ID работы: 12391087

Of College Loans and Candy Kisses

Слэш
Перевод
R
Завершён
188
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
537 страниц, 30 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
188 Нравится 132 Отзывы 44 В сборник Скачать

Глава 5.

Настройки текста
Примечания:
      — Ну что, тебе нужно было вытащить?       Хаджимэ ещё даже не закрыл за собой дверь. На нём всё ещё туфли на выход, пиджак повис на одном плече, а Казуичи уже стоит напротив него, как нетерпеливый щенок.       — Если нет, то этот кретин торчит мне тридцатку, — извещает Фуюхико со своего места на диване.       Так они делали ставки. Ну конечно, как же без этого.       — Мне не нужно было «вытащить», Каз, — вздыхает Хаджимэ. — Так что удачно расплатиться.       Он стягивает пиджак до конца, локтем отталкивая Казуичи с пути, чтобы пробраться к вешалке. Любезный подарок Нагито тяготит одну сторону одежды. Это заметно, может быть, только Хаджимэ, ведь он приглядывается, но он надеется, что его соседи слишком заняты препирательствами, чтобы обращать на это внимание.       — Тебе хотя бы заплатили?       Удача, видимо, не на стороне Хаджимэ, потому что Казуичи до некомфортного быстро вторгается в его личное пространство. Тот скептически щурится, глядя прямо в глаза Хинаты.       — Я с точностью могу сказать, когда ты врёшь, не забывай. Мы с тобой закадычные друзья, — говорит он голосом, какой явно должен был получиться угрожающим, но на выходе оказывается перегруженным этим посылом.       — Тебя это вообще касается?       — Да, Сода? Тебя это вообще касается? — Фуюхико нравится издеваться над Казуичи. Это, пожалуй, одно из его самых любимых времяпрепровождений. Обычно это развлечение докучает ещё и Хаджимэ, потому что Казуичи обязательно жалуется ему на то, какой Фуюхико грубый и жестокий, но сегодня он благодарен за это. Казуичи хватает подобной фразы, чтобы переключиться, а Хаджимэ это играет на руку — удаётся проскользнуть мимо него и пройти на кухню.       В этом крошечном общежитии нет ничего, что могло бы перебить разъярённый визг из другой комнаты. Жить с двумя соседями уютно, спору нет, и это, однозначно, самая весёлая часть учёбы, но на краткое мгновение Хаджимэ скучает по просторной и все окутывающей тишине дома Нагито. Конечно, Нагито никогда не просыпается от звука чужого будильника или панических криков, вызванных тем, что у кое-кого горят блины. Ему не нужно беспокоиться об учёбе в библиотеке, потому что чья-то музыка слишком громко играет, или кто-то поёт не в такт в душе.       Но, опять же, Нагито почти со стопроцентной гарантией живёт один, и Хаджимэ не может представить, чтобы это было также весело. Особенно по ночам. Должно быть, иногда бывает одиноко, хотя он уверен, что Нагито никогда в этом не признается. А ещё он гадает, где же родители Нагито. Может, они путешествуют по работе. У них должна быть довольно серьёзная работа, чтобы суметь позволить себе такой роскошный особняк, так что не будет опрометчиво предположить, что они постоянно в командировках. От этого предположения становится немного легче: Нагито не столько одинок, сколько с нетерпением ждёт возвращения родителей.       И, оу, он же обещал написать Нагито. Хаджимэ не из тех, кто отрекается от своих слов, но не знает, что именно должен сказать. Кажется слишком банальным написать, как хорошо он провёл время и надеется, что они скоро встретятся. Он сказал бы правду, потому что он действительно провёл время гораздо лучше, чем ожидал, но это всё равно звучит слишком фальшиво.       Да и потом, может, Нагито не будет лишним узнать, что Хаджимэ было весело. Он так глубоко зарывается в свои мысли, стоит ему начать тревожиться, и вполне нормально, что Хаджимэ не хочет, чтобы он чувствовал себя так.       Hajime Hinata: Хэй, я замечательно провёл время сегодня. Мы обязаны повторить!       Сообщение короткое, милое, чётко по теме, и немного стрёмное, если перечитывать несколько раз. Хаджимэ выключает телефон сразу же, чтобы не сгореть со стыда. Во всяком случае, он почти на все сто уверен, что Нагито уже спит. Сейчас только восемь, и сам Хаджимэ не может себе представить сон в такое время, но Нагито выглядит так, словно ему нужно гораздо больше отдыха, чем он получает. Он не выглядит уставшим, просто хрупким и…       Болезненным? Это тоже кажется неуместным описанием, но Хаджимэ не может отрицать, насколько тот худой и бледный, а его волосы самого неестественного цвета, какой только можно представить. Словно оттенок просачивается прямо из прядей. Они были достаточно близко друг к другу, чтобы Хаджимэ смог заметить розоватые кончики, и он задумался: не были ли когда-нибудь волосы Нагито каштановыми или рыжими? Он пытается представить Комаэду с копной ярких пламенных волос, и это до смешного не вяжется с остальным образом. Слишком резко выделяются на фоне вампирской кожи, заглушают призрачную глубину его глаз, делают улыбку чересчур пустой даже в воображении Хаджимэ. Нет, белый — единственный цвет волос, который подходит Нагито Комаэде.       — Чего улыбаешься?       Он так увлёкся своими размышлениями, что не заметил шагов позади себя. В общежитии сейчас полная тишина. Казуичи однозначно сейчас где-то дуется, и Фуюхико пришёл за ним, Хаджимэ.       — Ничего. Просто шутку вспомнил, — заикается Хаджимэ. Он вдруг почувствовал себя странно защищающимся. Как будто он не хочет, чтобы Фуюхико знал, о чём он только что думал. Хотя в этом же нет ничего странного, верно?       — О, да? — Фуюхико вскидывает бровь. — И что за шутка?       Он знает, что загнал Хаджимэ в угол, да и сам Хаджимэ это знает. Лгать, выдумывать оправдания на ходу — не его конёк, о чём знают все. Было бы умнее промолчать, чем пытаться скормить Фуюхико неудачную полуправду, в которую он бы всё равно не поверил.       — Не надо мне врать, придурок. — Его голос суров в фуюхиковской манере, что значит, что ему не всё равно. Хаджимэ слышал этот тон достаточно раз, чтобы удостовериться в его искренности. Тем не менее, их и без того крошечная кухонька становится словно в фут шириной, а дверь заблокирована внушительной фигурой его соседа, так что пути отступлений у Хаджимэ просто нет.       — Это не твоё дело.       В отличии от Казуичи, с Фуюхико такие трюки не работают, и это ему прекрасно известно. Пытаться нет смысла, потому что Кузурю обладает волшебным навыком вытягивать информацию из кого угодно. Его легко спровоцировать, и теперь он точно не позволит Хаджимэ уйти, пока не получит интересующие его ответы.       — Да, не моё. — Фуюхико пожимает плечами и уводит взгляд в сторону, чего уж Хаджимэ совсем не ожидал. — Я просто хотел сказать, что мы с Казом на следующей неделе встречаемся с владельцем квартиры. Той самой, в городе, которая нам всем так понравилась. — Он разворачивает лист бумаги, который он всё это время держал в руках, и кладёт на стол. Хаджимэ и так знает, что это, так что даже не смотрит.       — Ладно. — Больше ему нечего сказать. Намёк на то, что Нагито будет покрывать его часть платы, тяжело висит в воздухе. — Я всё ещё не уверен, смогу ли я себе это позволить.       — Я понял. Мы просто хотели ввести тебя в курс дела, сам понимаешь. На всякий случай. Ладно, я обещал Пеко, что заскочу к ней в общежитие, так что до конца ночи меня не ждите.       Хаджимэ кивает, удивительно поглощённый крошечными картинками светлых просторных комнат и сверкающих окон. Он чертовски хочет жить так, начав свою послеучебную жизнь со своими лучшими друзьями, но в глубине души его всё также гложет чувство, что что-то в его действиях не так. Он никогда не был исключительным в чём-то, никогда не делал ничего экстраординарного. Но сейчас, в свои двадцать два, наблюдение за тем, как все вокруг переходят на новые этапы в жизни, приводит к чувству собственной неполноценности.       — Оу, и Хаджимэ? — Фуюхико, едва переступив порог кухни, оборачивается. Хаджимэ показалось, что он уже давно ушёл. — Постарайся не влюбиться. Такие, как он, не интересуются кем-то настолько обыкновенным.

* * *

      На следующий день Нагито звонят. Он немедленно едет в больницу, потому что так сказал Мацуда, и когда он заходит в кабинет, его встречает холодный профессионализм, который Нагито видел лишь однажды.       В глазах Мацуды нет никакого света, когда он указывает на тошнотворно чёрные реки, пронизывающие мозг Нагито. В его голосе отсутствуют эмоции, когда он выписывает рецепт на новое лекарство в максимальной допустимой дозе, и предупреждает, что даже это может не помочь. Он выглядит уставшим, побеждённым, так что Нагито улыбается ещё ярче, чтобы дать понять Мацуде, что дело вовсе не в нём. Он не винит его.       Медсестра Мацуды обеспокоенно смотрит на Комаэду, как и доктор паллиативной помощи, но в этот раз его улыбка настоящая. Так или иначе, его состояние постоянно шло на спад. Туманные дни депрессии позади, и он знает и принимает, что умрёт, так что это больше не имеет значения. Нагито просто с нетерпением ждёт окончания этого визита, потому что когда он выйдет на улицу, то получит новое сообщение от Хаджимэ, и он сможет пригласить его к себе, а потом они проведут день, играя в видеоигры. Это поможет Нагито почувствовать себя полноценным.       Этот мир — царство антисептиков, радиоактивных цветов и ошеломляюще ужасных результатов анализов — больше не важен. Наконец-то есть что-то лучше.

* * *

      Нагито выскакивает из двери ещё до того, как Хаджимэ успевает припарковаться. Это, должно быть, выглядит жутко — Нагито явно следил за ним, — но сияющей улыбки на его лице оказывается достаточно, чтобы Хаджимэ не обратил на это внимания.       — Хаджимэ, ты приехал!       Его рука качается туда-сюда с такой силой, что просто чудо, что он не потерял равновесие. Он напоминает Хаджимэ собаку, которая была у его бабушки и дедушки, когда он был маленьким: крошечное существо, которое практически вибрировало при каждом появлении гостей.       — Что, думал, что я не появлюсь? — спрашивает он, поднимаясь по ступеням, и Нагито бросается ему навстречу ещё до того, как он дойдёт до крыльца.       — Конечно, нет. Хаджимэ бы никогда так не поступил.       Нагито проводит его через дверь, мимо гардеробной — день сегодня выдался удивительно тёплым, так что Хаджимэ надел лёгкую рубашку, — и доводит до игровой комнаты, где на огромном телевизоре уже запущен «Сумеречный Синдром». Они снова держатся за руки; тонкие холодные пальцы Нагито крепко сжимают ладонь Хаджимэ. Это кажется таким нормальным, хоть они и делали это всего раз, чуть больше недели назад.       Нагито усаживает его на диван и направляется к тумбе с телевизором, скорее всего, чтобы достать контроллер, который им понадобится. Это удивительно смелый шаг — для Нагито так точно — предположить, что Хаджимэ вообще хочет играть в видеоигры. Он может на пальцах одной руки сосчитать, сколько раз Нагито был настолько беспрекословно и твёрдо принимал решение. Да, не нужно пытаться строить общение, продираясь через панику и нерешительность, и это правда классно, но Хаджимэ списывает это на очередное странное событие текущего дня.       Он не ожидал от Нагито звонка, тем более в восемь утра. Хаджимэ быстро понял, что Нагито работает по довольно строгому графику. Он всегда спрашивал разрешения, прежде чем позвонить, всегда убеждался, что Хаджимэ не занят чем-то поважнее него. Слова Нагито — не Хаджимэ.       — Хочешь прийти сегодня? — спросил он. Хаджимэ знал, что все его проекты и бумаги не могут ждать, не должны ждать, но Нагито говорил по телефону так тоскливо и несчастно, что он просто не смог сказать «нет».       Так что сказать, что он не ожидал этого — бодрого и беззаботного Нагито — не сказать ничего.       — Чуть не забыл! — Нагито нагибается, чтобы достать что-то, надёжно спрятанное за тумбой с телевизором. Хаджимэ наблюдает за его движениями, исследует его тело на предмет признаков стресса и напряжения. Ни напряжённых плеч, ни мелких, резких движений не наблюдается, но это мало успокаивает. Нагито похож на человека, который хорош в сокрытии чего-либо, и эта мысль пробуждает в Хаджимэ странное чувство вины. Он никогда не давал Хинате повода думать о нём в таком ключе, но тот всё равно допускает подобные рассуждения.       — Она пришла на днях, и мне не терпелось отдать её.       Нагито оборачивается к нему с огромным подарочным пакетом в руках, украшенный несколькими слоями ярко-зелёной бумаги и сверкающим пышным бантом. Это застаёт его врасплох, и Хаджимэ физически ощущает выступающий румянец, когда Нагито кладёт пакет ему на колени. Сразу после этого он плюхается на диван к Хаджимэ, причём настолько близко, что тот чувствует мизерное тепло, исходящее от Комаэды.       Он действительно в восторге, словно подарок только что получил он, а не Хаджимэ. Тот, напротив, чувствует себя смущённым, а «немного» больше не описывает возникшую в нём неловкость. Как-то неудобно, что у него нет ответного подарка для Нагито, но ведь и они не говорили ни о каких презентах.       Что бы там в сумке ни было, оно тяжёлое. Оно твёрдое, имеет форму прямоугольника, и до Хаджимэ моментально дошло, что это.       Близость Нагито начинает вызывать клаустрофобию. У него возникает желание оттолкнуть его локтем, но это вывело бы само понятие грубости на новый уровень; да и помимо прочего, Хаджимэ прекрасно понимал, на кого был раздражён. На самого себя — за то, что позволил Нагито даже подумать о том, чтобы купить что-то такое дорогое, — и на Фуюхико с Казуичи, втянувших его в эту аферу.       Обёрточная бумага уходит первой. Он позволяет ей лениво ускользать на пол, неорганизованной кучей скапливаясь у ног. Затем бант, который Хаджимэ аккуратно откладывает в сторонку. Он видел, как Нагито присматривался к нему, и хотя Хаджимэ знает, что тот никогда не попросит его об этом вслух, немного аккуратности не навредит. Хаджимэ просто забудет взять его с собой потом.       Поскольку ничего больше не мешает, Хаджимэ прекрасно видит гладкую красно-чёрную коробку, лежащую на дне пакета. Она слишком высокая, чтобы он смог просто вытянуть её, пока она у него на коленях, так что он опускает её на пол, к обёрточной бумаге, и делает вид, словно не замечает того, как Нагито придвигается к нему ещё ближе. Он издаёт радостный писк, когда Хаджимэ освобождает коробку от упаковки.       — Тебе не обязательно было её упаковывать, — сбивчиво говорит Хаджимэ, и выражение лица Нагито переклинивает, превращаясь в нечто искажённое и тревожное.       — Я… я знаю, но я просто хотел, чтобы это был приятный сюрприз. Ты выглядел таким счастливым, когда говорил о ней тогда, но… — Нагито нервно сжимает руки, — тебе не нравится?       Если бы Хаджимэ мог дать себе подзатыльник прямо сейчас, он бы сделал это. Нагито всё больше замыкается в себе по мере разговора, и его голос слабо обрывается в конце фразы. Это так сильно напоминает ту ситуацию с деньгами в кафе. У Нагито тот же мёртвый тон, такие же безжизненные глаза. И, как и в прошлый раз, причиной этому — Хаджимэ.       Ты собираешься быть засранцем каждый раз, когда этот парень даёт тебе что-то? — ругает он сам себя. Его челюсть крепко сжата, чтобы отобразить, как сильно сжимает боль его грудную клетку. Эта боль не похожа ни на какую другую — такая острая и ослепляющая, что он только инстинктивно осознаёт, что есть только один способ от неё избавиться.       — Прости, Нагито. — Хаджимэ аккуратно фиксирует коробку на полу, чтобы она не упала. Так легче придвинуться ближе, да и пространство не такое давящее, когда он обхватывает рукой тонкие плечи Нагито. Хината ожидал движения: может быть, Нагито бы прильнул к нему, или расслабил бы руки, но ничего из этого не последовало. — Мне это нравится. Правда, очень-очень нравится.       Ему бы следовало сказать больше, но он никогда не умел подбирать слова, особенно в такой ситуации, когда весь настрой Нагито держится на волоске от грандиозного упадка. Их сегодняшний утренний звонок снова всплывает в памяти, и, пусть он не думал, что это в принципе возможно, ему становится ещё хуже.       — Я просто… — Хаджимэ останавливается, на мгновение собирая всю свою волю в кулак, прежде чем обхватить Нагито другой рукой и притянуть его в полноценное объятие. — Думаю, я просто не привык получать подарки. Всё, что мне нужно, я покупаю себе сам, и из-за этого мне кажется странным, что ты купил мне что-то такое дорогое, а мне нечего предложить взамен.       Он может чувствовать, как сердце Нагито замирает в груди. Оно сильное, сильнее, чем можно было бы себе представить, но Хаджимэ не знает, списать ли это на хорошую наследственность или на нервы — на те же чувства, что сейчас овладевают им самим, проходя через всё тело. Нагито в его руках всё ещё напряжён, и на объятия он не отвечает.       — Тебе не нужно об этом беспокоиться, Хаджимэ. — Наконец-то отвечает Нагито. Его голос странно приглушён, и мысль о том, что Комаэда плачет, мелькает в голове у Хаджимэ прежде, чем у него получается что-то понять.       Нагито вовсе не плачет, но его лицо прижато к плечу Хаджимэ, а руки прижаты к его бокам. Губы Комаэды нежно касаются того места, где ключица Хаджимэ соприкасается с шеей. Горячие струйки воздуха, вырывающиеся из его рта, проникают под рубашку Хаджимэ, и в этом есть нечто такое невинно-эротическое, что он мгновенно отстраняется от Нагито.       На самом деле, это не помогает: он всё ещё чувствует призрачное тепло дыхания Нагито на своей шее и мягкий трепет его губ. В голове мелькает мысль, что нужно было притянуть Нагито поближе вместо того, чтобы отталкивать, но Хаджимэ отмахивается от неё также быстро, как она появляется. Он ведёт себя очень странно, и хоть сам Нагито и сам далёк от понятия нормального, Хаджимэ не может представить, чтобы он просто пустил это на самотёк.       И он прав — по крайней мере, в основном. Когда он поднимает взгляд, Нагито в полузакрытом состоянии. Видимо, он не в состоянии понять, что происходит, и Хаджимэ не в праве винить его.       — Мне не терпится поиграть на ней, — слабо добавляет он в качестве последней попытки спасти происходящее.       Что оказывается вполне рабочей схемой, потому что когда он, наконец, встречается со взглядом Нагито, в нём читается оттенок глупого веселья. Его руки сцеплены перед грудью, рот растянут в широкой ухмылке, а глаза… Они так сильно раскрыты, как в прямом, так и в переносном смысле, и внезапно Хаджимэ понимает, что значит выражение «искры в чужих глазах».       — Отлично! Я так рад, потому что я купил две. Я был не очень уверен, что ты захочешь вообще хоть одну, но решил, что это не повредит. Я дам тебе свою карту! Купи две копии любых игр, каких захочешь, и тогда одну сможешь взять с собой домой, а другую — сюда…       Нагито прерывается, отчаянно копаясь в карманах в поисках карты. Спустя мгновение он с триумфальным видом взмахивает ею. Она бледно-зелёного цвета с причудливым, но милым рисунком в виде спящего щенка; это вовсе не похоже на изысканный чёрный металл, который ожидал увидеть Хаджимэ.       Впрочем, это не имеет значения, потому что он отказывает брать кредитку Нагито. Каким бы искушающим ни было это предложение.       — Нет, я… я не могу дать тебе сделать это, Нагито, — начинает Хаджимэ, но тщетно, потому что Нагито громко шикает на него и хватает за руку, чтобы вложить в неё карту. Его пальцы удивительно сильны для кого-то настолько хрупкого.       — Но Хаджимэ, ты должен! Как я могу купить тебе консоль, а потом ожидать, что ты сам будешь платить за свои игры? Из-за моего подарка? — И снова он оттягивает последний слог имени Хаджимэ, прямо как тогда, в гардеробной. Плаксиво и обижено, и Хаджимэ это в какой-то мере может нравиться.       — Но я не… Я имею в виду, Нагито, ты не обязан. Я же не просил…       А вот этого говорить не стоило, даже если он не закончил мысль. Хаджимэ понял это только сейчас.       Нагито мгновенно замирает; одна его рука на полпути к тому, чтобы схватить крепко сжатый кулак Хаджимэ.       — Оу! Я понял. С моей стороны было самонадеянно предполагать, что ты захочешь поиграть во что-либо тут. Я ужасен в играх, как мы выяснили, так что имеет смысл, если тебе бы хотелось играть в общежитии со своими друзьями. Или даже в одиночку! В одиночку же всё равно гораздо лучше, чем со мной.       А затем он хихикает. Не тем красивым звонким смешком, который так подходит его голосу, а отчуждённым и сухим, напоминающим Хаджимэ о секретах и искусно замаскированных демонах. Этот звук слишком часто практиковался, чтобы звучать искренним, и Хаджимэ сразу же его ненавидит. Но хуже всего — хаотичная улыбка на лице Нагито, как на фото его профиля: искусственная, растягивающая рот слишком сильно, но всё ещё выглядящая навязчиво красиво.       — Нет, нет, пожалуйста, не расстраивайся. Мне просто неудобно заставлять тебя тратить ещё больше денег на меня, вот и всё.       Хаджимэ не может вспомнить, когда в последний раз был так терпелив по отношению к кому-то. Он гордится своей низкой терпимостью к повторениям: это помогает эффективно выполнять поставленные задачи, сокращает ненужные усилия и спасает от болтливых идиотов, которые никогда к нему не прислушиваются. Именно поэтому так странно осознавать, что не может представить себе, как он огрызается на Нагито за все те слова, которые он уже говорил; не может даже предположить, что скажет ему заткнуться, как многим другим.       — Хаджимэ, ты такой странный. — Нагито не зацикливается на его словах, и Хаджимэ не уверен, что хотел бы этого, так что они просто смотрят друг на друга.       В тишине трудно игнорировать зловещую музыку, раздающуюся из телевизора. Хаджимэ совсем забыл о «Сумеречном Синдроме», всё ещё ожидающем на экране. Зацикленная мелодия уже начинает действовать на нервы. А вот Нагито, судя по всему, она совершенно не волнует — он всё также продолжает смотреть на Хаджимэ.       Странно, что у кого-то хватает смелости настолько пристально и открыто наблюдать за ним, но в глазах Нагито есть что-то мутноватое, и это создаёт у Хаджимэ впечатление, что смотрят не на, а сквозь него. Как будто Нагито что-то оценивает, но Хината без понятия, что именно.       — Тогда, может, сыграем? — спрашивает Хаджимэ спустя минуту, потому что Нагито так ничего и не предлагает, и ему надоело это затишье. Он делает расплывчатый жест в сторону телевизора, и этого достаточно, чтобы вывести Нагито из оцепенения.       — Конечно, Хаджимэ.       Мягкая улыбка — совсем не похожая на прежнюю и гораздо более подходящая ему — появляется на лице Нагито, когда он встаёт с дивана и подходит к полкам, чтобы забрать контроллер. Им нужен только один, так что он на секунду останавливается, чтобы подумать над выбором. Всего их восемь, аккуратно выставленных в отдельные держатели, хотя сама консоль рассчитана только на четыре. Он купил их, потому что кто-то другой попросил, — кто-то, кого Нагито отказывается называть. Хаджимэ полагает, что это, должно быть, тот же человек, для которого он купил консоль, и от этой мысли ему становится ужасно не по себе от мысли, что Нагито покупал эти вещи кому-то, кого с ним больше нет.       А затем ему кажется, что слишком самонадеянно считать, что эти люди действительно ушли, и от этого ему почему-то становится ещё хуже.       — Хаджимэ, — через плечо спрашивает Нагито, — какого цвета ты хочешь?       Он хочет сказать Нагито, что это не имеет значения. Он будет играть даже на омерзительно ярком фиолетовом, если от этого он начнёт действовать быстрее. Музыка начального экрана сейчас пробуравит в его барабанных перепонках дыры, и ему жутко хочется сказать Нагито просто поторопиться и выбрать уже хоть что-нибудь, но он не сделает этого, потому что прекрасно знает, какая тревога проскользнёт по лицу Нагито, и как сильно он не хочет видеть это выражение.       — Зелёный подойдёт. — Вместо этого он скалит зубы в подобии улыбки и выбирает этот контроллер, просто потому что рука Нагито ближе всего именно к нему, а это означает, что его мучения прекратятся таким образом быстрее всего.       — Ладно.       Нагито летящей походкой возвращается к дивану, и именно в этот момент Хаджимэ осознаёт, что Нагито должен был чем-то запустить игру. Это делает отсутствие контроллера несколько подозрительным, но в то же время странно милым: будто Нагито таким образом предложил ему шанс выбрать то, что ему больше по душе, не спрашивая об этом напрямую. Он странноват, он со своими заскоками, но он, несомненно, заботлив.       Когда Нагито возвращается на своё место, диван слегка проседает. Расстояние между ними не больше трёх футов, но оно кажется бесконечным, особенно в сравнении с тем, что было раньше. Хаджимэ это не нравится.       — Почему бы тебе не подсесть поближе? Может, попробуешь поиграть сам ещё разок?       — Хаджимэ, поверь, ты не хочешь этого. Кто будет разгадывать загадки, если я буду всё контролировать?       Бледные пальцы незаметно крепче сжимают контроллер, и хоть он пошутил — ведь лицо было расслабленно, украшено искренней улыбкой и дополнилось это всё лёгким смешком — нельзя было не заметить, как взгляд Нагито метнулся к пустующему месту около Хаджимэ. Словно он хотел бы пересесть, но в то же время опасается, что ему будут не рады.       — Я уже играл в эту игру. Думаю, как-нибудь справлюсь.       Он не говорит, что вообще мог бы пройти игру с закрытыми глазами, и единственная причина, по которой он не против сыграть в очередной раз, заключается в том, что от неё Нагито, видимо, получает огромное удовольствие. Хаджимэ никак не может сказать об этом Нагито, который и без того такой пугливый и которому понадобилось настолько много времени, чтобы убедиться, что Хаджимэ не скучает всё время, пока они проводят время вместе.       Глаза Нагито несколько раз бегают туда-сюда. Хаджимэ почти что видит, как его мозг работает на полные обороты в поисках решения, что делать, поэтому он в приглашающем жесте протягивает руку.       — Пожалуйста?       Может это и жестокая уловка, потому что Нагито, естественно, не откажется, но Хаджимэ отодвигает эту мысль на задворки сознания, потому что это срабатывает, и очень скоро Нагито трепетно придвигается ближе и ближе. Он останаливается где-то в футе от него, чтобы заглянуть прямиком в душу Хаджимэ.       — Хорошо, — решительно говорит Нагито и передаёт контоллер Хаджимэ.       — Как ты собрался играть без него? — шутит он и мягко подталкивает предмет. Нагито краснеет, глубоким вишнёвым оттенком, и смущённо опускает голову. — Видишь? Я уже плохо начал.       — Нет, тебе просто нужно немного помощи. — Хаджимэ чувствует себя очень пошлым, говоря что-то такое, но это произнесено искренне. Он поднимает руки, чтобы встретиться с руками Нагито, бросает на него вопросительный взгляд, на который получает робкое согласие, и осторожно переплетает свои пальцы с пальцами Нагито. — Просто слушай — я покажу тебе, как всё работает.       Нагито смотрит на него — его взгляд прямо-таки ощущается на коже, — и Хаджимэ трудно удерживать внимание на кнопках. Румянец покрывает его шею, и он просто надеется, что она не такая уж и красная, как ощущается по температуре. Ещё больше Хината надеется на то, что Нагито не заметит этого, но учитывая, как близко они сидят и как пристально он наблюдает за ним, это вряд ли возможно.       — Хаджимэ такой хороший учитель, — шепчет Нагито. Эти слова заставляют Хаджимэ остановиться, когда он уже было собрался объяснять механику бега.       — Я играл в эту игру достаточно, чтобы выучить её наизусть, — также тихо отвечает он. — И, эм, в тонну других игр вдобавок. Это весёлое времяпровождение.       Он чувствует себя почти что неловко, признаваясь в этом. Он редко встречает кого-то, кто действительно впечатлён его способностью часами не отрываться от экрана телевизора, и пусть это вполне приемлемо по всем правилам, он всё никак не может избавиться от ощущения, что это пустая трата времени.       — Так вдохновляюще, что у Хаджимэ есть так много любимых вещей. Помогать людям, играть в игры. Ты правда удивительный.       Ни одна из этих вещей не кажется Хаджимэ удивительной, но он всё равно кивает и это, вроде как, успокаивает Нагито. Эти слова, если честно, немного тешат его самолюбие, но вкупе с этим они вызывают в нём подавленность. Словно комплименты Нагито появляются от недостатка опыта в общении с другими, а не от искреннего восхищения. Представить, как Нагито рос в этом доме, трудно. Здесь так много комнат, но все они кажутся какими-то безликими, нетронутыми. Из-за этого сложно представить маленького Нагито, сидящего за кухонным столом, вокруг которого разбросаны бумажки с домашним заданием. Или в гостиной, пробующего новые увлечения тёплым субботним днём. Хуже того, Хаджимэ задаётся вопросом, был ли он совсем один, как сейчас, или родители всё-таки присутствовали в его жизни.       — Ты правда так думаешь, хах?       Нагито кивает, и при этом движении разметавшиеся пряди волос касаются щеки Хаджимэ. Его пальцы слегка подрагивают.       — Я бы не стал лгать о чём-то таком.       Но дело в том, что Хаджимэ предпочитает не верить словам; он лучше других знает, какими бессмысленными они могут быть. Но голос Нагито самый обыкновенный, ничем не приукрашен, и неподдельно честный, так что Хаджимэ трудно сомневаться в нём.       — Да, не стал бы, — с теплотой отвечает Хаджимэ, и пусть по сути он не настолько хорошо знает Нагито, чтобы соглашаться с ним насчёт таких вещей, где-то в его сознании теплится знание, что это правда.       Если немного пораскинуть мозгами, Хаджимэ понимает, как быстро всё произошло: за два месяца он прошёл путь от неохотного создания аккаунта до встречи с Нагито и пребывания в его доме. Если бы Казуичи или Фуюхико сказали, что так будет, он бы просто-напросто высмеял их. Заводить друга не входило в изначальные планы, нужно было просто получить достаточно денег, чтобы обеспечить себя для жизни после выпуска, параллельно надеясь, что никто не сделает или не попросит сделать что-то странное за плату. Но сейчас, глядя на Нагито — такого мягкого и довольного рядом с ним — он не может представить другого развития событий. Не может представить, чтобы Нагито нашёл кого-то другого, и, как ни странно, почти что злится, когда задумывается над тем, что кто-то воспользовался великодушием Комаэды.       — Хаджимэ…       Он вздрагивает от своего имени, жестоко вырываемый из своего раздумья, и лишь сейчас понимает, что Нагито отдёргивает руки. Или пытается, как минимум. Он делает мелкие судорожные движения, которые особо погоды не делают.       — Мне больно, — хныкает он. От этого Хаджимэ в ужасе смотрит вниз и видит, что его пальцы крепко вцепились в контроллер. А между ними — пальцы Нагито, оказавшиеся в ловушке.       Хаджимэ издаёт самый несолидный писк и бросает контроллер, словно его ошпарило. Тот выкатывается из слабой хватки Нагито и падает между ними.       — Ты думал о том, насколько плох я буду, Хаджимэ? — подмигивает ему Нагито. — Я говорил тебе, что лучше бы ты сам играл.       — Нет! Я не думал… э-э, ничего подобного. Ты в порядке? — Хаджимэ берёт ладонь Нагито в свою. Середины его пальцев слегка покраснели.       — Не о чем беспокоиться, Хаджимэ. Пока ты в порядке — не о чем.       Нагито такой сложный. Его трудно прочесть, он непостоянный, а его искреннее отсутствие заботы о себе беспокоит Хаджимэ. Им нужно решить эту проблему, но он явно не готов начать такой разговор. Особенно из-за того, что Нагито снова спросит, о чём он думал.       — Я в порядке. И если ты в порядке, как насчёт того, чтобы сыграть, хм? — Он поднимает контроллер с дивана и аккуратно вкладывает обратно в руки Нагито. — Думаю, на сегодня я достаточно тебя обучил.       Нагито кивает, как Хаджимэ и думал. Его пальцы оплетают контроллер, пока наконец он не берёт его, как надо.       — Надеюсь, в этот раз они сделали всё посложнее, — комментирует Нагито, переходя к их файлу сохранения. — Не так уж и интересно решать все эти загадки на полпути.       Хаджимэ хмыкает:       — Если тебе будет слишком легко, я поменяю уровень сложности, договорились? — он улыбается в ответ на восторженный кивок и снова устраивается на диване поудобнее. Нагито делает то же самое, и это, кажется, делает его счастливым. Обстановка кажется более спокойной, и все их взаимодействия гораздо более естественны, чем при первой встрече. Конечно, этого следовало ожидать, но Хаджимэ кажется, что он мог бы привыкнуть к этому: лежать рядом, достаточно близко, чтобы случайно касаться рук друг друга, и болтать, будто мир существует только в пределах комнаты.       Так они вошли во вкус. Нагито протягивал в сторону Хаджимэ контроллер, когда у него появлялись вопросы, а он отвечает с таким терпением, которое открыл в себе буквально сегодня.       И даже если так случится, что Нагито положит голову Хаджимэ на плечо… что ж, этого всё равно никто не увидит.

* * *

      Будильник Хаджимэ звонит ровно в пять. Этот визгливый высокочастотный звук заставляет Нагито вздрогнуть, и Хината искренне жалеет, что установил такую большую громкость. Он пытается выключить его как можно быстрее, но он уже успел разрушить ту слабую атмосферу, наполнившую комнату.       — Тебе нужно идти? — голос Нагито получается тонким и дрожащим. Он больше не прислоняется к Хаджимэ; вместо этого он впивается в него слишком сложным, чтобы расшифровать, взглядом.       — Мне не нужно, — колеблясь отвечает он. И это правда, ему не нужно. Но он должен, потому что перед глазами встаёт полунаписанное эссе, забытое в рюкзаке на полу его машины, и как бы ему ни не хотелось уезжать из дома Нагито, ему также не хотелось торчать всю ночь над остатком этого сочинения. — Но у меня есть кое-какие задания, и я не знаю, как я закончу их, если не поеду. Знаешь…       Он неловко обрывает сам себя, подняв руку, чтобы почесать затылок, и опускает взгляд вниз, пытаясь не смотреть на лицо Нагито. Хаджимэ знает, что он сдастся в ту же секунду, как увидит его лицо, и согласится оставаться в доме так долго, как захочет Нагито.       — У меня есть кабинет, которым ты можешь воспользоваться. Если хочешь.       Слова произнесены не тем прерывистым неуверенным тоном, к которому Хаджимэ привык в подобных ситуациях. Нагито звучит счастливо, к слову, — будто он решил какую-то великую дилемму. Что он и сделал, в некотором смысле. У Хаджимэ есть все материалы, так что есть смысл принять его предложение.       — Ты не против, чтобы я здесь работал? — осторожно спрашивает он. — Это будет не очень интересно для тебя. Я не могу разговаривать, если сконцентрирован на чём-то.       Кажется важным упомянуть это; может быть, потому что он немного боится, что Нагито придёт понаблюдать за работой Хаджимэ, а ему это будет очень сильно мешать. А может быть, потому что он не хочет, чтобы Нагито расстроился, когда Хаджимэ закроется в кабинете как минимум на несколько часов.       — Почему я должен возражать? Это выгодно для нас обоих, разве нет? Ты заканчиваешь со своей работой, при этом останешься здесь подольше. — Как только эти слова вырываются из его рта, глаза Нагито комично расширяются. — Но это, конечно, чересчур эгоистично с моей стороны, — быстро стушевался он. — Ты не должен оставаться тут, только потому что мне так хочется.       Хаджимэ ненавидит ту нервозность, которая касается его лица. Нагито выглядит так, словно ждёт замечаний за то, что посмел озвучить свои желания. Всё его тело — особенно руки — напряжено, а пальцы левой ладони отстукивают непостоянный ритм по подушке около него. В глубине души — а может, не в такой уж и глубине, — Хаджимэ винит себя. Они бы так и лежали на диване, наслаждаясь «Сумеречным Синдромом», если бы не его неспособность закончить работу.       — Ну, твой дом гораздо лучше моей общаги, — пытается исправить ситуацию Хаджимэ. А затем, поскольку Нагито выглядит огорчённым, добавляет: — В любом случае, я бы хотел провести остаток дня с тобой. Кажется, сегодня вечером будет какая-нибудь вечеринка, на которую меня хотят затащить мои соседи, но я просто не в настроении для этого.       Что правда, то правда. Благодаря неугомонной соседке Пеко и поразительной способности Казуичи вынюхивать каждый шаг Сонии не проходит и выходных, чтобы Хаджимэ не пригласили на какую-нибудь тусовку. Всё хорошо в меру, но он уже перерос загулы по выходным и отходы ко сну ранним утром, которые так любят студенты колледжа. Казуичи любит звать это последним шагом перед входом во взрослую жизнь, а у Фуюхико всегда есть Пеко, с которой можно улизнуть в конце ночи, но Хаджимэ предпочитает сосредотачиваться на пугающем будущем, нависающим над ним. И ещё, возможно, он насладится мягкой безмятежностью компании Нагито.       — Не думаю, что ты действительно имеешь в виду это, — дуется Нагито. Он поднимает руку, чтобы смахнуть волосы, лезущие в глаза; этот детский жест заставляет сердце Хаджимэ болеть о чём-то родном и домашнем, чего он не может дать названия.       — Ты сказал, что не будешь врать мне, так почему я должен врать тебе? — с укором спрашивает Хаджимэ. — Мои вещи в машине — сейчас схожу, заберу их, и вернусь.       Они одновременно встают с дивана, хотя Хаджимэ делает это менее напряжённо. Нагито практически вскакивает со своего места, сияя.       — Хорошо, Хаджимэ! Тогда я пока подготовлю кабинет. — Он направляется к двери, едва заметной в коридоре, ни разу не оглянувшись. Нагито проскальзывает внутрь, и вдруг Хаджимэ осознаёт, насколько сильно его присутствие заполняло комнату. Теперь всё стихло — ни тебе хриплого дыхания, ни шарканья одежды, ни праздной болтовни, ни беззаботных или задыхающихся смешков.       Эта мысль преследует его до самой машины, до самого возвращения обратно, где его встречает Нагито, проходящий через гостиную с охапкой бумаг. Комаэда выглядит так, будто он торопится. Его лицо слегка покраснело от усилий, и когда он видит Хаджимэ за углом, то прижимает весь свой груз к груди в защищающейся манере.       — Хаджимэ! — восклицает он голосом слегка выше обычного. — Мне просто нужно отнести это в мою комнату, а потом я вернусь. Ты знаешь, где кабинет, так что иди прямо туда!       И тогда он быстро проходит мимо, едва не врезаясь в стену, когда мчится к фойе. Хаджимэ смотрит, как он скрывается за углом, и не может отделаться от нахлынувших в голову вопросов. Что бы ни держал Нагито в руках, это было важно — иначе стал бы он так носиться из комнаты в комнату? Хаджимэ это не касается, да, но это не значит, что он не хочет знать, в чём дело.       Но, увы, если не спросить Нагито напрямую, то он ничего не узнает. Так что он просто пожимает плечами и идёт к двери, которую Нагито оставил слегка приоткрытой. Сквозь щель видны длинные шторы кремового цвета. Они обрамляют края окон в пол, идентичных тем, какие были в крытой террасе Нагито.       Хаджимэ это место показалось весьма приятным, как и дом целиком. Всё сдержанно, начиная с тёмных книжных полок на стенах и заканчивая замысловатым антикварным письменным столом из бронзы и мрамора, стоящим прямо посередине комнаты. Он выглядит очень старинным и невообразимо дорогим, что полностью контрастирует с современным, но не менее дорогим компьютером, стоящим на нём. Ноутбук Хаджимэ меркнет рядом с ним, несмотря на то, что стоит больше тысячи долларов.       Он аккуратно ставит сумку на стол рядом со столом и устраивается поудобнее в кресле. Оно гораздо уютнее, чем он мог себе представить, учитывая высокую прямую спинку и минимальную обивку. Он втягивает плечи и слегка потягивается, ожидая загрузки своего ноутбука. Работать на чужом месте всегда поначалу некомфортно.       — На полке стоит генератор белого шума, если ты предпочитаешь работать с ним.       Очевидно, Нагито скользнул в комнату — чего Хаджимэ не заметил, пока он не заговорил.       — О, эм, нет. Мне не нужно, мне и так нормально. Но спасибо.       — Хорошо. — Нагито добродушно пожимает плечами. Он всё ещё выглядит слегка нехорошо, раскрасневшийся настолько, будто бегал. — Тогда я оставлю тебя. Пожалуйста, дай знать, если тебе что-нибудь понадобится.       Хаджимэ кивает, чтобы показать, что всё услышал, но Нагито уже отвернулся, чтобы уйти. Он аккуратно закрывает дверь за собой, и в комнате остаётся только Хаджимэ и тихое жужжание техники. Незаконченный документ, который он оставил на экране, всплывает перед ним, и Хаджимэ взвывает.

* * *

      Спустя добрых четыре часа Хаджимэ наконец набирает последнее слово. Он захлопывает ноутбук и, прислонившись к спинке кресла, разминает затёкшие суставы. Небо уже давно потемнело, что в полной мере показывает, как долго он работал. Он обращает внимание на свой телефон, который всё это время лежал экраном вниз. Встречают его девять текстовых сообщений, все из них — из группового чата с Казуичи и Фуюхико.       Soul Friend: Ты где?       Soul Friend: Ты же знаешь что мы должны были пойти к Миоде сегодня вечером       Soul Friend: Гандам свалил на выходные так что Мисс Сония наконец-то даст мне шанс! Ты должен быть моим напарником!             Казуичи никогда не боялся переписок с двумя людьми одновременно — этот факт стал очевиден из последующего разговора между ним и Фуюхико.       Fuyuhiko Kuzuryu: Да, Хаджимэ, ты же не хочешь пропустить, как его отвергнут в седьмой раз за этот месяц             Он смеётся над этой, пусть и переигранной, шуткой, а остальные сообщения предпочитает игнорировать.       Hajime Hinata: Простите ребят, сегодня без меня       Прямо как он и ожидал, ответы приходят мгновенно. Первое сообщение — неразборчивая строка эмодзи от Казуичи, которая, по его мнению, означает разочарование, а затем более адекватный ответ от Фуюхико.       Fuyuhiko Kuzuryu: Окей чувак, не забудь про презервативы       Хаджимэ практически может слышать его смех. Он не отвечает ни тому, ни другому; оба знают, где он, и ему не хочется тратить следующие десять минут на то, чтобы отбиваться от их неудачных шуток про секс. Куда важнее найти Нагито, который занимался неизвестно чем всё то время, пока Хаджимэ корпел над своим эссе. Так что он собирает свои вещи, старается вернуть всё по своим местам, и сосредотачивается на том, чтобы определить, где может быть Нагито.       Как оказалось, долго искать не пришлось. Из игровой комнаты доносится приглушённый звук голосов, и, поскольку в такое время там никого другого нет, вполне логично, что Нагито будет там.       — Нагито? — он довольно быстро понял, каким пугливым может быть Нагито, так что он зовёт его, подходя к дверному проёму.       — О! Ты закончил!       Нагито сидит на диване прямо. Его стопы плотно прилегают к полу, а руки лежат на коленях. Хаджимэ замирает на месте, пытаясь понять, что же могло произойти такого, чтобы Комаэда так нервничал.       — Нагито, ты…       — Уже поздно, не так ли? — Нагито встаёт и его трясёт — Хаджимэ может видеть, как дрожь пробирает тело. Его голос слишком сильно дрожит, трещит на последнем слоге и совсем притихает. Он сглатывает.       — Уже поздно, не так ли? — снова начинает Нагито. — Так может, хочешь остаться на ночь?
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.