* * *
Нагито надеется, что выглядит презентабельно. Он далеко не эксперт в области моды, но выбранный им образ из пиджака и брюк кажется вечным. Белый — не его цвет, о чём неоднократно говорила Джунко, но ему всегда нравилась успокаивающая прохлада ткани, и, если можно настолько смело выразиться, он считает, что выглядит в этом достаточно неплохо. Всё, что ему нужно на ближайшие два дня, аккуратно уложено в чемодан около двери. Минувшую ночь он провёл в глубоких раздумьях касательно того, что делать с лекарствами — как спрятать их от Хаджимэ, и возможно ли это вообще. Крошечные пластиковые бутылочки аккуратно засунуты под ряды одежды, чтобы они не создавали лишнего шума, но их так много, что одна обязательно выскользнет. Он подумывал оставить их дома. Но тогда он пропустит дневную дозу, и Мацуда будет разъярён, а это того не стоит. Нагито подумал о том, чтобы сменить время и принимать их вечером, а не утром, но а толку-то? Так что он решил завести будильник пораньше, надеясь, что проснётся раньше Хаджимэ, чтобы успеть выпить бесконечное количество маленьких таблеток без его ведома. Самое простое решение, от которого всё равно внутри загорается беспокойство. Несмотря на все проблемы с лекарствами, он в большом предвкушении предстоящих выходных. В самом большом, что он испытывал за последнее время; настолько, что в его груди как будто бушуют молнии. Сейчас без двух минут двенадцать, а значит, Хаджимэ уже очень скоро должен приехать, если не задерживается, и Нагито не знает, куда выплеснуть энергию. Его волосы приведены в порядок, сумки собраны, бумажник полон. Остаётся только терпеливо ждать своего спутника. Потому что именно так его и можно назвать: он тот, с кем можно посмеяться над забавными картинами в музеях, попробовать мороженное во время заката и побродить по китчевым магазинчикам в подворотнях. Такого человека, как Нагито начинает понимать, у него никогда не было. Человека, который может заполнить пустоту в его сердце, которая до знакомства не сильно-то и ощущалась. — Хорошо провести время, Нагито! Чиаки проносится мимо него, и то, как он удивлённо оборачивается, достаточно конкретно смущает его. — Ах, спасибо, Чиаки, — говорит он в ответ, но голос у него слишком тонкий и едва слышимый, а она, скорее всего, слишком далеко, чтобы расслышать. Похоже, она поспешила в другую комнату по каким-то делам — слишком важным, чтобы остановиться и поболтать. «Она бы остановилась, будь тут Хаджимэ», — шипит его разум. Такая навязчивая мысль гасит его радость. Он вспоминает утро после того, как Хаджимэ ночевал у него, вспоминает их двоих, весёлых и беззаботных, рассказывающих истории из жизни. О том, какими довольными они выглядели в этом уголке мира, в этой нише, созданной для них двоих. Как они не нуждались в счастье Нагито, как он нуждался в них. Впрочем, это не имеет значения. Нагито энергично вертит головой, скорбя по уложенным волосам, сейчас безжалостно спутывающимся, но испытывая облегчение от свободы, которую даёт такое движение. Сейчас ровно двенадцать, и он не должен выглядеть слишком погружённым в свои мысли, когда приедет Хаджимэ. «Ты слишком туповат, чтобы глубоко задумываться над чем-то», — гогочет голос Джунко, и он отгоняет и его. Он снова проверяет время — одна минута первого. Он потратил ровно полноценную минуту, беспокоясь о фантомном голосе в собственной дурацкой, тупой голове, когда мог бы высматривать Хаджимэ. — Хаджимэ не бросил бы меня, — шепчет он, испытывая одновременно и стыд, и облегчение. Миайя снова и снова повторяет ему, что нужда в уверенности нормальна, и вдвойне нормально то, если он сам себе её даст. И всё же делать это вот так, посреди фойе, неловко. Подъездная дорожка видна из его кабинета, так что можно он может пойти туда. Никто не сможет его услышать, а книги составят ему компанию. В любом случае, он давно собирался протереть пыль на полках. Что-то похрустывает, пока он идёт по коридору. Листок бумаги из блокнота, аккуратно сложенный в маленький квадратик и засунутый в карман пиджака. Прошлой ночью заснуть не получилось — слишком крепкий эспрессо, который Нагито решил попробовать, и трепетное волнение перед выходными, — так что он решил просмотреть все достопримечательности, которые только можно найти, и составил список тех, которые, по его мнению, могли бы зацепить Хаджимэ. Например, магазин конфет, прогулка на гондолах по реке, ужин в баре на крыше и книжный магазин, название которого он записал чисто для себя. Он не думал, что Хаджимэ будет возражать. Пять минут первого. Нагито проверяет время, минуя дверь, и пытается подавить нарастающее беспокойство. Хаджимэ занят, или на дороге пробки, или он забыл что-то и вернулся, чтобы забрать. Вот и всё. Бумажка прожигает дыру в его кармане. — Может быть, это глупо, — говорит Нагито, ни к кому не обращаясь. Занавески колышет прохладный ветерок, и он воспринимает это за ответ. У него вдруг не осталось сил ни на что другое, кроме как плюхнуться в кресло за столом и смотреть в окно. Иногда такое случается, и он надеется, что это чувство пройдёт до прибытия Хаджимэ. Как бы он себя ужасно чувствовал, если бы был таким истощённым и вялым все выходные... Хаджимэ заслуживает лучшего — во многих отношениях. Он заслуживает кого-то пообщительнее, кого-то поумнее, кого-то, кто мог бы поддерживать с ним разговоры, кого-то, кто не умирает. Он поступает крайне щедро, вырезая из своей насыщенной жизни целые выходные ради того, чтобы побаловать Нагито. Непосильно добросердечный. Мысли поглощают его со всех сторон, приковывая к месту и шипя в ушах, пока всё, что он может слышать — тупой гул, преисполненный ненависти к себе, и... Звук шин по гравию. Он разворачивается так быстро, что появляется боль в спине, но это того стоит, потому что там, за углом, останавливается Хаджимэ. Тогда Нагито встаёт и выходит из комнаты, негромко хлопнув дверью, и спешит вернуться в фойе. Он подлетает ко входу как раз тогда, когда Хаджимэ переступает порог. — Хаджимэ! — Нагито... Они одновременно зовут друг друга по имени — такой ужасный штамп, но от него сердце Нагито переполняют чувства. Никто ещё не был так рад его видеть. Глаза Хаджимэ комично расширяются, когда Нагито бросается к нему за объятиями. Хаджимэ явно застигнут врасплох, но Нагито не может выдавить из себя извинений, даже когда чувствует, что они теряют равновесие и клонятся назад. Рука Хаджимэ сильно ударяется об один из столиков с декором. — Так рад меня видеть? — немного замявшись спрашивает он, слегка запыхавшись, и Нагито списывает это на то, что они чуть не упали. — Я боялся, что ты не приедешь, Хаджимэ. Слова вырываются прежде, чем он успевает их обдумать и проглотить. Хаджимэ застывает в его объятиях — всего ничего по длительности, но достаточно, чтобы в теле Нагито пробудилась тревога. Потом его прижимают к себе — нежно, но с такой силой, что беспокойство перерастает в панику. Руки Хаджимэ ложатся ему на плечи. — Нагито, — начинает он, выдерживая голос жёстким. Однако после следующих слов он смягчается, как будто волнение, отразившееся на лице Нагито, — то, что не безразлично Хаджимэ. — Если я сказал тебе, что приеду, то приеду. И никак иначе. Ладно? — Ладно, — покорно соглашается Нагито. Он старательно подбирает голос, чтобы скрыть головокружение, ведь Хаджимэ говорит это так серьёзно, что нельзя не ответить тем же. В этих словах столько честности, столько страсти, что, пусть Нагито и приучил себя жить с заниженными ожиданиями, он ярко чувствует, насколько Хаджимэ искренен. «Ты сказал, что не станешь лгать мне, так с чего я стану лгать тебе?». — Ладно, — пытается сказать он снова, подкрепляемый уверенностью и расцветающей самодовольной ухмылкой Хаджимэ. — Ладно, — передразнивает тот. На его лице появилась нежная и заботливая улыбка, от которой в голове у Нагито заметно проясняется. — Нам пора выдвигаться, да? Ехать около часа. — Пора. В желудке Нагито проявляется что-то вязкое. Теперь начинается та часть, которую он упустил из виду, та, о которой он так убого забыл. — Но я не вожу, — тихо говорит он Хаджимэ. Он не уточняет, что не водит, потому что Мацуда признал его непригодным к этому делу несколько месяцев назад, и вскоре после этого его лишили прав. — Но у меня есть машина. Мы можем поехать на ней. Вести можешь ты, или нас может отвезти шофёр. Хаджимэ клонится вперёд, с трудом слыша последние слова Нагито, стыдливо опустившего голову. Почему именно? Он не уверен. Нет ничего удивительного в том, что у человека с таким достатком, как у Нагито, будет свой водитель. — Нет прав? — спрашивает Хаджимэ в настроении на разговор и вовсе без злобы. Во всяком случае, ему кажется так, чего нельзя сказать о Комаэде, который слегка щурится и сводит плечи, будто пытаясь раствориться в пространстве. — Нет, — шепчет он. Хаджимэ ожидает большего — объяснения или жалобы, потому что Нагито выглядит действительно подавленным, но он игнорирует взгляд, предпочитая смотреть на напольный мрамор и переминаться с ноги на ногу. — Мне позвать того, кто мог бы нас отвезти? Хаджимэ молчит, словно взвешивает все возможные варианты. Он несколько раз открывает рот, но ничего не произносит, будто пытается распробовать на вкус слова, которые собирается произнести. Нагито впивается ногтями в кожу левой руки и сосредотачивается на острой боли, пульсирующей там. Себе же он говорит, что вполне нормально, если Хаджимэ нужно время на раздумья. — Можем поехать на моей, — наконец говорит Хината. Он странно смотрит на Нагито. — Ты уже заплатил за отель. Бензин я осилю. Что правда. Но он не обязан этого делать, и в этом вся суть. — Но ты ведь ехал сюда, и... — аргумент Нагито тут же разваливается на кусочки. В основном из-за того, что его как такового и нет, и он знает это, а ещё то, что Хаджимэ это прекрасно понимает. — И это мой шанс сделать что-то приятное для тебя. — Да, я ехал аж целых пятнадцать минут, — сухо отвечает Хаджимэ. — На путь дальнобойщика не смахивает. Это замечание вгоняет Нагито в краску: — Но ты... — Если ты собираешься сказать то, о чём я думаю — мол, я не должен платить за бензин, потому что я разорившийся студент, — я сразу же развернусь и уйду. От этих слов Нагито отшатывается, а на его лице появляется что-то, выражающее недоверие, и Хаджимэ ощущает, как в груди поднимается знакомое чувство сожаления. До того момента, как его нос не сморщивается, а рот не превращается в нечто среднее между ухмылкой и плохо сдерживаемым смехом. — Ты бы так не поступил, Хаджимэ. — Да, да, — посмеивается он. — Подловил меня, да. Но, хэй, что ты имеешь в виду под «это мой шанс сделать что-то приятное для тебя»? Не забывай, что именно ты подарил мне консоль, эти выходные и... деньги. Почти обидно то, как сильно смеётся Нагито, завидев румянец на лице Хаджимэ. Судя по тому, как горячи его щёки, он просто пылает, а тонкий, похожий на колокольчик звук, который раздаётся со стороны Нагито, ничуть не помогает. Не говоря уже о том, как очаровательно он выглядит с зажмуренными глазами, с одной рукой, прикрывающей рот, и... Стоп, он действительно только что подумал об этом? — Да хватит, — ворчит Хаджимэ. — Мы теряем время. — Он тянет галстук на шее, который вдруг показался ему слишком тугим, и отворачивается от всё ещё хихикающего Нагито, чтобы взять его сумку. — Но ты так и не ответил на мой вопрос. И вот, Нагито дуется. Нижняя губа, насупленные брови и прекрасное поскуливание доказывают это. Он выглядит растерянным, словно не уверен, что отсутствие ответа — тоже ответ. — Ответил. До этого, — просто отвечает Хаджимэ и краем глаза наблюдает, как Нагито с довольной ухмылкой идёт за ним к двери. Они садятся в его машину, и Нагито это устраивает. Вот и всё. Потом Нагито царапает свои руки, что-то произносит про то, что сам должен нести свой багаж, но мысли Хаджимэ уже далеко. Он снова вспоминает, насколько всё это отличается от обыкновения, и каким бы вспыльчивым он оказался, будь на месте Нагито кто-то другой. Но Комаэда — не «другой», как бы он ни отказывался использовать нечто настолько избитое, как это выражение, другого способа описать его просто не существует. — ...что ты делаешь, я могу и сам это нести! — они проходят через парадную дверь, оба борются с удивительно крепкой хваткой Нагито на ручке сумки, и тут Хаджимэ замечает её. Сверкающую канареечно-жёлтую супермодель автомобиля, с хромированными отделками и гладенькими углами. — Беру свои слова обратно, — резко оборачивается Хаджимэ. Он обхватывает Нагито за плечи и наклоняется так близко, что их носы почти соприкасаются. — Мы едем на твоей машине.* * *
Нагито засыпает на полпути, поэтому Хаджимэ приглушает радио и занимает себя разглядыванием приборной панели. Ни на одном приборе нет надписей, поэтому понять их предназначение можно только методом тыка. Самую заманчивую он оставляет на красный свет — переключатель с крошечным изображением автомобиля без крыши. Совершенно очевидно, в чём заключается функция, но, тем не менее, его охватывает приятное головокружение от предвкушения. Нагито тихо ёрзает, когда крыша щёлкает, начиная раздвигаться в две разные стороны, почти бесшумно уходя в заднюю часть. Его голова слегка покачиваются, а глаза прижмуриваются от солнца, но в остальном он остаётся невозмутимым. Честно говоря, Хаджимэ был благодарен за это. В своей заинтересованности он совсем забыл о том, что Нагито уснул. — Извини, — шепчет он, чтобы загладить свою вину. Однако она не мешает ему оставить всё так, как есть сейчас. Почему бы и нет? Ветерок достаточно силён, чтобы согнать солнечный зной и сделать спокойную поездку ещё и приятной. К тому же, теперь ему лучше видно завистливые взгляды, прикованные к машине. Как Нагито умудрялся скрывать от Хаджимэ эту машину всё это время — загадка. Он видит город задолго до того, как они подъезжают к нему — небоскрёбы, мосты и транспорт кругом. Нагито просыпается как раз тогда, когда они проезжают по главному шоссе. Он издаёт тонкий писк и потягивается, выставив руки над головой, а затем долго щурится, почему машина попросторнее, чем раньше. — Хаджимэ, тебе нравится? — он широко улыбается в слегка одурманенной манере, всё ещё стряхивая с себя остатки сна. — Спрашиваешь ещё? — на языке вертится ещё что-то — шутка о том, что он хотел бы всегда ездить на этой машине, но он знает, что её Нагито воспримет чересчур серьёзно. И последнее, что ему нужно — явиться на учёбу на ярко-жёлтом спорткаре. Как бы круто это ни было. Поэтому он отвечает улыбкой на улыбку Нагито и включает радио, которое позволяет им сидеть в дружеском молчании, пока Нагито рядом с ним ёжится. — Если честно, я тут никогда не был, — наконец произносит он. — Или был, но... не по отдыху. Скрещенные руки Нагито лежат на его окне. Он опирается на них подбородком, глядя в горизонт, и Хаджимэ слышит его только потому, что они еле движутся. Больше разъяснений нет, но у Хаджимэ язык чешется от желания расспросить. Вот только в голосе Нагито что-то не так: как будто у него першит горло, и тон очень помутнённый, нечёткий, и Хаджимэ осознаёт, что это признание проскочило только из-за того, что он ещё не до конца проснулся. Ему слишком неловко что-то уточнять. Чутьё подсказывает ему, что они попали на запретную тему, и Нагито не порадуется, когда придёт в себя. Так что он сменяет тему разговора. Ловко, аккуратно, ничуть не смущаясь и не смущая. — Хм, так как прошла неделя? Нагито не насмехается над ним, лишь только нерешительно рассказывает о прогулке вокруг своего дома, и пусть Хаджимэ замечает, как взгляд Нагито задерживается на вырисовавшейся перед ними больнице, он оставляет это без комментариев.* * *
Честно сказать, отель ни разу не похож на то, что было показано на фото. Он в разы лучше. Им велено подъехать к парковке, и Хаджимэ с недоумением наблюдает за тем, как Нагито легкомысленно наклоняется, достаёт ключи из замка зажигания и передаёт их служащему. Трудно представить, что Нагито — беспокойный, тревожный Нагито — может так безропотно позволить незнакомцу сесть за руль своей машины. Да ещё и молодому незнакомцу — если опираться на суждения Хаджимэ, то ему не дать больше восемнадцати. Впрочем, это не его собственность, чтобы её защищать. Даже если машина стоит втрое больше, чем задолженности Хаджимэ, и, несомненно, является самой красивой из всех, какую он когда-либо водил. Даже если он жалеет, что не выбрал маршрут подлиннее, чтобы вдоволь наиграться с этой машиной. — Пойдём, Хаджимэ, — ласково зовёт Нагито, и тут он понимает, что остался в машине один. Нагито стоит около пассажирской двери — большие глаза цвета морской поверхности смотрят на Хаджимэ, который до сих пор не сдвинулся с места. — Нам ещё нужно зарегистрироваться. Если ты, конечно, не хочешь весь день просидеть в машине. От этих слов у Хаджимэ дёргается глаз. Трудно сказать по этому слащавому тону, смеётся Нагито над ним или нет. Он думает, что нет, но опять же, не секрет то, каким непредсказуемым может оказаться Нагито. — Оу, нет, прости. Раздаётся шум и возня, принадлежащие Нагито, и Хаджимэ успевает заметить смазанное движение того, как он обходит машину и открывает дверь со стороны водителя. — Тогда пойдём. Я хочу увидеть город! — парковщик молча наблюдает за тем, как Нагито вытягивает руку, нащупывает ладонь Хаджимэ и с удивительной силой сжимает её. Его пальцы слегка прохладные, но такие же мягкие, как запомнил Хаджимэ. Он понимает, что держаться за руки для них становится обычным делом, и от этого по шее пробегает тёплый огонёк. Он слегка склоняет голову, когда они с Нагито проходят мимо парковщика — никому не нужно видеть, как он взволнован от такого небольшого контакта. Они регистрируются — консьерж вдохновенно воркует над кредиткой Нагито. Когда они заходят в лифт и он приходит в движение, Комаэда нервно впивается в руку Хаджимэ, и это продлевается всю дорогу. Они останавливаются, чтобы полюбоваться видом, открывшимся из окна сорок третьего этажа, и даже в этот момент их руки сцеплены. Это прерывается только тогда, когда распахивается дверь, и Нагито вбегает в номер с такой заведённой радостью, какой Хаджимэ никогда от него не видел. Он бежит к ближайшей кровати и с восторженным писком бросается на неё. — Ты обязан попробовать так сделать, Хаджимэ! — говорит он. Это невинное счастье, момент ребячества между друзьями, но есть что-то в том, как Нагито растянулся на кровати, и оно распаляет пламя глубоко внутри Хинаты. Там, где пламени в этот самый момент не место. Окруженный пушистым белым одеялом, с подогнутыми ногами и чуть приоткрытыми глазами — Хаджимэ не ожидал увидеть это так рано. Или вообще не ожидал. По сути дела, это именно тот сценарий, который Фуюхико и Казуичи так красочно описывали ему, и одной этой мысли достаточно, чтобы избавиться от туманной дымки, застлавшей его разум. В отличие от Нагито, Хаджимэ не утруждается разуться перед тем, как разбежаться и прыгнуть на кровать. Он приземляется с мягким стуком в нескольких сантиметрах от Нагито. Кровать роскошна — она не на голову и даже не на две выше той, что в его общежитии, но ей не сравниться с той, что в гостевой спальне Нагито. Хаджимэ кажется, что с ней не может потягаться ни одна постель мира, и он не уверен, по какому именно критерию она выигрывает: по всем своим характеристикам или по тому, кому она принадлежит? — Разве ли не чудесно, Хаджимэ? Что-то заполняет зрение Хаджимэ. Что-то упругое, тёплое и слабо пахнущее цитрусовым одеколоном. — Кажется, я мог бы так проваляться весь день. И тогда что-то заполучает объятия Хаджимэ. Что-то упругое, тёплое и, несомненно, являющееся Комаэдой Нагито. От этого у него сохнет во рту. На его груди лежит голова, талию обвила рука, пряди волос щекочут подбородок. Нагито нежно прижимается к нему и двигается, словно пытаясь устроиться поудобнее. Но всё, чего он добивается — заставить Хаджимэ напрячься, когда их тела прижимаются друг к другу. Его сердце готово выскочить из груди от того ритма, в котором оно бьётся. Удивительно, но это, кажется, абсолютно не волнует Нагито. Он просто прижимается ближе, издавая самые тихие нежные звуки. Сейчас в комнате слишком тихо, слишком интимно, и всё, о чём Хаджимэ в состоянии думать, — о том, как он близок к Нагито и насколько они могли бы сблизиться, положи он свою ладонь под подбородок Комаэды. Хаджимэ прочищает горло: — Мы должны... кхм, мы должны сначала посмотреть, что хотим сделать, да? Нагито отстраняется чтобы ответить, и Хаджимэ испытывает непонятную помесь облегчения и нехватки чего-то: — Наверное да. Итак, господин «Чем Бы Сначала Заняться» увлечённо листает ближайшие достопримечательности на телефоне. Нагито то и дело дёргает свой карман пиджака, и хоть это довольно отвлекает, Хаджимэ не может найти причины указать на это. — Что-то случилось? — наконец спрашивает он. Нагито застывает, как будто его застукали за чем-то, чего он не должен был делать. — Не... не то чтобы, — запинается он. Но его рука дёргается к карману ещё раз, два, а затем он запускает пальцы внутрь. Хаджимэ терпеливо дожидается, пока он вынет оттуда крошечный клочок блокнотной бумаги, смятый и порванный по краям. — Просто у меня есть... несколько идей. Человека-«Давай Прыгнем На Кровать, Хаджимэ» и след простыл. С ним вновь тот самый Нагито, которого Хината знает — робкий и неуверенный в самых банальных вещах. — Ну так дай мне взглянуть, м? — Хаджимэ протягивает руку, свободную от телефона, и Нагито вкладывает в его ладонь бумагу, слегка колеблясь. Там список: названия мест и их расположение, а также, похоже, система оценивания, которую Хаджимэ не может расшифровать. — Мне нравится быть подготовленным, — признаётся Нагито так, будто ему нужно оправдываться. Хаджимэ пожимает плечами. — А это ты почему вычеркнул? Он указывает на первый пункт в перечне и с плохо сдерживаемым смехом наблюдает, как лицо Нагито пылает насыщенно-розовым цветом. Он клонит голову, намеренно пряча глаза, и Хаджимэ, вдохновлённый только что произошедшим событием, поднимает руку, чтобы заправить ему волосы за ухо. — Не стесняйся, — говорит Хаджимэ. Его голос звучит невероятно мягко — мягче, чем было с кем-либо, даже с Чиаки за годы до. Нагито моргает, словно только что вышел из транса. Его рот шевелится в такт тем словам, что он не решается произнести, и Хаджимэ остаётся лишь стараться не смотреть на эти губы, такие пухлые, податливые и бархатисто-мягкие. — Это котокафе, — наконец шепчет Нагито. Он смотрит в сторону. — Но мы уже были в кофейне и приехали сюда, чтобы заняться чем-то новым, поэтому я не хотел, чтобы тебе было скучно. Хаджимэ снова опускает глаза в список. Он уже в который раз задаётся вопросом, куда же пропала уверенность Нагито и кто её забрал, но знает, что если затянет молчание, то это будет воспринято нехорошо. — Хорошо, ладно, тогда что насчёт этого? — он показывает на второй пункт и вопрошающе смотрит на Нагито. — А... океанариум? — Нагито приходится пододвинуться, чтобы увидеть, на что указывает Хаджимэ. Хаджимэ кажется странным, что он не помнит собственного списка, но он не жалуется. Он чувствует тёплое дыхание Нагито, скользящее за ухом, когда тот приближается к нему. Их плечи прижимаются друг к другу, и когда Хаджимэ поворачивает голову, он видит крошечные веснушки, рассыпавшиеся по носу Нагито. Желание становится всепоглощающим, ведь приходит осознание, как мало расстояние между их губами, как легко можно было бы наклониться и... — Хаджимэ? — Нагито моргает, глядя на него, явно обеспокоенный. Он чувствует, как ногти слегка впивается в его руку. — Ты не хочешь и этого? — Н-нет, я... — с большим трудом ему удаётся оторвать взгляд от губ Нагито. — Думаю, это отличная идея. Я не был в океанариуме целую вечность. Что, в общем-то, неправда. Он был там всего пару месяцев назад с Фуюхико и Казуичи, но Нагито об этом говорить не стоит. Он понимает, что сделал правильный выбор, когда видит, в каком восторге Комаэда от этого. Это мило. Ему интересно, сколько раз Нагито ходил на подобные свидания. Затем он пытается подавить вспышку ревности, которая острейшими шипами впивается в него всего. В общем, океанариум находится всего в семи кварталах от их отеля. Хаджимэ отмечает в своём телефоне пункт назначения, чтобы они не потерялись, а Нагито уточняет, почему рядом со временем прибытия изображена метка человечка. — Ходьба — часть от общего удовольствия, — твердит Хината, пока Комаэда с опаской поглядывает на телефон, но не подаёт никаких знаков протеста. Роботизированный голос оповещает их, что путь займёт десять минут, но они не раз делают остановку, чтобы осмотреть витрины. Хаджимэ не кажется, что они упускают что-то чрезвычайно интересное, минуя панорамные окна магазинов, но Нагито охает и ахает над каждой причудливой выставкой, и они каждый раз останавливаются, чтобы полюбоваться всеми безделушками и сверкающими огнями. Ещё одна вещь, которую Хаджимэ не потерпел бы ни с кем другим. — Ты только посмотри на цветы! — Нагито кружится на месте со светящимся от чистейшей радости лицом, и бросается вперёд, чтобы схватить Хаджимэ за руку. — Ты должен подойти поближе и увидеть эти детали! Итого, голос помощника сообщает, что дорога до океанариума займёт десять минут. Но его лицо практически прижато к стеклу, пока Нагито перечисляет названия каждого цветка, и он не может найти в себе силы и желание даже мысленно поинтересоваться, дойдут ли они сегодня до своего места назначения.* * *
— Если честно, я тут никогда не был, — застенчиво признаётся Нагито. Они стоят в очереди за билетами, окружённые семьями со ссорящимися детьми и парочками, повисшими друг на друге. Здесь многолюдно, шумно, и Хаджимэ не упускает из виду то, как рука Нагито сжимает его бок. — Ты в порядке? — Хаджимэ неопределённо оглядывается по сторонам. — Может, хочешь уйти куда-нибудь в другое место? Судя по выражению глаз Нагито, он всерьёз раздумывает над этим предложением. По крайней мере, он чувствует себя гораздо менее комфортно, чем несколько минут назад, когда разглядывал витрины. — Ничего страшного, если так, — продолжает он. — Нет, я хочу остаться, — бормочет Нагито в ответ. — Было бы здорово посмотреть на рыб. Ребёнок на всех парах проносится мимо них, и Нагито делает шаг назад. От этого действия он спиной прижимается к груди Хаджимэ. Они оба замирают — или, по крайней мере, замирает Хаджимэ. Он не может много чего сказать Нагито, занятый ощущением их физических точек касания. — Ага, рыбы прикольные. — Я хочу посмотреть медуз, — шепчет Нагито. Где-то впереди начинает заливаться плачем ребёнок, и он прижимается к Хаджимэ ещё слегка. — Интересно, есть ли они тут? — Думаю, да. В некоторых местах их даже разрешают потрогать. Нагито хмыкает в ответ, слегка отвлекаясь от какофонии звуков вокруг. Женский голос зовёт следующего человека и очередь вяло продвигается вперёд. В их положении идти не представлялось возможным, так что Хаджимэ сделал грациозный шаг, поравнявшись с Нагито, и обхватил рукой стык между талией и выпирающим бедром. Нагито дико покраснел, но возражать не стал; Хаджимэ, на самом деле, просто выпал из реальности, когда почувствовал, что давление, должно быть, слегка усилилось, когда Нагито наклонился ближе. После этого очередь, к несчастью, быстро исчезает. Они мгновенно оказываются перед кассиршей; они уже не касаются друг друга, пока Нагито ищет в бумажнике нужную мелочь. Женщина вручает им билеты, желает приятного посещения, и направляет их в фойе — широкое, возвышающееся над остальными помещение, стены которого спроектированы так, что кажется, будто они находятся под водой. Нагито довольствуется тем, что оглядывается по сторонам, удивляясь цветам, стёклам, всему, а Хаджимэ занят картой, которую им дали. В этом трёхэтажном монстре столько всего, на что стоит посмотреть, что они могут застрять тут не на один день. Не то чтобы он возражал. Нет причин для возражений, когда он видит, как очаровательно выглядит Нагито, восхищённо глядящий в потолок. — Что ты уже увидел? — Хаджимэ легонько толкает его локтем. Вместо ответа Нагито притягивает его за руку. Он молча показывает вверх, на макета скопления стаи китов. — Как думаешь, они в натуральную величину? — спрашивает Нагито, и его лицо бледнеет, когда он понимает, как мало расстояние между ним и Хаджимэ. Так он может видеть каждую крошечную веснушку на носу Хаджимэ, его густые ресницы, которые слегка касаются его щёк, когда он моргает, и даже маленький бантик на вершине губ. Он пялится — и он должен прекратить, иначе Хаджимэ будет тошно, узнай он об этом, — но не может ничего с собой поделать. Что-то витает между ними в воздухе, что-то такое, что он переживал лишь однажды и испытывал по отношению к кому-то настолько недосягаемому для него, что глупо было даже беспокоиться на этот счёт. Но нет. Он не может думать об этом здесь, не сейчас, когда он должен наслаждаться временем, проводимым с Хаджимэ. — Тут ничего нет об этом. Так что я не уверен. Всплыв из своих мыслей, Нагито видит, как Хаджимэ заинтересованно изучает карту. Он внимательно перелистывает страницы, и ему приходит на ум, что Хаджимэ ищет ответ на его вопрос. Такой простой, но неожиданно милый жест заставляет Нагито почувствовать себя так, словно он слишком долго пробыл под палящим солнцем — его переполняет тепло, покалывание во всём теле. Он не может подобрать слов, чтобы ответить. Точнее, они есть в его мыслях, но они застревают на полпути в горле, скомкиваясь в неразборчивую кашу, из-за которой он может надеяться только на улыбку. И он улыбается, берёт руку Хаджимэ в свои ладони и хочет верить, что этого достаточно. — Хэй, смотри. Медуза. — Хаджимэ подносит карту поближе к ним, чтобы оба смогли увидеть крошечную коробку, на которую он указывает. Эта зона на втором этаже, зажатая между экзотическими рыбами Карибского моря и специальной выставкой, посвящённой Большому Барьерному рифу. — Сначала мы пойдём туда, ладно? Нагито может только взволнованно кивнуть, чуть не поперхнувшись воздухом от того, как ласково ему улыбается Хаджимэ прежде, чем направиться к их цели. Лестница, по которой они поднимаются, огибает головокружительный водопад. Хаджимэ приходится придерживать его, когда он чуть не переваливается через перила, пытаясь получше рассмотреть пластмассового краба, но ощущение мягких рук на его талии просто отключает мозг. Маленькие касания становятся чем-то существеннее, что он будет прокручивать в памяти одинокими ночами. — Что хочешь увидеть? — спрашивает Нагито. Он чувствует себя немного неловко от того, только он просит о чём-то, хотя Хаджимэ это, по всей видимости, совершенно не беспокоит. — Хм? О, эм, всё, что ты хочешь, — начинает Хаджимэ, но быстро ловит себя на том, как краснеет. — То есть, я не уверен. Акул, может быть. Улыбка, которая озаряет его лицо при этом, не едва уловима, не мала. — Тогда потом — сразу туда. Он не обижается, когда Хаджимэ отворачивается, прежде чем кивнуть. Не обижается и на отсутствие ответа вслух. Это лишь заставляет улыбнуться ещё шире. Зона медуз огорожена множеством привлекательных дверей, мерцающих разноцветными огнями, от которых у Нагито болят глаза. Он не уверен, чего от них стоит ожидать, но рад заметить, насколько уменьшилось столпотворение, отчего они почти одни. Забавная вывеска с яркой карикатурой рыбы-меча предупреждает о том, что в условиях недостаточного освещения нужно внимательно смотреть под ноги, и внезапно ладони Нагито становятся немного влажными. Этого он не ожидал. Но тут Хаджимэ толкает дверь, и если Комаэда замешкается, это будет выглядеть подозрительно. Поэтому он берёт себя в руки и, слегка пошатываясь, входит в комнату. — Это... Нагито не знал, чего ожидать. В детстве ему были интересны документальные фильмы о природе. Они помогали чувствовать себя не так одиноко, добавляли знаний о существах, слоняющихся по миру, пусть он и не мог их увидеть вживую. В одной из программ он услышал: «Медуз можно встретить на берегах некоторых регионов», и его взбудоражила мысль о том, что увиденное им по телевизору может предстать перед ним в реальности. Так что он каждый день благоговейно проверял береговую линию, ожидая чуда. Это продолжалось до тех пор, пока он не устал от бесплодных усилий, обратился к литературе из своей гигантской библиотеки и выяснил, что они точно не водятся там, где он живёт. Досадно — и это мягко сказано. — ... невероятно, — договаривает он и, повернувшись к Хаджимэ, замирает. В его чертах появилась новая мягкость — может быть, дело в освещении. — Это всё, о чём ты мечтал? — подшучивает Хаджимэ, — если бы он только знал, какая глупая правда скрывается за этим вопросом и насколько он попал в цель. — Даже больше. Они подходят к светящемуся цилиндру в центре комнаты. Он заполнен сотнями шарообразных, на вид мягких существ. Они без усилий словно парят вокруг, вокруг, вокруг, пока Нагито не чувствует головокружение. Должно быть, он слегка покачивается, потому что вдруг на его плечи кладут ладони и уговаривают присесть. — Только не говори, что настолько восхищён, что собираешься отключиться, — смеётся Хаджимэ. Только вот не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы расслышать в его словах беспокойство. И Нагито, немного запыхавшийся и очень восхищённый, улыбается в ответ: — Я так долго ждал, чтобы увидеть их. Пятнадцать лет так точно. Я думал, что они приплывут к моему пляжу, но нет. Я не подумал проверить, живут ли они вообще в этих краях. — Он заканчивает фразу слегка сдавленным вздохом и смешком, который слишком быстро обрывается. — Наверное, по глупости, я думал, что они могут быть моими друзьями. Оба молчат. Гул аквариума даёт Нагито возможность сосредоточиться на чём-то другом, когда он опускает голову и усилием воли избавляется от давления на глаза. Но в этот момент Хаджимэ приподнимает его лицо за подбородок и смотрит на него с самым искренним выражением, которое Нагито когда-либо видел от других. Внезапно он забывает о медузах в их огромном неоновом аквариуме. Он забывает обо всём, кроме гипнотических каре-зелёных глаз перед ним и ощущения опьянение, которого он никогда прежде не испытывал. Хаджимэ усмехается, и в здании словно гаснет освещение. — Всё в порядке, — говорит он. — Ты больше не один.* * *
Когда они возвращаются в отель, Хаджимэ кое-что осознаёт: он совершил огромную ошибку. В номер они вернулись к одиннадцати часам, абсолютно вымотанные. Нагито прислоняется к стене, когда проводит карточкой по считывающему устройству, а Хаджимэ обхватывает его рукой за талию, когда дверь открывается. Только для поддержки, не более. Однозначно. Кровать, стоящая ближе к двери, осталась за Нагито — он обосновал это тем, что «он первый её привёл в беспорядок, а Хаджимэ не должен спать на грязной кровати». И хоть Хаджимэ не согласен с этим аргументом, потому что они оба были вовлечены в это баловство, у него нет сил, чтобы спорить. Сразу же он направляется к своему чемодану. Желание переодеться в пижаму, почистить зубы и закутаться в эти шёлковые простыни слишком воодушевляет. Нагито, в свою очередь, снова бросается на кровать, падая лицом вниз. — Мне нужно в душ. Но он так далеко, — хнычет он, переворачиваясь. Глаза блестят, а щёки раскраснелись от выпитого за ужином фужера шампанского. «Абсолютный слабак», — подшучивает мысленно Хаджимэ, и он мог бы озвучить это, если бы не факт того, что это было адресовано Нагито. Что ещё больше усугубляет ситуацию, так это то, что находится в его сумке. Золотисто-чёрная коробка, блестящая на свету, рядом с крошечной прозрачной бутылочкой, наполненной жидкостью. Подарки от Казуичи и Фуюхико. Презервативы и смазка, которые он собирался убрать. Он сглатывает. — Может, первым в душ сходишь ты, а, Нагито? Чтобы ты не задерживался, а я пока отдохну пару минут. Конечно, они поленились и бросили сумки просто рядом с дверью. Точнее, рядом с дверью в ванную, и Хаджимэ подозрительно возится около неё, пока Нагито, ссутулившись, проходит мимо: — М-м-м, ну, если ты настаиваешь. Он сонно потирает глаза — и это удивительное, до боли завоёвывающее сердце зрелище, — когда закрывает за собой дверь. И тогда Хаджимэ в панике, как можно тише, крадётся по комнате, приглядываясь, где можно спрятать такие оскорбительные вещи, чтобы Нагито их не нашёл. Вариантов не так уж и много, разве что положить в шкафчик в ванной и притвориться, что это подарок от отеля в случае, если Нагито как-нибудь наткнётся на них. — Ты абсолютный дебил, — шипит Хаджимэ. Это так в его стиле: думать о выходе из ситуации, когда уже слишком поздно. У него нет шансов проскользнуть туда сейчас, если только он не хочет показаться окончательным ублюдком. Остаётся только один вариант — подкинуть это, когда придёт его очередь принимать душ, и молиться, чтобы Нагито не взбрело в голову пошарить в шкафах. Ему потребовалось около пяти минут бешеных поисков, чтобы прийти к этому решению, а это значит, что до возвращения Нагито у него остаётся неопределённое количество времени. Чувствуя себя более чем подозрительным, Хаджимэ замирает, прислушиваясь к звукам в ванной: ритмичный стук капель о кафель и тихое напевание какой-то песни, которую он никогда не слышал. — Миленько, — шепчет он и тут же хлопает себя по губам. Это немного больно, но он воспринимает это как расплату. Впрочем, времени на это нет. Конечно, его пижама похоронена под всеми остальными вещами, — небрежно закинутыми в сумку, несмотря на настойчивые предложения Фуюхико одолжить ему сумку для туалетных принадлежностей, — так что ему приходится вываливать всё на кровать рядом с собой ради того, чтобы достать то, что ищет. Простая футболка и шорты, которые отлично подойдут для того, чтобы скрыть некоторые компрометирующие предметы. Стоя на коленях, Хаджимэ преодолевает несколько десятков сантиметров расстояния до кровати Нагито. Ему кажется это немного ироничным — сваливать всё на матрас и пробуя разные вариации того, как можно было бы это спрятать, — что в итоге оказалось не так уж и сложно. Если Нагито сочтёт странным, что одежда лежит в таком виде, то, что ж, он просто скажет, что неряха. Душ ещё не выключился, и у него явно есть время, поэтому Хаджимэ безрассудно потакает своему любопытству. Смазка всегда для него была своего рода загадкой. Хаджимэ не стеснялся признаться, что у него ещё не было секса, и он не любил пользоваться чем-то специфическим самостоятельно. Отчасти потому, что лосьон прекрасно справлялся с поставленной ему задачей, но в основном из-за того, что не хотел столкнуться с приколами и шутками Казуичи или Фуюхико, если бы они нашли какую-нибудь бутылочку. — У неё вообще есть запах? — вслух спрашивает он. На флаконе нет символов, которые могли бы говорить о каком-то аромате, но он бы не отказался, если бы соседи по комнате купили ему что-нибудь цветочное, морское, бризово-гибискусовое. Бросив ещё один осторожный взгляд в сторону двери, он в момент сильного любопытства решает, что ничего плохого не случится, если он проверит. Как оказалось, это стало его второй ошибкой за день. Маленькая фольга, запечатывающая тюбик, противится. Она слишком мала, чтобы можно было поддеть ногтями, а поблизости нет ничего достаточно острого, чтобы её проткнуть. Хаджимэ переворачивает бутылку, борясь с ней, и через мгновение это, кажется, срабатывает. Фольга отрывая, Хаджимэ молча ликует, и что-то скользкое растекается по его руке. Он не может наклонить бутылку назад достаточно быстро. Смазка, как оказалось, не такая вязкая, как он думал. Настолько не такая, что половина бутылочки успела вытечь на плед под ним. — Блять. Хаджимэ судорожно оглядывается по сторонам в поисках чего-нибудь, чем можно было вытереть жидкость. Кажется, она уже впиталась в дорогую ткань, но он цепляется за мысль, что ситуацию ещё можно спасти. — Как можно быть таким тупым, — ругается он, спрыгивая с кровати и подбегая к своей сумке. — Можно ж было подождать, пока зайдёшь в ванную, но нет. Конечно нет, зачем?! Рубашка, которую он носил в течении всего дня, — оптимальный вариант, но, оглядывая липкий беспорядок на кровати, он сожалеет о потере одной из своих любимых пуговиц. Пытаться оттереть её, наверно, бесполезно. И вообще, лучше придумать какую-то полубезумную отговорку, чем допустить, чтобы Нагито просто вышел к нему, оттирающему непонятную субстанцию на кровати. Остаётся только собрать вещи и ждать. Не прошло и секунды после того, как он устроился на кровати в, он надеется, нормальной позе, душ выключился. А ещё через мгновение после этого дверь ванной открывается, и из неё вырывается клубящееся облако пара. Это напоминает Хаджимэ концерт или дымящуюся машину времени в доме с привидениями. Нагито, наверное, принимает душ в воде, похожей на раскалённую лаву. — А, прости, что так долго. — Но в этом нет нужды. Хаджимэ даже был бы признателен, если бы он побыл там ещё несколько минут. — Ванная теперь в твоём распоряжении. Не волнуйся, я всё убрал за собой. Во-первых, при словах «убрал за собой» мысли Хаджимэ устремляются в ужасное направление. Во-вторых, у него нет времени ругать себя за такие мысли, когда он видит, что Нагито надел. Или чего не надел. Нагито — скромный, невинный, очаровательный Нагито — явился, окутанный ароматом лаванды и самым маленьким белым полотенцем, какое Хаджимэ видел в своей жизни. Его волосы завёрнуты в такое же, хотя на голове оно кажется объёмнее, чем на теле. Не помогает и то, что в некоторых местах оно влажное — очевидно, это то же полотенце, каким он и вытирался. Концы его цепляются за верхнюю часть бёдер так, что Хаджимэ понимает, нет, знает, что они будут растрёпаны сразу же, как только Нагито сделает пару шагов. — Что-то не так, Хаджимэ? — он наклоняет голову, обеспокоенность заполняет его глаза, и его хватка на полотенце слегка ослабевает. — Оу! Если тебя беспокоит ситуация с полотенцами, то всё в порядке! Их было четыре, я взял два, а другие два — твои. Надеюсь, это нормально. Он имеет наглость выглядеть расстроенным, словно сказал что-то не то. Вся кровь Хаджимэ прилила туда, куда не следует, и это мешает ему отреагировать должным образом. — Э, эм, нет, всё в порядке, — запинаясь выдаёт он. Хаджимэ чувствует, что ноги у него немного ватные, и когда он опирается одной рукой о матрас, чтобы создать себе подобие опоры, он вспоминает о небольшой проблеме, которую сам же и сотворил. — Я просто немного расстроен, вот и всё. Я случайно пролил воду на твою кровать, и она теперь вся мокрая. Нагито одаривает его причудливым взглядом: — Откуда у тебя вода? — спрашивает он и, о, блять, Хаджимэ даже не подумал об абсолютном отсутствии доказательств. — Мини-бар. Мне захотелось пить. Теперь остаётся только молиться на то, чтобы Нагито не усомнился в этом заявлении из-за отсутствия пустой бутылки. Это кажется маловероятным, учитывая, что он едва одет и на пол с него капают остатки воды. — А ты не хочешь одеться? — Хаджимэ пытается перевести разговор в менее напрягающую сторону. Оу, и хочется верить, что Нагито накинет на себя что-то, более похожее на одежду, прежде чем он взорвётся к чертям. — Да, не помешает. — По крайней мере, у Нагито хватает самосознания, чтобы покраснеть вспомнив, где он находится и что делает. — Можешь пока побыть на моей кровати. Разберёмся, что делать с твоей, когда я приду. Нагито выглядит слегка озадаченным — несомненно, его немного выбила из колеи мысль о том, что Хаджимэ не позволит ему просто остаться с испачканным покрывалом. Хотя, потом Хината понимает, что и сам бы не стал беспокоиться из-за такой мелочи, как вода. Если бы это действительно была вода. Но когда Нагито начинает подходить к кровати, Хаджимэ кое-что стрельнуло в голову. Он собирается одеться, и шанс того, что под полотенцем что-то есть, очень мал. На его щеках всё ещё горит румянец — то ли от остатков алкоголя, то ли от мучительно горячего душа, который он только что принял, — и Хаджимэ не хочет рисковать. — Тогда я пошёл, — практически кричит он. Время, которое ему требуется, чтобы собрать одежду и захлопнуть за собой дверь, почти нечеловеческое. Как и те силы, которые он потратил, чтобы не закрыть глаза и принять душ, думая о длинных ногах Нагито, его маслянистой коже, о том, что именно скрывает подол полотенца. Вот только сначала нужно сделать кое-что поважнее. А именно — спрятать полупустую бутылку и коробку. Теперь, когда закрывающая печать сломана, это выглядит куда более уличающе — и эта унылая мысль настигает Хаджимэ только сейчас. Но они пробудут в этой комнате только до завтрашнего утра, так что шансы на то, что Нагито найдёт это добро, довольно малы. В отличие от шансов несчастного человека, который будет убирать этот номер. Нужно будет оставить щедрые чаевые. Всё уходит в ящик под раковиной — в самый дальний и в самый неприметный. Покончив с этим, Хаджимэ почувствовал небольшое облегчение. Небольшое, потому что, хоть всё это фиаско разрешилось, ему всё ещё придётся взаимодействовать с полуголым Нагито по ту сторону двери. Сложно сконцентрироваться на чём-то ещё, пока он стаскивает с себя одежду и возится с клапанами душа. Ванная комната роскошна также, как и весь номер — жемчужно-белый мрамор и инкрустированное стекло. Душевые лейки занимают всю площадь ванной — как минимум три на каждой стенке, все под углом относительно центра помещения, и две большие сверху — под ними уютно могли бы расположиться как минимум двое. Хаджимэ сейчас не до таких мыслей. Хаджимэ может по пальцам одной руки сосчитать, сколько раз в жизни он принимал такой прекрасный душ. Точнее, на одном только пальце, потому что чем дольше он там стоит, тем больше понимает, что такое не сравнится ни с чем. Вода идеальной температуры, и то, как она обволакивает его со всех сторон, просто восхитительно, так что Хаджимэ всерьёз задумывается над тем, чтобы свернуться калачиком прямо здесь и наслаждаться. Вода снимает усталость и грязь после дня, проведённого в городе. Он приоткрывает глаза после того, как у него создаётся впечатление, что он тут слишком долго. Нагито вошёл и вышел в течение десяти минут, а он застрял на полчаса. Как бы ни была хороша вода, ему нужно было одеться и встретиться с тем, что его ожидает по ту сторону двери. — Например, что делать с ситуацией со спальными местами, — размышляет он вслух, кутаясь в пушистое полотенце. Очень похожее на то, которое было на Нагито, но оно не покинет этой комнаты. Было бы чудом, если бы Нагито согласился поменяться кроватями. Хаджимэ просто надеялся, чтобы смазка не осталась липковатой, когда подсохнет. Он метался между желанием потянуть время и желанием закончить как можно быстрее, но времени на чистку зубов и сушку волос не может уйти настолько много. Поэтому, глубоко вздохнув и сказав несколько слов ободрения самому себе, Хаджимэ с готовностью возвращается в комнату. Хаджимэ размышляет о том, что Казуичи, должно быть, чувствует себя приблизительно также — он далеко не в своей тарелке, но эти чувства всё равно его одурманивают. — Извини, что так долго. Я никогда не видел такого душа рань... Хаджимэ сказал сам себе, что он должен быть готов к чему угодно. Он прокручивал в голове все возможные сценарии — от Нагито, дремлющего в кровати, до него же, обнажённого, ожидающего. И, если честно, он был готов и к такому сценарию, просто он не сильно подготовился к тому, какие чувства он вызовет. А там — Нагито, одетый в пижаму из чёрного шёлка, скромно накрывшийся одеялом и поддерживаемый горой подушек, переключающий каналы телевизора. Услышав голос Хаджимэ, он поворачивается всем телом, хлопает ресницами и постукивает по части кровати рядом с собой. — О! Ты закончил! Тогда присоединяйся. Голос Нагито густой от сонливости, и Хаджимэ, спотыкаясь, понимает, что он лихорадочно моргал, чтобы не заснуть. Впрочем, такой же ритм сейчас у его собственного сердца, которое бьётся так сильно, что его, наверное, слышно всем. Не то чтобы он никогда не видел в постели парней своего возраста — он буквально жил с двумя такими. Просто в Нагито было что-то другое, что-то, что не давало ему спать по ночам, пока он пытался полностью понять это. Но сейчас это было совершенно очевидно, так как он почувствовал, что его ладони стали влажными, а во рту пересохло. Он несомненно, бесспорно, бесповоротно влюбился в Нагито Комаэду. — И ты... не против? — Почему я должен быть против? Можем и обняться. — Нагито лениво наклоняется вперёд и без сил опускается на подушки рядом с ним. Его руки раскинуты также широко, как и растянулась глупая улыбка на его лице. — Хорошо, хорошо, ладно. Только подвинься, а то места вообще не будет. — Его голос звучит слегка грубовато, но Нагито либо не замечает этого, либо ему всё равно. А может быть, он уже знает, что за этим нет никакого гнева и что Хаджимэ так искренне взволнован, что его даже голос не слушается. — Хорошо. — Нагито хихикает и переворачивается на ту сторону, на которой только что лежал. Он откидывает одеяло, и Хадзиме теряет надежду, что он будет лежать под одеялом, пока Нагито не уснёт. Тогда он бы смог переползти на другую кровать и провести ночь, ругая себя за то, что не сделал шаг. «Неудивительно, что у меня никогда не было девушки». Он закидывает одну ногу на кровать, когда Нагито указывает пальцем в определённую точку. — Оу, можешь выключить свет, пока ты не лёг? Пожалуйста? — Хаджимэ заметил, что он вытягивает последние слоги, как обычно делает в такие моменты; хотя он не уверен, что подразумевает выражение «такие моменты». Флирт - вот слово, которое он бы использовал. В обычных обстоятельствах он был бы расстроен тем, что ему приходится бегать через всю комнату делая то, что Нагито мог бы сделать сам. Но, как он уже давно понял, всё это — за пределами нормы. Поэтому он выполняет просьбу без единой жалобы — даже когда спотыкается о случайно попавшийся ботинок на обратном пути. — Ничего не вижу. — Хаджимэ кажется, что он наконец-то оказался рядом с кроватью, но вытянув руки он не касается ничего, кроме воздуха. Он проклинает своё зрение за то, что оно не в состоянии быстрее адаптироваться. — Неудивительно, — щебечет Нагито, и вдруг Хаджимэ ощущает, как рядом с ним кто-то появляется. — Я могу помочь. — Рука хватает его за запястье, а затем, с силой, которую Хаджимэ никогда бы не приписал Комаэде, его тянут в постель. Гора подушек смягчает его падение, когда он бесцеремонно спотыкается о каркас кровати. С одной рукой, крепко сжатой пальцами Нагито, он предпринимает жалкую попытку встать или не свалиться окончательно. Но, похоже, ему не нужно об этом беспокоиться, так как свободная рука Нагито ложится ему на плечо в тщетном рвении помочь ему приподняться. Кажется, в голосе Нагито поселилось постоянное хихиканье: — Так не спят. Но это подходит ему гораздо больше; это в разы лучше обесценивающего срывающегося голоса, который он так часто использует. Хаджимэ не приходит в голову ничего, чем можно было бы ответить без язвительности или ядовитого сарказма, поэтому он предпочитает промолчать. Он приподнимается на одной руке так грациозно, как только может, и позволяет Нагито повозиться с ним. Под спину ему задвигаются подушки, одеяло разглаживается по талии, и всё заканчивается тем, что кто-то под рукой прижимается поближе. — Что хочешь посмотреть? — спрашивает Нагито, протягивая Хаджимэ пульт, будто это драгоценный подарок. На заднем плане уже что-то гудит — похоже, какой-то слащавый роман, и разве ли это не прекрасно, — но Хаджимэ больше поглощён отражением вспышек и огней в глазах Нагито, чем тем, что крутят по телевиденью. В десятый раз за сегодня он осознаёт, как близко они друг к другу, и как легко было бы наклониться для поцелуя. Невероятно легко, особенно сейчас, когда Нагито кажется таким же очарованным. — Я же не знаю, что тут за каналы, — это всё, что он говорит. Херово. Он уже знает, что всю ночь будет вместо сна ругать себя за это. Но мысль о том, чтобы поцеловать Нагито, слишком рискованна, особенно когда он думает о том, что хочет чтобы это было больше, чем просто поцелуй. Больше романтики, больше страсти, больше всего. Это слишком важная ступень, чтобы так на неё подниматься — нет никакой гарантии, что он не испортит его, начав невовремя. Так что он перелистывает каналы, пока Нагито не издаёт тонкий писк над каким-то кулинарным шоу, которое повергает его в восторг. Умилительно, как его веки периодически опускаются во время разговора. — Может, лучше поспишь? Выглядишь очень вымотанным. Ответ Нагито скорее физический, чем вербальный. Он склоняет голову под подбородок Хаджимэ и говорит прямо в его шею. — Я хочу остаться с тобой, Хаджимэ. Он надеется, что Нагито не чувствует, как колотится его сердце под футболкой. Так что они останавливаются на кулинарном шоу, и Хаджимэ изо всех сил старается сосредоточиться на рецепте идеального хлеба, а не на замедленном дыхании Нагито. Его пальцы ослабли там, где сжимали ткань футболки Хинаты. Не нужно быть особого ума, чтобы понять, что он заснул, и это наполняет Хаджимэ особой радостью и удовлетворением, какого он никогда не испытывал. Всё, что он видит, когда смотрит вниз — непослушные пушистые волосы, и всё равно он может представить, как умиротворённо выглядит спящий Нагито. Настолько ловко, насколько это возможно, Хаджимэ нащупывает телефон на прикроватной тумбочке. Пятнадцать минут первого — самое подходящее время для сна, если он надеется встать достаточно рано, чтобы полюбоваться городом. Он не представляет, как ему удастся улечься, не разбудив при этом Нагито, но, подгоняемый особой приязнью к тому, в каком положении они сейчас находятся, Хината изо всех сил старается стряхнуть подушки, пока не оказывается под одеялом. Нагито никак не реагирует, разве что слегка ёрзает. Фуюхико как-то сказал, как приятно спать с Пеко. Хаджимэ посмеялся над ним — и из-за того, что никогда не слышал такой искренности в голосе друга, и из-за того, что сам ещё не познал этого чувства. Но теперь, прижимая к себе Нагито и вдыхая пьянящий аромат его шампуня, он всё понимает. Если бы завтра они проснулись и единогласно решили остаться на весь день в постели, он бы ничуть не возражал. В итоге, Хаджимэ требуется не больше пяти минут, чтобы уснуть. Сны его странные, но вовсе не неприятные: просторные белые кровати и горы подушек. Руки, обхватывающие его, и его собственные руки, обхватывающие кого-то в ответ. Ему снятся шезлонги на пляже, что-то, отягощающее его колени, липкий блеск пота на коже, прижимающейся к нему. Ему снятся длинные, ловкие пальцы, скользящие по его телу, дыхание, щекочущее ухо, и, наконец-то, наконец-то, поцелуи.