но не для тебя. Пора бы быть честной с собой, а, Тофуко? Какого хрена ты ошиваешься рядом со мной?
— Я не… я…
О, ее растерянность была слаще яда! Вот так бы прижать ее к стволу сакуры, чтоб кора впивалась ей в спину, чтоб остались на коже занозы, и чтоб поцелуй Саэ обжег ее клеймом, которое даже после смерти в душе останется.
Но Саэ, вопреки своим жестоким фантазиям, только покачал головой:
— Мне не нужна неопределенность. Приходи, когда разберёшься с головой.
Он мог целовать губы Тофуко только если она хотела того же. Брать силой — в этом нет смысла. Только отвращение, отвращение… К себе, к ней, ко всему.