Мия: Рео, здравствуй Ты меня, должно быть, не помнишь. Я Мия Судзуки, мы вместе учились в средней школе, в последнем классе Прости, что беспокою. Недавно я прочитала твой пост о впечатлениях про проект Блю лок. Поздравляю с окончанием! Возможно, ты пересекался с Киё-чан? Это мой младший брат. Ему тоже пришло приглашение. Но он так и не вернулся.
Рео весело присвистнул. Ну и дела. Ему часто писали поклонницы в соцсетях, скидывая нюдсы и предлагая встречаться. Рео презрительно кривил губы. Глупые, они продают себя, точно товар, выставленный на рыночной площади. Думают, что получат лучшую жизнь. Что деньги — решение всех проблем. И он для них не более, чем билет в счастливое будущее. Но Рео не хотелось быть чьим-то билетом. Ему хотелось быть человеком. Поэтому он просто игнорировал все, что злило или смущало. Недавно он действительно выкатил пост благодарности проекту блю лок. Он не хотел делиться радостью с другими людьми, но такова цена популярности: если промолчишь, на тебя навесят ярлыки, которые способны не только подпортить репутацию, но и загнать кого-то в могилу. Но сообщение от Мии… Это что-то новенькое. Пальцы сами застучали по клавиатуре.Рео: Мия, привет Конечно, я помню тебя Киё-чан? Не встречал такого. У меня есть возможность связаться с Эго Джинпачи. Я обязательно займусь этим после тренировки Вы писали заявление о пропаже? Мия: Рео, тут такая ситуация… Не уверена, что должна говорить об этом Рео: Если это важно, скажи Ты сделала меня частью этой истории, и я думаю, что имею право знать Мия: Что ж, твоя правда Мы написали заявление, когда стало известно, что ребятам из проекта Блю лок устроили каникулы Если Киё-чан вылетел, он должен был вернуться домой Рео: Вы рассматривали самоубийство или побег? Мия: В первую очередь. Киё-чан — нервный парень. Или был. Я люблю его, но не обманываюсь на его счёт. В отличие от мамы. Она всегда была привязана к нему больше, чем ко мне Она верит, что с ним случилась беда Рео: А ты? Мия: Что — я? Рео: Веришь, что его кто-то похитил или типа того? Мия: Я верю в лучшее. Стараюсь, по крайней мере. Но склоняюсь к мысли, что Киё-чан… Черт. Я не должна так говорить. Просто не имею морального права. Но, думаю, он мог бы не вынести неудачу… Настолько, что… Ну, ты понимаешь Прости, мне тяжело думать об этом, не то что писать Рео: Все в порядке, Мия. Здесь нет твоей вины Прости, что лезу в душу. Просто хочу помочь, насколько это вообще в моих силах Мия: Ты уже помог тем, что ответил мне. Честно говоря, я и не рассчитывала на помощь У тебя ведь наверняка уйма писем от фанаток?..
Рео насторожился, сделал круг вокруг своей оси. Когда девушка упоминает других девушек — это не к добру. Но он решил подыграть ей.Рео: Не так много, как ты думаешь Мне пора. Я позвоню Эго и отпишусь тебе Мия: Спасибо! Буду ждать
Абсолютное сумасшествие. Рео потёр сухие глаза, отключил телефон, чтобы случайно не отвлечься на него во время тренировки, и направился к ожидающему ворчливому товарищу.***
Вечером того же дня Рео, будучи дома, отписался Мие о своих успехах. В автомобиле он смотрел в окно и колебался между двумя вариантами: «игнорировать» и «послать», но выбрал третий. С Мией Судзуки он и впрямь учился на последнем году обучения в средней школе, но совсем ее не запомнил — она была безликой серой массой, как и большинство. Следует ли на таких тратить время? Вот уж вопрос риторический, сказал бы отец, но добавил, почесав невидимую бородку, впрочем, если она симпатичная и досаждающая, как заноза в заднице, можно с ней поразвлечься. Рео не исключал вариант, что она просто хочет подцепить его на крючок. За всю школьную жизнь Рео столкнулся и не с такими безобидными проделками от «влюбленных» девушек. Безумные фанатки — не его тип, и если Мия — одна из них, что ж, им придется попрощаться.Рео: Мия, снова привет. Беспокою тебя по поводу Киё-чан. Связался с Эго. Говорит — не было такого Мия: Думаешь, я солгала?!
Рео словно ударили под дых. Он поперхнулся колой, пролил немного на футболку и поднялся с постели раздраженный. Какого черта она разговаривает с ним как неуравновешенная истеричка? Рео виновато прикусил губу. Ну, конечно. У нее пропал брат. Это объясняет все. Ему следует быть терпимее.Рео: Что? Нет, Мия Я не потешаюсь над чужими несчастьями Просто ставлю в известность, как и обещал. Киё-чан — ласковая форма. Назови, пожалуйста, его полное имя Мия: Так и знала, что ты мне не веришь Помощи от тебя не дождешься Рео: Мия… Понимаю, ты не в себе, но послушай меня Мия: О, сбавь этот снисходительный тон! Знаешь что? Забудь! Про меня, Киё-чан. Его, по мнению Эго, не было? Ну, что ж, так тому и быть. Меня, значит, тоже. Представь, что я не писала тебе. Рео: Мия, давай встретимся Мия: Чтобы что? Рео: Чтобы я смог помочь тебе Мы вместе все обсудим и сможем найти выход из ситуации Наверняка это какое-то недоразумение Мия: Нет уж, спасибо Ты уже доказал, как умеешь «помогать» Я разочарована. До меня доходили слухи — «Рео не более, чем притворщик и льстец». Не верила Сейчас сомневаюсь, что слухи рождаются просто так. Наверняка они на чем-то основываются
«Ах ты маленькая стерва, — восхитился Рео. — Ты не знаешь, на кого нарвалась. Я всю жизнь играю». Он прикинулся неловким, покоренным, но былая растерянность не появлялась даже в чертах его азартного лица:Рео: Не понимаю, как обсуждение твоей проблемы перекинулось на мою личность Будь я хоть трижды лицемер, какое это имеет отношение к пропаже твоего брата?
Но Мия не ответила. Рео как идиот зажимал в руке телефон несколько минут в ожидании ответа, а потом, увидев, что она вышла из сети, выругался себе под нос и, по пути стянув футболку, закинул ее в стиральную машинку.***
Следующим утром Мия почтила Рео ответом. Он завтракал в одиночестве, думая о том, что прелесть сюрпризов не в неожиданности, а в том, кто их преподносит. В детстве родители устраивали грандиозные светские вечеринки по случаю дня рождения единственного отпрыска. Сначала они приводили мальчишку в восторг, но он быстро пресытился. В уныние вгоняло осознание, пришедшее только с опытом: праздник светского ребенка принадлежит не только ему. На вечеринке собирались дети богатых родителей. Обсуждались проекты, скреплялись сделки, расторгались помолвки… А повод такой невинный — день рождения. В шестнадцать Рео впервые напился, и его выволокли на улицу, подальше от гостей. Мама всем видом демонстрировала разочарование, но папа отнёсся с юмором. Рео не разделял материнское огорчение и веселость отца. Он просто… ненавидел это все: праздный образ жизни, подобный маскараду, вежливые, но вымученные улыбки гостей, пересуды и домыслы, которые преследовали его, стоило только оказаться в поле зрения толпы: «Как хорош наследник Микаге», «На отца совсем не похож. Может, нагуляла?», «А что у него с бровями?», «У него уже есть невеста?», «Как думаешь, сколько стоит его рубашка?», «Я бы женила его на своей дочери. Думаю, это можно устроить. Нужно переговорить с его родителями». Рео передёрнуло. С семнадцатилетия он сбегал со светских тусовок к чёртовой матери. Не то чтобы ему не нравилось играть роли — напротив, в этой жизни он находил тайное удовлетворение для отведения всего плохого, всего мерзкого, что вьется змеёй в его душе. Обнадежить, а потом вдавить надежду в грязь. Влюбить, а потом разбить сердце. Улыбаться в лицо, а за спиной говорить гадости. И знать, что человек слышит это. Упиваться его непониманием, робким замешательством, нежеланием верить, а затем болью… Боль дарит не иллюзию власти, а настоящую власть. Ради нее-то все всегда и затевается. Ради власти. К черту политику! Подлинная власть кроется в умении распоряжаться не жизнями людей, а их душами. Вот поэтому Рео верил: дьявол сильнее бога. Бог боится искушения. Бог наставляет, дьявол поощряет. Байрона, Бетховена и других эксцентричных личностей прошлого начинаешь понимать только оказавшись в их шкуре. У Рео было достаточно влияния и капитала чтобы прожить жизнь как аристократ. Но он… уставал. И готов был бороться за пресловутое счастье своими силами. Богатство не сделало его ленивым и глупым, только злым — и, пожалуй, пошлым, потому женские слезы нравились ему больше, чем смех. Сообщение Мии Рео смакует как дорогое вино на корне языка. Ожидание стоило результата.Мия: Прости меня, Рео. Мне очень стыдно. Вчера я вспылила Ты прав — вся на нервах. Не знаю, как загладить вину
Благородный рыцарь — одна из излюбленных масок Рео Микаге, на которую с такой лёгкостью велись его сверстницы.Рео: Если ты будешь со мной откровенна, этого будет достаточно Мия: Снова ты за свое… Рео: Я прошу о чем-то невыполнимом? Мия: Нет, просто… Это конфиденциальная информация. Мама против, чтобы я разглашала Рео: Тебе следовало сказать об этом раньше, понимаешь? Мия: Чтобы не трепать тебе нервы? Да, понимаю Прости, больше не повторится Рео: Это не то, что я имел в виду. Просто для того, чтобы суметь помочь, мне нужно располагать большей информацией, чем та, которую ты мне предоставляешь Мия: Теперь ты настаиваешь? Рео: Забудь, Мия Как у тебя проходит день? Мия: Утро, ты хочешь сказать? Как обычно. Зарядка, душ, завтрак Все как у людей. Неожиданно, правда? Рео: Издеваешься? Мия: Разве что самую малость) Ну, а как у тебя? Чувствуешь себя другим человеком после Блю лока?
Рео испустил разочарованный вздох и отодвинул тарелку. Мия так отчаянно пыталась быть ему интересной… и это чувствовалось. Что хуже: вызывало отвращение и к ней, и к себе.Рео: Сложно сказать. Спорт не только вдохновляет, но и забирает много сил. Конкуренция изматывает, если ты не лучший Мия: И если лучший — тоже. Нужно с кем-то соперничать. Если соперника нет, значит и нет цели Думаю, нет ничего хуже, чем необходимость бороться с пустотой Рео: Пустота? Мне это не грозит Мия: Настолько хорош? Рео: Надеюсь, что да Боюсь, что нет. Мия: Ха-ха, в лучших традициях Рео Микаге Рео: У меня впечатление, что ты знаешь меня лучше, чем следует
Он дал ей то, чего она хотела, рассчитывая, что Мия с лёгкостью проглотит наживку, что выдаст ее неопытность в таких тонких материях, как манипулирование сознанием. Светское общество за одну небрежную шутку сожрало бы ее с потрохами. Но Мия сохранила бдительность:Мия: Буду признательна, если с языка намеков ты перейдешь на человеческий
Рео удовлетворенно облизнулся, как сытый кот. Вовремя прикинуться дурочкой — признак ума. Настало время раскрыть все карты. Как же приятно разоблачать.Рео: Нет у тебя никакого брата, Мия. Был один — Киёки. Но он умер несколько лет назад. Разбился в автомобильной аварии. Кто ты, Мия? И что тебе от меня нужно? Если все, что ты делала, было попыткой заполучить мое внимание, то ты добилась желаемого Я заинтригован Мия: Послушай, Рео Прости, что так вышло Это не более, чем шутка Спор с подругами Мне жаль, что я потратила твое время. Если хочешь — компенсирую. Заплачу Рео: Предлагаешь деньги? Мне?) Это даже мило Мия: Рео, пожалуйста
Молитва Мии сладкой мелодией влилась в его уши. Он словно услышал ее тоненький голосок вживую. Мия стала скучной в тот момент, когда стала бояться. Страх лишает людей индивидуальности. Превращает их в примитивных существ, трясущихся за свою никчёмную жизнь. Рео ощутил укол досады, перемешанной с гневом.Рео: Теперь ты боишься? Где же твоя дерзость? Мия: Я не хотела злить тебя
Рео раздосадованно фыркнул. Прозвучало совсем уж жалко.Рео: Я вовсе не зол. Сказал же — заинтригован Мия: Умоляю, не нужно Рео: Не нужно что? Мия: Делать что-то Интересоваться мною Говорю же — сглупила. Мне стыдно. Очень Рео: Ты говорила о компенсации Деньги, сама понимаешь, меня не интересуют Мия: Что тогда?
«Что я могу тебе предложить?» — висело в воздухе.Рео: Встреча. То, что я предлагал тебе и то, на что ты всегда находила причины для отказа Мия: Хорошо, ты хочешь встретиться. Где? Когда? Рео: Я заеду за тобой. Завтра. В четыре часа
Он не спрашивает, есть ли у нее время. Просто ставит перед фактом. Потому что у нее нет выбора. Мия не отвечала, хотя была в сети. Несмотря на расстояние, разделявшее их, Рео чувствовал ее желание выкрутиться из ситуации, и это веселило его, как психа развеселило бы самоубийство.Рео: Ау, Мия? Ты здесь?) Мия: Я услышала тебя. Буду готова Рео: На другой ответ я и не рассчитывал) Сделай одолжение — будь красивой
Рео изящно вышел из-за стола, предвкушая веселье. Кто бы что ни говорил, но ничто не льстит самолюбию так, как принуждение женщины, что чувствует себя виноватой в том, что ее принуждают.***
Мия Судзуки с детства пыталась кому-то что-то доказать. Сначала родителям, что она самостоятельная, а потом сверстникам, что она весёлая, инициативная и классная. Когда ей было шесть лет, папа забыл забрать ее из детского сада, и это событие, такое, казалось бы, незначительное в жизни взрослого человека, глубоко травмировало ее. С тех пор у Мии назойливая потребность показать всему миру, что она существует и на нее нужно обращать внимание. То ли ирония судьбы, то ли обычное невезение сталкивало ее с людьми, с которыми у нее не было ничего общего. Ни в начальной, ни в средней, ни в старшей школе Мия не нашла друзей, близких по духу. Ей всегда приходилось подстраиваться. Если она присоединялась к компании отличниц, то вкалывала как не в себя, чтобы получить высший балл и не быть изгнанной из «клуба лучших». Если она вливалась к спортсменкам, то была вынуждена уделять больше внимания телу, чем разуму, хотя второе ей определённо было больше по вкусу. Вот, наконец, в старшей школе, ее театральное мастерство окупилось — и она стала частью группы «крутых девчонок». У них на уме: клубы, мода, алкоголь, косметика и парни. К досаде Мии у каждой из трёх подруг, не считая ее, было как минимум по одному завидному знакомому. У Рейко — рок-музыкант, у Наны — владелец джазового клуба, а у Эри кого только не было… Короче говоря, на вопрос «а кто у тебя на примете?» Мия просто не могла ответить правду, иначе бы к ней стали относиться с пренебрежением. И она ответила первое, что пришло на ум: «Наследник корпорации Микаге». Девочки были впечатлены, и Мия, поощренная их реакцией, добавила, что он — ее поклонник, тем самым приведя подруг в восторг. Поэтому она написала Рео. Ей нужна была с ним переписка, чтобы позднее подделать ее и с грустью сообщить девчонкам, что не сможет их познакомить, поскольку Рео — крайне занятой и к тому же неприятный тип: он слишком требовательно, слишком навязчиво домогается ее дружбы. Тогда они, томно вздохнув, конечно бы с ней согласились. Но все покатилось к чёртовой матери! И ей даже было не к кому обратиться за помощью. Рео Микаге, этот избалованный мальчишка, пугал Мию: он позволял себе слишком многое. Такие, как он, баловни судьбы, не привыкли отказывать себе ни в чем, и если он захотел Мию — он ее получит. Закрыв переписку с ним, Мия прорыдала полчаса — подушка была мокрой, когда она, наконец, оторвалась от нее. Хотелось излить кому-то душу, но она боялась справедливого осуждения: сама виновата. Так-то оно и так, но… Мия не сделала ничего плохого! Она никому не желала зла! Она просто… связалась кое с кем, с кем связываться не стоило. Но она же не знала, что все так лихо обернётся! Ей просто было нужно обратить на себя его внимание, чтобы он соизволил ответить. Ну вот, пожалуйста, обратила. Смех да и только. На следующее утро, проснувшись, Мия решила, что не будет жертвой. Она сделает все, чтобы отвратить от себя Рео. Он, наверное, любит послушных девочек? В таком случае она будет оторвой. Ей же не в первой играть роль. К вечеру она надела мешковатый джинсовый комбинезон и белую оверсайз футболку с летними сандалиями. На руке вместо браслета — резинка. Русые волосы собраны в неряшливый высокий хвостик. Красота бывает разной. Если он имел в виду светскую, то пошел он к черту. Рео подъехал за ней на белом лимузине. «Выпендрёжник», — подумала она, выглядывая из окна. Мия вышла на улицу, жуя овсяное печенье, почти чавкая. Походка ее была нарочито расслабленной, словно этот бес с фиолетовыми волосами сопровождал ее на курорт, а не в ад. По краю ее губ рассыпались крошки от печенья, и она специально не слизывала их. Когда Рео заметил ее, он усмехнулся и поманил пальцем, приглашая внутрь. Она упрямо дожевала печенье, облизывая пальцы, но не как соблазнительница, а как ребенок — держа с Рео зрительный контакт, она всем своим видом демонстрировала, что бросает ему вызов. Мия не понимала, что своим сопротивлением лишь разжигала его интерес до болезненной остроты, а не усыпляла. Будь она покладистой, Рео бы скоро оставил ее в покое. Но Мия плохо разбиралась в людях — она лишь делала то, что считала правильным. Это качество сослужило ей дурную службу. Наконец, Рео сорвался — он подлетел к ней нарядный, красивый, в белом фраке; и схватил ее за руку, дёрнув на себя. Мия сморщилась от боли и плюнула ему в лицо. Ошарашенный, Рео ослабил хватку и позволил ей выскользнуть из его рук. Он вытер слюну со щеки ладонью и холодно спросил: — Зачем это было? — Чтобы ты не расслаблялся. — Один хрен с тобой расслабишься. — Это на будущее. Рео фыркнул. До тех пор, пока она веселила его, он прощал ей дерзость. Но что будет, когда она ему надоест? — вопрос не вполне определенный, и Мие не хотелось думать над ответом. Кое-как загнав Мию в авто, Рео, храня тяжеловесное молчание, что-то смотрел в телефоне, не разговаривая с ней. — Что ты делаешь? — осведомилась Мия, но он даже не поднял на нее глаз. — Отменяю бронь в ресторане. — Не хочешь позориться? — Не хочу позорить тебя, — ровно поправил он. — Кто же знал, что ты так вырядишься. Разве я не просил тебя быть красивой? — Я и так красивая, — уверенно ответила Мия и уставилась в окно. — Ты не уточнил, во что именно нужно было одеться. Впрочем, Рео не стал с ней спорить. Решив вопросы с бронью, он постучал в дверку, огораживающую пассажирское и водительское сиденье, и сообщил шофёру какой-то адрес. — Если не в ресторан, куда ты меня везёшь? — Увидишь, — подмигнул Рео, и Мии не понравился ореол таинственности, который он вокруг себя создавал. Осмелев, Рео положил руку на ногу Мии и круговыми движениями стал поглаживать ее колено. Она почувствовала прилив глухой слабости, поэтому не возражала. Ситуация — сюр. Почему Мия должна находиться здесь, если не хочет? Почему всю жизнь она делает то, что не хочет? Общается с людьми, с которыми не хочет? Как ей все это надоело, как она, оказывается, устала. И здесь, в автомобиле Рео, она впервые осознала свою беспомощность и бесконечную житейскую усталость, которая копилась в ней годами. Она не могла плакать при Рео, потому что он принял бы это на свой счёт, а ещё хуже — пожалел бы, стал утешать… Мия свесила голову на его плечо и заснула беспробудным сном. Сон был хорошим способом сбежать от реальности, но иногда реальность преследовала даже во сне. Мие снилось все, что беспокоило ее: Рео, но не тот, которого она видела накануне, а совсем юный, пятнадцатилетний миловидный подросток, с которым рвались дружить все — от роковых красоток до серых мышек. Учась в одном классе, они не сблизились, но ладили, если нужно было вместе подготовить презентацию или типа того. Как-то раз Мия даже была у него дома, и она никак не ожидала, что они встретятся в дальнейшем, да ещё под предлогом флирта с ее стороны. Ее стороны! Ведь она первая заварила кашу и не могла сбежать от ответственности — это не сделало бы ей чести. Мия пробудилась, потому что Рео растормошил ее, и она ненавидела его так сильно, как никогда прежде. Она уже поняла, что он плохой человек, но чтобы настолько!.. Рео галантно протянул ей руку, и она вышла из машины, заозиравшись по сторонам и поёжившись от прохладного порыва апрельского ветра. Они припарковались у какого-то озера, и Мии пришлось протереть глаза, чтобы осознать, что это не мираж. Как далеко они от города? Он расчленит ее прямо сейчас или после ужина? — Где мы? — спросила она с нескрываемым беспокойством. Рео услужливо набросил на ее плечи пиджак. Только сейчас она заметила, что он переоделся. — Это неважно. Тебе ничего не грозит. — Все маньяки так говорят, — Рео со спокойствием выдержал ее испытующий, пронзительный взгляд. — И много ли маньяков ты знала? — Ты первый и, боюсь, что последний. — Тоука-сан здесь, — Рео кивнул на шофёра, который курил возле дерева. — Тебе не о чем переживать. — А что, если он соучастник? — Я не настолько ему доверяю. Мия подозрительно сощурилась, но ничего не сказала. Она чуть прошлась вдоль берега и была благодарна Рео за то, что не сопровождал ее — похоже, даже кто-то вроде него не лишен чувства такта. Вернувшись, она ткнула в разложенную палатку: — Серьезно? Ты готовишься к концу света? Чего у тебя в багажнике только нет. Рео снисходительно улыбнулся ее наивности. — Мы заехали в магазин, пока ты дрыхла, — заботливо подсказал он. — Почему ты привёз меня сюда? — Мне показалось, что тебе понравится это место. — Ну, ты не ошибся, но это как-то сентиментально для тебя, не находишь? Позже Мия поняла, что этот красивый жест — не более, чем попытка расслабить ее перед тем, что будет дальше. — Ты предлагаешь переночевать здесь? — Это проблема? — Я не предупредила маму. Рео кивнул и встал за спиной Мии. Он наклонился к ее шее, обжигая горячим дыханием, и мурашки дурного предчувствия табуном прокатились вдоль ее позвоночника. От него пахло лавандовым шампунем и одеколоном «Черный опиум». — Что ты… — Пиши маме, что переночуешь у подруги. Я жду. — Ты не хочешь отодвинуться? — Ты понимаешь, что я сделал это специально. Не строй из себя оскорбленное достоинство. — Ты такой ублюдок. — Это лучший комплимент, который можно от тебя получить. — В моем лексиконе найдутся слова, которые подходят тебе больше. — Не тяни резину, Мия. Я не уйду. Мия нервно повела плечом. Она ненавидела контроль, но ей пришлось напечатать маме смс-ку, пока Рео покрывал ее шею поцелуями. Началось… Пока Рео не зашёл дальше, она мягко отодвинула его губы и пожаловалась на голод. Он с радостью кавалера удовлетворил ее просьбу. Бенто и красное вино помогли Мие ненадолго забыть обстоятельства, при которых она очутилась в этом волшебном месте. На природе было хорошо. Исключение составлял лишь ее спутник. Луна отражалась в гладкой поверхности воды, теплота алкоголя согревало нутро, а хаотичные мысли разбегались и не позволяли сосредоточиться на главном. Рео поднял Мию на руки в таком состоянии и занёс в палатку. Она осознавала, что происходит, когда он расстёгивал ее комбинезон, но не могла пошевелиться. Взгляд Рео был затуманенным то ли желанием, то ли тягостным размышлением, корни которого уходили гораздо глубже, чем она могла представить в силу незнания. Мие на секунду почудилось, что Рео сам не знает, чего хочет, но она не доложила ему об этом, опасаясь гневной реакции. Алкоголь развязывал язык, но не лишал здравомыслия. Несмотря на то, что закрытая палатка надёжно укрывала от ветра, Мие было холодно на ненагретом футоне. На ней осталась только резинка на запястье и задранная до середины груди футболка. Рео прильнул к ее коже, выжигал на ней клеймо поцелуями горячими, как раскалённая кочерга, вызывая ещё больше мурашек дискомфорта. Возможно, он и хотел сделать ей приятно, но получалось нечто прямо противоположное. Когда ласки участились, Мия поняла, что близится секунда, когда Рео войдёт в нее. Паника штормом вторглась в сознание, и Мия кончиками пальцев коснулась лица Рео, очертила его подбородок, погладила бровь и голосом, полным мольбы, проговорила: — Рео, я не та женщина, за которую ты меня держишь. — О чем ты? — Я девственница, поэтому, пожалуйста, будь со мною нежен. Лицо Рео скривилось в безобразной усмешке, лишив его всякого подобия добродетели. — Забавно. — Это правд-да! — голос Мии задрожал, и она отвернулась не в силах созерцать жестокость, отразившуюся на лице бывшего одноклассника. — Говорю же: я выдавала себя за кого-то иного, а не за себя. — Стоит ли мне считать все твои слова «до» этого признания ложью? И про то, что ты девственница? — Нет! Нет… Мия поняла, что это конец. Она для него — падшая женщина. Он к ней не прислушается, потому что ее голос не такой громкий как ярлык, что он повесил на нее. Зашуршала упаковка презерватива. Мия зажмурилась так сильно, что у нее заболели глаза. Когда головка члена коснулась ее влагалища, она вздрогнула, но когда Рео вставил полностью, она бесшумно всхлипнула и захотела умереть. Не было невыносимой боли, но был клубок нервов на дне живота. Мия не помнила момент, когда все прекратилось, но помнила, что смотрела на лицо Рео с равнодушным презрением, как мышелов смотрит на мышь, которую пощадил не из милосердия, а от усталости. — Ты действительно… Рео, разбуженный осознанием того, что совершил, смотрел на пролившуюся этой ночью липкую кровь. Взгляд его, бездумный и погружённый в себя, выражал глубокое сожаление. — Что это меняет? — Мия заранее прервала любые попытки оправдаться. — Между нами — все, — голос Рео был вкрадчивым, как трещание костра в густых сумерках мистического леса. Значение, которое он предавал моменту, злило Мию донельзя. Она привстала на локтях, и брови ее были сердито сведены к переносице, а пальцы комкали в кулаке белую простынь, на которой она лишилась девственности. — Я тебя ненавижу. Ненавижу таких, как ты. Девственность! Всего лишь какая-то девственность для вас — все! Вы можете ее купить и можете продать. Для вас секс — это не более, чем способ подчинить себе, доказать власть. Прав был Маркс: теперь капитал покупает несовершеннолетних или малолетних, — Мия выдержала гневную тираду, и теперь встала, не стесняясь своей наготы, чтобы налить стакан прохладной освежающей воды. Рео подумал, что ее кривляния — чистое позерство: как часто люди реагируют на те или иные события так, как от них ждут; слезами при похоронах, радостным улюлюканьем на свадьбе; вздохами ужаса от жутких новостей по телевизору. Но это все, в сущности, такая фальшь. Просто люди сами убеждают себя в том, что чувствуют. То же и с Мией — разве могла бы девушка, униженная и раздавленная, какой она пыталась себя показать, сразу же после изнасилования рассуждать о власти и несправедливости? Рео спросил не насмешливо, скорее растерянно: — Причем здесь Маркс? — Секс — это экономика! — Как скажешь, — он покачал головой и решил не допытываться. — Это не я так решила. Это капитализм. Мия была такой же, как и все. Лишь его беда, что он обольстился, принял ее за ангела. На земле нет ангелов, они давно покинули ее. Утолив жажду, Мия нырнула под одеяло и заснула беспробудным сном. Рео смотрел на ее расслабленное во сне лицо и думал только о том, что приспособление — это искусство выживать в мире за счёт других людей, и в Мие есть что-то от капитализма, следовательно, она осуждает схожее с ней по природе. Но этот грех с ней разделяет львиная доля человечества: осуждая других, на самом деле осуждаешь лишь одного — себя. Ближе к пяти утра Рео разбудил Мию поцелуем в висок — таким нежным, словно любил ее. Она долго смотрела, не узнавая, и ему пришлось ущипнуть ее за руку, чтобы привести в чувство. Он предложил ей искупаться в озере, но она упрямо стиснула зубы, готовая обороняться в случае необходимости. Фотовспышками в голове пронеслись сцены из просмотренных фильмов: издевательства над девушками-подростками, засады, в которые они попадают из-за наивности, непристойные фотографии, развешенные по всей школе. Мия утешила себя тем, что кино — это гипербола на жизнь, но ей стало не по себе от мысли, что она выйдет из палатки навстречу одноклассникам. Представила, что до конца года ее будут называть шлюхой, а Рео даже не привлекут к ответственности, скорее, наоборот, его одобрительно похлопают по плечу «хорош, чувак». От этой несправедливости Мию затрясло. Рео, от которого не укрылись колебания недвусмысленных эмоций, отразившихся на ее лице, ласково заверил ее: — Я клянусь, что ты в безопасности. Мия посмотрела сквозь него, и этот взгляд, гипнотический и засасывающий, напомнил Рео, что самую страшную месть вершит преданная женщина. — Твои клятвы ничего не стоят. Рео мысленно высмеял свои опасения и, взяв Мию под локоть, повёл к озеру. Мия погрузилась в холодную воду по поясницу, но замерла ни жива, ни мертва. Рео злила бессмысленная трата времени, злило, что с Мией было столько возни, с ее чувствами и желаниями, злило, что он позволяет ей собою помыкать. Подойдя к ней вплотную, он грубо развернул ее к себе боком и, наклонившись, скользнул рукой между ее ног, чтобы вымыть кровь на бёдрах. Но Мия отпрянула, словно ошпаренная кипятком, и посмотрела на него как на волка, что вознамерился перегрызть ей глотку. — Прекрати. Не нужно этой карикатурной заботы. После всего, что ты сделал, это просто смешно. Рео в эту минуту не прочь наброситься на нее, вытрахать всю дурь, и, если бы не спешка, то он бы непременно сделал это. А, впрочем, к черту. Терять нечего. Рео выдергивает Мию из воды так же быстро, как и затаскивает, швыряет на берег, устланный мелкими камушками, которые царапают ее кожу, когда она визжит, как свинья, которой вспороли брюхо, потому что Рео больше с ней не церемонится. Если бы на ней была одежда, он бы разорвал ее в клочья, но, к счастью Мии — она обнаженная, и Рео, зажимая ей рот рукой, трахает ее жёстко, вводя член до основания, с омерзительным хлюпаньем, неумолимо, остервенело даже. Страх выжимает из ее глаз слезы, и она задыхается, потому что не может схватить кислород ни носом, ни ртом. Она бледнеет, ее попытки сопротивления становятся вялыми, а взгляд, устремленный в небо, лишенным рассудка, лишенным души. Рео не боится пустоты в глазах Мии — он боится, что никогда ее не увидит. Ему плевать, здорова она больна, уверена или сломлена. Он ощутил острое желание обладать этой женщиной. Занимать ее мысли, быть единственным мужчиной, кто видел ее обнаженной. Рео хочет разделить с Мией радость открытия, но она продолжает лежать, перевернувшись на бок. Тело ее, как синяками, покрыто мурашками. Рео думает, что она простудится, и удивляется, почему его это заботит. — Вставай. Нам пора. Мия его будто не слышит. Даже взгляд ее, расфокусированный и не дышащий жизнью, блуждает по округе, но не видит ничего. Рео повторяет, но Мия дерганно качает головой, и крупные слезы вновь струятся по ее щекам. — Я не могу… — шепчет она сдавленно, едва слышно, и от этого шёпота у Рео сжимается сердце; он понимает, как тяжело ей даются слова, что она буквально выдавливает их из себя, но он садится на корточки и требует повторить, потому что рассудком не понимает, не хочет понять, что сотворил. — Не могу… Мне больно. — Не настолько, чтобы ты не могла встать. Я тебе не верю. Поднимайся, и я довезу тебя до дома. Уж домой-то ты хочешь, верно? — Мама… Лицо Мии заалело, и она закрыла глаза руками — грязными, к которым прелипли камушки. Рео выругался себе под нос, потому что, похоже, она не врала. Он поднял ее на руки, и с отвращением вгляделся в круги под ее глазами и другие телесные недостатки. Он привык видеть идеальную, натёртую до блеска красоту, и Мия — обычная девушка, далёкая от мира, в котором он вырос, вызывала у него презрение, которое лишь иногда перемешивалось с лаской. Шофёр, Тоука-сан, никак не прокомментировал действия наследника капиталистической империи. Он оставался в лимузине всю ночь, поскольку Рео пообещал хорошо ему доплатить. Чего только люди не сделают ради денег? Все можно купить и все можно продать. Мия была права — секс лишь инструмент. Она лежала на его коленях, обтертая полотенцем и завернутая в мешковатое чёрное платье. Сон, должно быть, поможет ей восстановиться. Рассматривая ее губы, Рео почувствовал укол горького веселья: а он ее так и ни разу не поцеловал… Она проснулась, чуть поёрзала, припоминая, где находится, но не села. Рео подозревал — ей все ещё тяжело двигаться. — Почему я, Рео? — первый вопрос, заданный ею, показался Рео незначительным, но он не представлял, какой смысл она в него выложила. Он пожал плечами, будто к нему это вообще не относится. — В тебе что-то есть. — Что-то, что ты называешь особенностью? Рео оценивающе пригляделся к ее худым плечам, сглотнул и просто возненавидел себя за влечение, которое к ней испытывал и которое не поддавалось логике. — Возможно. — Как мне перестать быть особенной? — Для начала — не задавать глупых вопросов. Из соображений собственной безопасности. — Теперь угрожаешь мне? — Играю. Как и ты со мной в начале. — А ты злопамятный. — Мне полагается таким быть. Рео погладил ее по все ещё влажным волосам и посмотрел в окно. Они подъезжали.***
Рео надеялся, что, удовлетворив свою больную фантазию за счёт простушки, которая имела смелость (или глупость?) написать ему, он успокоится. Но этого не случилось. Миновала неделя, по прошествии которой Рео смело мог заключить, что он сошел с ума. Постоянное чувство неудовлетворения следовало за ним по пятам: в картинах в прихожей ему чудились черты Мии: она то подмигивала ему, то насмехалась и дразнила: «Я не принадлежу тебе». И это заставляло усомниться в собственной адекватности. С женщинами всегда так: стоит подпустить их ближе, и теряешь контроль. Думаешь, что умнее всех, но они обставляют тебя в два счёта, крадут твое сердце и обгладывают душу. Рео стал внимательным к родителям, которых доселе презирал. Презрение его ослабло с пониманием, что он такой же, как и они. Властвует, подчиняет, эксплуатирует, пользуется привилегиями высшего класса, опустошает души и разбивает сердца. Глядя на то, как родители воркуют, он задавался вопросом: трахая маму, представлял ли отец другую женщину? Такую же простушку, как и Мия? Возможно, эта женщина (и даже не одна), которую посещает отец — замужем или, возможно, у нее проблемы с деньгами, или она даже беременна… или уже родила. И где-то под палящим токийским солнцем топают маленькие ножки единокровных братьев и сестер Рео Микаге. А какова вероятность того, что Мия — его сестра? Вот дьявол. Рео трахнул ее, даже если бы она трижды была его сестрой, и они жили под одной крышей с самого рождения. Он бы трахал ее, если бы обвалился экономический рынок и прогремело страшное землетрясение. Суть одна: он бы трахал. И если это не первый признак сумасшествия, то Рео не знает, как ему это назвать. Начнем с того, что он никак не хочет это называть. Необходимость видеть Мию была физически осязаемой. Казалось, достаточно протянуть руку, чтобы коснуться ее спутанных мягких волос. Сколько раз за эту ебаную неделю он дрочил, прокручивая в голове момент изнасилования? Не сосчитать. Изнасилование. Так это называется. Слово «изнасилование» напоминало о том, что Мия не захочет его видеть, ведь он сделал с ней то, о чем принято молчать. Интересно, как она там? Не пропал ли у нее аппетит? Не болит голова? Она по-прежнему ходит в школу? Что она сказала матери? А друзьям? Смогла ли притвориться, что все нормально? Рео понимал, что не должен появляться у нее на глазах, бередить душевную рану, но искушение оказалось сильнее. В воскресенье отец пересматривал последний шедевр Стэнли Кубрика, и Рео решил составить ему компанию. Фильм в очередной раз напомнил, что невозможно сбежать от своей социальной роли. Рео впервые за неделю вздохнул свободно и принял свою бесовскую суть, не пытаясь обелить себя и спрятаться за маской добродетели.***
Когда небо затянули серые тучи, настроение тоже было предгрозовым. Мия за неделю уже привыкла к состоянию висеть на волоске от истерики. Любой окрик прохожего приводил ее в ужас, лай собак доводил до холодного исступления, а беззаботность одноклассников действовала скорее удручающе, чем успокаивающе. В субботу, когда Рео надругался над ней — дважды! — она осознала собственную уязвимость перед лицом напасти и это заставило ее пересмотреть приоритеты. Она поняла, что деньги — это не столько про хвастовство, сколько про безопасность. Человек, живущий в большом доме с системой охраны едва ли подвергнется той же опасности, которая на каждом шагу подстерегает бедняков, живущих в нищенских кварталах. Мия никогда не стремилась к богатству, но моральная травма, полученная ей в субботу, повлияло на нее отрезвляюще. Если бы она была дочерью влиятельного человека, то ее обвинения не оставили бы без рассмотрения. Если она в своем нынешнем положении, дочери домохозяйки и простого служащего, заявит на Рео, то ее обвинят в клевете. Назовут лгуньей и скажут, что она просто ловит хайп. В мире справедливости не существует. Правда за тем, кто сильнее. А сила измеряется капиталом. Кому и сколько ты готов заплатить, чтобы тебя назвали добросовестным чиновником, президентом, гением, богом… На следующей неделе Рео не объявлялся, и Мия, несколько расслабленная этой новостью, в понедельник возвращалась из школы пешком, в одиночестве. Она не гуляла с подругами, ссылаясь на больную голову и дурное самочувствие. Они сочувственно кивали, но не верили. Доверия между ними не было и быть не могло. Мия ставила себя на ступень выше, чего не делала очень давно. Их интересовали поверхности, ее — глубина. Причем не абы какая, а такая, от которой кружится голова. Мия не рассказывала о произошедшем даже матери, с которой их связывали теплые отношения. Мия боялась осуждения, но не за то, что произошло, а за чувства, которые она испытывала. Женщине могут поверить только если она выглядит страдающей. Если впалые щеки, неестественная бледность лица, до крови искусанные губы и красные опухшие глаза. Если всего этого нет — значит она и не жертва, не выдумывай, ты просто хочешь разрушить будущее мальчику, который, должно быть, тебя отшил, а ты ему мстишь просто, мелочно, недостойно… А чего ещё ждать от женщины? Низкое существо, живущее примитивными принципами! Если у них есть, конечно, принципы. Мия сводила зубы до пугающего скрежета, и как могла открещивалась от этих мыслей. Она будет молчать о произошедшем. Никто не узнает, и, следовательно, не подвергнет ее критике. За время обдумывания произошедшего Мия пришла к выводу, что сочувствие к жертве изнасилования граничит с отвращением и презрением к ней. А такое сочувствие ничего не стоит. И Мия в нем точно не нуждается. Остудив эмоции, подступившие к горлу скрежетом, Мия встала у дорожного знака и уставилась в телефон. На экране всплыло уведомление с сообщением от Наны. Она приглашала на вечеринку в эти выходные. И хотя подруга, разумеется, не знала о том, через что пришлось пройти Мие, но это приглашение все же показалось издёвкой. Мия задумалась: а как бы отреагировали ее подруги, крутые девчонки, на новость о том, что Микаге Рео ее изнасиловал? Они бы поддержали ее идею отмалчиваться или настаивали на борьбе — бессмысленной и беспощадной? Задумавшись об этом, Мия не сразу почувствовала чужое присутствие. Запах лаванды защипал в ноздрях. Черный опиум вскружил голову. Окисление слюны во рту предрекало тошноту. Зарябило перед глазами. Мия боялась поднять глаза на человека, лицо которого было выстрижено в ее памяти осколками битого стекла. — Мия, я… — его лепет, похожий на оправдание ребенка, который непреднамеренно разбил любимую мамину вазу, разозлил ее, распалил в душе дьявольский мстительный огонек. Она вскинула ресницы и посмотрела на него с яростным вызовом. — Убирайся. — Я просто… хочу извиниться, — Рео отвёл глаза, и взгляд его, поникший и потухший, так контрастировал с ее собственной злобой, что это выбивало из колеи. — Все, ты извинился. Теперь проваливай. Но Рео не уходил, и Мия сама развернулась, чтобы уйти. Он перехватил ее запястье, сжал с той беспощадной силой, с которой насиловал, и слезы испуга задрожали на ее ресницах. Страх, что это повториться и в третий, и в четвертый раз, и он не отпустит ее, пока не насытится, сковал предплечья. Стало тяжело дышать. — Я не хочу, чтобы ты считала меня монстром, — почти взмолился он, и эта мольба теперь вызывала не страх, а ужас, потому что эта мольба была настойчивой, нацеленной на результат. Если Мия не простит его, она поплатится. Он молит, пока у него есть терпение. Когда терпение иссякнет — он перейдет в наступление. — Хорошо, я не буду. Только оставь меня. — Я не могу уйти, Мия, не поговорив с тобой. — Ты издеваешься?! О чем нам с тобой говорить? — О том, что произошло. — Зачем? Лично мне все ясно. И я не хочу повторения. Мия не смотрела на него. Просто не могла. Но и не плакала. Потому что страх заточил в клетку. И даже слезы не могли пролиться на щеки — их сдерживал бесконечный, всепоглощающий ужас. — Это не повторится. — Как ты можешь давать обещания, которые нарушишь? Ничего не меняется. Ты всё такой же. — Мия… — томная нега, с которой он произнес ее имя, что-то надломила в ней. Мия поняла: Рео ее любил. В эту минуту — любил. Любил с ненавистью, паникой, страхом, болью, развратом… Любил ненормально, жестоко, уродливо. Но — любил. Это была любовь. Черная и едкая. И все же настоящая. Мия приблизилась к Рео впритык, положила руку на его грудь, там, где колотилось, как ненормальное, — она была уверена — обливающиеся горькими, кровавыми слезами сожаления любящее сердце. Рео — это гнилое благородство. Он не умеет любить, но пытается. Отрывается. Ломает объект любви и ломает себя. Он по-другому не может. Не умеет. Но хочет. Только его суть сильнее его желаний. — Рео, хочешь откровенно? Ты уже меня трахнул. Это был мой первый раз. Почему ты от меня не отвяжешься? Ощущаешь ответственность? Вину? — Ни то, ни другое. — Тогда что? О боже!.. я знаю: привязанность. И в ней все: жажда обладания, презрение, чувство вины, надежда на искупление, тоска, злость… — Ты права. Я не хочу делить тебя с кем-то. От мысли, что ты можешь принадлежать кому-то другому, я просто схожу с ума. — О боже, Рео! Ты — мой первый партнёр. Я буду помнить тебя всю жизнь, хочется мне того или нет. Что ещё тебе от меня нужно? — Ты. Мне нужна только ты. — А ты мой кошмар. Прекрати это… я не хочу. Слышишь? — не хочу! Мия отчаянно закачала головой: сила чувств, которой он мог бы убить ее, пугала. Теперь она осознавала свою беспомощность перед ним. И если он возьмёт ее силой ещё раз, то ей будет больнее, чем тогда. Потому что тогда она тешила себя надеждами о его наказании. Больше она не питает иллюзий. И отрезанность от мира утопических фантазий о справедливости закона невыносима. Из груди Рео вырвался рокочущий смешок. Он ласково погладил Мию по щеке, но она не позволила себе обмануться этим жестом любовника. Она слишком хорошо знала обратную сторону этой нежности. — Из тебя вышла бы отвратительная проститутка. Никакого женского очарования. Мия громко фыркнула. — Разочарование — проблема очарованного. Рео поклонился ей, галантно поцеловал руку и пообещал, что они ещё встретятся. Она напомнила ему, что он пришел извиниться, а не назначить новую встречу. Рео подмигнул и сказал, что был готов отпустить Мию, пока она была фантазией, но, увидев ее воочию, он понял — добровольно он ее никогда и ни за что не отпустит. Птичка попалась в силок, ей отрезали крылья. Мия чувствовала себя этой птичкой.***
Мама замечала изменения, происходившие в дочери, и смутно догадывалась о причине, которую называла подростковой влюблённостью. Втайне она торжествовала, что Мия, наконец, познала трепетное чувство, но, когда, она заговорила об этом напрямую, на лице дочери отразилась такая мука, словно ее ударили в живот. Мия с натугой улыбнулась, легко соврала, что мама права, а беспокойства ее строятся на грядущей вечеринке, на которую она отказалась идти из-за того, что предмет ее воздыханий будет там же. Мама стала уговаривать, и Мия со смехом, в котором было больше боли, чем веселья, согласилась. Глупая, не смогла выдумать оправдание получше, и теперь вынуждена улыбаться, стоя в углу на вечеринке со стаканом виски в руке, будто все нормально. Рейко танцевала с каким-то парнем, а Нана блевала над унитазом, потому что уже перепила. Одной Эри было не видно, но это, наверное, к лучшему. Если говорить о страхах, то Эри вызывала у Мии больше всего опасений. Она была хитрой и умела добиваться своего. В ней, как и в Рео, было что-то жестокое — та самая жестокость, присущая людям, ведущим праздный образ жизни. Они мучают других ради того, чтобы развеять скуку. Мия пригубила виски и скривилась. Она отлипла от стены, надеясь найти другой алкоголь — хотя бы пиво. Пока она расталкивала толпу, чтобы пробраться на кухню, то случайно столкнулась с подругами. Они позвали ее во двор, где, по слухам, некоторые из подростков устроили вакханалию. Мия сделала вид, что ей любопытно, но случайно поймала на себе оценивающий взгляд фиалковых глаз и замерла, прикованная к месту.***
Рео знал о ней так много и не знал ничего. Знал о вечеринке, на которую она собиралась в субботу, но не знал, что вместо платья она наденет топ и широкие рваные джинсы; он мог лишь предположить, что она захочет спрятаться в коконе из мешковатой одежде, но Мия, вопреки ожиданиям, этого не делала, и каждый раз, когда Рео ловил оценивающий и голодный взгляд парней, обращённых на нее, он мысленно называл ее шлюхой и представлял, как втрахивает ее в кафельную плиту в закрытой ванной комнате. Успокоение ему приносили воспоминания о ее лице, искаженном безысходной, отчаянной мольбой. Он бы никому не позволил увидеть ее такой беспомощной. Она вздрогнула, кожей ощутив его пристальный взгляд. О, как же он хотел, чтобы она, наконец, взглянула на него, заметила — и замерла. Стаканчик в ее руке упал на пол, капли алкоголя попали на ее джинсы и оголённые ноги подруг: они возмущённо зацыкали, но, заметив, что Мия никак не реагирует, проследили за ее взглядом. Одна из них, с платиновыми волосами, помахала ему рукой, но он ее не узнавал. Другие две тоже оживились. Вполне возможно и такое, что они слышали о нем, как о завидном молодом холостяке — с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, о нем стали писать в журналах. Подруги взяли Мию под руки и повели ее к нему. Прямо к нему! Девушки, которых она могла назвать своими друзьями. Она не рассказала им о том, что произошло. Никому не рассказала. Рео понял это по ее рассеянному, пугливому взгляду. Она была полностью и безраздельно в его власти. Пьянящее чувство вседозволенности ударило ему в голову, и он, одной рукой обхватив Мию за затылок, а другой — за талию, притянул ее к себе и поцеловал. Сбитая с толку, она не отвечала на его поцелуй, но и не сопротивлялась. Когда он толкнулся ей в рот, она послушно разомкнула губы, и он целовал ее с таким сладким упоением, словно вкушал созревший плод. Одна из девушек игриво присвистнула: — Ох, Мия, похоже, ты ответила на чувства своего поклонника. И как долго ты собиралась молчать? Рео отстранился от Мии, на секунду остолбенел. Вспомнились ее слова: «Это не более, чем спор с подругами». Пазл внезапно сложился в полную картину. Мия использовала его, чтобы самоутвердиться в глазах подруг. Что ж, в таком случае он использует ее для секса. Они квиты. Заключив компромисс с совестью, он отвёл Мию в сторону, к лестнице, и промурлыкал ей в ухо: — Так вот для кого этот спектакль. Мия, ты казалась мне умной женщиной. Это малость… разочаровывает. Она попыталась его ударить, оттолкнуть в сторону, сделать хоть что-то, чтобы сбежать, но Рео опротивели ее жалкие попытки, и он зафиксировал ее руки над головой. Она беспомощно брыкалась, и, метая в него взгляды, что молнии, прошипела: — Ты бы трахнул меня здесь, если бы не было свидетелей, да? Скажи мне, Рео! Зря она это сказала — только распалила ещё больше ревностный огонь. — Да, да, я бы сделал с тобой все, что захотел, я бы трахал тебя так долго, что у тебя заболели ноги при ходьбе. — Как страшно, — выплюнула она наигранно бесстрашным тоном. — Рео… Она произнесла его имя так грустно и так по-матерински нежно, что у него защемило сердце. Она словно поняла ту неуёмную, пожирающую его тоску, и пожалела его, пожалела от души. Рео отпустил ее и, не глядя, сказал: — Только из-за того, как ты произносишь мое имя, я отпущу тебя. И только на этот раз. Мия, не веря в свою удачу, беспомощно заозиралась по сторонам. Ноги ее, точно набитые ватой, с трудом удерживали вес тела. Она хваталась за стену, краска больно впивалась под ногти, но она хотела слиться с ней воедино, чтобы спрятаться от парфюма черного опиума, который, кажется, проник ей под кожу, смешался с кровью, стал безраздельной частью ее самой. Рео, которого ее беспомощность злила до посинения, прорычал: — Уходи сейчас же, или ты знаешь, что я сделаю. — Я не могу. Не могу постоянно жить в этом страхе перед наказанием. Сделай это снова, чтобы я успокоилась и больше не боялась. Хоть на какое-то время. Даже если это будет секунда — я умру ради нее. Рео не нужно было повторять дважды — он грубо взял Мию за запястье, ее ладонь беспомощно болталась впереди. Рео поволок ее на второй этаж, и, столкнувшись на лестнице с компанией незнакомых парней, Мия вперила в одного из них долгий просящий взгляд. Это не ускользнуло от внимания Рео, и он дёрнул Мию на себя так резко, что она едва не упала, подвернув лодыжку. Рео швырнул Мию с силой в узкую ванную комнату и, зайдя следом, закрыл дверь на замок. Рео по-хищному неспешными шагами надвигался на нее. Мия беспомощно пятилась, пока не упёрлась руками в раковину. Отступать было некуда. Рео навис над ней, обдавая своим опасным ароматом. Мия приготовилась к сексу, но не к тому, что руки Рео сомкнулись на ее шее, сначала поглаживая, а потом затягиваясь петлей. Она стала задыхаться, хрипы булькали в ее рту, пока он душил ее с наслаждением убийцы. — Что ты рассчитывала получить от того парня? Спасение или, может, секс? О, стой! Я знаю: он бы спас тебя, а ты отблагодарила его единственным способом, который знаешь. Ты такая грязная, грязная шлюха. Мия не стала возражать. Она ничего не помнила кроме темноты. Кажется, она умоляла Рео не делать ей больно, и он отпустил ее. Мия надеялась, что стала ему противна, и он больше не захочет ее.***
По школе стремительно распространились слухи об отношениях Мии и наследника корпорации Микаге: несмотря на неопровержимые доказательства, она не давала никаких комментариев и отстранилась от подруг, сказав, что переживает непростой период в жизни, и ей необходимо одиночество для переосмысления своей роли. Рейко и Нана, услышав это, переглянулись и прыснули со смеха. Они, как и Мия прежде, всегда жались к толпе, и добровольное одиночество для них приравнивалось к каторжным работам. Одна Эри отреагировала со спокойным, учтивым понимаем. Мия была благодарна ей за это. Она относилась к ней, как и прежде, хотя Мия больше не обедала с ними за одним столиком и будто бы сделалась изгоем, но никто не осмеливался подтрунивать над ней из-за страха перед ее молодым человеком. Однажды, подловив Эри после тренировки в клубе легкой атлетики, Мия поведала обо всем, что тревожило ее, не только о Рео. Она сказала, что никогда не считала Рейко, Нану и ее, Эри, своими подругами. Эри слушала внимательно, но ответ ее был жёстким: — На самом деле общество устроено таким образом, что людей не волнует твой ум. Их не волнует что-то за твоим внешним фасадом. Им плевать на твои мысли, на твои чувства, на твою душу, если она существует, конечно, а ведь и не факт, что существует. Ты единственная, кого заботит впечатление, которое ты производишь на окружающих. Правильной одеждой, макияжем и правильными истинами, в которые, пусть ты не веришь, но должна делать вид, что веришь, для поддержания статусности. А когда это перестает волновать даже тебя, то твоя жизнь — пшик! — теряет смысл. Подобие смысла. — Я не хочу жить так, как ты. — Но ты уже живёшь. Все играют по этим неформальным правилам. Больше Мия и Эри не пересекались. А чего Мия ждала? Жалости? Нет, только не это! Она выбрала Эри своим слушателем, потому что она дала ей отрезвляющую оплеуху. Из-за стресса, который навалился на нее, Мия забила на свою жизнь: внешность, оценки, хобби. Это было неправильно. Неправильно ставить на себе крест. Эри права — только нам самим по-настоящему есть до нас дело. Если Мия не хочет быть живым трупом в возрасте восемнадцати лет, ей нужно действовать. Даже если страшно, даже если она вновь ушибет колени. Есть лекарства — едкие истины, и они исцеляют сердца ото лжи. Рео ее не любит. Рео любит только себя. Пока он оставил ее в покое, она не знает, что происходит в его душе — не знает, захочет ли он вновь видеть ее, или он нашел кого-то другого? И не хочет знать. Перед экзаменами ей пришло сообщение от Рео — все в том же злосчастном твиттере, с которого все началось. «Моя Мия, я уезжаю…» — Мия не открывала сообщение целиком, и это все, что показывало окошко с диалогом. Облегчение, которое она испытала от слов «я уезжаю», было естественным. Но обращение «Моя Мия» заставило ей расчувствоваться с той пронзительной трогательностью, будто за время психологического ужаса, в который окунул ее Рео, между ними установилась теплая привязанность. Это насторожило ее, но вскоре она погрязла в житейских заботах и вспоминала Рео Микаге только в минуты скучающего уединения.