Выйти наружу

Женя бы очень хотел, чтобы можно было отключить в себе слёзы на время пролистывания лент соцсетей. Специально подписывался на кучу аккаунтов с видео с тюленями и пандами, лишь бы они забили ему все рекомендации, но в рекомендуемые вот-вот и пролезали кадры с бесконечных ледовых шоу с Марком, прыгающим сумасшедшие каскады из четверных. И, конечно, переживающей за него Сашей, обнимающей его Сашей, чуть ли не целующей его у всех на виду Сашей. Женя одёргивал руку, делал вдох, делал выдох. Они вместе — Марк и Саша, Саша и Марк. Они вместе, им вместе хорошо, и это не изменится. Так, может, пора наконец просто радоваться за друга, отпустить ситуацию, зажить дальше? Начать читать учебники на год грядущий, раз сессию за этот уже сдал, утонуть в терминах и лоу-фае на фоне, чтобы не чувствовать ни-че-го? Не получалось. Во взломанном тиктоке появлялось всё больше видео со счастливыми Марком и Сашей, Сашей и Марком, и Женя проклинал себя за тот день, когда решил скачать это идиотское приложение на совсем нулёвый бессимочный планшет. Боролся тогда с рекомендациями на турецком, а теперь вот — перебегал из соцсети в соцсеть, а видел всё то же, что и так стояло перед глазами и не давало нормально существовать. Слишком странно — смотреть на них и понимать всё то, что чувствует Саша. Но наполовину: она ведь по-настоящему любима в ответ. При всех, без стыда всякого. Наверное, так должна ощущаться свобода. И ведь тогда, в конце ноября, в Сочи, какое-то дуновение этой свободы и правда чувствовалось. Это была абсолютно не их гонка: Женя стал шестым, Марк восьмым, Миша Коляда увёз серебро, а Морис золото, и в целом ничего необычного во всём этом не было. Марк смеялся вместе со Светланой Владимировной, Женя был в большем напряге: Алексей Николаевич вроде и поддержал, а вроде и стыдно перед ним было, что так всё развалил. Марку было весело и дальше, вечером, за ужином в гостинице и уже в номере. — И всё-таки я считаю, что бабочки должны быть отдельным элементом, — с расстановкой заявил он, проваливаясь в зелёное кресло, пока Женя копошился в своей спортивной сумке: перепроверял, на месте ли аптечка скорой помощи. — Чтоб можно было сравнивать, кто артистичнее сделает. — Ага, и кто смешнее каскад прицепит, — хмыкнул Женя, вспомнив свою короткую в Эспоо. — Тут тебе равных точно не будет, — рассмеялся Марк. Женя застегнул сумку, отставил её на нижнюю полку в шкафу. Помнил сейчас каждое слово, каждое движение — как будто уже тогда сказал самому себе: смотри, запоминай — понадобится, понравится. А потом будет больно. Женя присел на краешек своей кровати, сцепил перед собой пальцы в замок. Поймал взгляд Марка. Хитрый — и одновременно какой-то осторожный. А может, так показалось в неярком свете ламп. — Ты расстроился? — негромко спросил вдруг Женя. — Что? — переспросил Марк: не расслышал. — Расстроился? — повторил Женя чуть громче. — Ну, что место не занял. — Смеёшься, что ли, — фыркнул Марк, хотя смеялся тут всё это время только он один. — Да какая разница на этот Гран-При, ей богу... я вообще этого не хотел. На чемпионате России запаримся уже, а тут... Марк не думал о рейтинге, об очках репутационных, таких важных для международного уровня. Марк был расслабленный и будто даже счастливый оттого, что эти соревнования закончились. Но в то же время на этих словах он как-то напрягся. — А чего хотел? — спросил Женя, даже не рисуя в голове предполагаемый ответ. И вот тут Марк и стушевался. Их разделяло шагов пять: кресло стояло у окна, кровать Жени — ближе к выходу в коридор. Марк подался вперёд, зарылся руками в волосы. Женя не понимал. Просто ведь спросил, что тот хочет. Может, ответил бы, что хочет бургер. Женя бы вот тоже не отказался. — Хотел или хочу? — как-то странно спросил Марк, поднимая голову. — Ну, давай «хочу», — пожав плечами, ответил Женя. Марк поднялся с кресла. Пересел на краешек своей кровати. Расстояние сократилось, наверное, шагов до двух. Тишина давила, а Марк был слишком красивым. Женя заметил это на контрольных прокатах, и с тех пор то и дело возвращался к этой мысли, но одёргивал себя — не потому, что считал такой ход мыслей ненормальным, а потому, что не до этого вообще. Марк, может, и красивый, но толку-то? Марк — восходящая звезда, будущая мечта всех девчонок страны. А Женя — он просто Женя. Ещё и мальчик. Тишина давила, а Марк смотрел так — как кот. — Я хочу тебя поцеловать, — выдал он наконец почти шёпотом, и у Жени что-то ухнуло внутри. Как кипятком по всему телу облили. А Марк дёрнулся, отворачиваясь и вроде как снова посмеиваясь. — Извини, это такой бред, ты же не девочка, и... мне не нужно было говорить, я... Путался в словах. Смеялся не оттого, что пошутил, а оттого, что нервничал. Очень. — Марк, — остановил его поток речи Женя и протянул руку. Расстояние между двумя кроватями было действительно совсем небольшим, а потому он дотянулся до его левой ладони и аккуратно накрыл своей правой. — Марк, это не бред. А голос-то, голос — дрожал. И дышать тяжелее стало. Столкнулись смешно носами, целовались порывисто, взявшись за руки. Женя быстро отстранился, в глаза Марку посмотрел. Взгляд испуганный. — Бред? — на выдохе спросил Женя. Бред, Марк, бред? Гриппозный, температурный, такой, из которого выбраться хочешь, продираясь сквозь чёрные лабиринты в тяжёлых болезненных снах? Или всё-таки что-то другое? Уточнял, потому как если всё это — просто больное наваждение, то продолжать не надо. Уточнял — и Марк мотал головой. Марк красивый — но не только. Марк интересный, Марк творческий, Марк умный. Очень. Марк — как произведение искусства, причём современного, для которого нет ни места, ни прочих рамок — есть только самость. Целовать Марка — перформанс. До него не знал такого слова даже, а теперь весь мир искажался, уподобляясь новой терминологии. Женя уточнял, Марк льнул к его губам снова, неуклюже, но с таким пылом, что очень верилось в то, что всё искренне. Что правда хотел. Первый поцелуй по эмоциям одновременно был как последний — точно подозревали, что больше может не повториться, что проснутся и подумают, что это был сон, который стоит оставить тут, а не везти с собой в свои столицы. Но отвезли. Они стали переписываться гораздо чаще и о разном: Марк вскоре повадился каждый вечер присылать очередное понравившееся стихотворение — хотя Женя не всегда понимал, почему эти тексты называются стихами — или какую-нибудь картину, а Женя немного жаловался на учёбу и делился песнями, присылал клипы, а ещё — описания всяких фильмов, в надежде, что однажды они посмотрят их вместе. Один раз Марк не выдержал, нашёл сайт, на котором можно было организовывать совместные просмотры, сидя на двух разных концах земли. Посмотрели так «Ходячий Замок» — Марк ещё повспоминал многое из книги-первоисточника, которую Женя так и не прочитал, посравнивал, нашёл различия. Любимые группы Жени Марк раньше не слушал никогда, а в итоге стал даже при случае почитывать про исполнителей новости. — Сегодня вроде день рождения же у чувака из группы твоей, — весело сказал Марк, в первую субботу декабря, когда они созвонились, и Женя заулыбался: Марку было интересно, чем Женя увлекается помимо ледовых прыжков и программ, Марку был интересен он. Минутный сочинский порыв желания обернулся тем, что они стали узнавать друг друга ещё больше с каждым днём — Женя даже не жалел, что они сидели в это время по разным городам. Казалось, что, если бы были в одном, так часто бы не контактировали. А так списывались при любой возможности: между тренировками, за обедом, по ночам. По утрам Женя протирал глаза, перед которыми плавали образы очередных полотен Сальвадора Дали или Джорджо де Кирико. «смотри, гетеросексуальная боль))», написал один раз Марк и следующим сообщением прислал фотографию небольшой картины в чёрной рамке. На ней в квадрате — два искажённых лица, женское и мужское, в плену у жёлтых линий. Меж ними — перегородка в виде линии чёрной. И женщина явно боится, что перегородка вот-вот разрушится и ей станет больно: раскрыла беззащитный алый рот с двумя зубами, с глаз — чёрные слёзы, а у мужчины изо рта язык тянется, такой же по цвету, как её рот. Две скобочки в конце сообщения придавали ему особый оттенок горькой иронии, но дальнейшего распространения она не получила. Марк просто сказал, что это работа Дали и что он впервые на неё наткнулся — мол, на выставке в Манеже такого точно не показывали. Женя её тоже раньше никогда не видел, и ему было приятно, что такую радость открытия чего-то нового Марк разделил именно с ним. Слово за слово, и вот Марк уже присылал кучу фотографий с той самой выставки, на которую ходил в прошлом феврале. «у этой название вообще огнище», написал Марк, прикрепив кадр: чёрные, жёлтые и красные квадраты — на первый беглый взгляд Жени — чередовались шахматкой, складывались в морду тигра. Следующим сообщением прислал собственно табличку с названием — «Пятьдесят абстрактных картин, складывающихся на расстоянии два метра в три портрета Ленина в виде китайца, а с шести метров превращающихся в голову королевского тигра. Эскиз». «В общем нужно самому на такое смотреть», заключил Женя. И подумал, что, когда Марк приедет в Питер, его обязательно нужно вести по галереям. Тем более по тем, в которых Женя сам ни разу не бывал. «да, типа как круглые скульптуры», согласился Марк. «ну, которые нужно со всех сторон обходить, чтобы изучить», пояснил, и сразу следующим: «Бернини там всякий». Марк рассуждал о скульптурах, а Женя думал про лёд. Про то, как так же, как скульптуры и картины, можно смотреть прокаты, прыжки, элементы — на разных уровнях: с трибуны, по телевизору, или прямо со льда. Пересматривал прокаты Марка и думал о том, как ждёт уже чемпионат России: будут тренироваться на одном льду, можно будет сменить угол зрения. Марк, проносящийся мимо, чтобы зайти на четверной сальхов, — искусство. Такое, которое — при всём уважении — куда ближе, чем «Портрет Гийома Аполлинера» или «Стереотип Наполеона около 44» («смотри, там по центру написано вор!», написал Марк и кинул стикер со Стичем, у которого уже голова кругом пошла, звёздочки вокруг). Вот и получилось так, что в конце декабря они встретились уже совсем другими — очень близкими и очень соскучившимися. Марк чуть не вешался на него, что-то радостно тараторя, когда наконец увиделись: встретились у Исаакиевского, гуляли, сколько по времени было позволительно, а потом вместе поехали до «Юбилейного» на тренировку, и это было так правильно, так хорошо — видеть Марка рядом с собой в родном городе, то и дело касаться его руки, пока никому нет дела, а ещё жалеть, что нельзя обнять ещё нежнее, нельзя поцеловать. На другой день после тренировки Марк всё же зазвал Женю к себе в гостиницу на пару часов: смотрели ещё так друг на друга в номере, выжидая, кто первым не выдержит. Оба не выдержали. Стали вспоминать, каково это — прижиматься губами к губам, дыханием рот в рот. Вспоминать и учиться — и заново, и новому: языками по зубам, язык к языку, до дрожи в ногах странной, подкашиваются, сесть бы, найти опору, не терять равновесие. Находили. Полежали немного — Женя приобнимал Марка, а тот головой лежал у него на плече, и Женя путался пальцами в его кудрявых волосах. Марку так нравилось. — Надеюсь, на соревнованиях мы не будем сдавать позиции во имя друг друга, — посмеялся он. — Ну, подыгрывать, чтобы там… — Конечно, не будем, — не дал ему договорить Женя. Они оба тогда не подозревали, что Марк станет новым чемпионом России, а Женя пролетит мимо пьедестала. Что на показательных вокруг Марка вдруг чаще станет виться, наверное, ярчайшая фигуристка страны, а Марк не будет против. Они будут держаться за руки, смеяться и прыгать, а Женя — Женя, незаметно для себя, сторонился, будто стараясь не мешать. — Ты как? — спросил Марк, заглядывая ему в глаза перед общей фотографией. Женя мягко улыбнулся, лишь бы тот не беспокоился. Если он вообще переживал. Соприкоснулись мысками коньков — фотоаппараты и видеокамеры запечатлели, сохранили навеки. Марк довольный-довольный. Женя — в думах о том, что с чемпионатом Европы и Олимпиадой он в принципе может уже прощаться. Когда обнимались на прощание, Марк сначала рукой по волосам Жениным провёл. Быстро так, бережно, словно поправлял причёску. А потом долго из объятий не выпускал. На следующий день было шоу Тамары Николаевны Москвиной, и Марк старался всё-таки с Женей говорить. Женя ловил слова, но отвечал как-то невпопад: тревога росла и множилась, причин для неё становилось всё больше и больше, любовь к показательным номерам — своему и Марка — не спасала. — Давай погуляем, — шепнул Марк, когда они заходили в раздевалку. Женя промямлил было что-то про родителей и брата, которые ждут дома, но потом подумал: плевать. В пизду все эти отговорки — Марк уедет завтра в Москву, потом в Таллин, в Пекин, и они не будут видеться. А сейчас они тут, рядом друг с другом. Грех не воспользоваться. Гуляли недолго: слишком холодная была идея. Женя и сам уже не понял, как они снова добрели до гостиницы, как он оказался в лифте, в коридоре, в номере; глупое сообщение семье о том, что немного попразднует, смирение в лице домашних и пожелание хорошо провести время, но держать в курсе. Женя не понял, как в своих поцелуях они стали заходить как-то слишком далеко, блуждая руками по телам в попытке зацепиться, устоять, вывезти любой ценой. Женя не понял, как они это друг другу позволили — прятаться под одеялом и доводить друг друга до края, рвано дыша. Рука болела — то ли ещё с шоу, то ли от уже сиюминутных усердий. Марк что-то бессвязно шептал и целовал в подбородок, путаясь во вздохах, и Женя, когда ещё мог уловить ход собственных мыслей, думал о том, что он такой — невозможно прекрасный и очень настоящий. На Новый год желали друг другу не забывать друг о друге, несмотря ни на что. Но уже на чемпионате Европы, на который Женя всё-таки чудом попал, напряжение стало нарастать. Марк общался с Сашей всё больше и больше. Женя всё видел — и уже на показательных сам решил просто с ним не контактировать лишний раз. Всё равно увидятся в номере. Там и поговорят. Женя радовался за Марка, за его золото. Женя переживал по поводу себя. Всё разваливалось на глазах и с ещё большей скоростью — там, внутри — стало рушиться, когда Женя увидел слова у Марка в посте: счастливые моменты с моего первого чемпионата Европы. И фото с Сашей — самое первое. А Жени там нет вообще. В номере Марк ластился, как кот, пытался успокоить, думая, что вся проблема была в очередной Жениной фигурнокатательной неудаче. А Жене не хватало сил признаться в ревности и, что важнее, в том, насколько Марк для него на самом деле важен. Как сильно он в него влюбился. Марк целовал как ни в чём не бывало, Женя старательно делал вид, что всё хорошо, но чувствовалось иначе. То ли тревога, то ли страх — давай просто поспим, я очень устал, я так хочу домой. Женя бы очень хотел, чтобы можно было отключить в себе слёзы на время пролистывания лент соцсетей, — ещё тогда, до Олимпиады. Болельщики неустанно сводили Марка с Сашей в ряде видео, Марк смеялся, но с каждым днём всё неувереннее. Женя следил — по голосовым, по стилю сообщений. В какой-то момент голосовые исчезли в принципе. Марк объяснял это загруженностью, тренировками. В Красноярске жили по разным номерам и сохраняли дистанцию. Женя ещё не знал, что поедет в Пекин. Когда узнал, не понял даже, счастлив он или немного жалеет. В Пекине ночами укрывал Марка от наступившего пиздеца. Он сразу раскрылся совсем с другой стороны. Так сильно переживал и боялся, что хотелось его обнимать долго-долго. Уверять, что всё будет хорошо, даже если и не будет. Днём Марк гулял с Сашей Трусовой, она выставляла их фотографии в китайскую соцсеть, болельщики визжали от восторга, а Женя напрыгивал сальховы и тулупы, стараясь ни о чём не думать. Женя уже всё прекрасно понимал. И на Кубке Первого, и на шоу дальнейших. Фотографии с признанием не стали сюрпризом — сюрпризом стало то, что Марк вообще не собирался это обсуждать. Никак. Они ведь думали изначально, что Женя тоже в Дубай поедет. А потом всё сломалось. И отношения их, и Женя сам, и коммуникация. И от этой недосказанности становилось ещё больнее с каждым днём, с каждым новым роликом, с каждым воспоминанием, совсем невинным или таким, что можно забыть, как нормально дышать. Женя одёргивал руку. Делал выдох, делал вдох. А потом, пытаясь уснуть, то и дело задыхался от собственных слёз по ушедшим дням, жмурился, считал до десяти и убеждал себя, что ему всё это приснилось — и в итоге, наконец, по-настоящему засыпал.