СОБОР. КНИГА II. ☨ ПОЗВОЛЬ УВИДЕТЬ ТЕБЯ ОБНАЖЁННОЙ ☨

Утром она пожаловалась на самочувствие. Я намотал это на ус и вывел Циллу погулять на крыльцо. — Привет, соседка! — крикнул со своего крыльца Тит Салливан. — Привет! — Цилла помахала ему рукой. — Как у тебя дела? — Пойдёт. Как сама? Она погладила живот и улыбнулась: — Совсем скоро, Тит. — Думаю, ты преуменьшаешь. Парализованный старик со временем окреп. Со временем лицо из камня превратилось в резину. Со временем вернулся голос, который однажды, пять лет назад, я услышал с этого самого крыльца. Днём я занимался домашними хлопотами. Цилла лежала на кровати и вязала. Когда я прилёг к ней на пару минут, она взяла меня за руку и спокойно сказала: — Калеб, кажется, я рожаю. Я привстал и посмотрел на её ноги: — Пока из тебя никто не лезет. — Я тебе серьёзно говорю. У меня живот странно болит и жутко тянет, — я увидел шевеление сарафана. Цилла резко схватилась за живот. — Я рожаю! У меня начались схватки! Я выбежал из дома без сапог. — Да ну нахер! — Лоуренс чистил пчелиные ульи. — Сегодня? — Ебало завали! Не до тебя сейчас! Я постучался в «ФиФ», но случайно выбил дверь. — Ты шо, обалдел? — на звук грохота в сенцы вышла Филлис с трубкой в руке. — Где очкастый чудик? — В кабинете, — Филлис стукнула мундштуком о зубы и повернула голову в сторону одной из комнат. — Фейхтвангер! — закричал громко и страшно. — Работа пришла! Прибежал Альфи в халате поверх майки и с запотевшими на носу очками: — Что случилось? — Мой руки, приятель, сейчас ты будешь ими работать. Когда мы прибежали домой, Цилла стояла в сенцах и держалась за спинку стула. Под ней огромная прозрачная лужа. — О-о, воды отошли, это хорошо, — Альфи поправил очки с толстыми линзами. — У меня сейчас оттуда вылезет нечто, судя по тому, что торчит между ног. Пот покрыл Циллу. Костяшки и суставы побелели. Я понятия не имел, каково ей сейчас. — Присцилла, нужно лечь, — Альфи взял рожающую под руку, — иначе ребёнок выпрыгнет и ударится об пол. — Куда он выпрыгнет?! — Цилла на взводе, нервная. — Это лягушка, что ли?! Вдвоём с Альфи мы положили Циллу поперёк кровати. Доктор взял стул и сел напротив раздвинутых ног моей жены. — Так, и что тут у нас? О-о, матка открылась. — Это же хорошо? Да? — спросил я. — Она ведь должна открыться? — Нет, дурень! Ребёнок выходит другим путём! Свали отсюда, Калеб! Альфи посмотрел на меня. — Нетушки. Я остаюсь тут! Это тоже мой ребёнок. Я его… сделал, и я увижу, как он вылезет из… ну оттуда, — я увидел раскрытую матку. — Охуеть! Ёб твою мать… — Поэтому я прошу тебя уйти! — заорала Цилла. — Калеб, отойди отсюда и держи Циллу, — попросил Альфи. — А что, она будет вырываться? — Раскрытие приблизительно пять сантиметров, — определил Альфи на глаз, — нужно ещё немного подождать. — А сколько нужно? — Десять сантиметров. Я отошёл от Альфи и лёг рядом с Циллой, взял за руку. — Не пялься на меня так! Иисус, помилуй, Калеб! — она перевела взгляд на окно. — Это что ещё, блять, такое? Под окнами стояли Лоуренс и Брутус. Они улыбались и показывали большие пальцы. Кажется, они поддерживали меня, а не Циллу. Я закрыл на окне шторы. Убью их! — Так, восемь сантиметров, — констатировал Альфи. Я снова лёг на кровать. Цилла вцепилась в мою ладонь ногтями. — Второго я не буду рожать! — Ты ещё первого не родила. — Просто заткнись и держи меня, дурень! Альфи шире раскрыл ноги Циллы, его голова скрылась под сарафаном. Ну а что? Он — доктор, ему можно. Я абсолютно это понимал. — Цилла, начинаем. — Солнышко, тужься. — Это единственное, что ты знаешь про роды, — сказала Цилла и принялась тужиться. В комнате вдруг потемнело и похолодело. В перерывах между криками Циллы я слышал раскаты грома. На улице началась гроза. Пришлось зажечь свечи, чтобы Альфи видел, что происходит в комнате. Это безумно странное зрелище. В теории я понимал, как проходят роды, но на практике… Цилла чуть не сломала мне руку. Один палец вывихнут. Я всегда знал, что жена — невероятно сильная женщина, но сегодня я впервые увидел, как это тяжело — быть женщиной. Мужчины — слабые существа. Им ни за что не пережить те моменты, которые переживает женщина: радость, боль, грусть, страдание, любовь, рождение. Мы бесчувственны. Мы — эгоисты. Мы всегда думаем о себе. Не задумываемся, через что проходят наши женщины. Я не хотел быть таким, не хотел быть бесчувственным. Когда Цилла рожала ребёнка, я рождался заново. Это безумно странное зрелище. Всё вокруг мигом стало совершенно другим: цвета, запахи, звуки. Мир за пределами нашей с женой комнаты замер в ожидании нового человека. С последним криком Циллы по моему телу побежали мурашки, и волосы на руках встали дыбом. Я увидел не ребёнка, а нечто белое и плотное. Не услышал первый плач — мои уши пронзила тишина. Гроза на улице прекратилась. — Рубашка… — тихо прошептал Альфи, — Калеб, принеси срочно нож. Я побежал в сенцы и схватил первый попавшийся под руку нож. Альфи держал спрятанный в коконе плод. Оболочка разрезана, комнату оглушил детский плач. — Это девочка, — Альфи вытащил ребёнка из плёнки. — Ваша девочка родилась в рубашке. У неё тёмные волосы на макушке и маленькие пальчики на ручках. Она такая синяя и сморщенная, такая недовольная и громкая. Альфи повернул новорождённую лицом к Цилле: — Твоя дочка? — Моя… — она опустила голову на подушку, абсолютно обессиленная. Альфи протянул мне ножик: — Папа перережет пуповину? — Да… конечно. Я перерезал кнут, связывающий плод и мать. Отныне только невидимые нити между тремя людьми, живущими под одной крышей. Я знал, где Цилла хранила полотенца и тряпочки, поэтому без труда нашёл нужное полотенечко и с помощью Альфи вытер новорождённую дочку. — А теперь покой. Вам обоим. Это я про тебя, Присцилла, и про тебя, Калеб. Пока есть время. Молоко появится позже. Не беспокойтесь. Сейчас из груди начнёт вырабатываться молозиво. Его будет мало, но ребёнку, поверьте, этого достаточно. С появлением молока ваша девочка станет питаться как положено, — Альфи положил укутанную полотенцем новорождённую Цилле на грудь. — Доктор выполнил свою работу. Доктор может отдыхать. Альфи встал, но я не дал ему уйти. Обнял его и на ухо сказал: — Спасибо, Фейхтвангер. — Обращайтесь в любой момент. Дверь в наш с Филлис дом… ну ты понял, — Альфи улыбнулся, — она всегда открыта. — Что делать с рубашкой? Альфи обернулся на Циллу: — Она знает. Я не стал раскрывать шторы на окне. Сейчас мы втроём. Я лёг к Цилле и взял за ручку свою дочь. — Она губами шевелит. Что она тебе там рассказывает? — Что у неё потрясающий папа. — Она на тебя похожа, — я рассматривал дочку, лежащую на груди у Циллы. — Твои карие глаза. Она будет такой же, как и ты. — Потянешь нас двоих? — С великой радостью, — я провёл пальцем по голове девочки. — А мы ожидали тебя к Пасхе. — А она решила иначе. Дочка сопела и мурчала. Это мило. Правда, это очень мило. Маленькая девочка растопила сердце отвязного пирата. — Рубашка — это же хорошо, да? — Это редкость, — Цилла оторвалась от дочки и посмотрела на меня, — это огромнейшая удача. — А что с ней делать? — Её нельзя выбрасывать, её нужно хранить. Я засушу белую рубашку, и дочка сама решит, как с ней обращаться. — Солнышко? — я убрал упавшую прядь со лба Циллы. — Да? Я поцеловал её в губы, а ребёнка — в щёчку: — Спасибо. — Тебе спасибо, — она провела ладонью по щеке. — Теперь ты знаешь, что такое роды. — Как назовём девочку? Я надеялся услышать имя, о котором мы говорили неоднократно, но Цилла назвала совершенно другое. Я не стал вдаваться в подробности, тем более, спорить. Мы давно спланировали нашу жизнь, а теперь сами шли поперёк планов. Единственное, на чём мы сошлись, это на крёстных: Альфред и Филлис. К вечеру Капелла подготовила празднование в церкви. Шума и криков не было. Общинники понимали, что вот-вот в обители появится новорождённый ребёнок. Когда мы переступили порог церкви, все улыбались. Каждый желал поздравить нас. Все смотрели на Циллу, держащую на руках младенца. Я обнимал обеих моих девочек. Энтони вышел вперёд. Я впервые за пять лет увидел на его лице мокрые глаза. — Отче наш, к Тебе обращаюсь и на Тебя уповаю. Не дай ей свернуть с пути верного, огради от людей тёмных, злых, пошли встречи ей ясные, дружбу прекрасную. Аминь, — Энтони перекрестил девочку и вернулся на место. Дочка спала на руках Циллы. Пока что. Чуяло моё сердце, малышка ещё заявит о себе. Я посмотрел на Циллу: она моргнула, дав понять, что мы готовы. Я продолжал обнимать жену за талию и сказал, глядя на маленькую девочку у неё на руках: — Гелла Баллер.