не боишься – так спроси

– Крокодил-дантист?.. Дэн правда старается не звучать слишком недоуменно – вдруг они с Шоном сейчас говорят о каких-то действительно сакральных гаражных знаниях. Как бы бредово не звучало словосочетание. Крокодил-дантист, серьезно? Детская игра? И это они, свободолюбивые, дерзкие ROL, добившиеся столь многого. Должно быть гамма эмоций на его лице все-таки слишком сложная сейчас, потому что Шон совсем по-мальчишески фыркает, растеряв добрую половину своей агрессивной ауры. – Выходит, Йок тебе не все рассказывает. Придется поверить в силу Крокодила-дантиста на слово, приятель. Дэн кивает, чувствуя себя прилежным учеником на сложном уроке. Крокодил так крокодил, дантист так дантист. По крайней мере, звучит не так уж опасно. Шон смотрит исподлобья изучающе – особо довольным увиденным не выглядит, но и не кидается уже в драку после каждого слова. – Йок выиграл в Крокодиле, – говорит он деловито. – Поэтому и план в этот раз его. Ничего преступного, сплошное искусство. Как тебе повезло, а. – Ничего преступного, да? – интересуется Дэн со вздохом, пропуская мимо ушей ядовитые нотки в голосе собеседника. Он уже знает план – Шон обрисовывает коротко общие детали с кислым лицом, будто ребенку разжевывает. – Взлом с проникновением. Это уже преступление. Шон раскидывает руки в стороны картинным жестом. У него въевшиеся пятна мазута на ладонях и обгрызенные ногти. – Так иди и сдай нас. Почему ты все еще здесь?

***

Йок какой-то очень тактильный с утра. Липнет к Дэну, когда они, фыркая и отплевываясь, как кони на водопое, умываются в кадке у зацветшего бассейна. Прижимается со спины, брызгается застоявшейся водой. Дэн не против, и они пихаются, смеясь, топчутся босиком на нагретом за утро парапете. Из бочки пахнет болотом – надо уже поменять воду или хотя бы съездить помыться в свою настоящую, облагаемую налогами и честно оплачиваемую квартиру – от мокрых волос Дэна тоже, наверняка, запашок тот еще. Но он ловит Йока в крепкие объятия, целует, прижимая спиной к обшарпанной стене. Оставленный без присмотра черпак валится в бочку с глухим стуком. Йок мурлычет Дэну в губы неразборчиво, лезет кусаться – как взбудораженный котенок, не знающий, как яснее выразить привязанность. – Как ты относишься к визитам посреди ночи? – его голос слегка задыхается, Дэн молча зарывается носом в его волосы, не в силах оторваться. – Советую хорошенько подумать над ответом. Вопрос риторический – и двери студии Унара, и двери настоящей квартиры Дэна всегда открыты для Йока. Даже если бы были вдруг закрыты, Йок бы точно нашел подходящую отмычку. Голову Дэна тянут назад осторожно, берут лицо в холодные ладони. У Йока взгляд бесконечно нежный и очень серьезный одновременно. – Я буду очень поздно, не хочу тревожить маму. Ты сегодня ночуешь в студии или дома? – В студии, – отзывается Дэн тяжело. Это сегодня. Сегодня тот день, о котором говорил Шон. – Я тоже буду поздно. Возможно, даже позже, чем ты. Потому что тебе не придется прятаться от своих друзей, чтобы не попасться им на глаза. Потому что тебе не придется прятаться от меня. – Унар сегодня на деле? – глаза Йока вспыхивают радостно, блестят живо. – Ты пойдешь рисовать? Хотя бы здесь Дэну не придется врать. Рисовать он сегодня действительно будет. «Тащи все свои баллончики, Унар, – говорит Шон с вызовом, когда они изображают что-то вроде неловкого мирного прощания в дверях гаража. Блэк за их спинами шумно избивает драную грушу и делает вид, что ему все равно. – Посмотрим, из чего ты сделан, коп-революционер. Надеюсь, не только из трусости». Дэн кивает, пока Йок проводит подушечками пальцев нежно по линиям его скул. – Появился один важный проект. – Как будто у тебя бывают другие, – заявляет Йок безапелляционно и гордо. Он целует звонко Дэна в лоб – тот тянется к нему потереться носами с готовностью. – Расскажешь мне ночью?.. Дэн совершенно точно не собирается рассказывать, что пошел на поводу у Шона в попытке доказать, что не собирается предавать Йока и банду, в попытке примирить рассорившихся из-за него уже во второй раз лучших друзей. И он все еще не уверен, что их с Йоком негласные договоренности останутся нетронутыми после такой-то самодеятельности. Йок будто чувствует что-то, изменившуюся атмосферу, чужое беспокойство – взгляд становится серьезнее, и прикосновение ладоней к щекам слабее: – Так могу я приехать? И это – неуверенность всегда считающего себя правым Йока, неожиданная, робкая – тревожит больше, чем предстоящая миссия с бандой. Или скорее, с Шоном на пару. – Почему ты вообще спрашиваешь? Йок гладит Дэна по мокрым волосам мягко, прежде, чем отстраниться от стены, выпутаться из объятий. За черпаком в бочку он ныряет сам, перегнувшись через обтесанный край, – их обычная утренняя рутина. Разница лишь в том, что в любое другое утро они сначала поспорили бы лениво, чья все-таки сейчас очередь. – Мне пора на занятия, – говорит Йок вместо ответа на вопрос, натягивает майку через голову, прямо через влажные волосы. – Надо еще заправить байк по дороге, а то встану посреди улицы. Он будто прежний – такой, как несколько мгновений назад, улыбчивый и болтливый – но что-то все равно идет не так, несется, неосторожно снятое с тормоза. Дэн поставил бы на паузу это утро, не отпустил бы Йока ни на занятия, ни на миссию, не пошел бы сам – или хотя бы попросил взять его с собой открыто. Плевать на Шона, плевать на выплывшую наружу тайну, плевать, черт возьми. – Я могу тебя подвезти, – говорит Дэн потерянно. – И вечером, если хочешь, я тоже... Йок улыбается ему от стеклянной двери, белая рубашка чуть мятая у самого воротника – провалялась всю ночь у матраса, сброшенная небрежно: – Не опоздай на работу. Увидимся ночью, да?