Утро нового дня

- Почему "император"? Поклоннику героической эпохи Средиземья больше подходит титул короля. Король Элрос, король Ар-Фаразон, король Элессар... покажи мне изъян в рассуждениях. - Королевство предполагает покой в пределах своих границ и сугубо оборонительные войны. Мы - Империя, которая постоянно расширяется, чтобы выжить. - Выходит, Империя - это такой эвфемизм для чего-то, до степени смешения похожего на Мордор во времена сауроновского владычества? - невинно поинтересовался странный лекарь.       Когда до императора Ниэннера дошли слухи о необычном докторе, поднимающем даже тяжёлых больных и смущающем умы простонародья, он приказал немедленно изловить его и доставить во дворец. Тем более слухи принимали совсем нехороший оборот: этого мошенника, безродного фокусника, считали королем Элессаром, вставшим из могилы! Ниэннер на мгновение пожалел, что урезал расходы на образование ради увеличения армии - теперь тёмное быдло даже не знало, что вообще-то мертвецам не свойственно вставать из усыпальниц и шастать по улицам. Даже продемонстрированная народу восковая копия мёртвого Элессара (оригинал исчез - очевидно похищен роханскими сауронопоклонниками) не решила проблему.       Император пригубил вино, в тоже время аккуратно изучая гостя. Осанка и черты более подходили аристократу-воину, нежели безродному докторишке. Тяжёлая цепь сковывала его руки, но врач не выглядел обеспокоенным. - Хочешь что-нибудь выпить? - любезно осведомился Ниэннер. - Да, воды. Вино дурманит голову, а у нас впереди обстоятельная беседа.       Ниэннер не раз бывал в усыпальнице, и не мог не отметить феноменального сходства между мертвецом и этим лекарем. Но мёртвые не воскресают, напомнил себе Император, не воскресают... - Тебе удобно? - с притворной вежливостью поинтересовался он, дабы напомнить пленнику лишний раз о его плачевном положении. - Лучше не бывает, благодарю за гостеприимство, - жутковато улыбнулся доктор, и Ниэннеру стало не по себе.       ...Но стало ещё страшнее, когда цепи легко соскользнули с рук лекаря. Стражники бросились было к нему, но тот остановил их коротким приказом: "Стойте". И они замерли. Не дыша. Не моргая. - Я бы мог заставить вас спать, но лучше, если вы будете свидетелями нашей беседы и тоже сделаете из неё выводы, - небрежно сказал доктор, - вы можете сесть или стоять свободно, можете уйти, когда хотите. Но не мешайте.       Стражники отмерли, а гость повернулся к вжавшемуся в кресло императору. - Прошу прощения, ваше императорское величество, клянусь, я бы не стал злоупотреблять дешёвыми фокусами, если бы это не имело отношения к предмету нашего диалога. Я не причиню тебе вреда, а когда мы закончим, можешь вернуть цепи. - Что ты такое? - спросил Ниэннер, ненавидя себя за то, как сдавленно звучит его голос. - Император Ниэннер, известный своею проницательностью, до сих пор не понял? Или не желает понять?       Ниэннер вытер пот со лба и хлебнул ещё вина. Покачал головой: - Это просто трюк. Просто фокус. Из мертвых не возвращаются... - А как же Берен, сын Барахира, который вернулся, вымоленный любовью Лютиэн? - Это было давно - если в принципе было. - Что я слышу? Император, который напал на другую страну ради наследия прошлого, сам в это наследие не верит?       Ниэннер сжал пальцы в замок, пытаясь успокоить бешенно стучащий в висках пульс. Только дрожи перед лицом самозванца ему не хватало. - А ты, значит, во все это веришь? - бросил император, снова глотая сладковато-терпкое вино. - При жизни верил. Теперь - знаю. - И что же ты знаешь? Знаешь как, назвавшись мертвецом, обманывать народ? Или как порочить наши усилия по защите Рохана? А может, знаешь, что случилось между тем, за кого ты себя выдаешь, и Сауроном?       Гость не стал перессказывать Императору рукописи из Запретного архива, он вообще ничего не сказал, лишь побледнел смертельно и глаза сделались больными. Ниэннер, который эти рукописи читал, понял, что лекарь не врёт. Теперь настала пора незнакомца выпить глоток вина, чтоб успокоить дрожь в руках. - Меня не волнует, кем ты считаешь меня, - с заметным усилием сказал гость, - поговорим о Рохане. - Поговорим, - кивнул Император, - там полощут твоё имя в грязи и поклоняются Саурону... - Скажи, почему зло есть зло?       Вопрос поставил Ниэннера в тупик. Он потянулся было за бокалом, но сообразил, что, напившись, не добудет нужной информации. Поэтому взял с золоченого блюда кусок мяса, медленно прожевал, наслаждаясь островатым ароматом специй и железным привкусом крови; а затем сказал неторопливо: - Если ты не понимаешь, что есть зло, какой толк нам говорить? - Скажи, разве зло есть зло, потому что его окрестили злом? - Что?       Гость улыбнулся: - Саурон - зло, потому что его назвали злодеем? Или потому, что по его приказу сжигали города, пытали и насиловали пленных, гибли тысячи достойных воинов с обеих сторон... - И что? - Удобно, когда зло и выглядит как зло. Темный монстр в чёрной твердыне, земля вокруг которой мертва на много миль. Сложнее, когда одна сторона выглядит как зло, а другая творит зло: сжигает города, пытает... - Я понимаю, к чему ты ведешь.       Император прожевал ещё один кусок мяса и кивнул на блюдо: - Ты тоже угощайся. ...Но если не пресечь зло на этапе, когда оно лишь подражает настоящему злу, это разве не приведёт к сущему кошмару? Сперва они молятся Саурону и оскверняют твои изображения, а потом начнут убивать всех, кто похож на эльфов и всех, кто родом из Гондора, заниматься мракультизмом... - Отчасти ты прав, но скажи, в каком случае они вернее обратятся ко злу: если просвещать их, если позволить их детям учиться в наших школах, если отстроить прекрасный и свободный Гондор на зависть остальному Средиземью - или если прийти к ним с огнём и мечом, разрушить их дома и убить ближних? - Пара поколений, и никто не вспомнит сожженные дома и убитых ближних. Зато ценности доброты, верности, уважения к истории, которые мы принесём им, будут жить в веках. - Жаль, Саурон не додумался до такого красивого обоснования своей политики.       Император невесело усмехнулся: - Ты поистине великолепно жонглируешь словами, искажая и переворачивая смыслы. Быть может, ты и есть Саурон во плоти, который возродился по зову роханских и харадримских мракультистов? - Не рано ли для аргументов в духе "ты Саурон"? - гость с улыбкой пригубил вино. - Обычно это последний довод, когда прочие бессильны. - А как ещё назвать того, кто поднимает полумертвых, принимает чужой облик, дружит с орками, саботирует борьбу с последователями зла в Рохане?       Серебряные глаза гостя сверкнули: - Столкнуться с ожившим злом тебе приятнее, чем с умершим кумиром? - Люди не воскресают, - покачал головой Император, - мы живём краткие годы в грязи и боли, чтобы уйти в ничто. - Ты не веришь в жизнь после смерти? - Я верю в червяков и слизней, которые живут в наших трупах после смерти, поедая кожу и внутренние органы. Это единственная жизнь после смерти, доступная людям. А ты ешь, ешь мясо.       Ниэннер отрезал ещё несколько кусков сочной говядины и без особого аппетита положил в рот. Он не хотел показать, как сильно расстроил сам себя описанием разложения трупа. - Если бы владыка Тингол, владыка Фелагунд и владыка Элронд знали, какая прекрасная судьба ждёт людей после смерти, они бы не колеблясь позволили своим ближним разделить судьбу со смертными, - негромко сказал лекарь. - И что же там, за гранью? - Ниэннер опять глотнул вина, чтобы прогнать навеянный собственной речью привкус гнили. - Бесконечное познание.       Император нахмурился. Он сам не верил в жизнь после смерти, но по его приказу церковники рассказывали людям о прекрасных садах для умерших праведников и огне и пытках для грешников. Для себя Ниэннер не желал ни садов, ни огня: сама мысль о вечности пугала неимоверно. - "Но вы, люди, рождены не для Арды. И там, куда вы уйдете, вы, быть может, обретете свет." - с улыбкой процитировал лекарь. - "Атрабет Финрод ах Андрет", - вспомнил Ниэннер книгу из Запретного архива. - Так обретём свет или нет? Даже Андрет, судя по беседе, не особо верит в жизнь после смерти... - Если бы зародыши человека могли разговаривать, их разговор в утробе был бы похожим: "А ты веришь в жизнь после рождения?" - "Скажешь тоже, может быть, ты ещё и в существование Матери веришь?"       Император улыбнулся, а лекарь продолжал, и глаза его сияли нездешним светом: - Правду говорит "Атрабет" - в этом мире мы лишь гости, и никогда Арда не сравнится с местом, в Которое мы идём! Самая совершенная форма и красивейший образ - ничтожное подобие настоящих образов и форм; самый прекрасный вкус - лишь тень истинного вкуса, самый дивный запах - только отголоски Того аромата... в Арде мы словно в тёмной пещере, и отблески настоящих вещей переплетением теней и бликов ползут по стенам. Но ты никогда не познаешь истины, пока не выйдешь из пещеры. Это и есть Смерть. - Смерть - это выход из пещеры? - Да, лишь шаг через порог, за которым настоящий мир во всей его необъятности. Эльфов учили Валар - а нас, людей, там учит и наставляет сам Эру, ведь после Дагор Дагорат нам суждено стать Вторым Хором наравне с Айнур... Знание, которое мы жаждем охватить, необъятно, и чем больше мы узнаем, тем больше понимаем, как ничтожны наши знания. Если предположить, что известное нам - это окружность на листе бумаги, а все вокруг неё - это непознанное, то чем больше будет окружность, тем больше она будет пересекаться с неизвестным... - Значит, просто вечное изучение, никаких судов, сортировки на плохих и хороших? - нетерпеливо перебил Ниэннер. - Нет. Большинство злых дел - от невежества... - Выходит, я могу сравнять Рохан с землёй, всех мужчин казнить, всех женщин отдать солдатам для развлечений, а тебя повесить на дыбу и заставить на это смотреть - но после смерти мы окажемся в одинаковом положении и мне ничего не будет?       Лекарь неторопливо отпил из кубка и мягко сказал: - Да, не будет никаких сковородок, где жарят грешников, плетей, вечных мук и чего-то в этом роде. Как может Эру, который есть любовь, создать место, предназначенное для страданий и пыток? - Ну, он мог бы отдать злые души Морготу и Саурону... - По-твоему, Эру - лицемер, который не против страданий, просто не хочет марать свои руки? Низкого же ты мнения о том, с чьим именем на знамени уничтожаешь целые народы!       Такая ярость мелькнула в голосе гостя, что Ниэннер непроизвольно вжался в кресло. - Каждый человек имеет равный доступ к Познанию. В конце концов, лишь бесконечно изучая и меняясь, человек приспосабливается к бессмертию. Без внутреннего изменения, бессмертие - тяжкий груз.       От рассказа о бессмертии у императора дрожь прошла по плечам. Мысль о вечности - пусть даже приятной вечности без сковородок и плетей - пугала до невозможности. - ...Человек, что убивал невинных, грабил, насиловал, - такой человек останавливается в развитии, ведь движение вперёд невозможно без осмысления своих поступков, без раскаяния. Вот ты, государь, готов признать, что причинил огромное зло и убил множество невинных людей? Готов принять груз вины?       Ниэннер покачал головой. Он всегда прав, а если кто-то считает иначе, то этот кто-то должен посидеть в колодках и переосмыслить свое мнение. - Вина порой жжёт больнее огня. Как рассказал мне Берен за кругами мира, однажды утром владыка Тингол пришёл к нему бледным и дрожащим. Сильно удивился сын Барахира, поскольку обычно гордый эльфийский король был с ним холоден и не искал у него поддержки. Тингол пожаловался, что во сне к нему пришёл Финрод Фелагунд, покрытый кровью и ужасными ранами. "Не Берена и даже не Саурона я виню в своих мучения и в гибели своих спутников, - сказал Фелагунд, - я виню тебя, ибо твоя гордыня обрекла меня на это..."       Неожиданно лекарь улыбнулся: - Но достоверно известно, что Финрод был отпущен из Чертогов Мандоса и вернулся а Валинор, где воссоединился с возлюбленной Амариэ. Зачем ему приходить к Тинголу в образе страшного призрака и пугать его по ночам? У него нет дел поинтереснее? Ответ самый простой - тот сон был не встречей с призраком, а лишь плодом неспокойной совести Тингола. Муки совести могут ранить больнее плети...       Ниэннер самодовольно усмехнулся - он-то не видит никаких призраков, и ничьи души не смущают его ночной покой. - ...Когда грешник думает о делах своих, жалеет и раскаивается - это мучительно, но это муки выздоравливающего организма. Хуже тем, кто закрыл свое сердце. - И что же с ними происходит? - Ничего. Мир меняется вокруг них, их друзья и близкие идут вперёд по бесконечному пути познания, и эти страдальцы остаются наедине с вечностью, которую они не способны понять и осмыслить. Разум человека не готов к бесконечности. Какая бы роскошь ни окружала его, она рано или поздно станет противна. Нужно меняться, чтоб вечность была радостью, а не проклятием. Но они измениться неспособны.       Ниэннер прикрыл глаза и на мгновение представил себя в счастливом посмертии. Никаких забот, море вкусной еды и бесконечный прекрасный сад вокруг. И проходит год за годом, столетие за столетием, и ничего не меняется...       Все рано или поздно надоедает. Самые вкусные блюда. Самые дорогие проститутки. Самые роскошные дворцы и палаты. Надоедает, приедается даже за одну смертную жизнь - что же ждать от вечности? Ниэннеру действительно стало страшно. - Но ведь и Мелькор, и Саурон не чужды были изменениям, постоянно постигали искусства и обучали им других, но только не раскаивались, - напомнил император, совладав в собой, - и вечность не была для них тяжким грузом? - Не была ли? - мягко переспросил лекарь, - Разве счастливая душа будет искать радость в убийствах и разрушениях? Мне довелось провести год рядом с Сауроном - ближе, чем хотелось бы - и говорю тебе, среди несчастных душ в Тёмной башне душа падшего Майара была самой несчастной. Нельзя идти вперёд, не познав себя. Но познавать себя - невыносимо больно для такого, как он. В стране бесконечного познания эти несчастные не могут найти себе места.       Гость окинул роскошные покои долгим взглядом и сказал, глядя в глаза Ниэннеру: - Знаешь, что они придумали, чтобы хоть немного скрасить свое вечное одиночество? Они попросили у Эру кусок земли - и получили его. По периметру они поставили забор, а внутри - организовали общество так, как им привычнее. Вместо дружеского соревнования в учении или искусстве, у них - звериная конкуренция, вместо свободной любви - грязная похоть и насилие, вместо равноправия - постоянная борьба за верховенство и унижение тех, кто внизу иерархии. Эру не создавал никаких мест наказания грешников - люди и сами неплохо справились. - Но ведь они могут покинуть это место? - Могут. Но не хотят! Глядя на тот кошмар, который они построили у себя за забором, и на счастливый свободный мир вокруг, просто не верится - ну зачем им это... стойло? Но им милее привычная ненависть, нежели такая трудная вечность. А ведь нужно просто забор разрушить!       Ниэннер откусил ещё остывшего мяса и спросил: - Раз загробный мир так хорош, почему ты не убьёшь всех окружающих, чтоб они поскорее попали туда? Зачем наоборот лечишь, продлевая их страдания в Арде? - А почему бы не вырезать двухмесячный плод из чрева матери, чтоб он поскорее увидел мир? Человек должен пройти все этапы развития, и смертную жизнь тоже. Это важный шаг в познании. - Эру все предусмотрел, - криво ухмыльнулся Ниэннер, - но раз он так умен, то почему позволит Морготу вырваться и снова творить бесчинства? - Я не могу знать точно, но у меня есть теория о предшествующих Дагор Дагорат событиях. Мы не зря весь вечер обсуждаем "Атрабет Финрод ах Андрет". Андрет, смертная дева, любила Аэгнора, эльфа, брата Финрода Фелагунда. Им не суждено было быть вместе, ибо слишком разными казались бессмертным судьбы двух народов, и предчувствовал Аэгнор скорую гибель - и расстался с любимой. Но она не обещала расставаться и покорно ждать. За кругами мира, на земле бесконечного познания, Андрет - среди тех, кто усердно изучает свойства материи, её структуру, движение и трансформацию. Она ищет способ взломать пространство и время и пробить дорогу к любимому. Эру не препятствует, но он предупредил её, что это опасный путь. Однако разве влюбленный не примет любые опасности ради крохотного шанса на воссоединение? Я верю, что однажды поиски Андрет увенчаются успехом. Человек сможет путешествовать между мирами не по воле Эру или Валар, но по собственной воле. Однако неопытность сыграет с исследователями злую шутку, и Врата Ночи, сдерживающие Моргота, пострадают - зло вырвется на волю.       Ниэннер кивнул: - Вот в это охотно верю. Все беды из-за баб!       Лекарь усмехнулся: - Моргот будет освобожден лишь для окончательного поражения от рук созданий, которых он пытался исказить. И после победы миры воссоединятся, и люди рука об руку с Валар построят новую Арду.       Ниэннер потянулся, разминая затекшие конечности, хлебнул ещё вина и сказал: - Не в добрый час ты сегодня постоянно поминаешь Финрода. Вспомни, чем закончилась его попытка увещевать Саурона прекрасными видениями? Ты же понимаешь, что тебя ждёт такой же жалкий конец? Ты не выйдешь из этой переделки живым. Я прикажу своим людям отвезти тебя в лес и пристрелить; никто никогда не найдёт твоё тело. - Я знаю это. Но прежде, чем казнить меня, ты услышишь последний аргумент... - Самое веское приберег на конец? - Можно и так сказать. Порой я хожу к несчастным, что сами себя заперли за забором и творят бесчинства друг над другом. Я пытаюсь говорить с ними, убеждать, что все можно изменить, если только они этого захотят. Обычно меня покрывают грязными ругательствами и гонят прочь...но в последний раз один из несчастных попросил его выслушать. "Меня зовут Вэлис, некогда прозванный Вэлисом великим..."       Ниэннер вспомнил - так звали императора, при котором был разрушен Мордор. - "...Моя душа гниёт и нет мне шансов для спасения. Умоляю, убей меня!" Я отказался, ибо окончательная смерть - это единственная вещь, которую никто за кругами мира не получит. Эру верит, что рано или поздно любая душа изменится. Тогда Вэлис попросил: "Найди способ предупредить моих последователей! Ибо они не ведают, что творят, не понимают, к какому ужасу ведут себя и Гондор. Для меня все кончено, но у них еще есть шанс..." С разрешения Эру, я выполняю просьбу твоего предшественника, Ниэннер.       Император потёр лоб, игнорируя боль в висках. Перед глазами плыло - вино было лёгким, но он выпил слишком много. Но сердце быстро и отчаянно стучало и голову ломило не из-за вина.       Ужас ситуации заключался в том, что Ниэннер поверил странному гостю. Поверил ещё в начале их встречи. Но измениться... эта идея жгла больнее огня. - Вэлису было важно, чтоб я поговорил с тобой, - вкрадчиво сказал Арагорн, - очень надеюсь, что с неожиданной заботы о других начнётся его путь к выздоровлению. А что скажешь ты, Ниэннер? - Скажу... Взять его! - рявкнул император на замершую вокруг стражу. - Твой последний аргумент не сработал, мошенник. - Это не последний аргумент, - широко улыбнулся лекарь, когда цепи защелкивались на его руках, - последний аргумент будет... сколько сейчас времени? Почти девять? До последнего аргумента четыре... три... два... один.       И дворец сотряс далёкий взрыв. Император бросился к окну - только чтоб обнаружить вдали зарево пожара. - Ты убиваешь, используя историю как оправдание, но при этом не знаешь историю. Верно? - продолжал улыбаться Арагорн. - Вы с Сауроном наступаете на одни и те же грабли. Да, это горит самый крупный оружейный склад столицы. Боюсь, с планами очередного наступления на Рохан придётся повременить. - Я тебя уничтожу, - прорычая Ниэннер, - я тебя... - Итогом в любом случае будет возвращение домой, - пожал плечами Арагорн, - меня там ждут. Я выполнил то, зачем пришёл.       Отголоски далёких взрывов сотрясли стены крепости. "Это, очевидно, мои осадные машины... а это пороховой склад..." - в панике думал император. - Добрым словом и... более вескими аргументами можно сделать больше, чем только добрым словом, - сказал лекарь, прежде, чем кулак Ниэннера ненадолго стёр улыбку с его лица.