— Ты хоть представляешь, насколько ты тронутый? — Ты о природе нашего разговора? — Я о природе твоей башки. © к/ф «Старикам тут не место».
Теннисный мячик отскакивает от стены и прилетает в руки бросающему. И так по кругу. Микки внимательно наблюдает за ударами — кажется, не пропустила ни одного, не шевельнулась даже. Бачира останавливается на миг, но только за тем, чтобы повернуть голову и спросить: — Сколько уже? — Двести восемьдесят шесть, — Микки, сидящая на бордюре, вышколенно выпрямляет плечи — ответ от зубов отскакивает, словно вот каждый раз она ждала, что Бачира задаст этот вопрос. Странная она, эта Микки, думается Бачире. Вроде девочка приличная, а торчит тут с ним, прогуливает урок. — О, ништяк, — довольно присвистнул он и как ни в чем не бывало продолжил игру. Микки расслабилась, когда он отвернулся, потому что почувствовала, что у нее задралась юбка, и испугалась, что Бачира увидит лишнее. Она встала, расправила складки на одежде и потянулась, сладко зевнув. Солнце приятно напекало макушку, но, зная свое неустойчивое здоровье, Микки решила не рисковать и зашла в тень, рядом с Бачирой. — Скажи, тебе не надоело страдать хернёй? — А тебе не надоело смотреть на то, как я страдаю хернёй? — оппонировал он. Микки тонко посмотрела на него, губы дрогнули стрункой. — У меня по обществознанию — высший балл, чего не скажешь о тебе. — Зануда, — Бачира карикатурно закатил глаза, напоминая героев диснеевских мультфильмов. — На хера тебе вообще этот предмет? Ничего скучнее на свете не сыщешь. — Скажи спасибо, что у нас логики и методологии нет. А твой вопрос кажется мне странным. Я хочу поступить на юриста или адвоката — сам понимаешь, там без обществознания никуда. Микки пожала плечами. Взгляд, остановившийся на ней, наконец-то стал насыщенным, заинтересованным, хотя по-прежнему насмешливым. — И как ты представляешь свою будущую жизнь? В вопросе слышался не совсем понятный подвох. Микки заносчиво выгнула бровь. — В смысле? — Да в прямом. Будешь просиживать задницу в офисе? — Даже если и буду (скорее всего буду), тебя это никак не касается. — Как и тебя — моя успеваемость, — ласково пожурил Бачира и, видно разочарованный беседой с ней, продолжил однообразную игру. От мысли, что мячик ему предпочтительнее ее общества, Микки вспыхнула от гнева и даже по-детски топнула ногой. Было обидно, что ею пренебрегают. Открой Бачира тайну ее мыслей — рассмеялся бы, ему ведь до Микки дела не было — ни до ее подозрений, ни до ее чувств… Ну, положим, плохо ей тут. Так ее же никто силком не держит. Захочет уйти — уйдет. — Мне тебя поручили, — попыталась оправдаться она, добавив голосу значимости. — Я несу ответственность… — Перед кем? — продолжал насмешничать Бачира без злобы, но с белозубой улыбкой, которая ранила больнее ножа. — Ты боишься, что тобой будут разочарованы? Микки сложила руки на груди, громко хмыкнула и отвернулась. Пристальный взгляд Бачиры мешал думать и дышать, кстати, тоже. Наконец, она медленно проговорила, по-прежнему стоя к нему спиной: — Клонишь к тому, что я не удовлетворена своей жизнью, чтобы спровадить меня? — В том числе. Но меня заботит твоя судьба. Ты такая искренняя, такая простая. Пока что. Путь, который ты выбрала, сделает тебя похожей на остальных. Микки не слышала ничего после слов «меня заботит». Щеки обдало густым жаром. Какая же удача, что Бачира не мог видеть ее лица в этот момент! Иначе бы все понял. — Ну и пусть, — фыркнула она с преувеличенным пренебрежением: сердце-то в висках стучало, волнение перехватывало кислород, а Микки все равно безнадежно делала вид, что с ней все в порядке, и Бачира для нее вообще ничего не значит. — Твоя озабоченность моей судьбой меня несколько… — Будоражит? — черт бы побрал Бачиру за то, что он подобрал такое точное слово! — Настораживает, — осторожно поправила Микки. Волнение постепенно улеглось, и она могла смотреть на Бачиру без стыда. Он больше не бросал мячик, а кинул его в рюкзак и стал собираться. — Куда ты теперь? — Куплю что-нибудь в автомате. А там — на турникет. — Не боишься, что тебя увидят учителя? — Пусть смотрят, мне не жалко. Микки осуждающе покачала головой и заправила челку за ухо, пряча за неловким жестом улыбку. — Ты неисправим. — В этом секрет моего очарования. Насвистывая какой-то вирусный рекламный мотивчик, Бачира удалился прочь. Микки не стала следовать за ним, поскольку сочла это неуместным, навязчивым и слишком многозначительным. Если бы их увидели вместе, сразу бы распустили сплетни. Люди думают друг о друге хуже, чем они есть.***
На следующий день Микки узнала, что Бачиру запалили, ведь турникеты располагались прямо напротив окна в учительской на первом этаже. Кто-то злобно скалился «так ему и надо», а кто-то сочувственно дул щеки «бедный мальчик, он, видать, совсем выжил из ума». Микки не считала Бачиру сумасшедшим, скорее малость безрассудным, по-житейски и без ущерба окружающим. Единственное, чему он вредил — собственному аттестату, если рисковал его, конечно, получить. Когда он вошёл в класс, воцарилась тишина — все внимание было приковано к нему: кто-то смотрел волком; иные стыдливо отводили взгляды, если Бачира перехватывал их; третьи и вовсе не скрывали заинтересованность, делая вид, что они сосредоточенно повторяют материал. Микки была одной из немногих, если не единственной, кто смотрел дружелюбно. Плюхнувшись на стул по соседству, он подмигнул подруге. Это не осталось незамеченным для одноклассников. — Ты выглядишь сонным, — участливо сказала Микки и передала Бачире газировку со вкусом лимона, (она ни за что не призналась бы себе в том, что стала покупать лимонную воду после того, как увидела ее в рюкзаке Бачиры) — чем занимался ночью? — Дрочкой, — невозмутимо ответил Бачира, даже не удосужившись понизить голос: обычно, стоило речи опуститься до непотребств, люди хотели скрыть это, но только не Бачира. Его девиз по жизни: «Слабоумие и отвага». — А что? Ты же чего-то такого ждала? — Когда задают вопросы, рассчитывают получить правдивый ответ. — Нет, когда задают вопросы, ответ уже подразумевают — а какой именно, зависит от степени извращённости вопрошающего. — Море пафоса, — закатила глаза Микки. Бачира отпил воду и передал ей. Внутри все разрывалось от крика: если Бачира прикоснулся губами к горлышку ее бутылки, значит, они косвенно поцеловались. Непрямой поцелуй! — Этому меня научил учебник по обществознанию, — подмигнул Бачира. — Не говори, что ты прочитал учебник по обществознанию, — Микки ужаснулась и даже ахнула, но губы против воли растягивались в улыбке. — Не говорю. Так, полистал пару страничек. — Не может быть. — Ага, сам в шоке. Ну, большую часть времени я читал мангу. — Опа! Какую? — «Берсерк». — Серьезно? Обалденная. — Мне не зашло. Персонажи интересные, но история слишком мрачная. — Так в этом же сок! У них завязалась дискуссия об аниме индустрии, которая, впрочем, не могла продлиться долго из-за звонка на урок. Микки стоило сосредоточиться на алгебраических формулах, но ее мысли были заняты соседом справа. Бачира был солнцем, озаряющим даже самую мрачную, запертую на семь замков, комнату. Невозможно было долго злиться на него и уж тем более ненавидеть. Она не понимала одноклассников, настроенных против него враждебно. Может, он и был странным, но его неиссякаемый оптимизм и преданность близким перекрывала недостатки. Микки была приставлена к нему как надсмотрщик и строго выполняла свои обязанности. До того, как она узнала Бачиру поближе, тоже не хотела иметь с ним ничего общего, но он оказался замечательным. Микки грызла совесть: как же это низко — судить человека по слухам, не составив собственное независимое представление! Да и вообще… Как говорил учитель по литературе: «Люди сегодня любят судить, а не думать». Наверное, так и есть. На уроке физкультуре, за игрой в волейбол, Микки подставила подножку неформальная лидерша их класса, но Микки не стала жаловаться, потому что, во-первых, она бы ничего никому не доказала, а, во-вторых, пришлось бы признать, что она сама виновата, ведь засмотрелась на Бачиру. Он в свою очередь вызвался проводить ее в медкабинет. Ну, хоть какие-то плюсы. Медсестра промыла рану на ее колене и заклеила пластырем. — Внимательнее надо быть, девочка. Экзамены ещё не начались, а все уже попадали. Ты третья за день, знаешь. Влюбилась, что ли? — Нет! — яро запротестовала Микки. Ну, не соглашаться же ей. Бачира ведь все поймет! — Просто замечталась о будущем… — А, о детках, — понимающе поддержала женщина. — Знаем такое, проходили. — Нет! Я задумалась о… карьере. Медсестра недоверчиво сощурилась, но ничего не сказала. Микки возблагодарила бога за то, что ее освободили от урока физкультуры, и она могла отсидеться в кабине, но вместо этого решила принять душ и переодеться. Бачира сказал, что Микки — его отличный повод прогулять, и отказался возвращаться на урок. Когда Микки вышла из раздевалки, Бачира уже ждал ее в коридоре. Она приветливо улыбнулась, но он ответил ей только задумчивым наклоном головы — это смутило ее, и по дороге в класс она стала отчитывать его: — Ты так неловко выполнял упражнения, Бачира, ты ведь мог потянуть не туда — и все, здравствуй, растяжение. Помнишь, я же советовала тебе, как… — Если советы непрошенные, то им не следуют, — отрезал Бачира с неприсущей ему жёсткостью. Микки, немало шокированная такой дерзостью, замерла посреди коридора и грубо дернула Бачиру за волосы, останавливая. Он нехотя поравнялся с ней. Чувствуя вину, она стала пылко оправдываться: — Бачира! Я не со зла! Я переживаю за тебя! Как ты это не поймёшь? — Кстати, твои переживания. С чего бы это, а? Не припомню, чтобы ты питала ко мне какие-то теплые чувства. — О чем ты вообще? — Это из-за денег, да? — Как ты мог подумать обо мне… Боже! В прошлом году Бачира был участником проекта Блю лок. Он отказался вступать в молодежную сборную Японии, но должен был присоединиться к какому-то престижному клубу Испании в будущем, уже по достижении двадцатилетия. Короче говоря, будущее Бачиры было обеспечено. С тех пор многие стали относиться к нему лояльнее, хотя из списка чудаков не вычеркнули. До этого момента Микки даже не подозревала, какие мысли роятся в голове Бачиры. Так, значит, он немного тронулся от осознания, что люди так резко поменяли о нем мнение из-за его успехов? Она взяла его руки в свои и, доверительно заглядывая в глаза, поспешила заверить в обратном: — О, Бачира! Не знаю, утешит ли это тебя, но я люблю тебя! Я тоже была о тебе не лучшего мнения, и мне очень жаль, что я предпочла полагаться на других вместо того, чтобы… — Не разводи нюни, — лицо Бачиры расслабилось после ее признания, и он добродушно щёлкнул ее по носу. — Все, что я хотел знать, я теперь знаю. Микки была сбита с толку его реакцией. О чем он вообще думал? Чего хотел на самом деле? Затем сообразила и нахмурилась. — Ты что, играешь со мной? — Так, значит, ты меня любишь? — подначивал Бачира, ухмыляясь: прежняя беспардонная веселость возвращалась к нему. — И как давно? — Не переводи тему. — Я не перевожу. Напротив — углубляю. — Чему только учебник обществознания не учит людей… — И не говори. Насвистывая какой-то вирусный рекламный мотивчик, Бачира удалился прочь, кажется, собираясь прогулять школу. И на этот раз Микки последовала за ним.